– А ты куда собралась? – поинтересовался Вовчик у Рины. – Твоя пятерка пока телепортирует от горшка и обратно!
– Зашныровался? Ну и шныруй отсюда! – используя сленг, сказала Рина.
С Вовчиком она давно не церемонилась. Он и по-хорошему не понимал, и по-плохому, и вообще для Рины было загадкой, как он оказался в ШНыре? Может, пчела обозналась?
Затрещали кусты. Сквозь заросли от пегасни проламывался Ул. Можно было и по аллее, но легких путей Ул не искал. Известная пословица в его исполнении звучала бы так: умный в гору не пойдет – умный гору протаранит. Яра бежала за ним, отстав на полшага – бесшумная и легкая.
– Возьмите меня с собой! Я ни к кому не полезу! – крикнула Рина.
Ул вопросительно оглянулся на Яру. Та, помедлив, кивнула.
– Ну хорошо, валяй! Держи меня за руку!.. Чудо! былиин! Мысленно, а то срастемся!
Три вспышки полыхнули одновременно, ослепив Вовчика. Проморгавшись, он встал и зарядил шнеппер.
– Хоть бы раз удалось кого-нибудь грохнуть! – буркнул он и, коснувшись носом сирина, исчез.
Когда Рина вновь собралась в пространстве, первым, что она увидела, был дорожный знак «Москва 145». Знак лежал у нее под ногами, вывороченный вместе со столбиком. Трейлер стоял на лугу метрах в пятидесяти от шоссе. Водительская дверь распахнута. Вокруг со шнепперами рыскали средние шныры, из которых больше всех рвения проявлял Вовчик.
– Лежать! – орал он, выцеливая запасное колесо. – Руки вверх!
Колесо лежало и так, а рук у него не было.
К Улу приблизился Афанасий. Во рту травинка. Вид – мечтательный.
– Йок! – сказал он.
– Что йок?
– Ни ведьмарей, ни Горшени! В одном месте вся трава истоптана. Нашли несколько окурков и обломившийся усик от электрошока гиелы.
– А водитель трейлера?
– Увезли в больницу. Перелом на переломе. Очнулся уже при мне. Говорит: его подрезала красная машина. Он остановился, высунулся и – больше ничего не помнит.
– Можешь не жевать травинку? – поинтересовался Ул.
– Раздражает? Это я так нервничаю! – объяснил Афанасий. Он выплюнул травинку, но через пять секунд, забывшись, потянулся за новой.
Яра забралась в пустой контейнер. Дно выстилала солома. С краю валялись смятые ящики. Яра прохаживалась между ними, осматривала. Наклонилась, что-то схватила. В руке у нее был знакомый кожаный щиток с фигурками.
– Нерпь! Полностью заряженная! – воскликнула она.
– Чья?
Яра поднесла нерпь к свету и посмотрела на изнанку кожи, где аккуратный Кузепыч подписывал фамилии, тщательно затирая старые.
– Кто у нас Дудник?
– Сашка!!! – произнесли Ул и Рина одновременно.
– Переметнулся к ведьмарям, гад! – сквозь зубы процедил Вовчик.
Ул двумя пальцами отвел в сторону его шнеппер.
– Можешь не целиться в каждого, с кем разговариваешь, деятель? Лучше попроси у Афанасия травинку! Заодно и рот будет занят!
Вовчик неохотно опустил шнеппер.
– Чудо! былиин! – сердясь, продолжал Ул. – Я скорее поверю, что Сашка сидит в Горшене и, пытаясь привлечь наше внимание, выбрасывает наружу все, что попадет ему под руку. Ну-ка, чего там еще?
Яра отодвинула в сторону раздавленную коробку.
– Ботинок.
– Опять Сашкин?
Рина кивнула. Последние сомнения отпали. Сашка сидит в Горшене и всеми силами пытается сообщить им, где он. Вот только как он там оказался? Неужели пытался освободить Горшеню и вместо этого попал ему в брюхо? На сердце у Рины потеплело. Глупый милый Сашка!
Яра толкнула звякнувшую дверь и спрыгнула на траву.
– Эй! Никто не хочет объяснить мне это? – звонко крикнула она.
Ул подбежал к ней. Наверху, где один из стальных стержней входил в паз, был вырван хороший кусок металла.
– Ого! – воскликнул Ул радостно. – Есть надежда, что наш великанчик улизнул!
– С чего ты решил? – усомнился Вовчик.
– Ну смотри… Они стали открывать дверцы – и тут Горшеня ударил изнутри. Основной замок они сняли, а эти запоры не смогли его сдержать. Там, где истоптана трава, произошла схватка. Горшеня всех разметал и рванул к лесу.
– Почему именно к лесу?
– Потому что берики чешут лес!.. Иногда полезно смотреть не только под ноги, но и над головой! – спокойно сообщил Ул.
Вдали над лесом, едва различимая, повисла двойка гиел. Изредка то одна, то другая взмывала вверх и, делая круг, возвращалась на прежнее место.
– Где-то там они его потеряли. Видишь, один отмечает точку, а другой пытается искать? В лесу Горшеню фиг найдешь. Он в двух соснах спрячется, как мы в тайге.
– А куда может пойти Горшеня?
– А куда еще? Только в ШНыр.
– А далеко до ШНыра?
Ул посмотрел на Макса.
– К-километров пятьдесят, – заикнулся тот.
– Меньше, – Ул вспомнил вывороченный столбик. – Двадцать… ну пусть двадцать пять! Теперь все решает, кто перехватит Горшеню раньше: мы или ведьмари.
– Зачем ведьмарям Горшеня? – спросила Яра.
– Понятия не имею. Но, видно, нужен, если они решили напасть на нейтрала.
– Водитель б-бывший ш-шныр! – возразил Макс.
Афанасий согласно закивал травинкой.
– Всякий бывший становится нейтралом. Прежде это правило никогда не нарушалось… Если его нарушить, поднимется такая буча… – Ул покосился на шоссе, на котором выстроилась целая цепочка автомобилей. – Поехали, Макс! Смотри, сколько машин собралось, и все глазеют!
Макс забрался в кабину трейлера. Ключи оставались в замке зажигания. Взревел двигатель. Тяжелая машина, переваливаясь, выползла на шоссе и повернула к ШНыру.
* * *Гай тревожно ходил по комнате, резко поворачивая у стен. Секретарь Арно следил за ним глазами, не отпуская ни на секунду, как пес. Головой он при этом не двигал. Белдо, по-старушечьи ахая, мирно раскладывал пасьянс. Когда что-то не сходилось, он, тревожно косясь на Арно, спешно мухлевал, перекладывая карты и снова ахал.
Наверху, в клетках, суетились, хрипло кричали и хлопали крыльями гиелы. Было время вечерней кормежки.
Охрана раздвинулась. В комнату, отдуваясь и промокая платком лоб, втиснулся Тилль. В руке у него был черный мусорный пакет, который он предусмотрительно поставил с краю от коврика.
– Что там? – спросил Гай.
– Головы, – с добродушной, немного виноватой улыбкой, ответил Тилль. – Я велел казнить по одному из каждой участвовавшей четверки. Надо было просто отогнать фургон, а они полезли проверять, на месте ли Горшеня!.. Потом, конечно, стреляли, да где там…
Впечатлительный старичок Белдо достал влажные салфетки и промокнул носик.
– До каких пор ты будешь извиняться головами, Ингвар?.. – хмуро спросил Гай. – Надоело! Найди мне Горшеню!
Тилль покорно повернулся и вышел, сохраняя на лице всю ту же мятную, чуть запыхавшуюся улыбку.
– Пакетик забыли! – крикнул ему вслед Арно.
Тилль послушно вернулся за пакетом.
– У нас остались считаные часы, – вспомнил Гай, следя в окно, как Тилль косолапит к машине.
Белдо аккуратно свернул салфеточку и двумя пальчиками деликатно положил ее на самый краешек стола.
– Это у них остались считаные часы, – сладко поправил он.
Глава 19 ПОЛЕТ ЗИГЗАГОМ
Горшеню искали шестой час, но без малейшего результата. Дважды передовые отряды налетали на ведьмарей, обстреливали их и отходили. Ведьмари стреляли в ответ. Вовчику наконец удалось «бабахнуть». В него тоже «бабахнули» – из шнеппера на излете ему оцарапало щеку. Он ходил гордый и на правах раненого героя приставал ко всем девушкам, доводя Оксу до белого каления.
Рина пропала еще засветло. Она перемахнула через забор, привычно спрыгнув назад. Обратное спрыгивание постепенно входило у нее в привычку. Недавно в Копытове, решив срезать дорогу, она насмешила нескольких юнцов. Еще бы – у них на глазах девица лихо залезла на бетонный забор, зачем-то сиганула обратно и застыла с ошарашенным видом, оказавшись там же, где и была.
– Гавр! – крикнула она. – Гавр!
Гавр, зевая, вылез из-под кабины. Он вечно спал, когда не надо было есть или летать. У гиел нет стадии раскачки – они всегда делают что-то определенное. Болтавшиеся стремена раздражали Гавра, и он рычал на них. В целом же он успел привыкнуть к непонятному горбу, приклеившемуся к нему как пиявка.
Обнюхав Рине руки, Гавр не нашел в них ничего съедобного и с недоумением заскулил. Рина и пища так прочно сплавились у него в сознании, что одно без другого казалось чем-то неправильным. Поразмыслив, Гавр пришел к выводу, что пища спрятана, и стал умильно капать кислотной слюной и валяться на спине. Такой подхалимаж мог продолжаться бесконечно.
– Перестань! Ты должен найти Сашку!.. Нюхай! – сказала Рина, подсовывая Гавру под нос ботинок.
Гавр попятился, и Рина поняла, что проделала это со слишком большим рвением. Спохватившись, она убрала ботинок и вместо него подсунула нерпь.
– Перестань! Ты должен найти Сашку!.. Нюхай! – сказала Рина, подсовывая Гавру под нос ботинок.
Гавр попятился, и Рина поняла, что проделала это со слишком большим рвением. Спохватившись, она убрала ботинок и вместо него подсунула нерпь.
Гавр мельком обнюхал ее и вопросительно вскинул на Рину морду.
– Ищи Сашку! – повторила она.
Игра была Гавру хорошо известна. Они проделывали это многократно: с Сашкой он искал Рину, а с Риной – Сашку. Вот и сейчас Гавр ткнулся носом в листья и, чихая от железистого запаха дождевых червей, уверенно направился в сторону ШНыра. Рина поняла, в чем дело. Предыдущие четыре раза Сашка прятался за поваленным деревом, и хитрый Гавр решил особенно не напрягаться.
Рина просекла хитрость и дернула его за седло. Холка Гавра доставала ей примерно до пояса.
– Нет, так дело не пойдет! Нам с тобой придется полететь!.. Ты не ослышался: полететь! – сказала она, пугаясь оттого, что это сорвалось у нее с языка. Лететь на гиеле, на которой она раньше и в воздух-то никогда не поднималась!
Разумеется, Гавр друг, товарищ и брат, но что помешает ему, при всей его горячей преданности, сбросить ее с высоты десятиэтажного дома, а потом ходить вокруг и поскуливать, недоумевая, почему она не хочет играть дальше?
Другая серьезная проблемища касалась уздечки. Как управлять гиелой?
Рине пришлось смотаться в ШНыр и отыскать в амуничнике старую уздечку. Где-то за час, используя секатор, нож, цыганскую иглу и шило, из старой сбруи для пега она сделала то же самое для гиелы. Ей пришлось проявить смекалку, граничащую с наглостью, потому что ремни не подходили, дырок в нужных местах не было, а трензель рычащий Гавр вообще отказался брать в рот, и в результате пришлось обойтись.
Наконец, используя уговоры и ласку в равных долях с мороженой рыбой, Рине удалось надеть уздечку на гиелу и взгромоздиться в седло.
– Ну, теперь лети! – приказала она неискренним от напряжения голосом и высоко подбросила одну из двух остававшихся рыб.
Гавр рванулся, оттолкнулся задними лапами и поймал треску в двух метрах от земли. От непривычной тяжести его стало заваливать, но он справился и, хаотично хлопая крыльями, полетел вдоль дороги.
Ветка смазала Рину по лбу. Она стала поворачиваться, и сразу же другая ветка с удовольствием хлестанула ее по уху. А тут еще Гавр задел крылом молодую сосну, едва не катапультировав наседницу из седла. Рина поняла: если срочно не заставит Гавра подняться, ее размажет о деревья.
Она потянула повод, задирая ему морду. Пег понял бы команду лететь вверх, однако Гавр не был пегом и воспринял призыв как наглое вторжение в свое личное пространство. Он кувыркнулся через крыло, плюхнулся на луг и стал лапами сдирать уздечку. Отвлекая его внимание, Рина махнула у него перед носом последней мороженой рыбиной. Гавр рванулся и вновь взлетел.
Их полет напоминал Рине перемещения бабочки. Гавр взлетал, делал несколько стремительных, разнящихся по высоте зигзагов, обрушивался на землю, мало заботясь о качестве посадки, секунду или две отдыхал и вновь стартовал.
В среднем, если считать по прямой, они всякий раз продвигались метров на триста. Вконец измученная козлиными дерганьями, Рина не понимала, куда они летят. Ей казалось, ее пристегнули наручниками к качелям и методично выкачивают мозг.
Она грезила о широком надежном седле пега и его ровном, надежном полете. Пег и молодая гиела – не просто две разные вещи. Разница примерно такая, как мчаться на шоссейном мотоцикле по ровной дороге или тащиться за трактором на веревке, когда он едет по колдобинам.
– Бе-едные ве-е-е-дьма-ари-и-и-ики-и-и! И они так каждый де-е-е-ень! – подскакивая, бормотала Рина.
Она ощутила полное безумие своего предприятия. Вместо того чтобы искать Сашку, они мчались без всякого направления и только удалялись от ШНыра. Рине уже хотелось, чтобы тряска закончилась и ей дали спокойно умереть где-нибудь на ровной травке.
Уздечка, вызывавшая у Гавра столь сильное негодование, в один из прыжков зацепилась за ветку подбородным ремнем. Гавр рванулся, вывернул морду едва ли не на спину, как это могут делать только кошки и гиелы – и сорванная уздечка осталась далеко позади. Все же Гавра занесло в воздухе. Рина откинулась, ударившись лопатками о крестец гиелы, а потом ее резко отбросило вперед. Стараясь удержаться, она обхватила Гавра руками за шею и – внезапно услышала мысли зверя. Это так ее поразило, что, не понимая зачем, она даже лизнула шею Гавра.
Мысли были рваные, прыгающие, непохожие по структуре на человеческие. Не столько мысли, сколько образы бесконечно перетекающих вещей, нанизанные на желания. Если желание было поесть, то нанизывались на него селедочные головы, кости, куриные потроха, утробное урчание и – пик предвкушения острого счастья – захватанный фартук Суповны, возникший на горизонте рядом с темной шныровской курткой Рины. Если это было желание игры, то на него нанизывались шишки, на которых так приятно валяться и чесать спину, ветер, пахнущий апельсином и клубникой (в Копытове делали шампуни), прогрызенный резиновый мяч и опять же Рина. Рина у Гавра была самый популярный персонаж.
В данный момент Гавр не думал ни о чем значительном – он только взлетал и падал, и еще подпруга натерла ему живот, что здорово выводило его из себя.
Нос Рины, все еще прижатый к шее гиелы, случайно коснулся нерпи. В темноте она увидела слабое мерцание гепарда. Фигурка светилась тускло, одними контурами.
– Гепард – слышать мысли животных и управлять ими. Для этого нужен контакт нерпи и кожи! – предположила Рина. – А ну-ка, Гавр! Тормози!
Гавр снизился, но тотчас оттолкнулся лапами, и они вновь помчались выделывать петли. Сколько Рина ни стучала по гепарду, толку от этого не было никакого.
«Они мыслят не так, как мы… У них своя логика… Значит, по этой логике надо и приказывать», – сообразила Рина.
Она попыталась поймать ритм мыслей Гавра. Догнала волну, состоящую из скачков, беспокойства, неуютного ощущения от подпруги и начала постепенно замещать образы на другие. Надежный бурелом, под который можно забраться; крылья, которые касаются мокрой травы; запах тухлой горбуши (Рину чуть с седла не скинуло возвратной волной голода и желания).
Гавр засомневался. Теперь две волны текли параллельно – его собственная, из скачков и неудобства от подпруги, и другая, Рины. Постепенно последняя волна догнала первую и накрыла ее. Взмахи крыльев стали спокойнее. Гавр снизился и сел.
Соскочив с седла, Рина увидела, как Гавр жадно обнюхивает траву. С подозрением косится на Рину, нюхает, роет землю. Вид у него при этом, как у туриста, у которого сперли рюкзак.
«Чего это он?.. А, горбушу ищет!.. Ну я просто эльб-искуситель!» – подумала Рина.
Она стояла на пригорке, который тускло заливал лунный свет. Внизу темной рекой текло шоссе, посыпанное по краям крошками белых домиков. За спиной – редколесье, прорезанное многочисленными оврагами. Ни Москвы, ни ШНыра, ничего знакомого.
Гавр, урча, рыл третий по счету котлован. Рина ощутила гордость, что создала такой яркий, покоривший гиелу образ. Прошло около часа. Гавр, вскопавший целое поле, выбился из сил и лежал, опустив морду на взрыхленную землю. Изредка подскакивал, точно ударенный током, куда-то кидался, и из-под задних лап его летел целый фонтан земли.
– О! Я просек! Рыба под тем кустом! Ну, теперь не уйдешь! – говорил его счастливый хвост.
Внезапно Гавр перестал рыть и вскинул запачканную морду.
Уши его развернулись к лесу. Рина услышала, как он предупреждающе заскулил. В низине, по оврагу, изредка перекликаясь, шли люди. Отчетливо слышны были мужские голоса.
– Тшш, кызюабр! Сгинь! – шепнула Рина и, коснувшись шеи Гавра гепардом, передала ему нужный мысленный образ. Нечто вроде скромного крылатого полульва, который сидит в кустиках и хитро оттуда таращится. Сама же опустилась на землю и быстро поползла к зарослям, отделявшим пригорок от оврага.
Гавр полз рядом, честно прижимаясь брюхом к траве и прикрывая лапой нос. Ему казалось, что он хорошо спрятался. То, что выставленные горбы сложенных крыльев способны выдать кого угодно, его ничуть не беспокоило.
Из-за густоты кустарника Рина упустила из виду овраг и вспомнила о нем, только когда сползла грудью. Мокрая земля стала съезжать вниз. Рина оказалась в глупейшем положении. Ботинки – на насыпи, колени, живот и голова – в овраге.
По дну оврага, растянувшись редкой цепью, двигалась четверка берсерков. Рина видела только двух крайних. Тот, что старше – с тяжелым арбалетом. Ружейный приклад, оптический прицел. Хорошая штука – бьет точно, без разброса. Из такого, если стрелять с упора, со ста метров болт в сигаретную пачку посадишь. Другой берсерк – поджарый, с топором на длинной ручке. Этот шел как приплясывал. От Рины до них было метров семьдесят.