Потом Брайан сделал жест скорби. Траурное гудение, которое он при этом издал, показалось мне не слишком удачным, но норник, похоже, уловил смысл. В ответ он несколько раз повторив одну и ту же последовательность шипящих и щелкающих звуков, в которых я лично ничего не понял.
Со временем приучаешься распознавать речевой рисунок даже в самой кошмарной абракадабре. Почти полчаса подряд Брайан старательно повторял фрагменты только что услышанной последовательности. От усердия у него на лысине выступили крупные капли пота, и я попытался ему помочь, но тут норник, по-видимому, потерял терпение. Средним пальцем он быстро начертил в пыли перед Да Сильвой спичечную человекоподобную фигурку с непропорционально большой головой. Очевидно, именно такими мы им и казались: тонкое туловище, ручки-палочки и огромная, как тыква, голова.
Тут Брайана наконец осенило.
— Они требуют выдачи парня, который застрелил норника, — перевел он. — Им известно, что преступник не понес никакого наказания. Они видели его в поселке. Если мы сделаем это, аборигены обещают оставить нас в покое.
Заявление норника показалось мне вполне разумным. Даже на Земле один народ мог потребовать от другого чего-то в этом роде. Но готовы ли мы удовлетворить подобное требование? Я поглядел на Да Сильву, но ее лицо было абсолютно непроницаемым.
— Передайте ему, что я свяжусь с ними немного позднее, — велела она Брайану. — Пусть ждет меня на этом же месте. Мне нужно подумать. Сумеете ему это растолковать?..
На базу мы возвращались в полном молчании. Расспрашивать Да Сильву о ее планах я не осмеливался. Посоветоваться ей было не с кем: даже по этермейлу сообщение до Земли шло десять лет, до штаба — один месяц, а времени у нас оставалось в обрез. Вся ответственность, таким образом, ложилась на ее плечи.
На вторую встречу с норником Да Сильва отправилась задолго до обеда. На этот раз она взяла с собой одного Брайана — так, во всяком случае, он мне сказал. Меня она не пригласила. Я не видел причин, по которым майор обязательно должна была брать меня с собой, но все равно чувствовал себя уязвленным.
Еще Брайан сказал, что майор решила выдать парнишку-колониста аборигенам и что я должен подготовить медпункт к приему раненых.
Мой пейджер зазвонил перед самым обедом. Мне предписывалось быть наготове, и я немедленно включил каскадный сигнал сбора персонала, занятого на других работах, но имевшего медицинскую подготовку. Затем я сохранил на диск отчет, над которым работал, и отправился на плац, служивший центральным сборным пунктом. В коридоре я столкнулся с Да Сильвой. Она куда-то спешила, но, увидев меня, остановилась.
— Надеюсь, у тебя все готово, Фрэнк, — сказала она. — Если нет, то поторопись. Чтобы забрать парня у поселенцев, нам пришлось дать несколько предупредительных выстрелов. Его уже доставили на базу, но вслед за моими людьми сюда выехал целый транспорт с колонистами. Плюс норники… Словом, возможны любые осложнения.
Я, конечно, мог оставаться в медпункте. Скорее всего, мне даже следовало там находиться. Кроме того, я никогда не страдал болезненным любопытством, но сейчас я решил, что должен видеть все своими глазами. Мне казалось — вот-вот должно произойти что-то очень важное для всех нас. Наконец, мне не хотелось, чтобы Да Сильва сочла меня трусом, поэтому я заверил ее, что у меня все готово, и вышел вслед за ней на плац.
Солдаты в срочном порядке занимали позиции на вышках по периметру базы. Решетчатые ворота недавно выстроенного нового защитного ограждения — последнего проекта Боба — были надежно заперты, но сквозь них я видел облако пыли, поднятой вездеходом колонистов. Он находился от базы в полутора минутах езды. С внутренней стороны ограды у будки часового стояли пятеро темно-коричневых норников. В зарослях травы вокруг базы их пряталось, наверное, в десятки раз больше, но сколько я ни вглядывался, так и не увидел никакого движения. Пожалуй, единственным, что выдавало присутствие множества аборигенов, был сильный запах серы.
Еще у ворот стоял взвод вооруженных солдат; щитки на их шлемах были опущены. Остальные разместились у пулеметов на наблюдательных вышках и плоских крышах построек.
Вездеход затормозил перед самыми воротами, и с подножек спрыгнули двое поселенцев, одетых в грубые рабочие комбинезоны. Оба были вооружены. Их винтовки отличались какой-то благородной простотой, почти изяществом — особенно по сравнению с автоматами миротворцев, выглядевшими довольно неуклюже из-за множества дополнительных приспособлений. Оружие колонистов даже не казалось смертоносным.
— Мы по-прежнему считаем, что это дело относится к юрисдикции гражданского суда, — заявил один их. — Парень был оправдан. Вы не имеете права забирать его!
— У вас была возможность самим передать арестованного аборигенам. — Да Сильва стояла в метре от решетчатых ворот, слегка поддерживая рукой автомат, висевший на ремне. — Как старший представитель военного командования на этой планете я наделена правом вводить чрезвычайное положение, если колонии угрожает серьезная опасность. А опасность существует, и она более чем реальна. Если мы не выдадим преступника туземцам, нас всех перебьют, и колония прекратит свое существование.
— Норники — животные, а не люди, — последовал ответ. — Они просто убьют парня. На их совести уже есть несколько смертей. Вы должны наказать их, а не воевать с нами!
— Если они животные, следовательно, по закону они не несут вообще никакой ответственности, — парировала Да Сильва, и я подумал, что до сих пор обмен мнениями происходил на редкость цивилизованно. Только автоматы в руках солдат немного портили дело. — Если же они не животные, — продолжила Да Сильва, — значит, у них есть право судить и наказывать каждого, кто совершит преступление на их территории. Выбирайте, какой вариант вам больше нравится.
Она все-таки сумела сбить их с толку. Логика была на ее стороне, и двое поселенцев растерялись, но тут из кузова вездехода стали выбираться остальные. Их было человек тридцать, и все вооружены винтовками или дробовиками. Но когда кто-то из них повернул оружие в сторону базы, раздался короткий лязг — это солдаты с нашей стороны дружно, словно по команде, подняли автоматы, наведя их на толпу.
Некоторое время две группы людей стояли неподвижно, прицелившись друг в друга, и молчали. Потом один из поселенцев крикнул:
— Нас здесь две тысячи! Мы все равно освободим парня!
До этой минуты Да Сильва не шевелилась, но сейчас неуловимо-быстрым движением навела автомат на толпу колонистов — со стороны мне даже показалось, что он сам повернулся в нужную сторону. До этого я как-то не думал, что Анна — тоже солдат и умеет прекрасно обращаться с оружием.
— Еще один шаг, и я прикажу открыть огонь, — пообещала она. — Лучше возвращайтесь по домам и не вынуждайте меня к крайним мерам.
— Если вы выдадите парня аборигенам, его кровь будет на вашей совести! Это все равно что самим убить его!
На несколько секунд стало совсем тихо, и я услышал, как шелестит за воротами трава. Норники, разумеется, наблюдали за происходящим, но я не представлял, что они сумеют понять. Впрочем, они ведь совсем неглупы. Аборигены видели ружья и винтовки и знали, для чего нужны эти штуки.
А потом они встали. Норников были сотни и сотни — серых и черных, с копьями и дубинками; они окружали колонистов и слева, и справа, и сзади. Вся эта странная армия стояла, не шевелясь. Даже изготовившиеся для броска копьеметатели застыли неподвижно. Это была грозная сила. При таком численном перевесе норники могли бы одолеть колонистов с их самодельными ружьями даже голыми руками.
Никто из колонистов не двинулся с места. Никто даже не обернулся. Но по запаху и шелесту травы они наверняка поняли: пути к отступлению отрезаны.
— Нет!!! — внезапно выкрикнул я и поднял вверх руки. Зачем — и сам не знал. Все норники, даже те, кто стоял дальше всех от меня, повернулись и посмотрели в мою сторону, и я почувствовал, что сделал глупость. Глупо было кричать «Нет» — это все равно, что разговаривать на человеческом языке с собакой. Вообще было глупо кричать в такой напряженной ситуации, когда любой пустяк мог спровоцировать стрельбу.
Но мой крик странным образом разрядил напряжение. Несколько колонистов обернулись через плечо, потом по одному, по двое, начали опускать ружья. Какое-то движение слева привлекло мое внимание, и я похолодел от страха, решив, что кто-то из солдат готов открыть огонь — ведь даже хорошо тренированные мальчишки могут поддаться панике. Но никто не стрелял. Автоматы миротворцев по-прежнему были направлены на толпу, и в конце концов колонисты забрались обратно в вездеход, включили мотор и медленно поехали по грунтовой дороге обратно.
Впоследствии я узнал, что все столкновение продолжалось чуть больше четырех минут, но мне они показались часами. Потом ворота базы распахнулись, и аборигены хлынули внутрь. Столько норников сразу я еще никогда не видел. Двое военных полицейских вывели из ближайшего здания семнадцатилетнего подростка-колониста, и норники, как стерегущие стадо овчарки, окружили его со всех сторон, вынуждая выйти из ворот. На случай, если колонисты передумают, с ними отправилась двухместная машина с вооруженной охраной, и вскоре поднятая ею бурая пыль скрыла норников из глаз. Единственное, что я видел, это задний борт машины и подростка — низкорослого, наголо стриженого, лопоухого. Он казался слишком заурядным, чтобы быть главным действующим лицом недавней драматической коллизии, и я поскорей отвернулся.
Впоследствии я узнал, что все столкновение продолжалось чуть больше четырех минут, но мне они показались часами. Потом ворота базы распахнулись, и аборигены хлынули внутрь. Столько норников сразу я еще никогда не видел. Двое военных полицейских вывели из ближайшего здания семнадцатилетнего подростка-колониста, и норники, как стерегущие стадо овчарки, окружили его со всех сторон, вынуждая выйти из ворот. На случай, если колонисты передумают, с ними отправилась двухместная машина с вооруженной охраной, и вскоре поднятая ею бурая пыль скрыла норников из глаз. Единственное, что я видел, это задний борт машины и подростка — низкорослого, наголо стриженого, лопоухого. Он казался слишком заурядным, чтобы быть главным действующим лицом недавней драматической коллизии, и я поскорей отвернулся.
Потом я увидел Да Сильву.
— Вы смелый человек, майор, — сказал я от всего сердца.
— Просто у меня не оставалось выбора, — ответила она, и хотя день выдался прохладным, я разглядел на ее форменном мундире темные пятна пота.
— Не хотите при случае обсудить все происшедшее подробнее, мэм?
Да Сильва улыбнулась.
— Нет. Это было мое решение, Фрэнк; я не хотела бы перекладывать этот груз на тебя.
За последние несколько дней мы как-то незаметно перешли на «ты», хотя на людях я старался соблюдать субординацию.
— А парень точно сделал то, в чем его обвиняют?
Она кивнула.
— Мальчик вообразил себя мужчиной и решил поохотиться.
С этими словами Да Сильва отправилась в главный корпус, так и не упомянув о моей дурацкой выходке, а я побрел к себе в лазарет.
Только по прошествии нескольких часов мне стало окончательно ясно, что я едва не натворил. Той ночью я никак не мог заснуть все думал о том, что из-за меня могла начаться настоящая бойня. Потом я стал размышлять об Анне Да Сильве — ее пристрастиях, увлечениях — и пришел к выводу, что в жизни женщины было не так уж много веселого. Она оказалась, наверное, самым одиноким человеком на базе: коротко сойтись с сослуживцами ей мешали звание и должность, а с гражданским персоналом — возраст.
Но ведь врач, вдруг подумалось мне, не принадлежит ни к тем, ни к другим!
И весь остаток ночи я мысленно репетировал, как приглашу Анну Да Сильву выпить со мной пива, пока наконец не заснул.
Следующие несколько дней прошли внешне спокойно, но напряжение чувствовалось. Миротворцы продолжали патрулировать поселок и конфисковывать оружие, и несколько колонистов сами явились на базу, чтобы сдать самодельные винтовки. Положения повышенной готовности никто не отменял, и я как раз шел в войсковую лавку, чтобы пополнить запас галет, когда мне встретился Боб. От него-то я и узнал, что буквально несколько часов назад парнишку-колониста обнаружили на окраине поселка. Порядком избитый и оборванный, он был жив и относительно здоров.
Услышав эти новости, я решил, что у меня есть повод заглянуть к Да Сильве. Я почти не рассчитывал застать Анну в ее рабочем кабинете, но она находилась там и, по обыкновению, работала за своим столом из натурального дерева. Или делала вид, что работала. Выглядела она, во всяком случае, очень усталой. Я решил не вглядываться в ее лицо слишком пристально, опасаясь заметить следы слез. Не знаю, с чего я вдруг решил, будто майор Да Сильва примется плакать, уединившись в своем кабинете, и все же решил проявить деликатность.
— Я слышал, паренек остался жив! — заявил я самым жизнерадостным тоном.
— Не верится, но факт, — кивнула Анна.
— Ты часом не знаешь, что они с ним делали все это время?
— По словам Брайана, парня заставили собирать еду для семьи, которую он оставил без кормильца. Кроме того, ему придется продолжать в том же духе еще несколько недель — только на этих условиях норники согласились отпустить его живым.
— Тебя это удивляет?
— Можно сказать и так… — Она немного помолчала. — Брайан говорит: норники хотели показать нам, насколько они цивилизованы, хотя… не знаю. Быть может, тебе удастся что-то выяснить, когда они в следующий раз придут к тебе за медицинской помощью. Похоже, ты им нравишься.
Но в том месяце ко мне так и не обратился ни один абориген. В следующие двенадцать недель у меня было только шесть пациентов: все серые и все — с легкими царапинами. Я, во всяком случае, уверен, что это не могли быть раны, полученные на войне. Я перевязал их, и норники ушли.
Однажды утром я обнаружил под дверью лазарета корзину, сплетенную из ярко-красных прутьев. Она была почти такой же, как оружейная перевязь норника, которого мы встретили в степи осенью. Никогда прежде аборигены не делали подобных подношений своему «лечащему врачу». После этого я несколько раз видел норников во время прогулок и даже, как мог, беседовал с ними, но лечиться они больше не приходили. Корзинка оказалась их прощальным подарком.
Один из норников объяснил мне: они «ждут, чтобы наблюдать за чужими», но я так и не понял, что он имел в виду.
Воевать между собой норники перестали. Возможно, теперь мы стали их общим врагом, и когда они с нами разделаются, то возобновят свои территориальные споры, словно нас никогда не существовало. Да Сильва оказалась права — норников были миллионы против нескольких тысяч людей, поэтому, если они решат с нами покончить, численное преимущество будет на их стороне.
Я до сих пор иногда выпиваю с Бобом, но большую часть времени теперь провожу с Анной. Она готовит превосходное гоанское карри. Ее предки — выходцы именно из этой португальской колонии на западном побережье Индостана, и я могу вкусить старой колониальной жизни, когда мне этого захочется. Впрочем, это блюдо напоминает мне и о том, чем в конце концов могут обернуться для завоевателя его поползновения. Кстати, Анна убедила меня послать запрос на Землю относительно моей матери.
Частенько я навещаю поселки норников, расположенные в лесу в пяти километрах от базы. Во время таких визитов я стараюсь узнать как можно больше об их физиологии и заболеваниях. К этой работе я отношусь очень серьезно — ведь может настать такой день, когда репутации доброго доктора может оказаться недостаточно, чтобы спасти мою жизнь. Нужно быть хорошим доктором, и я стараюсь. На данный момент я лучший в мире специалист по болезням норников, поскольку другого все равно нет.
И последнее. Я решил убрать земной календарь с экрана моего органайзера. Пусть теперь банк сам считает мои проценты.