– Дорогая миссис Уикс, простите, если мой тон во время этого разговора показался вам… несколько критическим. Все дело в том, что я принимаю чересчур близко к сердцу благополучие сына и доброе имя нашей семьи. Поэтому было бы лучше, если вы с этого дня станете заранее советоваться со мной по всем вопросам, касающимся каких-либо дополнительных… занятий. Ограничьтесь чтением, дорогая миссис Уикс. Кому, как не мне, знать, что лучше всего для моего сына. А кроме того, с вашей стороны будет, пожалуй, более… тактичным не поощрять его разговаривать чересчур откровенно о личных и семейных делах.
– Хорошо, миссис Аллейн, – согласилась Рейчел, когда стало ясно, что ей не дадут уйти, не добившись обещания вести себя подобающим образом.
– А теперь вы можете подняться в его комнаты, – разрешила миссис Аллейн, отпуская ее элегантным движением, в котором участвовали одни кончики пальцев.
Рейчел повернулась и вышла из гостиной, ноги у нее дрожали. Она не могла бы сказать, что именно чувствовала после этой аудиенции – гнев, страх или смущение.
Рейчел поднялась по лестнице, вдыхая спертый воздух, который, казалось, пропитал весь дом Аллейнов, словно застоявшаяся, густая кровь. Он застревал в груди, и когда Рейчел дошла до комнат Джонатана, она почти задыхалась. Хозяин тут же открыл дверь, словно стоял рядом, готовый откликнуться на стук. Он улыбнулся, но затем склонил голову и вопросительно посмотрел на гостью, встревоженный ее одышкой.
– В следующий раз я мог бы спуститься вниз, чтобы с вами встретиться. Нам незачем всегда оставаться в моих комнатах. Хотя, по правде сказать, я предпочитаю быть подальше от… посторонних глаз, – сказал Джонатан, и Рейчел встревоженно качнула головой. – Что случилось? – тут же спросил он.
– Аби! Я назвала ее Аби, а не Элис… Только что, разговаривая с вашей матерью… – проговорила Рейчел, обращаясь больше к самой себе, и снова покачала головой, словно не веря своим словам.
Потом она тяжело вздохнула. В горле у нее стоял ком, лицо горело.
– Аби? Кто это, Аби?
То, что имя ее сестры произнесли губы Джонатана, показалось ей таким чудесным, что она не могла больше сдерживаться. Ее грудь вздымалась, по лицу заструились слезы.
– Почему вы плачете? Пойдемте. – Он взял ее руки в свои и повел к стоящему у окна креслу. – Садитесь. И расскажите, что произошло.
Рейчел опустилась в кресло и утерла слезы кончиками пальцев.
– Ваша мать… – начала она, но не знала, как лучше продолжить.
– Что сделала моя мать? – мрачно спросил Джонатан.
Рейчел посмотрела на длинные пальцы, сжимающие ее руки, и попыталась успокоиться. Снаружи ветер гнул деревья и бушевал, проникая во все закоулки города со звуком, напоминающим голодный рев океана. Казалось, дом скрипел и покачивался, когда его дыхание проникало в щели дверей и окон, гудело в трубах и забиралось под черепицу.
– Так… ничего. Просто… она сейчас усомнилась, мудро ли мы поступили, когда отправились на… недавнюю прогулку…
– И в результате этого разговора вы явились ко мне вся в слезах? – сердито спросил Джонатан, всегда готовый вспыхнуть, когда речь шла о матери.
– Нет! Дело было совсем не так… Я обмолвилась, вот и все. Мы говорили об… Элис. И я назвала ее именем моей сестры.
– Вашей сестры? Я и понятия не имел, что у вас есть сестра. Вы о ней никогда не упоминали.
– Она… пропала. Утонула. Так все думали. Все, кроме меня. Будто она мертва вот уже двадцать шесть лет…
– Тогда она была совсем крошкой, когда вы ее потеряли.
– Да. Ей не исполнилось и трех лет. Ее унесла река во время паводка.
– Но как это несправедливо, потерять и сестру, и брата. Вы говорите, ее звали Аби?
– Да. Абигейл. Вот ее имя и сорвалось у меня с языка.
Рейчел вглядывалась в лицо Джонатана, ища подтверждение того, что он ее понял и нашел связь, которую она имела в виду. «Если он решит, что мое предположение правдоподобно, значит оно таковым и является. Значит, это вероятно». Но Джонатан выглядел озадаченным, не более того.
– Абигейл была моей сестрой-близнецом, во всем похожей на меня. Никто толком не знает… подробностей рождения Элис. Ее вверили заботам Бриджит не новорожденной, а когда ей исполнилось около трех лет. Аби унес Байбрук, который впадает в Эйвон рядом с Батгемптоном… И… и… наши лица, Джонатан! У нас одно и то же лицо!
Долгое время они хранили молчание. Слезы у Рейчел высыхали, холодя и стягивая кожу. Она едва осмеливалась дышать. Джонатан стоял, повернувшись к окну и скрестив руки на груди. Его широкие острые плечи выступали под выцветшей синей тканью сюртука, длинные волосы были перехвачены на затылке тонкой черной ленточкой.
– Я не знаю… – наконец проговорил Джонатан тихо. – Мысль, что у Элис была сестра и что эта сестра вы, кажется мне странной, – добавил он и снова повернулся лицом к Рейчел. – Но могу понять, почему вам хочется, чтобы это оказалось правдой.
– Я всегда знала, что она не умерла… Всю жизнь я ощущала присутствие Абигейл. Она пряталась где-то в глубине моего сознания, и я слышала ее голос, словно далекое эхо, которое меня всегда ободряло…
– Да, эхо, наверное, так. Многие верят, что люди, которых мы любим, на самом деле никогда нас не покидают.
– Нет, это нечто большее, чем… Мне трудно как следует объяснить. Нас всегда что-то связывало, странным и особенным образом. И я никогда не чувствовала, чтобы эта связь оборвалась, хотя с трудом могу вспомнить дни, когда мы были вместе. Они почти стерлись из памяти. Но я все равно никогда не верила до конца, что ее не стало.
Рейчел подняла голову и умоляюще посмотрела на Джонатана, желая, чтобы тот поверил в сказанное ею, как верила она сама. Когда же Рейчел увидела в его глазах сомнение, ее горло болезненно сжалось.
Джонатан сел рядом, снова взял руки Рейчел в свои, прижал кончики пальцев к своим губам, и его поцелуй опять заставил ее почувствовать себя сразу и слабой, и сильной, внеся ясность в смятенные мысли.
– У вас доброе сердце моей Элис. И ваше лицо напоминает ее отражение в зеркале, но между вами много различий. Вы выше ростом, крепче сложены и сильнее ее во всех отношениях… В вас больше решимости. И вы более храбрая… – сказал он.
– Все это, наверно, могло бы стать результатом взросления? Того, что я теперь старше?
– Но с чего бы мой дед принял такое участие в судьбе подкидыша, рожденного от неизвестных ему родителей? Он был щедр к своим, но не слыл филантропом…
– Абигейл… Абигейл была очаровательной. Солнечной, всегда готовой рассмеяться. Мать мне говорила об этом все время. Возможно, она растопила его сердце, и он над ней сжалился…
– Действительно, если кто и мог очаровать деда, то это Элис, – согласился Джонатан. – Но все равно это не слишком похоже на правду, моя дорогая миссис Уикс. Как, например, ваша сестра к нему попала?
– Так сложилась судьба! И разве не благодаря ей я смогла найти сестру теперь, спустя много лет, да еще после того, как начала думать, что навсегда потеряла всех своих родных. Это судьба! Разве нет равновесия добра и зла, некой высшей справедливости? Ведь нельзя же нести только потери, не чувствуя на себе дыхания Божьей милости?
– Божьей милости? – эхом отозвался Джонатан, и на его губах появилась горькая усмешка. – Дорогая моя, я давно не верю в подобные вещи. Равновесие? Справедливость? Нет. Ничего подобного не существует.
Рейчел опустила голову, но в тот же момент почувствовала, как его пальцы приподнимают ее подбородок. Лицо Джонатана оказалось всего в нескольких дюймах, и в льющемся из окна свете она увидела на радужной оболочке его глаз рыжие крапинки, которых прежде не замечала.
– Вот, например, случай самой вопиющей несправедливости. В течение многих лет я корил себя за когда-то содеянное. И какого равновесия достиг? В результате та, которую я так долго ждал и искал, явилась ко мне, но уже замужем за наименее достойным человеком, которого только можно себе представить. Ну, где здесь Божья милость?
Рейчел приоткрыла рот, чтобы ответить, но не нашла слов. Она могла лишь видеть свет в глазах Джонатана и ощущать прикосновения его рук. Все ее внимание сосредоточилось на чувствах и ощущениях, возникающих там, где он к ней прикасался, чтобы ничего не упустить, чтобы ничто не прошло незамеченным. «Он сожалеет, что я замужем». Все было так просто, что разум очистился от надежд и страхов, и ей внезапно стало совершенно ясно одно: пока длится это, оно служит ответом на все вопросы. «Если бы он меня поцеловал, я отдалась бы ему». Какая-то часть ее существа жаждала, чтобы он это сделал, однако у нее отлегло от сердца, когда этого не случилось. Вскоре чувство облегчения, которое она испытала, обернулось абсолютным спокойствием, подобно корочке льда, сковавшей недавно бурлившую воду. Это состояние испугало ее и вернуло ей все ее сомнения. А также породило черную, повергающую в ужас мысль, что руки, которые сейчас касаются ее пальцев, возможно, отняли жизнь у сестры. «Если это так, а я выясню правду, чего бы это мне ни стоило, то в этом мире нет милосердия. Но я должна все узнать».
В насосной комнате[90] было тепло – снежинки на одежде тут же растаяли и влага впиталась в ткань, но Рейчел была так занята своими мыслями, что не обратила на это внимания. Длинная, изящно украшенная зала была переполнена сидящими и расхаживающими взад и вперед людьми, которые потягивали из стаканов воду из горячего источника. Это была та же самая вода, которая поступала и в Римские бани. Она подавалась прямо из-под земли и слегка пахла тухлыми яйцами. Прямо у дверей теснились кресла на колесах[91], потому что сюда привозили инвалидов, чтобы те могли выпить порцию целебной воды. Рейчел обошла переполненную залу по кругу, пока наконец не увидела Харриет Саттон. Та держала в руке чашку и разговаривала с несколькими дамами среднего возраста. Приложив немало усилий, Рейчел пробилась сквозь толпу и оказалась рядом с той, которую искала.
– Ах, миссис Уикс! Как мило, что вы смогли к нам присоединиться. Позвольте представить вам наш маленький кружок поборниц здоровья.
С этими словами Харриет взял ее за руку и, улыбаясь, начала представлять подругам. Рейчел сгорала от нетерпения, пока, соблюдая приличия, делала реверансы, обменивалась любезностями с новыми знакомыми и выжидала, когда пройдет достаточно времени и правила этикета позволят ей отвести Харриет в сторону. Когда наконец ей это удалось, та отхлебнула воды и скривила рот.
– Вы знаете, – сказала она, – хоть мне и не доводилось наблюдать каких-либо последствий употребления этого напитка, как благоприятных, так и не очень, я убеждена, что эта вода полезна, иначе зачем бы еще нам советовали пить то, что имеет такой своеобразный вкус?
– Право, не знаю, миссис Саттон. По правде сказать, я бы хотела, если вы, конечно, позволите, расспросить вас о… том времени, когда мистер Аллейн получил письмо Элис, а потом уехал из Брайтона в Батгемптон. Вы говорили, ваш муж присутствовал при его чтении?
– Да, это так, – сказала Харриет, и ее лицо помрачнело. – Кстати, у вас ничего не случилось, миссис Уикс? Вид у вас какой-то… встревоженный.
– Простите меня, но… – «У него в памяти черные провалы». Из всего, что ей говорил Джонатан, эти два слова тревожили ее больше всего. Черные провалы. – Мне кажется… я вплотную приблизилась к тому, чтобы раскрыть тайну исчезновения Элис Беквит. И я хочу выяснить… мне требуется узнать, жива она или мертва.
– Жива или мертва? – испуганно переспросила Харриет. – Но что же тогда произошло? Как вы думаете?
– Я не могу объяснить этого здесь… но я обещаю скоро все рассказать. Я…
– Не может быть, чтобы вы полагали, будто она пострадала от рук Джонатана!
– Я знаю, вы считаете его не способным на дурные дела. Но он сам рассказал мне о страшных вещах, которые видел, и ужасных поступках, которые совершал в Испании и Португалии. А кроме того, он признался, что его воспоминаниям о высадке в Брайтоне, а затем о возвращении в Батгемптон нельзя вполне… доверять.
«Темные провалы, во время которых он мог совершить темные дела». Харриет посмотрела на Рейчел странным взглядом, в котором читались не то настороженность, не то страх.
– Ваш муж присутствовал при получении письма и видел, в каком настроении Джонатан уехал. Поэтому я хотела спросить, не был ли он… в ярости? Не впал ли в неистовство, когда прочитал письмо?
Харриет тревожно огляделась, словно боясь, что ее подслушают.
– Читая письмо, он плакал, – сказала она. Рейчел на мгновение закрыла глаза, почувствовав, как схлынуло напряжение. – Но у мужчин горе и ярость часто идут рука об руку.
– Да, – тихо проговорила Рейчел. «Что, если он убил мою сестру? Если он это сделал, я никогда не смогу его простить». – Джонатан говорит, что пытался все исправить. Искупить вину.
– Послушайте меня, миссис Уикс. Джонатан Аллейн – хороший человек. Поверьте, я каждый день живу с этой мыслью, и у меня есть к тому веская причина. Сожалею, что, сделав такое заявление, я не могу всего объяснить, но с моим мужем и мистером Аллейном на войне случились вещи, о которых я поклялась никогда не рассказывать. Он хороший человек, и в письме не было ничего такого, что заставило бы его напасть на ту девушку…
– Вы видели письмо? – перебила подругу Рейчел и смутилась от собственной дерзости.
– Да, оно… – Харриет помолчала, опустив глаза, и продолжила: – Оно до сих пор у меня.
– У вас есть последнее письмо, которое Элис написала Джонатану? Как это вышло?
– Он уронил его после того, как прочел. Оно так и осталось лежать на полу, потому что он сразу выскочил на улицу, чтобы успеть на почтовый дилижанс, отправляющийся на запад. Муж захотел выяснить, что послужило тому причиной, и подобрал листок, намереваясь отдать мистеру Аллейну, когда увидит его снова. Но мистер Аллейн после этого долго не возвращался в полк, и, приняв во внимание историю с побегом той девушки, муж почел за лучшее…
– Оставить письмо у себя?
– Он не хотел бередить рану, которая была еще слишком свежая. Джонатан Аллейн постоянно хандрил и… замыкался в себе. Муж подумал, что, находясь в таком состоянии духа, Джонатан примется без конца перечитывать написанное, и это его вконец измучит. Я сказала мужу, что, если он не собирается возвращать письмо, его следует уничтожить, но муж посчитал, что, возможно, когда-нибудь он сможет его вернуть, – проговорила Харриет и виновато улыбнулась. – Это письмо не дает повода для ярости… – шепнула она. – Только для горя.
– Вы дадите письмо мне, чтобы я вернула его? – спросила Рейчел медленно и веско.
«У мужчин горе и ярость часто идут рука об руку… Не это ли прячется в тех темных провалах?» От этой мысли ей стало нехорошо, и она ощутила приступ тошноты. Рейчел стиснула зубы, между тем как Харриет, вздохнув, кивнула.
Они направились в квартиру Саттонов, где Харриет достала сложенный вчетверо листок бумаги из небольшого ящичка в своем бюро и протянула его Рейчел. Было заметно, что она делает это не без сомнений. Рейчел же, увидев письмо, ощутила дрожь при мысли, что сможет наконец узнать его содержание.
– Надеюсь, вы понимаете? Ну, почему муж его так и не отдал? – спросила Харриет. Ее глаза широко раскрылись, лицо выражало тревогу.
– У него были добрые намерения. Но пришло время расставить все по своим местам, – сказала Рейчел.
Харриет кивнула.
– Можете задержаться, если хотите, – предложила она. – Вам, наверное, хочется поскорее его прочитать. – Рейчел виновато посмотрела на Харриет, и та ответила добрым, понимающим взглядом. – Я верю, что у вас тоже самые лучшие намерения. И здесь с ним ознакомиться гораздо удобнее, чем на улице, на холодном ветру.
Рейчел взяла письмо, присела на краешек кресла и развернула листок.
Несколько минут спустя Рейчел покинула квартиру Саттонов и сразу направилась к Дункану Уиксу, но не застала его дома. Письмо лежало в кармане. Она все время пыталась нащупать его через ткань и убедиться, что оно никуда не делось. Рейчел шла по улицам быстрыми шагами, которые отдавались в висках. В голове шумело. Мокрый снег сыпал с тусклого неба, слепил глаза и наметал в сточных канавах сугробы. Ей казалось, что надо мчаться на выручку Элис, хотя то, что сделали с этой девушкой, или то, что она сделала сама, относилось к далекому прошлому, и ничего изменить было нельзя. В письме упоминалось имя свекра, – по-видимому, он знал гораздо больше, чем рассказывал. В первую очередь Рейчел решила посетить «Голову мавра». Подойдя к таверне, она заглянула в окно. Неровное стекло искажало лица посетителей, но мужа среди них вроде бы не было, а потому Рейчел, внутренне сжавшись, решительно вошла внутрь, понимая, что совершает непростительное преступление.
Перешагнув порог, она ощутила себя голой под тотчас обратившимися к ней наглыми, скабрезными взглядами. Опустив голову, Рейчел подошла к стойке, за которой сидела Сейди, прислуживавшая ей и Ричарду в день свадьбы. Девушка подперла голову руками, вид у нее был скучающий.
– Я ищу мистера Дункана Уикса, – сказала ей Рейчел.
– Он сидит вон там, – откликнулась Сейди и указала пальцем на дальний конец зала. – Но вы навряд ли чего-нибудь от него добьетесь. Он сегодня лыка не вяжет.
– Чего не вяжет?
– Ну, он под мухой. То есть набрался. Вот уже три часа спит, не отрывая головы от стола, – пояснила Сейди.
Рейчел пошла в указанном направлении и увидела в дальнем углу свекра. Тот сидел, уткнувшись лицом в стол, на котором лежала опрокинутая оловянная кружка. Вокруг нее, совсем рядом с головой Дункана, расплылась лужица пролитого пива. Рейчел осторожно потрясла старика за локоть.
– Мистер Уикс! Отец! Пожалуйста, проснитесь!
Дункан что-то пробормотал и медленно поднял голову. Его усталые глаза были налиты кровью. Увидев Рейчел, он не улыбнулся. Наоборот, его лицо стало еще печальнее.
– Как вы себя чувствуете, мистер Уикс? – спросила она, сама не зная зачем.