Эти критерии должны быть на первом месте при оценке спорных идей в пограничных областях науки. «Если сегодняшние тенденции сохранятся, – заключает Гарднер, – в ближайшие годы нас ожидает широчайшее разнообразие таких лжеученых с теориями, которые пока и вообразить невозможно. Они напишут впечатляющие книги, прочтут захватывающие лекции, создадут вдохновляющие культы. Они могут привлечь одного последователя, а могут и миллион. В любом случае и для нас самих, и для общества будет лучше, если мы дадим им отпор». Мы даем отпор, Мартин. Именно этим занимаются скептики, и в память обо всем, что ты сделал, мы и дальше будем воздавать честь твоим заветам.
15. Скептицизм как добродетель
Поэтам нередко удается выразить глубокое понимание человеческой натуры гораздо лаконичнее, чем ученым. «Опыт о человеке» Александра Поупа, например, полон емких наблюдений и глубоких смыслов. Вдумайтесь в его описание дуалистических противоречий, свойственных человеку:
Поуп вложил очень многое в эту строфу: люди мудры и грубы, темны и мощны, они – боги и звери. Но последний пункт бросает серьезный вызов науке: правда ли все наши размышления ничтожны и в конечном итоге ошибочны? Этот страх не оставляет нас в поисках понимания, и именно поэтому скептицизм является добродетелью. Мы должны всегда быть начеку и опасаться ошибок в размышлениях. Вечная бдительность – ключевая фраза не только для свободы, но и для мышления. Это самая суть скептицизма.
К моему большому огорчению, лишь через пять лет редактирования и издания журнала Skeptic я осознал, что никогда не задавался вопросом определения слова «скептик» и даже не интересовался, как его использовали другие, пока Стивен Джей Гулд в предисловии к моей книге «Почему люди верят в странные вещи» (Why People Believe Weird Things) не упомянул, что оно происходит от греческого skeptikos – вдумчивый. Этимологически латинская производная от него – scepticus, «исследующий», «размышляющий». Другие варианты в древнегреческом включают «страж» и «мишень». Следовательно, скептицизм – вдумчивое исследование. Быть скептиком – значит нацеливаться на критическое мышление. Скептики – защитники от ошибок суждения, Терминаторы неверных идей.
Это очень далеко от современного неверного толкования – «циник», «нигилист», хотя история слова дает определенное представление о том, почему скептицизм стал синонимом цинизма или нигилизма. Оксфордский словарь английского языка, лучший источник информации об истории использования слов, предлагает первым следующее определение слова «скептик»: «Тот, кто, как Пиррон и его последователи в Древней Греции, сомневается в возможности любого истинного знания. Тот, кто считает, что нет достаточных оснований для уверенности в истинности какого бы то ни было предположения». Возможно это и так в философии, но не в науке. Вероятность истинности предположений существует всегда, но здесь я немножко играю словами, заменяя «уверенность» на «вероятность», потому что в науке нет неопровержимых фактов и мы не можем определить факт как уверенность в некоем убеждении на 100 %. Я не могу сказать лучше Гулда, определившего факт в науке так: «подтвержденное до такой степени, что было бы неразумно отказать во временном согласии».
Сомнительной можно назвать теорию струн, но не гелиоцентризм. Все еще идут споры, какая концепция эволюции лучше описывает развитие жизни – градуализм или прерывистое равновесие[15], но нет сомнений в том, что жизнь эволюционировала. Разница – в вероятностях, и это отражено во втором определении слова «скептик»: «Тот, кто сомневается в истинности того, что считается знанием в определенной сфере исследования». Ладно, значит, мы ставим под сомнение не все, а только некоторые вещи, особенно те, которым не хватает логики и доказательств. К сожалению, многие скептики подпадают под третье определение слова: «Тот, кто, как правило, склонен сомневаться, а не доверять любым утверждениям или очевидным явлениям, с которыми сталкивается. Человек скептического характера». Почему одни по характеру скептичнее других – тема для отдельной статьи, но достаточно сказать, что верно и обратное: некоторые по характеру склонны скорее верить, чем сомневаться в любом утверждении. Ни одна из крайностей не хороша, обе ведут к ошибкам рассуждений.
Возможно, ближе всего к нашему пониманию скептического или научного подхода четвертое значение слова «скептик»: «Искатель истины, исследователь, еще не пришедший к окончательным убеждениям». Скептицизм – это не «ищите и обрящете» (классический случай предвзятости подтверждения в когнитивной психологии»), а «ищите и сохраняйте здравый смысл». Что значит сохранять здравый смысл? Это значит найти ключевое равновесие между правоверностью и ересью, между преданностью статус-кво и слепой погоней за новыми идеями, между широтой взглядов, позволяющей принять новые радикальные идеи, и широтой взглядов, от которой начинается сходят с ума. Скептицизм – это поиск такого равновесия.
16. Тонкое равновесие
В своей лекции «Бремя скептицизма» в 1987 г. астроном Карл Саган кратко охарактеризовал фундаментальное соотношение ортодоксальности и ереси:
На мой взгляд, то, что нам требуется, так это очень тонкое равновесие между двумя взаимно противоположными потребностями: предельно скептическим изучением представленных гипотез и предельной открытостью новым идеям. Если вы абсолютный скептик, то никакие новые идеи сквозь вашу броню не пробьются. В то же время если вы чересчур легковерны и начисто лишены скептической жилки, то не сможете отличить полезные идеи от пустых.
Почему, можем спросить мы, одни предпочитают ортодоксальность, а другие – ересь? Может быть, это разные черты характера, стремление к традиции или к переменам? Это важный вопрос, поскольку ответ на него помогает объяснить, почему на протяжении истории науки одни поддерживали радикальные новые идеи, а другие противостояли им и кто сегодня (или даже завтра) отстаивает статус-кво, а кто стремится к передовым рубежам.
В 1990 г. Дэвид Свифт выпустил книгу под названием «Пионеры SETI[16]: рассказы ученых о поисках внеземного разума» (SETI Pioneers: Scientists Talk About Their Search for Extraterrestrial Intelligence), в которой говорил о переизбытке [в этой области исследований] первенцев, включая и Сагана. Но значим ли этот избыток статистически? Свифт этого не проверял, проверили мы с Фрэнком Саллоуэем, психологом из Калифорнийского университета в Беркли. Для группы пионеров SETI с учетом количества их братьев и сестер ожидаемое количество первенцев равно восьми, а наблюдаемое – 12. Эта разница статистически значима с 95 %-ной достоверностью.
Что это значит? В книге 1996 г. «Рожденные бунтовать» (Born to Rebel) Саллоуэй представляет резюме 196 исследований очередности рождения, выстроенных в соответствии с так называемой пятифакторной моделью личности:
Добросовестность: первенцы более ответственны, склонны к планированию и ориентированы на достижения.
Доброжелательность: рожденные позже – более покладисты, популярны и склонны к сотрудничеству.
Открытость опыту: первенцы более конформны, традиционны и больше идентифицируются с родителями.
Экстраверсия: первенцы более экстравертны, настойчивы и склонны проявлять лидерские качества.
Нейротизм: первенцы более ревнивы, тревожны и боязливы.
Чтобы изучить личность Сагана, мы с Саллоуэем попросили членов его семьи, друзей и коллег оценить его с помощью стандартного набора из 40 качеств по девятибалльной шкале. Например, «Я представляют Карла Сагана как…» трудолюбивого или нерадивого, практичного или непрактичного, самоуверенного или застенчивого, организованного или безалаберного, бунтовщика или конформиста и т. п. Приведенные ниже результаты распределены по процентилям относительно базы данных Саллоуэя по 7276 участникам.
Больше всего со статусом первенца согласовался необычайно высокий балл Сагана по шкале добросовестности (амбициозности, ответственности) – 88-й процентиль и его потрясающе низкий балл – 13-й процентиль – по шкале доброжелательности (скромности, непрактичности). Но его открытость опыту (предпочтение нового) практически зашкаливала: 97-й процентиль. Почему? Во-первых, очередность рождения – вряд ли единственный фактор, влияющий на открытость: она зависит и от культуры, и от социальных установок. Саган вырос в либеральной еврейской семье, а его учителями были такие научные революционеры, как Джошуа Ледерберг и Г. Мёллер. Во-вторых, открытость включает и «интеллектуальную» составляющую, а первенцы часто показывают выдающиеся интеллектуальные результаты, что отражается в их высоких показателях IQ и большем количестве Нобелевских премий в области науки.
Именно в этом ключ к пониманию тонкого баланса традиций и перемен: высокая открытость Сагана позволила ему стать пионером поиска внеземного разума, а высокая добросовестность сделала его скептиком в отношении НЛО. В сущности, открытость Сагана толкала его к авантюрам со многими радикальными идеями, но ответственность не дала ему зайти слишком далеко, скатиться в сумасбродство. Его низкая доброжелательность означает, что он с трудом переносил дураков, а это можно считать добродетелью в деле скептицизма.
Дополняя этот анализ, мы с Саллоуэем раздали такой же опросник восьми друзьям и коллегам Стивена Гулда и получили почти такие же результаты (включающие и показатель надежности рейтинговых оценок, равный 0,92).
Саган и Гулд были не только близкими друзьями и коллегами, они также разделяли многие скептические взгляды и склонности (не говоря о семейной истории и культурном контексте). Это привело нас к предположению, что путь к тонкому равновесию – это поддержание максимальной открытости при сохранении добросовестности и расчетливости, которая является стандартным признаком низкой доброжелательности.
Конечно, никто не демонстрирует какую-то одну черту характера все время. Проявление черт характера зависит от обстоятельств, но в целом можно понять, почему одни склоняются к ортодоксальности, а другие – к ереси. Равновесие между ними позволяет науке быть столь эффективной, а наука показывает, почему это именно так. Вот такая рекурсия!
17. Кривое зеркало
В первом триместре внутриутробного развития науки, в Новое время, один из ее акушеров, Фрэнсис Бэкон, написал нескромное сочинение под названием «Новый органон» («Новый инструмент», в честь аристотелевского «Органона»), которое должно было, по его замыслу, открыть дорогу «великому восстановлению» при помощи научного метода. Отвергая и неэмпирическую традицию схоластов, и характерное для Ренессанса стремление к возвращению и сохранению древней мудрости, Бэкон склонялся к соединению чувственных восприятий и логических теорий.
Однако значительным препятствием на пути к переосмыслению всего естественнонаучного знания стали психологические барьеры, затуманивающие ясное суждение о фактах. Бэкон выделил четыре вида барьеров: идолы пещеры (индивидуальные особенности человека), идолы площади (ограничения языка, несовершенство слов), идолы театра (существующие философские системы и убеждения) и идолы рода (наследственные, обусловленные самой человеческой природой ошибки мышления). «Идолы – это ложные понятия, которые глубоко укоренились в человеческом разуме. Они вводят в заблуждение не в силу своих особенностей… а из-за порочной и искаженной предрасположенности разума, которые извращают и пагубно влияют на любые зачатки понимания».
Современные психологи-экспериментаторы подтвердили существование бэконовских идолов, особенно идолов рода, в виде многочисленных когнитивных искажений. Например, из-за своекорыстного искажения мы видим себя в лучшем свете, чем другие видят нас: общенациональные опросы показывают, что большинство предпринимателей считают себя более нравственными, чем другие предприниматели, а большинство психологов, изучающих нравственную интуицию, считают самих себя более нравственными, чем коллеги по цеху. Комиссия по вступительным экзаменам в колледжи опросила 829 000 выпускников школ, и никто из них не оценил себя ниже среднего в «способности находить общий язык с людьми», а 60 % поместили себя в верхние 10 % (вряд ли все они были с озера Вобегон[17]). В 1997 г. журнал U. S. News & World Report попытался выяснить, кто, по мнению американцев, вероятнее всего попадет в рай. Из числа опрошенных 52 % назвали Билла Клинтона, 60 % – принцессу Диану, 65 % – Майкла Джордана, 79 % – мать Терезу, а 87 % сказали, что, скорее всего, в рай попадут сами!
Эмили Пронин, психолог из Принстонского университета, вместе с коллегами исследовала идола под названием «слепота к искажениям», когда испытуемые признают существование восьми когнитивных искажений у других, но не видят их у себя. В одном из экспериментов студенты Стэнфордского университета предсказуемо называли себя более дружелюбными и менее эгоистичными, чем однокурсники. Даже когда их предупредили об искажении «выше среднего» и предложили пересмотреть ответы, 63 % участников заявили, что изначальные оценки были объективными, а 13 % сочли себя даже слишком скромными! В другом исследовании Пронин случайным образом распределила между участниками высокие и низкие баллы в тесте на «социальный интеллект». Неудивительно, что обладатели высоких баллов оценили тест как более объективный и полезный. Когда участников спросили, могли ли баллы повлиять на их оценку теста, они ответили, что другие участники были намного более пристрастны. В третьем исследовании Пронин спрашивала испытуемых о том, как они определяют искажения у себя и у других. Оказалось, что люди чаще всего прибегают к распространенным поведенческим теориям, оценивая других, и к интроспекции, когда дело касается себя. При этом они пребывают в так называемой иллюзии интроспекции: люди не верят, что у других могут быть те же мотивы. «Мне можно, а тебе нет». Вот как Пронин описала это в адресованном мне письме:
Одна из идей, которая может быть тебе интересна, связана с тем, что мы с коллегами – Ли Россом и Томасом Гиловичем – называем иллюзией интроспекции. Это склонность оценивать свое восприятие и мыслительный процесс как золотой стандарт понимания собственных действий, мотивов и предпочтений. При этом чужое восприятие и мыслительный процесс не считается золотым стандартом для понимания их действий, мотивов и предпочтений. «Иллюзия» того, что наши интроспективные наблюдения – золотой стандарт, приводит к интроспективному поиску когнитивных искажений, и мы делаем вывод, что никаких искажений у нас нет, поскольку они находятся за пределами осознанного.
В целом Пронин обнаружила, что, даже когда испытуемые признают свою необъективность (например, как сторонники определенных убеждений), они «склонны настаивать, что в их случае этот статус… дает им лишь понимание, а те, кто занимает иную позицию, ошибочно занимают ее именно в силу отсутствия такого понимания».
Мы с Фрэнком Саллоуэем, психологом из Калифорнийского университета в Беркли, открыли еще одно идолоподобное искажение – ошибку атрибуции. Мы провели исследование, в котором спрашивали людей, почему они говорят, что верят в Бога, и почему, по их мнению, другие верят в Бога. Большинство объясняло собственную веру в Бога рациональными причинами вроде сложного и продуманного устройства мира, а другим приписывали эмоциональные мотивы вроде утешения, придания жизни смысла или просто религиозного воспитания.
Ни одно из этих открытий не удивило бы Фрэнсиса Бэкона, который четыре века назад заметил: «Человеческий ум все равно что кривое зеркало, отражающее лучи от предметов; он смешивает собственную природу вещей, которую деформирует и искажает[18]».
18. 2777 градусов по Фаренгейту
Когда книга известного французского левого активиста Тьерри Мейсана о заговоре 11 сентября «Чудовищная махинация» (L'Effroyable Imposture) вошла в списки бестселлеров 2002 г., я и представить себе не мог, что подобная отвратительная ложь будет воспринята всерьез в Америке. Но на недавней публичной лекции меня поймал за пуговицу некто Майкл Мур, как бы кинематографист, и стал с придыханием объяснять мне, что 11 сентября срежиссировали Буш, Чейни, Рамсфелд и ЦРУ в попытке реализовать план установления мирового господства и Нового мирового порядка, который финансируется Золотом, Нефтью и Наркотиками и начинается с нападения на Всемирный торговый центр и Пентагон по образцу Перл-Харбора. Со словами «все доказательства здесь» он сунул мне имитацию долларовой купюры (где вместо номинала стояло 9/11, а вместо Вашингтона – портрет Буша), исписанную адресами сайтов.
И в самом деле, если вбить в интернет-поисковик «Всемирный торговый центр заговор», вы получите ссылки на 643 000 сайтов, где узнаете, что в Пентагон попала ракета, что военно-воздушным силам было приказано оставаться на месте и не перехватывать рейсы 11 и 175, которые врезались в башни-близнецы, а башни сровняла с землей взрывчатка, которая должна была сработать после столкновения самолетов, о таинственном белом самолете, который сбил рейс 93 над Пенсильванией, о том, что нью-йоркским евреям в тот день было велено оставаться дома (конечно же, в этом были замешаны сионисты и прочие произраильские организации), и многое другое из того, что один из сайтов называет «Движением за правду об 11 сентября». Хватает и книг, в их числе «Внутренняя работа» (Inside Job) Джима Маррса, «Новый Перл-Харбор» (The New Pearl Harbor) Дэвида Рэя Гриффина и «11 сентября: Великая иллюзия» (9/11: The Great Illusion) Джорджа Хамфри. Лучшее опровержение этого заговорщицкого бреда приводится в мартовском выпуске журнала Popular Mechanics 2005 г., где по пунктам разбираются самые ходовые утверждения.