Ганнон огляделся по сторонам – повсюду мертвые тела, тысячи и тысячи. Они лежали по отдельности и вместе, грудами, всех рас и цветов кожи, существующих под солнцем, связанные вместе бесстрастными объятиями смерти. Ливийцы. Галлы. Иберийцы. Балеарцы и лигурийцы. Римляне и их союзники, соединенные смертью, как прежде – жизнью. И повсюду кровь. На людях, оружии, шлемах и штандартах. Даже земля пропиталась кровью, словно сами боги спустились ночью с небес и раскрасили все вокруг в алый цвет.
Завороженный, Ганнон мрачно посмотрел на ближайшие тела. Сквозные и рубленые раны, отсеченные конечности, выпущенные наружу внутренности. У некоторых были отсечены головы. Они лежали лицом вниз, на боку и на спине, с открытыми ртами, а вокруг роились тучи мух. Сильнейшая вонь мочи и дерьма наполняла воздух. С нею мешался медный вкус крови и легкий запах тления – тела уже начали разлагаться. Как тут будет пахнуть к концу дня, он и представить себе не мог.
Вдалеке Ганнон видел трупы лошадей – очевидно, там произошло конное сражение. Если немного напрячься, можно было услышать жалобное ржание лошадей, некоторые животные еще были живы. Его охватило отвращение. Их следовало прикончить, но весь день уйдет на то, чтобы отыскать своих еще живых солдат, а также убить вражеских, чьи души еще не отправились в Гадес.
Ганнон услышал крик, который тут же прервался. Его внимание обратилось к фигурам, двигавшимся среди мертвых. Это были галльские женщины, убивавшие раненых римлян и искавшие своих уцелевших соплеменников.
«Отец! – подумал он. – Бостар, Сафон…»
Разбудив Мутта, Ганнон приказал ему принести воды из реки и отыскать какой-нибудь еды.
– После этого начинайте искать наших оставшихся в живых солдат. Принесите их сюда и постарайтесь помочь. Позднее мы отнесем их в лагерь.
– А что делать с еще живыми римлянами? – спросил Мутт.
– Ты знаешь, что с ними делать.
– Да, командир. – Лицо помощника оживилось. – Ты собираешься отыскать отца и братьев?
– Да.
– Боги позаботились о том, чтобы они уцелели, командир.
Ганнон бросил на Мутта благодарный взгляд и оставил его выполнять приказ. Ближе всего к их фаланге находился Сафон, поэтому юноша направился к его позиции и обнаружил брата возле груды римских трупов, где тот отдавал своим солдатам такие же приказы, как и он сам.
– Ганнон! – На лице Сафона появилась широкая улыбка. – Ты жив!
– Рад тебя видеть, брат! – Несмотря на разногласия, его сердце наполнилось радостью. Он опустился на колени рядом с Сафоном, и они обнялись. – Ты ранен… Что-то серьезное?
– Ничего страшного. – Старший брат нахмурился. – Последний римлянин, которого я прикончил, достал меня, уже умирая. Этого не должно было случиться, но я устал.
– Да, в конце мы все еле передвигали ноги, – сказал Ганнон. – Какой удивительный вчера был день!
– Имя Ганнибала войдет в историю, – сказал Сафон.
– Вне всякого сомнения, – согласился Ганнон.
Теперь Ганнибал уже не мог совершить ошибки в его глазах.
Они оба немного помолчали, наслаждаясь этими мыслями.
– Ты видел отца и Бостара? – спросил младший брат.
– Пока нет, но я послал солдата, чтобы тот их отыскал.
Ганнон встал.
– Тогда и я попытаюсь их найти.
– Пусть Эшмун приведет тебя к ним как можно скорее. Сообщи мне, когда что-то узнаешь.
– Обязательно.
Ориентируясь по горной гряде, Ганнон начал медленно пробираться вдоль поля боя. Именно на этом участке сражалась и погибла бóльшая часть легионеров. На каждое тело карфагенского солдата приходилось не менее полудюжины трупов римлян. Многие еще были живы. Некоторые, в том числе и римляне, протягивали к нему руки, умоляя о глотке воды. Другие просили прекратить их страдания.
Ожесточив сердце, Ганнон решительно шагал дальше. Трупы римлян заставили его вспомнить о Квинте и Фабриции. Ради Аврелии и дружбы с Квинтом он надеялся, что они выжили. Повсюду юноша видел группы галлов и иберийцев – очевидно, они провели здесь всю ночь, пытаясь отыскать что-то ценное у мертвецов. Регулярно раздавались крики боли – галлы и иберийцы не отказывали себе в удовольствии помучить еще живых врагов. Ганнон не одобрял подобных действий, но такое поведение считалось нормой, поэтому он отворачивался и шел дальше.
Вскоре юноша добрался до противоположного фланга, где располагались ливийцы. Группы усталых солдат обменивались мехами с водой и негромко переговаривались. Ганнон почти побежал к первой такой группе.
– Я ищу Малха, – сказал он, оказавшись рядом с ними. – Или Бостара, который командовал фалангой.
– Должно быть, ты один из сыновей Малха, командир, – сказал бородатый ливиец с крючковатым носом.
– Да, я Ганнон. Ну?
– Я не видел Малха со вчерашнего дня, командир, но Бостар был здесь, говорил с нашим старшим офицером.
Сердце Ганнона запело от радости.
– И где он?
– Когда я в последний раз его видел, он шел туда. – Солдат указал налево. – Там расположена фаланга Малха. Примерно в ста шагах.
Ганнон улыбнулся, радуясь тому, что найдет сразу отца и брата.
– Спасибо.
Юноша, насколько ему позволяла усталость, поспешил в указанном направлении. Боги, как ему хотелось напиться сегодня ночью с Бостаром! И с Сафоном… Он ухмыльнулся. И, после такой грандиозной победы, отец должен к ним присоединиться…
Счастливые мысли исчезли, когда он узнал Бостара. Его брат стоял на коленях, спиной к Ганнону. Перед ним на земле лежало тело. По опущенным плечам Бостара Ганнон сразу все понял.
– Нет. Пожалуйста… Отец!
Юноша мгновенно преодолел разделявшее их расстояние, и все внутри у него сжалось, когда он увидел окровавленное тело отца. Не оставалось никаких сомнений, что Малх мертв. Ганнон застыл, на него накатила волна гнева.
Бостар повернул к нему голову, и Ганнон увидел, что по его щекам, покрытым запекшейся кровью, текут слезы. Однако уголки его губ приподнялись, когда он заметил Ганнона. Бостар встал.
– Брат!
Ганнон оторвал взгляд от тела отца и посмотрел на брата. Они крепко обнялись. Оба плакали, не пряча своего горя.
– Сафон жив, – через некоторое время прошептал Ганнон.
Бостар напрягся.
– Это хорошо, – сказал он после короткой паузы.
Прошло много времени, прежде чем они разомкнули объятия и повернулись к отцу. Несмотря на несколько ужасных ранений, лицо Малха оставалось безмятежным. Казалось, он помолодел.
– Он бы не хотел другой смерти, – печально, но с гордостью проговорил Ганнон.
– Согласен. Его люди сказали, что римляне уже побежали, когда он получил смертельное ранение. Так что он знал о нашей победе.
– Возможно, именно по этой причине его лицо выглядит таким умиротворенным, – удивленно сказал Ганнон.
– Думаю, так и есть. Когда он понял, что план Ганнибала сработал, смерть пришла к нему как освобождение. Отец никогда в этом не признавался, но после маминой смерти он хотел поскорее оказаться рядом с нею. Ты помнишь, как он изменился, когда она умерла?
– Да, – прошептал Ганнон. Аришат, их мать, была светом жизни их отца. – Мне всегда казалось, что с ее смертью в нем что-то сломалось.
– Теперь они снова смогут быть вместе.
– Это утешает – так думать о них.
Ганнон почувствовал, как часть его скорби рассеивается.
Прощай, отец. Привет, мама. Присматривайте друг за другом.
– Они будут наблюдать за нами, когда мы пройдем торжественным маршем после победы над Римом, – добавил Бостар, положив руку на плечо брата.
Ганнону эта мысль понравилась. Все вдруг встало на свои места.
– Ну, и каким теперь будет следующий ход Ганнибала?
– Я не уверен. Если честно, брат, сейчас меня это не особенно занимает. После того что мы сделали вчера, каждый римлянин будет ходить под себя в ответ на любые наши действия. А сейчас нам нужно помянуть отца и других погибших товарищей, а также отпраздновать победу.
– Верно. Думаю, отец хотел, чтобы мы отпраздновали победу, – сказал Ганнон. – Еще до того как я тебя нашел, я думал, что он присоединится к нам, и мы вместе выпьем…
Бостар рассмеялся.
– Знаешь, ты, наверное, прав – на этот раз он бы присоединился к нам. Мы поставим для него сегодня полную чашу, верно?
Сглотнув комок в горле, Ганнон кивнул. Их отец никогда не будет забыт – как и их победа, добытая на этом кровавом поле.
Глава 19
Капуя, два дня спустя
Стенания начались сразу после рассвета. Сначала несколько отчаянных криков – первые семьи узнали о гибели любимых сыновей, отцов и братьев. Однако очень скоро к ним присоединились десятки новых голосов, а потом и сотни. Аврелия, которая уже проснулась, чтобы покормить Публия, встревожилась и вместе с ребенком, продолжавшим сосать грудь, вышла во двор. Здесь крики звучали громче, что обеспокоило ее еще сильнее, и Публий расплакался. Пока Аврелия пыталась его успокоить, из спальни вышел полуодетый Луций, выглядевший рассерженным и взволнованным. Почти все рабы собрались возле дверей кухни, они перешептывались и бормотали молитвы. Вскоре рыдающих голосов стало больше, и у Аврелии появились плохие предчувствия.
– Верно. Думаю, отец хотел, чтобы мы отпраздновали победу, – сказал Ганнон. – Еще до того как я тебя нашел, я думал, что он присоединится к нам, и мы вместе выпьем…
Бостар рассмеялся.
– Знаешь, ты, наверное, прав – на этот раз он бы присоединился к нам. Мы поставим для него сегодня полную чашу, верно?
Сглотнув комок в горле, Ганнон кивнул. Их отец никогда не будет забыт – как и их победа, добытая на этом кровавом поле.
Глава 19
Капуя, два дня спустя
Стенания начались сразу после рассвета. Сначала несколько отчаянных криков – первые семьи узнали о гибели любимых сыновей, отцов и братьев. Однако очень скоро к ним присоединились десятки новых голосов, а потом и сотни. Аврелия, которая уже проснулась, чтобы покормить Публия, встревожилась и вместе с ребенком, продолжавшим сосать грудь, вышла во двор. Здесь крики звучали громче, что обеспокоило ее еще сильнее, и Публий расплакался. Пока Аврелия пыталась его успокоить, из спальни вышел полуодетый Луций, выглядевший рассерженным и взволнованным. Почти все рабы собрались возле дверей кухни, они перешептывались и бормотали молитвы. Вскоре рыдающих голосов стало больше, и у Аврелии появились плохие предчувствия.
– Что случилось?
– Я не знаю, – коротко бросил Луций.
Он явно уходил от ответа. Аврелия предполагала, что могло быть причиной плача, но, как и муж, боялась произнести страшные слова вслух.
Над головами у них раздался оглушительный грохот, и все посмотрели вверх. С запада надвигались черные тучи, принесенные крепчающим ветром. Снова грянул гром, и они встревоженно переглянулись. Это было плохим предзнаменованием. Гром показался Аврелии угрожающим. Кто-то из рабов начал плакать.
– Молчать! – рявкнул Луций. – Прочь с глаз моих. Принимайтесь за работу. – Рабы поспешно разбежались, повинуясь указаниям Статилия. – Я постараюсь выяснить, что вызвало тревогу, – мрачно сказал муж.
Аврелия почувствовала, как ее охватывает паника.
– Лучше пошли Статилия.
Он не обратил внимания на ее слова.
– Закрой все двери после того, как я уйду. И до моего возвращения никого не пускай в дом.
Она не стала спорить. Луций редко выглядел таким решительным.
– Будь осторожен, муж мой, – прошептала она.
По его губам пробежала короткая улыбка, и он скрылся в таблинуме, потребовав на ходу, чтобы ему принесли меч. Аврелия смотрела ему вслед, охваченная страшными предчувствиями.
Ожидание получилось страшным. Шум снаружи усиливался, и его не могли заглушить даже раскаты грома. Аврелия различала плач женщин, гневные крики мужчин, вопли детей и рев мулов. Даже после того, как начался дождь, жуткие звуки не прекратились. «Наверное, такой грохот стоит в Гадесе», – подумала Аврелия. По спине у нее пробежал холодок, и она никак не могла успокоить Публия. Он больше не хотел есть, обычные колыбельные не помогали, ребенок плакал не переставая. В конце концов, Аврелия унесла его в замкнутое пространство колоннады, где было немного тише. Там мальчику стало лучше.
Потом кто-то начал отчаянно стучать во входную дверь, и Аврелия испугалась. Но тут она узнала голос Луция, который требовал, чтобы ему открыли, и она поняла, что это не демоны пришли за ней, но продолжала дрожать, когда Статилий побежал, чтобы впустить хозяина. Через мгновение появился муж. Он промок до нитки, а на лице появилась такая усталость, словно он провел под открытым небом целый день.
Аврелия с Публием на руках вышла его встретить. К счастью, ребенок наконец смолк. К горлу молодой женщины подкатила тошнота, но она с трудом с ней справилась. Муж и жена молча приближались друг к другу. Когда Аврелия подошла совсем близко, она увидела, что Луций плачет.
– Они потерпели поражение, да? – произнесла она вслух немыслимое – то, о чем думала все утро, с того самого момента, как услышала крики и плач. – Ганнибал победил?
Луций механически кивнул, словно его опоили наркотиками.
Если б Аврелия не держала на руках Публия, она упала бы.
«Спокойствие, ты должна сохранять спокойствие», – сказала она себе.
– Расскажи.
– Сразу после рассвета у ворот города появились два посланца, которые потребовали встречи с магистратами. Затем было сделано заявление на Форуме. Сразу поползли слухи, но мне удалось поговорить с одним из магистратов. Он разумный человек, поэтому его изложению событий можно доверять. Два дня назад пришла очередь Варрона руководить армией. Он был полон решимости начать сражение, хотя Павел хотел подождать, чтобы найти более удобное место, – монотонно заговорил Луций. – Варрон форсировал реку Ауфид и построил свои легионы единым целым. Армия Ганнибала стояла напротив. Наши солдаты атаковали врага по центру, кавалерия поддерживала их с флангов.
Варрон намеревался разбить гуггов одним могучим ударом, а потом уничтожить остатки рассеявшейся вражеской армии. Наша кавалерия должна была прикрывать пехоту с флангов. Однако все пошло вопреки планам. Всадники Ганнибала атаковали с двух сторон. Им сразу удалось обратить римскую кавалерию в бегство, а союзная кавалерия не смогла оказать сопротивление жутким нумидийцам Ганнибала. Мы обладали таким огромным преимуществом в пехоте, что это не должно было иметь значения – в теории. Беда состояла в том, что у Ганнибала имелся общий план сражения, а Варрон не смог его предвидеть.
Самые слабые войска Ганнибала находились в центре; он выстроил их так, что линия фронта оказалась выгнутой в нашу сторону. Когда сражение началось, враги стали медленно отступать. Но когда легионеры продвинулись вперед и оказались на одном уровне с солдатами Ганнибала, он отдал приказ своим флангам, где находились ветераны-ливийцы, атаковать легионы сбоку. Одновременно основные силы его кавалерии напали на нашу пехоту сзади.
Аврелия похолодела.
– А где была наша кавалерия? Кавалерия римлян?
– Ее отбросили или уничтожили. – Луций посмотрел ей в глаза. – Мне очень жаль, Аврелия.
Отец! Гай!
Ей пришлось опереться о колонну, чтобы устоять на ногах. Однако взгляд мужа оставался твердым, и это позволило ей сохранить хладнокровие.
– Продолжай. Я хочу знать все. Каковы наши потери?
– Никто не знает наверняка. После захода солнца один из трибунов послал группу всадников, чтобы они рассказали Сенату, что произошло. Судя по всему, Варрону удалось добраться до Венузии с несколькими тысячами легионеров. Другие отправились в Канузий. Кроме того, легионеры разбежались в разные стороны. Пройдет много дней, прежде чем удастся подсчитать потери.
– Сколько солдат мы потеряли? – повторила Аврелия.
– Тридцать тысяч, возможно, больше, – тихо ответил Луций. – Так думают вестники.
У Аврелии закружилась голова. Ей вдруг показалось, что кто-то сильно ударил ее в живот.
– Значит, Квинт мертв. – Она больше не могла контролировать свои чувства. Прижимая к себе Публия так, словно его хотели у нее отнять, женщина разрыдалась. Испуганный ребенок тут же присоединился к матери. Луций шагнул к ней, но она отмахнулась от мужа. – Как боги могли так со мной поступить? – закричала она. – Сразу забрать трех самых важных людей в моей жизни? Будь они прокляты за свое вероломство! Будь они прокляты за то, что никогда не слушают наши мольбы!
– Аврелия! Нельзя говорить такие вещи! Это навлечет на нас несчастья… – Луций пришел в смятение.
– Несчастья? – закричала Аврелия. – Какие несчастья могут быть хуже того, что ты мне сейчас рассказал? Вот что я думаю о богах! – Она с яростью сплюнула на пол.
И почти сразу пожалела о сказанном. Но было уже поздно.
– Молчи, жена! Возьми себя в руки, или я это сделаю за тебя. – Вены на шее Луция покраснели и стали точно натянутые веревки. – Ты меня поняла?
Аврелию ошеломила сила его гнева.
– Да, – прошептала она.
– Возвращайся в свою комнату и займись моим сыном. В этом состоит твоя задача, а не в том, чтобы призывать гнев богов на мою семью и дом.
Рыдающая Аврелия сбежала от его ярости. Какое безумие заставило ее произнести такие слова? Она – всего лишь человек, приговоренный принимать то, что уготовили для нее всемогущие божества. Бессмысленно бросать им вызов, к тому же это может лишь испортить ей жизнь. Однако какая-то часть ее сознания продолжала повторять: разве может быть еще хуже? Отец мертв. Квинт мертв. Гай мертв. Наша армия уничтожена. Она никогда об этом не узнает, но и Ганнон наверняка убит. И теперь Ганнибал и его армия смогут сделать с Республикой все, что пожелают…
Публий зашевелился в ее руках, у нее дрогнуло сердце, и Аврелия вернулась к реальности. Это маленькое существо – самое драгоценное из всего, что было и есть в ее жизни. Она беззвучно начала молить богов о прощении. Пожалуйста, не отнимайте у меня ребенка. Простите мой грех, я совершила его, погрузившись в глубины отчаяния. Никогда больше такие слова не слетят с моих губ. Я принесу вам щедрые жертвы. Аврелия молилась долго и искренне – как никогда прежде в жизни.