Сперва в голове мелькнула мысль зайти к Туру, но Мирослав отогнал ее тут же - рано еще по гостям ходить. Да и Ромашка, вполне вероятно, спит еще, хотя… Помнится, она вставала, как и все поселяне, с петухами: не раз ведь, выходя с утра на укрытую росой траву, видел он ее светлую фигурку у колодца.
Пройдя по улице, Мирослав свернул на тропинку, ведущую в горы.
"Не дождалась тебя Ромашка…"
"Того и гляди, брататься с врагами начнешь!"
Ноги шли быстро, стремительно уносили его от поселка, так, словно их хозяин ожидал погони. На вершину Мирослав взошел почти бегом и остановился у края каменистого выступа, глядя на домики в долине, широкую ленту реки, серое облако леса. Отыскав взглядом родной дом на берегу, Мирослав усмехнулся горько: "Что ж это я, как дитя малое, из дому сбежал… Глупо ведь". Скинув сумку на землю, Мирослав опустился на корточки, глубоко вздохнул, пытаясь усмирить кувыркавшийся в груди комочек боли.
Как и раньше, он пытался понять отца, в который раз говорил себе: "Значит, заслужил. Значит, дал повод так о себе думать". Да только сегодня подобные размышления обрывались, вспыхивая по-детски наивным вопросом: "За что?" Но ответа на этот вопрос тоже не находилось. Анализируя собственные поступки с того самого момента, как заявил на Совете о своем несогласии с планом уничтожения городов, Мирослав, как ни старался, не находил ничего предосудительного в своих действиях. Но не мог ведь отец просто так обвинить его сначала в трусости, потом в предательстве? Значит, была за ним какая-то вина, какой-то проступок…
Хорошо, что теплый тулуп, в котором теперь было жарко, лежал, свернутый, в дорожной сумке, достаточно для этого вместительной. Мирослав вынул его, постелил на холодный камень и сел, опершись локтями о колени и положив подбородок на сложенные руки. Ветра, трепавшего его светлые с густой проседью волосы, Мирослав не замечал. Какое-то гадкое ощущение наползало на душу… Виноват ведь, и перед матерью виноват, что вот так, не успел поздороваться - и ушел, и перед отцом виноват: узнают люди, что сын из дома ушел, толки начнутся разные, разговоры.
"Да и с самого возвращения ни разу Ромашка твоя не зашла, не спросила - как дела, какие новости".
Мирослав лег на спину, глядя, как в светлом небе, где-то очень-очень высоко, бегут облака. "Зачем же ты так, мама…"
"Не видишь что ли, сын наш уж и уважать себя перестал, да и семью свою, родителей своих ни во что не ставит".
Он снова поднялся сел, подобрал с земли камешек и, с силой размахнувшись, бросил его вниз, с обрыва. Камешек несколько раз подпрыгнул на больших валунах, потом покатился по склону. Рука Мирослава нащупала новый камень, но вместо того, чтобы отправить его вслед за предыдущим, Мирослав сжал его в кулаке, сжал изо всех сил, так, что острые грани впились в ладонь.
"В Родень пойду. К наставнику. Вот только к Туру зайду да Ромашку повидаю…"
Мирослав спустился в поселок, когда время давно перевалило за полдень, и направился сразу к дому своего друга. Только взошел на крыльцо и уже занес руку, чтобы постучать, как услышал радостный бас прямо за спиной:
- Мирослав! Вернулся!
Он едва успел обернуться, как оказался в крепких объятиях рыжего великана.
- А мы и не знали! Это ж надо!
Хлопнув друга по плечу, Тур отворил дверь.
- Ой, Мирослав! - всплеснула руками тетушка Звана, возившаяся у печи. - Когда ж это ты вернулся? Сегодня, что ли?
- Здравствуйте, тетушка Звана, - улыбнулся Мирослав. - Да, вернулся сегодня.
- Насовсем хоть? - лукаво поинтересовалась мать Тура.
- На этот раз - да, насовсем.
- Дома-то был? - осторожно спросила тетушка Звана, покосившись на дорожную сумку, что все еще висела у него на плече.
- Был, а как же. Я ведь утром вернулся, рано. Первым делом к родителям пошел. Теперь вот решил и к вам заглянуть.
Брови женщины взметнулись вверх, но недоумения своего по поводу собранной дорожной сумки за плечами гостя она не высказала вслух.
- Ну что ж ты стоишь? Садись, садись к столу. Ты обедал? Может, покормить тебя?
- Обедал, - ответил Мирослав, отмечая про себя, что теперь уже и врет почти без зазрения совести.
- Ну хоть от чая с ватрушками не откажешься, а? Ватрушки свежие, а чай-то душистый, на смородиновых листьях заваренный!
- Не откажусь…
Мирослав сел за стол. Не раз до этого принимая угощение в доме Тура, сегодня он впервые отчего-то ощущал неловкость. К тому же Ромашки все не было видно. Дверь в ее комнату приоткрыта, но там темно и тихо… Мирослав рассеянно огляделся, потом, рассудив, что девушка наверняка гуляет где-то с подружками, решил пока о ней не спрашивать.
Вскоре, словно муха на варенье, прилетел на запах свежих ватрушек маленький Димка, поздоровался с Мирославом и, усевшись за стол, тут же засыпал гостя вопросами о приморском городе. Мирослав отвечал на вопросы Димки, Тура и тетушки Званы, рассказывал о том, как ходили к хуторянам, как садили деревья вместе с городскими… долго рассказывал. Да только, когда в окошках стало темнеть, уже не сдержался и спросил:
- А где же Ромашка? Поздно ведь…
Тур удивленно выпучил глаза и тут же звонко хлопнул себя по лбу.
- Так ведь нету ее! В Родень уехала, к Любомире.
На секунду Мирослав почувствовал разочарование оттого, что сегодня девушку не увидит, но вспомнил о том, что собрался в Родень идти и даже улыбнулся: "Ничего, значит завтра увижу".
- И давно уехала? - поинтересовался он.
- Да уже недели две, а то и больше, - тетушка Звана налила в свою кружку еще немного кипятка, осторожно подула на воду. - Вон Тур ездил к ней дней пять назад, проведать да гостинцев передать. Говорит, успехи делает наша Ромашка. Хвалит ее Любомира.
- Понятно, - негромко произнес Мирослав.
- Нам-то, помнишь, Любомира сказала, чтобы я после посевной Ромашку привез, - сказал Тур, доливая кипятку и себе. - Но передумала почему-то, Сивера за нею прислала. Вот он и передал, что Любомира Ромашку к себе ждет, а на другой день я сам ее и отвез.
Мирослав посидел еще немного, потом, спохватившись, что время уже позднее, засобирался. На поселок опускались первые сумерки, когда Мирослав попрощался с Туром на крыльце его дома и, как обычно, пошел по дороге вниз, к реке. Он не знал, был ли отец сейчас дома, и потому очень надеялся, что мать выйдет за чем-нибудь во двор: встречаться с отцом совершенно не хотелось. Но во дворе никого не оказалось, потому Мирослав, второй раз за сегодня, постучал в дверь родного дома словно гость.
И ему снова открыла мать, радостно вздохнула, увидев сына на пороге, но тут же улыбка, появившаяся было на ее красивом лице, погасла.
- Я в Родень пойду, мама. Ты не волнуйся. Наставник меня примет.
- Как в Родень? Зачем? - всплеснула руками женщина. Она быстро оглянулась туда, вглубь помещения, где Мирослав уже заметил воеводу. Вояр смотрел хмуро, но не подходил. Любима вновь поглядела на сына, отчаянно всматриваясь в его лицо, и все больше уверяясь, что это правда, и Мирослав действительно уходит.
- Что же ты, - прошептала она и замолчала. Потом вышла вместе с ним на крыльцо, закрыв за собой дверь в дом. Мирослав стоял перед нею, опустив голову, готовый к любым упрекам. Любима не стала уговаривать его остаться, не стала попрекать тем, что только вот вернулся - и снова оставляет мать.
- Тебя в дорогу собрать? - спросила она.
- Не надо, мама. У меня все есть, - Мирослав поправил ремешок сумки. - Я пойду.
Любима не сразу отпустила сына - шагнула ближе, обхватила ладонями его лицо, наклонила к себе и поцеловала, прощаясь. И потом долго смотрела ему вслед, стоя на крыльце, смахивая платком то и дело появляющиеся на глазах слезы.
Глава 35
Несмотря на то, что накануне он не выспался, этой ночью невеселые мысли надежно отгоняли сон, и поэтому Мирослав довольно бодро зашагал по темной дороге через шуршащий голыми ветвями лес. С деревьев кричали ночные птицы, что-то шелестело в прошлогодней листве. До слуха доносился мелодичный напев Родны. Дорога на некоторое время отдалялась от реки, но потом Родна поворачивала на восток, и вскоре Мирослав снова шел по берегу, то и дело поглядывая, как в водной глади отражается луна. Шел он быстро, надеясь поспеть в Родень к утру, хотя спешить, в принципе, ему было некуда - наставник ведь не ждал его. Но зато утром, возможно, удастся Ромашку увидеть перед тем, как у нее начнутся занятия.
Ночью стало холодно, но Мирослав, быстро шагающий по дороге, этого не заметил. Ближе к рассвету он прошел поворот на Лесичанск, а вскоре услышал крики петухов, мычание коров, а потом и громкие голоса людей - звуки большого поселения, которое просыпается, готовится к началу нового дня. Когда солнце уже поднялось над лесом, Мирослав наконец увидел за расступившимся лесом огороды да бревенчатые избы. Он вышел на утоптанную улочку и направился к площади, вокруг которой стояли дома мудрейших и старейшин.
Ночью стало холодно, но Мирослав, быстро шагающий по дороге, этого не заметил. Ближе к рассвету он прошел поворот на Лесичанск, а вскоре услышал крики петухов, мычание коров, а потом и громкие голоса людей - звуки большого поселения, которое просыпается, готовится к началу нового дня. Когда солнце уже поднялось над лесом, Мирослав наконец увидел за расступившимся лесом огороды да бревенчатые избы. Он вышел на утоптанную улочку и направился к площади, вокруг которой стояли дома мудрейших и старейшин.
Широкая, вместительная конюшня находилась неподалеку от главной площади. Мирослав как раз проходил мимо, но остановился и прислушался - ему почудился знакомый голос. Сначала было тихо, но Мирослав подошел ближе и вскоре услышал возмущенный возглас:
- А-ну, пусти, кому говорят!
Голос Ромашки Мирослав узнал сразу и успел встревожиться еще до того, как до его слуха долетел как всегда грубоватый ответ Сивера:
- Куда я тебя, дуру, пущу! Ты и в седле-то едва держишься, а тут вон что выдумала!
- Ничего подобного. Нормально я держусь, небось, не выпаду! И гнать не буду, честное слово.
- А все равно одна ты не поедешь.
Догадавшись, о чем спор, Мирослав улыбнулся и пошел вдоль сложенной из бревен стены ко входу.
- Поеду! - упрямо заявила девушка.
Сивер на этот раз не ответил.
- Ну, тогда поехали вместе. Тетушка Звана тебе будет рада, - продолжала уговаривать Ромашка, на что ее собеседник лишь фыркнул:
- Вот еще!
Мирослав остановился у дверей. Ромашка стояла к нему спиной, держа под уздцы пегую лошадку, Сивер же хмурой тучей находился рядом, и рука его тоже держала уздечку, не позволяя Ромашке увести лошадь. Взгляд ярко-голубых глаз из-под темных бровей Сивера буравил лицо девушки, и, надо полагать, Ромашка отвечала ему не менее упрямым взглядом.
- Пешком пойду! - сказала вдруг Ромашка, бросила уздечку и резко повернулась. И даже успела сделать пару шагов, прежде чем удивленно замерла, глядя на знакомую фигуру, появившуюся в дверном проеме.
- Ой, - вырвалось у девушки. Она моргнула, словно проверяя - не обманывают ли ее глаза, потом резко сорвалась с места и бросилась к Мирославу с явным намерением обнять, да только передумала и остановилась перед ним, глядя счастливыми глазами и радостно улыбаясь.
- Здравствуй, Ромашка.
Девушка прищурилась, потому что из-за спины Мирослава светило солнце, неловко переступила с ноги на ногу, и по щекам ее поползли две сияющие капельки. Она словно качнулась вперед, и Мирослав сделал шаг навстречу, принимая девушку в объятия.
- Ромашка, ты чего? - тихонько спросил он.
Девушка не сразу смогла ответить.
- Я так по тебе соскучилась, - призналась она.
- Я тоже, - шепотом ответил Мирослав.
Голоса на улице стали громче, Родень просыпался, люди выходили к площади, кто-то направлялся в конюшню. Мирослав медленно отпустил Ромашку, смущенно замершую перед ним с опущенной головой. Ее пепельного цвета волосы были сплетены в коротенькую косичку, а отдельные выбившиеся пряди легонько покачивались у висков.
- С добрым утром! - прокричал кто-то с улицы.
Обернувшись, Мирослав точно так же поприветствовал мужчину в темно-красной телогрейке, что направился к стойлам мимо хмурого Сивера. Все это время Сивер, не глядя на Ромашку и Мирослава, расчесывал пальцами светлую гриву пегой лошадки.
- Здравствуй, Сивер, - громко поздоровался Мирослав, а потом сказал Ромашке: - Пойдем…
Девушка вышла вместе с ним на залитую светом улицу. Мирослав приметил неподалеку от стен конюшни лавочку и направился туда. Все-таки он шел без остановки всю ночь и успел не только устать - его немного клонило в сон. Опустившись на лавку, Мирослав скинул на землю свою сумку и теперь неотрывно смотрел на девушку, которая сегодня отчего-то особенно смущалась под его взглядом. "Раньше такого не было" - отметил про себя Мирослав.
- Ну и куда же ты собиралась в такую рань? - с улыбкой спросил он.
- Я… я в Вестовое хотела. Вчера в Родень вернулись те, кто с тобою в городе оставался. Вот я и подумала… Я ночью ехать побоялась, думала с утра.
Мирослав лишь головой покачал.
- Эх, Ромашка, Ромашка… Надо будет Сивера поблагодарить, что не отпустил тебя.
Наверняка Ромашка была с ним не согласна, но вместо того, чтобы возражать, спросила:
- А ты как сюда добрался?
- Пешком.
- Пешком? - удивилась девушка. - Так ты всю ночь шел?
Мирослав кивнул.
- Устал, наверное…
- Ничего. Сейчас вот с наставником переговорю, а после и отдохну немного.
Мужчина в красной телогрейке вывел из конюшни красавца-гнедого, вскочил в седло, и, махнув рукой Мирославу, тронул пятками бока жеребца. Гнедой неторопливо зарысил по дороге.
- Когда у тебя занятия начинаются? Не опоздаешь? - спросил Мирослав.
- Не опоздаю, - ответила Ромашка. - У меня еще минут десять есть, так что успею…
- Неужели ты, Ромашка, собиралась в Вестовое, не предупредив Любомиру?
- Конечно, нет! - возмутилась девушка. - Я записку оставила… Ой! - Ромашка вскочила с лавки, подняла к лицу руки. - Я совсем забыла! Ведь записка-то на видном месте, если Любомира ее прочтет…
Мирослав протянул руку и легонько сжал пальцы, на миг коснувшиеся его ладони.
- Ты беги. После занятий встретимся. Ты ведь у Любомиры живешь, да? Я зайду. Беги.
Улыбнувшись ему напоследок, Ромашка быстро побежала по улице. Короткая косичка раскачивалась, словно маятник. Вскоре девушка повернула и скрылась из виду, а Мирослав еще некоторое время с улыбкой смотрел ей вслед, потом поднялся, подхватил сумку и пошел в ту же сторону. На полдороги его нагнал Сивер. Он никак не заявил о своем присутствии - Мирослав просто услышал, что Сивер роднянский идет рядом.
- Спасибо тебе, Сивер, что Ромашку не отпустил, - сказал Мирослав.
- Не за что, - буркнул Сивер. - Не хватало еще, чтобы она себе шею свернула.
Двухэтажный бревенчатый дом, в котором старейший занимался со своими учениками, возвышался за площадью. Практически напротив него можно было увидеть избу с резным крылечком - именно там сейчас находилась Ромашка. "Надеюсь, Любомира не слишком на нее рассердилась, - подумал Мирослав, хорошо представляя себе, какова будет реакция мудрейшей на Ромашкину записку. - Может, Ромашка все-таки успела свою записку спрятать".
Голос Сивера отвлек его от размышлений:
- А ты чего приехал? Вроде наставник тебя не вызывал.
Ни отвечать правду, ни врать Мирослав не захотел, потому он лишь пожал плечами.
Наставник принял его радушно и тут же отправил завтракать. Правда, потом пришлось рассказать ему обо всем, но долго расспрашивать своего ученика старейший не стал. После разговора Мирослав устроился на деревянном полу в комнатке второго этажа, где обычно ночевал, приезжая в Родень, подложил под голову свернутый тулуп и закрыл глаза.
Проснулся он, когда лучи заходящего солнца окрасили пол в малиновые тона. Мирослав не сразу понял, где он и почему, хотя обычно ему не требовалось времени, чтобы собраться с мыслями после сна. Вспомнив обо всем, что произошло за последние двое суток, он нахмурился, потер ладонью лоб, потом встал, пригладил руками волосы, потуже затянув на них кожаный ремешок. "Ромашка ждет" - подумалось ему. Мирослав выглянул в окно - за лугом начинался лес, где-то далеко-далеко поднимались вершины гор, за которые медленно прятался раскаленный солнечный диск. Сообразив, что проспал целый день, Мирослав покинул комнату, быстро спустился вниз, умылся и вышел на улицу.
Девушка и правда его ждала. Она сидела у крыльца дома Любомиры, но лишь заметила его - тут же встала и улыбнулась. Одета Ромашка была в теплую свитку с длинным рукавом поверх платья, из-под подола выглядывали ножки в шерстяных чулочках и сшитых Туром мягких туфельках. Мирослав сразу заметил, что девушка что-то прячет в кулачке, но спрашивать не стал.
Ромашка пошла ему навстречу. Остальные ученицы Любомиры - четыре молоденькие девушки - с любопытством смотрели ей вслед.
- Ну как, не ругала тебя Любомира? - спросил Мирослав, когда девушка подошла ближе.
Ромашка отрицательно покачала головой и тихо сказала:
- Пойдем.
Полноводная Родна поблескивала в закатных лучах, когда Мирослав с Ромашкой вышли на ее лесистый берег и присели на широкий ствол поваленного дерева, спрятавшись за пригорком от прохладного вечернего ветерка. Сначала оба молчали, потом Ромашка спросила:
- Что там, в городе?
Мирослав уже несколько раз рассказывал о том, что происходило после ухода армии Бравлина, но для Ромашки его рассказ был действительно важен, потому он снова начал рассказывать о хуторянах, о посадке деревьев, о том, как помогали городские…
- Мирослав, - вдруг тихо перебила его Ромашка. - Скажи, у тебя что-то случилось?