Вертолеты улетели обратно в город где-то через минут пятнадцать-двадцать, и Ромашка, наконец, успокоилась. Она снова выбралась на камень ближе к краю и молча жевала остатки жареной рыбы. Внезапно прямо перед ее лицом появился цветок на тонком стебельке - яркий, похожий на солнышко, с желтеньким нутрышком в обрамлении ослепительно белых лепестков.
- Узнаешь? - спросил Мирослав.
Девушка повернула голову и с недоумением посмотрела на него. Мирослав присел рядом и передал цветок ей.
- Это ромашка, - сказал он.
- Да?
Пальцы Ромашки осторожно взяли тонкий стебелек. Девушка удивленно смотрела на цветок, потом понюхала, ощутив терпковатый травянистый запах.
- Сейчас мне следовало бы спросить: неужели ты никогда не видела ромашек? - Мирослав весело улыбнулся. - Но я не буду спрашивать, я и так знаю ответ.
Он поднялся и протянул девушке руку.
- Пойдем!
Сначала Ромашка подумала, что пора отправляться дальше в путь, но Тур и Димка все еще сидели в тени дерева неподалеку, а Мирослав повел Ромашку немного в сторону от тропинки. Ряд пушистых сосенок преградил им путь, и пришлось наклониться, чтобы нырнуть под колючие ветви. Выбравшись вслед за Мирославом, девушка выпрямилась и замерла с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами.
Поляна, окруженная темной хвоей, вся была усыпана бело-желтыми цветами. Несметное множество ромашек легонько покачивалось под теплым летним ветерком на высоких тонких стеблях. Девушка шагнула вперед, и цветы теперь были всюду - стоило лишь протянуть руку.
Девушка не нашла таких слов, которыми смогла бы выразить свой восторг, и обернулась к Мирославу с благодарной улыбкой. Ромашковое море закрывало ее по пояс, и девушка боялась ступить, чтобы не помять ненароком цветы. Она долго стояла и просто смотрела вокруг, потом очень осторожно вернулась к сосенкам.
- Это самое красивое, что я когда-либо видела, - прошептала девушка.
Мирослав улыбался. Он, конечно, мог бы сказать, что Ромашка в своей жизни практически ничего еще не видела, но он этого не сказал.
Задумчиво прокручивая в пальцах стебелек, Ромашка шла по тропинке вниз, впереди был Мирослав, Тур с Димкой замыкали шествие. Путникам предстояло спуститься в небольшую балку, затем снова подняться вверх, и уже оттуда начать спуск с Рубежного хребта. Ромашка больше не чувствовала усталости, только досаждали немного лямки рюкзака, натиравшие ей плечи. Можно было пожаловаться, попросить Мирослава подлечить ее, но сейчас важнее было вылечить Тура, и девушка не хотела, чтобы Мирослав тратил силы на нее, да и, честно говоря, стеснялась.
Вскоре до слуха Ромашки донеслось звонкое журчание, а потом она увидела и сам ручеек, весело струящийся меж отполированных камней. Мирослав подошел к нему, скинул рюкзак, наклонился и зачерпнул воду руками. К удивлению Ромашки, он выпил ее с явным удовольствием, затем зачерпнул еще.
Конечно, им приходилось в походе пить из встречных рек, но Мирослав каждый раз хмурился и говорил, что вода невкусная. Однако запас питьевой воды во флягах был небольшим, и иногда Мирослав разрешал Ромашке сделать глоток из речки. Но та вода девушке не нравилась - она действительно была невкусной. Потому-то Ромашка и удивилась. Положив свой рюкзак на траву, девушка подошла к ручью.
- Вкусная? - поинтересовалась она.
- Попробуй.
Ромашка попробовала. Действительно, вода оказалась очень вкусной и чистой. Девушка умылась и окунула в воду руки почти до самых плеч.
- В горных речках вода всегда особенно вкусная, - сказал Тур, присаживаясь на корточки рядом с Ромашкой. - Надо бы фляги наполнить. Димка, а ну-ка, давай их сюда!
Димка принес две небольшие фляги и подал Туру. Пока тот набирал в них свежую воду, Мирослав огляделся по сторонам и потащил куда-то свой параплан. Несколько минут спустя он показался из-за каменистого выступа уже с пустыми руками, Тур встал на ноги и перекинул через плечо ремень сумки. Следуя его примеру, Ромашка тоже поднялась, закинула на плечи рюкзак, поморщившись, когда растертых плеч коснулись жестковатые лямки. Чуть ниже того места, где она стояла, ручеек падал с высоты метров четырех в широкую каменную чашу размером почти с комнату в Ромашкиной квартире. Сквозь прозрачную воду хорошо было видно дно, лишь у самого водопадика покрытое темным слоем ила. "Искупаться бы" - подумала Ромашка, но надо было идти дальше, и девушка с сожалением поглядела, как маняще искрится под солнцем приятная, прохладная вода.
- Давай рюкзак мне, - услышала она за спиной голос Мирослава. - Теперь пойдешь налегке.
Ромашка не стала возражать, но когда она сняла лямки с плеч, Мирослав вдруг наклонился и спросил тихо:
- Ты почему молчала?
- Что? - Ромашка не сразу заметила, что плечико майки съехало чуть набок, и теперь Мирославу прекрасно видно покрасневшую от лямок кожу.
Под укоризненным взглядом Мирослава Ромашка опустила голову, но смущение прошло быстро, потому что идти налегке было куда приятнее.
После небольшого подъема путники вышли на восточный склон. Перед ними до высившихся на горизонте гор простирался лес, намного более пышный и густой, чем тот, что остался с западной стороны. Блестящая лента реки поблескивала в розоватых лучах клонящегося к западу солнца, а вдали виднелся почти правильный круг лесного озера. Но, самое удивительное: почти у подножья гор среди леса виднелись крыши домов. Домики были совсем маленькие - всего один этаж - такие Ромашка видела только на картинах и даже приблизительно представляла себе, как они должны выглядеть вблизи, но домиков было немного, и это озадачило девушку.
- Вы здесь живете? - неуверенно спросила она.
- Нет, - пробасил Тур. - До наших мест еще идти дня два-три, не меньше, во-о-он за те горы, что на горизонте!
- А тут тогда что?…
- А это, Ромашка, - ответил Мирослав, - по-видимому, тот самый хутор, о котором ты мне говорила.
Девушка недоверчиво посмотрела на него, а потом взгляд ее снова устремился туда, где виднелись прямоугольники крыш. Сейчас Ромашка могла даже различить фигурки людей, кажущиеся издалека неестественно маленькими и хрупкими. Хутор жил своей жизнью, не подозревая о четверых наблюдателях, которые смотрели на него сверху. "Возможно, - подумала Ромашка, - у меня там даже есть родственники".
- А мы пойдем туда?
- Почему бы и нет? По-моему, эта дорожка нас как раз туда и выведет. - Мирослав поправил лямки рюкзака на плечах и первым зашагал по тропинке.
Густые сумерки окутали лес, принявший под свою сень спустившихся с гор путников. Воздух, - пьяняще чистый воздух, напоенный ароматами лета, от которого у Ромашки еще с утра немного кружилась голова, - звенел трелями вечерних птиц и громким, почти перекрывающим все остальные звуки, стрекотом сверчков. Ромашка слушала. Такого она не слышала по другую сторону гор, но на этот раз не испугалась незнакомого звука.
Сквозь вечерний лесной концерт стали долетать другие звуки - голоса людей, мычание коров и негромкое пение свирели.
- Там люди, - прошептала Ромашка, обращаясь скорее к самой себе. Было что-то странное в том, что люди могут жить вот так - просто посреди леса, а не в городе, жить, ни от кого не отгораживаясь, не знать ни метро, ни больших магазинов, ни асфальтированных улиц.
Лес расступился, и путники вышли к домам. Свирель умолкла. Хуторяне в светлых рубахах с яркими вышивками собирались вокруг вышедших из леса людей. Мужчины - в темных широких штанах, женщины - в ярких юбках с узорами по подолу, ребятня в длинных сорочках до колен - все вышли на небольшой пятачок утоптанной земли, окруженный деревянными домами.
- Здравствуйте, добрые люди, - Мирослав обвел взглядом собравшихся и безошибочно определил старосту - высокого усатого дядьку с косматыми бровями.
- И вам поздорову, - ответил староста. - Далеко ли путь держите?
- Мы идем от приморья и держим путь в Долину Ручьев.
- Так вы из тех выселков, что подчиняются Совету Старейшин? - староста покрутил пышный ус. - А одеты не по-тамошнему.
- Мы долго жили в городе, - пояснил Мирослав.
Староста кивнул. Неизвестно, поверил он или нет, но у пришельцев вроде не было оружия, по крайней мере, у поясов, а проверять в котомках никто не станет - виданное ли дело гостей обыскивать на пороге?
- Что ж, тогда будьте нашими гостями, - староста сделал приглашающий жест, и путники пошли следом за ним.
По обычаю староста провел гостей в свой дом, выделил им место для ночлега на широких лавках у печи. Рад ли был на самом деле староста гостям - невозможно было понять, да только услышав в доме детский плач, Мирослав подумал, что верно у старосты не так давно ребенок родился, и чужие люди в доме ну никак нежелательны. Поэтому, улучив минутку, Мирослав сообщил, что назавтра они пойдут дальше. Староста не подал виду, но Ромашке показалось, что новость он воспринял с радостным облегчением. Сначала девушка наблюдала за всем происходящим, одновременно разглядывая просторное помещение, печь у стены, стол и лавки, шкафчик с посудой, а потом, когда они вышли из дома на общий двор, Ромашка вспомнила, что вполне возможно кто-нибудь из здешних помнит ее бабушку.
Вечером молодежь собиралась на посиделки, а сегодня и вовсе разложили костер посреди двора - чтобы светло было - и пустились в пляс. К свирели присоединились гусли да бубенцы, а молодые девушки весело кружились под музыку, смеялись и пели. Парни озорливо поглядывали на них, и Ромашка вдруг подумала - а ведь любуются. Смотрят кто на избранницу свою, кто еще только выбирает, присматривается - которая из девушек изящней, подвижней да веселей. А девушки-то ведь… Ромашка только сейчас заметила, что девушки совсем на городских не похожи, да не только фигурой и одеждой, а всем - и блеском глаз, и разговором, и поведением, и каким-то очень далеким и непонятным для всех городских ощущением настоящей свободы. "Живут ведь как - лес кругом, ни забора, ни ограды, - подумала Ромашка, - только вон… как его?… плетень. Да хлипкий ведь, такой и я перескочу в два счета. И не боятся же! И никто, наверное, не шарахается от каждой тени, как я, когда по Кольцевой к дому иду."
Одна из девушек вышла на середину круга, и все расступились, освобождая ей место. Девушка хлопнула в ладоши и под задорную музыку закружилась-завертелась, только ноги мелькают да платок пестрый, словно крыло бабочки, порхает и порхает. Ромашка, сидя на толстом бревне у края площадки, заворожено смотрела на этот танец, не в силах ни на минуту оторваться. А темнокосая хуторянка вышла точно на центр двора, развернула платок, раскинула руки в стороны и принялась вращаться быстро-быстро. Кто-то захлопал в ладоши, со скамьи, где сидели мужчины, раздались одобрительные возгласы, молодые парни же хлопали громче и громче, и танцовщица остановилась: резко, словно враз оледенела, потом поклонилась легонько и, смеясь, довольная и разрумяненная, побежала к подружкам.
Девичий смех не умолкал и стал лишь еще звонче, когда к девушкам подошли ребята. Вновь заиграли гусли, ударили бубенцы, и девушки вышли плясать вместе с парнями. Ромашка с улыбкой наблюдала за ними, когда неожиданно услышала незнакомый голос:
- Пойдем танцевать, красавица!
Перед ней стоял парень красивый, темноволосый, глаза озорно поблескивают. И Ромашка испугалась. Сначала она мотнула головой, потом смогла выдавить из себя:
- Нет. Я не пойду.
На лице парня отразилось сожаление, он еще миг смотрел в глаза растерявшейся Ромашке, потом повернулся и пошел к остальным.
- Чего ж ты танцевать-то не пошла?
Ромашка и не заметила, как Тур присел рядом с нею.
- Не умею, - просто ответила Ромашка.
- Как так? - удивился Тур.
- Так, - девушке отчего-то стало совсем грустно: ничего-то она не умеет - ни плавать, ни рыбу чистить, ни танцевать… А сколько еще умений таких, о которых она пока еще ничего не знает, а вот придет время - и снова ей, неумехе, отчего-то будет стыдно! "Как странно, - Ромашка вздохнула, - в городе я была как чужая, да и здесь, наверное, не приживусь".
- Танцевать все девушки умеют, иначе не бывает, - сказал Тур. - Кто-то лучше, кто-то, может, хуже. Так что ты не бойся, иди. А-то сидишь вон какая грустная.
Ромашка отрицательно покачала головой.
- Интересно, а чего я еще не умею? - прошептала она, и спохватилась, что уж совсем не к месту принялась себя жалеть: мало того, что себе праздник испортит, так еще и другим.
Тур сочувственно посмотрел на грустную Ромашку, потом на танцующую молодежь - и снова на Ромашку. Чуть наклонившись, так, чтобы хорошо видеть ее лицо, он сказал:
- Расскажи мне о своем городе, Ромашка.
И Ромашка начала рассказывать, пытаясь вспомнить что-нибудь хорошее, чтобы хоть как-то скрасить впечатление Тура о городах.
- Город очень большой. Такой большой, что пересечь его пешком невозможно… - девушка запнулась, вспомнив, сколько она прошла пешком за последние несколько дней. - Вернее можно, конечно, но дня за два, не меньше, а может и за один, только если идти с раннего утра до позднего вечера, не останавливаясь. И дома в нашем городе такие высокие, как эти горы, а может даже и еще выше. В центре города дома самые красивые, блестящие, как большие разноцветные зеркала, а еще там, в центре, есть парк, в котором много разных аттракционов.
Ромашка подумала, что на аттракционах каталась всего-то пару раз, когда брат ее был жив и водил туда свою маленькую сестренку, и заключила:
- Там очень весело. И там есть деревья. Правда они очень худенькие… то есть тоненькие, потому что им, наверное, в городе не нравится, но они весной цветут. А еще в парке есть цветочные клумбы, и на них цветы все лето цветут, и даже весной и осенью, когда тепло. Там, в парке, есть еще маленький прудик, и зимой, когда становится совсем холодно, вода на нем покрывается корочкой льда. Жаль только, что на этом льду почти не бывает узоров… Знаешь, Тур, я как-то видела на луже возле дома узор - там словно лес ледяной нарисован - красиво, просто слов нет! А еще… еще улицы у нас широкие и длинные. Вечером они очень красиво освещаются фонарями и по ним можно гулять, правда… - Ромашка снова замолчала, потом вздохнула и продолжила. - Правда гулять по улице вечером опасно, напасть могут, но если осторожно ходить и держаться подальше от арок темных и проулков, тогда могут и не напасть.
Ромашка опять вздохнула.
- Интересно рассказываешь, - сказал Тур, - только грустно. Неужто все, и правда, так плохо?
- Я вообще-то о хорошем рассказываю - заметила Ромашка, - вернее, стараюсь рассказывать.
- Ну, если это о хорошем… - протянул Тур, и вдруг хлопнул себя по лбу широкой ладонью. - Что-то я не то говорю, ты уж прости. Город - это твой дом, я понимаю. Просто как-то действительно очень грустно ты рассказываешь.
- А мне что-то больше грустное вспоминается, - девушка беспомощно пожала плечами. - Не знаю, отчего. Может потому, что последние воспоминания о городе у меня действительно не самые лучшие. Понимаешь, Тур, если б не Мирослав, меня бы еще полгода назад убили.
- Мирослав говорил, что это ты спасла ему жизнь, когда он был ранен, а его в лечебницу вашу даже не пустили.
"Больницу" - мысленно поправила его Ромашка, и вдруг странная мысль пришла ей в голову. То самое здание с зеленым крестом на вывеске иначе как больницей никто не называл, только вот "лечебница" - от слова "лечить", а "больница"? Ромашке на ум пришло только "боль".
- Спасла не я, а моя подруга, - ответила девушка. - Я его просто домой привела, а Дельфина рану зашивала. Я ей только немножко помогла. А вот Мирослав меня действительно спас сначала от бандитов, потом когда один парень хотел меня убить, и когда на мою подругу напали…
- Ничего себе! - раздался вдруг голос неизвестно откуда взявшегося Димки. - Это какой же надо быть глупой, чтобы на тебя постоянно нападали.
Последнюю фразу он пробурчал себе под нос, но и Тур, и Ромашка его, конечно же, услышали, на что мальчик и рассчитывал.
- Ты чего такое говоришь! - строго обернулся к мальчишке Тур. Димка насупился, но ничего не ответил. Ромашка, которой очень не хотелось, чтобы из-за нее кто-нибудь ссорился, тронула Тура за плечо, тот резко обернулся и как-то странно посмотрел на Ромашкину руку, а потом и на саму Ромашку. Отчего-то смутившись, девушка руку убрала.
Димка насупился, и сидел теперь ссутулившись, глядя себе под ноги. Вероятно, мальчик внимательно прислушивался к ее разговору с Туром, и не без интереса, да только… Ромашка не сердилась на Димку, она его очень хорошо понимала. Мальчик просто ни с кем не хотел делить своего большого друга, абсолютно ни с кем. Наверное, у Димки никогда не было хорошего друга, или хорошего старшего брата, или хорошего отца, и для бедного мальчика из приморского городка Тур стал сбывшейся мечтой. Точно так же, как Мирослав для нее, для Ромашки.
Мирослав… Подумав о нем, Ромашка обернулась и только сейчас заметила, что он уже закончил беседовать со старостой и сидит неподалеку, задумчиво глядя на пляшущих девушек. Ромашка подперла кулачками подбородок и принялась вглядываться в лица хуторян, пытаясь отыскать в них знакомые черты, но что-то у Ромашки не получалось: бабушку она не помнила, а отец все-таки был наполовину сыном горожанина, невесть как забредшего на этот хутор. А уж как этот горожанин убедил бабушку уйти с ним?…
Мирослав вдруг повернулся.
- Как звали твою бабушку? - спросил он.
Староста, естественно, не мог знать женщину по имени Калина, покинувшую хутор задолго до его рождения, но вскоре отыскалась старушка, которая помнила Ромашкину бабушку. Помнила, правда, плохо - в далекой молодости она дружила с Цвитаной, и вот у этой ее подруги сестра была, которая, если старушка не ошибается, звалась Калиной.
- Я уж не помню, как оно было, - голос у старушки был сипловатый, а говорила она медленно, тяжело, часто ненадолго умолкая. - Пришел из-за гор человек, пожил у нас… А потом ушел, и Калину с собой увел. После мы о ней ничего не слышали… да и не вспоминали.
- А сестра ее? - Ромашка очень волновалась, но в душе расцвела вдруг безумная надежда - ведь до сих пор живет здесь ее родня, значит не так уж она, Ромашка, и одинока на этом свете, значит, есть еще родная кровь.