Сестры печали - Андрей Гребенщиков 15 стр.


– Тыковка, любовь моя, – льстиво треплю холку нашему транспортному мутанту, – будь осторожна: не спеши, звук не обгоняй, скорость света не превышай, за пределы разума не выходи! И мы тихой сапой докатимся до равнины, ладушки?

«Ладушки» застревают поперек горла: Броня подходит к краю склона, и я вижу то, что видеть не могу! По склону ползет мерцающая желто-оранжевым огоньком снегоуборочная машина и посыпает очищенную от снега трассу песком. Мои глаза выпрыгивают прочь из орбит, приходится придерживать их пальцами.

– Вашу Глашу! – говорю с невероятным трудом, отпавшая челюсть всячески препятствует членораздельной речи. – Зум, мальчик мой, скажи, мы вместе галлюцинируем?

– Если ты наблюдаешь дорожную технику, – Зулук больше не истерит, отчетливо слышу радостные нотки в кардинально изменившемся голосе, – то ты чертов бредовник! Мать твою!

– Грузовик со снегоуборочной лопатой, проблесковым маячком на кабине и сыплющимся из жопы песком, так? – на всякий случай уточняю, смысла в этом никакого, но молчать сейчас невозможно.

– Это еще не все, – маркиз загадочно улыбается.

Он прав, далеко впереди, в самом конце спуска, виден еще один источник мерцающего света. Только другого оттенка – радикально красного. И синего. Красный—синий, красный—синий… Светомузыка завораживает.

– Зу, я попал в твою шизофреническую фантазию? Сделай одолжение, дай мне побыть в ней подольше.

Зулук ржет, как сбрендившая от счастья лошадь и я не виню его: готовившийся к неизбежному человек получил шанс на жизнь. Моя эйфория не столь шумна и откровенна, но я тоже рад цветастым глюкам. Они не злые, не предвещают беды, не таят в себе опасности – это знаю я, это знает маркиз де Шиз. У данного знания нет никакого объяснения, но разве удача требует объяснений?

Зверь проверяет очищенную от снега дорогу: «контрольная» лапа не скользит по наледи, заботливо рассыпанный песок обеспечивает неплохое сцепление. Шаг, еще шаг, и мы осторожно спускаемся под углом, совсем немного уступающим сорока пяти градусам. Крутое местечко – в самом поганом смысле слова.

Броня идет плавно, без рывков, не проскальзывая и не теряя почву под «ногами». Я боюсь представить, что бы мы делали без… не могу подобрать правильное прилагательное к спасшей нас «снегоуборке» – призрачная, глюковая, нереальная? Пофигу, хоть трансцендентная, смысл от этого не меняется: ОНО НАС СПАСЛО.

– Зул, я после олимпийских богинь на заправке зарекся чему-нибудь удивляться. Скажи, коллега по «мультикам», чего мне сейчас делать с этим зароком?

– Забей его поглубже в беспросветность, – совершенно не теряется Сумасшедший Люк.

Грубый совет, от субъекта с интеллигентным диагнозом «шизофрения» невольно ждешь чего-то менее вызывающего.

Зверь движется в темпе «почтовой улитки», недавно порожденной моей фантазией. Медленно перебирает лапами, ежесекундно ожидая от коварного покрытия самого поганого подвоха. Я благодарен Броне за терпение и осторожность, стоит «полноприводному» мутанту споткнуться или потерять равновесие, и то, что называется легкомысленно-детским термином «полет кубарем», размажет нас в лепешку.

Снегоуборка, достигнув равнины и поравнявшись с источником конкурирующего мерцания, идет по большому диаметру на разворот – если мне не изменяет память, там незадолго до войны организовали круговое движение, часть потока прямиком шла на Суксун, другая по свежепостроенному кругу уходила на скоростную объездную – и теперь бьет неотрегулированным головным светом прямо в глаза. Она еле-еле ползет в горку, а задранные кверху фары нещадно слепят нас.

– Помогите! Хулиганы зрения лишают! – Зулук жмурится и беззлобно цитирует доисторический фильм. Как ни напрягаю мозг, вспомнить кино не получается. Проклятый склероз, отличный ведь был фильм, из разряда «на века». Не вышло на века, современники заработали ядерную амнезию, а потомкам культурное наследие сгинувшей цивилизации по барабану. Если они еще в курсе, что такое «барабан»…

Ругаю себя за бубнеж и неуместное в моем возрасте старческое ворчание. Потомки, если уж совсем честно, не виноваты, не они просрали… Стоп, отменить самобичевание, наслаждаться чудом спасенным бытием!

С машиной мы встречаемся на середине горы, наши скорости, над которыми посмеются даже «прибалтийские черепахи» – мифические земноводные из забытого фольклора, – примерно равны. Снегоуборка сигналит нам дальним светом, то ли приветствуя, то ли по доброй водительской традиции предупреждая о дежурящих внизу гайцах.

– Нам подозрительно «везет» на полицейские посты, – Зулук напрягает зрение, вглядываясь в непрекращающуюся красно-синюю иллюминацию из предгорья. Ночевка близ гаишного «стационара» на границе областей, теперь засада здесь… У тебя все штрафы из прошлой жизни оплачены?

Что на такое ответишь? Вот я и молчу, но вскоре ловлю себя на том, что перебираю в уме список автогрехов. Ну, дурдом!

– На чем ты ездил до войны? – еще один вопрос невпопад.

– На «японцах», – спуск долог, а молчаливое ожидание неизвестности изводит и без того напряженные нервы. Я включаюсь в глупый беспредметный разговор.

– На косоручках?

– Нет, на нормальных.

– А я на «фашистах». Люблю немецкую «классику»… вернее, любил когда-то.

– Тоскуют руки по рулю?

– А ноги по педалям, – печально ухмыляется «фашистолюб». – Говенное нынче время, да? Ни тачек крутых, ни баб сисятых.

– Не богат Пояс Щорса на фигуристый женский пол?

– Я не из Пояса.

Я прикидываю, удивляться ли мне очередному нежданному откровению от Сумасшедшего Люка, и решаю, что не стоит. Вчера я беседовал с Госпожой Смертью, какое теперь мне дело до мирских забот…

– Витек выдернул не только тебя из глубокой вонючей задницы, – Зулуку тяжело даются неприятные воспоминания. – Но я ему понадобился, и вот мы верхом на динозавре мчимся навстречу постъядерным гаишникам… Скажи, солдатик, ты уверен, что я здесь единственный сумасшедший?

– Определенные сомнения начали не так давно появляться, – задумчиво трясу головой, набитой разными, но в основном дикими мыслями. – Однако для сохранения остатков здравого смысла предпочитаю себя причислять к адекватной части нашего географического сообщества.

Проблесковый маячок неумолимо приближается. На самом деле, приближаемся мы, как мотыльки на запретный и, не дай бог, убийственный свет. Как ни крути, а встретить в тридцать третьем году двадцать первого века экипаж ДПС – примета весьма сомнительного свойства. К хорошему подобные встречи не приводили, по крайней мере, в памятном прошлом.

– За превышение нас точно не штрафанут, – с неуверенной ухмылкой на устах рассуждает маркиз. – За тонировку тоже.

– У нас беда с госномером, техосмотром и страховкой, – подключаюсь я. – Головной свет опять же не горит; один из водителей не может быть допущен к управлению транспортным средством по состоянию психического здоровья…

– И пристегнуться не мешает, – Зулук довольно хмыкает. – Запастись огнетушителем и аптечкой…

Я спрашиваю о наличии прав категории Х, позволяющей управлять динозаврами, и высказываю обоснованное сомнение в том, что мы пройдем весовой контроль по всем осям.

Зул не выдерживает и начинает громко ржать. Все-таки нам не страшно, это эйфория, черт ее побери.

Очень скоро различаю на обочине старенькую «девятку», раскрашенную в фирменные гаишные цвета – синий и белый. Мерцающая на ее крыше «люстра» освещает окружающее пространство нереальными цветами, и отражающий сияние снег окрашивает воздух попеременно в красный и синий муар, превращая его в непроходимый вязкий туман. Ранние сумерки только подчеркивают потустороннюю мистику происходящего, смех застревает где-то внутри…

Жезл, непременный атрибут любого гаишника, не преграждает наш путь, но указывает другое направление.

– Суксун закрыт, – слышу я голос. Рядом с жезлом материализуется из тумана желтая форменная жилетка, но самого полицейского рассмотреть не могу, стробоскоп неугомонного маячка давит на глаза, заставляет отводить взгляд. – Идите в обход.

Зверь послушно сворачивает с прямой дороги и по кольцу трусит налево.

– Удачи! – слышу я вслед и невольно кошусь в боковое зеркало. На один короткий миг кажется, что жезл приветливо машет нам, провожая, но уже в следующее мгновение зеркальная поверхность подергивается чернотой. Сзади ничего нет и не было… Нога тянется к газу.

Меня колотит, неудержимая дрожь бьет, выворачивая мышцы, – нет никакого зеркала, нет газа, нет… Мы переглядывается: бледный Зулук белее белого, не уверен, что я сильно отличаюсь от него. Мы понимаем друг друга и потому молчим. Десять минут, полчаса…

– Нас спасли, да?

– Морок… помогающий странствующим безумцам, – Люк кусает губы. – Странный союзник для странных людей.

Я соглашаюсь с ним, кто лучше сумасшедшего расскажет о сумасшествии…

– Нас спасли, да?

– Морок… помогающий странствующим безумцам, – Люк кусает губы. – Странный союзник для странных людей.

Я соглашаюсь с ним, кто лучше сумасшедшего расскажет о сумасшествии…

Бро́ня нервничает, то ускоряет шаг, то подолгу застывает на одном месте, а потом срывается на бег.

– Она ушла с Фарватера, – объясняет маркиз. – Это может плохо для нее кончиться.

Это может плохо кончиться для нас, Зулук слишком деликатен для такой лицеприятной правды.

– Скоро объездная и суксунский выезд пересекутся, – успокаиваю прежде всего себя. – И никуда фарватер от нас не денется.

Мы идем горами, вверх-вниз, поворот, спуск, подъем, еще поворот. Дерьмовый маршрут для психованного динозавра. Не знаю, ощущает ли это Зул, но Броня уже на грани нервного срыва. Кто бы мог подумать – однотонный клубок оголенных нервов…

Зверь справляется – и с дорогой, и с самим собой. Я не вижу, когда сходятся две дороги – снег и подступающая ночь не лучшие друзья навигатора, – но животное постепенно успокаивается, обретает утраченную уверенность. Все хорошо, родная, ты молодец.

Глава 12 Недолгий визит

Донская понравилась Летиции. Большая ухоженная станция с лестничными маршами и широкими балконами, мирным, не выглядящим измученным населением и шныряющими повсюду бойкими детьми. А еще здесь не экономили на освещении, Дон был обласкан добрым электрическим солнышком, и все его немалое видимое пространство ничего не ведало о мраке и тени.

– Пойдем, познакомишься с моим племянником, – Кузнецов галантно подхватил ее под руку и повел по лестнице на «второй этаж» станции. Пройдя по длинному балкону, они свернули в небольшой зал-закуток и оказались перед дверьми с вывеской «Антиквариат»

– Твоя резиденция? – догадалась девушка.

– Магазин, офис, жилище – три в одном, – с едва уловимым оттенком гордости уточнил донской антиквар. – Прошу.

За прилавком стоял молодой человек примерно одного с Летицией возраста. Он не походил на своего дядю, но одет был столь же аккуратно и дорого, а внешность имел весьма привлекательную для противоположного пола: светлые волосы, знающие о шампуне не понаслышке, стандартно бледная, но нестандартно здоровая кожа, белозубая улыбка, не широкая, как на старинных фотографиях с никому нынче не известными «знаменитостями», но открытая и очень симпатичная, а также умные, чуть озорные глаза.

– Ник, это Лю, наша гостья. Займи ее чем-нибудь, мне нужно отойти на час-другой. Но сразу предупреждаю: никаких шашней, флиртов, заигрываний и прочей дури! Девочка опасна, изворотлива и крайне хитрожопа. Лю, я правильно излагаю?

Летиция давно не интересовалась сверстниками, предпочитая мужчин поопытнее, но сегодня на лучезарные улыбки в адрес молодого человека не скупилась.

– Мне не совсем нравится формулировка «хитрожопа», она отвлекает от основной черты моей попы – привлекательности и чертовской соблазнительности, но в целом с тобой не поспоришь. Я коварна, вероломна и чрезвычайно опасна – как и положено любой красивой женщине.

– Ник, – старший Кузнецов не отреагировал на эскападу Летиции, – дама голодна, можешь закрыть магазин на полчаса и покормить гостью. Только без алкоголя – тебе еще работать, а девушке… А девушке нужно быть готовой в любой момент отправиться на поверхность.

* * *

Вернулся Александр Кузнецов много позже заявленного «часа-другого». Был он хмур, задумчив и явно недоволен. Оставленная молодежь, напротив, пребывала в прекрасном расположении духа – Летиция уже освоилась в антикварном магазине и бойко помогала младшему Кузнецову по хозяйству. И племянник охотно пользовался помощью хорошенькой «доброволицы».

Антиквар от подобной идиллии в восторг отнюдь не пришел и его поганое настроение не поменялось, однако вертящийся на языке вопрос «все ли на месте в кассе?» оставил при себе. Летиция выглядела слишком счастливой и безмятежной для человека в ее незавидном положении, и Кузнецов не стал нарушить это хрупкое мимолетное состояние покоя.

– Детвора, рабочий день объявляю законченным, все мальчики свободны, а девочка пойдет со мной.

– Дя, а мальчику можно тоже пойти с тобой? – Ник, как и любой балбес в его балбесовом возрасте, не испытывал ни малейших теплых чувств к труду, однако сегодня он совсем не обрадовался преждевременному окончанию рабочей смены.

– Нельзя! Твоя Ольга спалила тебя с Лю и теперь мечет громы и молнии…

– Но ничего же не было, мы просто…

– Вот иди и объясняй это своей разъяренной фурии.

Кузнецов повернулся к смущенной и одновременно довольной Летиции:

– А ты за мной, искусительница, блин!

Через черный вход магазина он повел ее какими-то темными, узкими даже для одного человека коридорами.

– Все-таки совратила мне парня? – голос впереди идущего антиквара звучал глухо, но угрожающие нотки слышались более чем отчетливо.

Лю делано возмутилась:

– Это еще неизвестно, кто кого совратил! Твой Никитка еще тот бабник, чувствуется дядина школа…

– Ты зубы не заговаривай, совратила или как?

– Как-как, – надулась Лю. – Подумаешь, немного поцеловались, пообжимались, но тут блонда эта его влетела, шум подняла… короче, все цивильно закончилось, легкий дружеский петтинг и никакого…

– Понял, можешь не продолжать, – кажется, Кузнецов удовлетворился ответом. К тому времени узкие коридоры благополучно кончились и путники оказались у закрытой железной двери. Зазвенели в связке ключи, один из них трижды провернулся в глубокой крестообразной скважине, и замок с громким щелчком капитулировал, пропуская людей.

– Добро пожаловать в мой дом, – Александр сменил гнев на милость и вновь талантливо играл в джентльмена.

– Ни фига себе дом! Это же натуральные хоромы! – Летиция от увиденного пришла в немедленный, слабо контролируемый восторг. Привычная к тесным подземным клетушкам весьма условной площади, она впервые в своей жизни оказалась в роскошных трехкомнатных апартаментах, выполненных в довоенном стиле и обставленных совершенно нескромной мебелью того же исторического периода.

– Охренеть! Ты, должно быть, чертовски богат!

– Если ты про жилплощадь, то это подарок, – Кузнецов недовольно поморщился, что-то вспоминая. – Донская наградила за кое-какие заслуги. А мебель и вся обстановка – ты забываешь мою основную профессию, стыдно антиквару не иметь старинных вещей.

– Не прибедняйся, Кузнецов, я много чего повидала, всяких излишеств и понтов, но ты… ты нереально крут! Метрошные и прочие бандитские царьки нервно курят в сторонке.

Александру были приятны хвалебные речи в адрес его дома. Как он ни пытался спрятать свои чувства, от внимательной Летиции не укрылась гордость хозяина, построившего нечто потрясающее, нечто, вызывающее неподдельный и вполне заслуженный восторг.

– После истории с таможенным минетом я записала тебя в полные говнюки, но ты только что частично реабилитировался. Ни у одного известного мне говнюка нет такой, как ты выражаешься, жилплощади. Видать, для Донской ты сделал что-то действительно стоящее…

– Это было давно, – неужели непробиваемый Кузнецов смутился, Лю не верила своим глазам. Впрочем, он тут же взял себя в руки. – Мне есть чем похвастаться, – антиквар обвел руками окружающее пространство. – И я обязательно это сделаю, но чуть позже, а пока нас с тобой ждет тяжелый, неприятный разговор.

– Не люблю тяжелых и тем более неприятных разговоров, – Летиция напряглась: значит, хороших вестей не будет, а плохие ей осточертели.

– Пойдем на кухню, поможешь мне приготовить ужин.

– Это избавит меня от неприятных разговоров? – без особой надежды уточнила девушка, следуя за хозяином квартиры.

– Нет. Зато позволит выслушать дурные вести не на пустой желудок.

– Слабое утешение, – Лю оглядела небольшую кухню с навесными шкафами, напольной сушкой для посуды, секцией с разделочной доской, отделением для хранения консервированных продуктов, конфоркой с двумя горелками, странной конструкции раковиной… Нечто подобное она видела на старых фотографиях, для полноты эффекта не хватало только бытовой техники – холодильника, микроволновки и посудомойки. Женщины старшего поколения часто вспоминали эти приборы и, громко вздыхая, жаловались, что не умели ценить настоящие чудеса.

– А конфорка газовая? – Летиция не удержалась и блеснула своими куцыми знаниями.

– Газ нынче дорог, – антиквар оценил ее попытку в одну кривую ухмылку. И ничего больше пояснять не стал.

Готовка много времени не заняла: разогретое консервированное мясо с гарниром из двух видов грибов, правда приправленных вкусной, незнакомой девушке специей из древних антикварных запасов, уже через двадцать минут дымилось в тарелках. Сидя за обеденным столом, который располагался тут же, в центре кухни, Кузнецов разлил по хрустальным фужерам напиток цвета благородного дуба и не менее благородного аромата.

Назад Дальше