Жизнь – это вам не кино с обязательным хеппи-эндом, подумала Фатима со вздохом. Тут все наоборот – начало счастливое, зато потом только держись.
Ей не нужно было смотреть на экран, чтобы следить за похождениями секретного киноагента с лицензией на убийство. Фильм показывали во время рейсов второй месяц кряду, так что Фатима отлично ориентировалась по звуку. Уже отголосила свое Мадонна, уже закончилась затянутая сцена пыток, уже скопытился подлый полковник Мун. Значит, скоро схваченного врагами героя обменяют на корейского шпиона, а потом он приступит к установлению мира во всем мире, совершая подвиг за подвигом с неутомимостью мультяшного героя.
Почему они выбрали на роль суперагента такого пожилого дядьку? – спросила себя Фатима, продолжая наблюдать за пассажирами. Прямо Вельяминов какой-то, а не звезда мирового масштаба. Под шикарным костюмом наверняка скрываются покатые плечи и солидное брюшко. Отсюда и обилие компьютерной графики в фильме. Оно понятно: ни Вельяминова, ни Пирса Броснана не заставишь плавать среди льдин или прыгать с парашютом. Им бы только молоденьких девушек на коленки усаживать, нашептывая им на ушко всякие глупости. Нашкодят – и в кусты, джеймсбонды поганые, сердито заключила Фатима. Водку с мартини им подавай – «взболтать, не перемешивая». Как же, как же! А детей кто воспитывать будет? Птица счастья завтрашнего дня? Аист?
Фатима собиралась издать горестный вздох, но так и замерла, с легкими, до предела заполненными воздухом. По проходу между креслами шел пассажир, по сравнению с которым меркли и Вельяминов в парадном кителе, и суперагент в элегантном смокинге. Не слишком молодой, но и не из той категории мужиков, которые, обнаружив первые проплешины, начинают талдычить, что они, мол, находятся в полном расцвете сил.
Пассажир поднялся с седьмого места и теперь приближался к Фатиме, доставая на ходу сигарету. Встретившись с ней взглядом, он виновато улыбнулся, сделавшись чуточку похожим на проштрафившегося мальчишку. Направляясь покурить в туалет, мужчина явно испытывал чувство неловкости и, что приятно поразило девушку, не пытался скрыть этого. «Так уж я устроен, – говорили его глаза. – Терпеть не могу пялиться в телевизор, а усидеть на одном месте два с половиной часа выше моих сил».
Легкая походка, офицерская выправка, аккуратная прическа и белая рубаха, заправленная в черные брюки, придавали мужчине сходство с испанским танцором, приготовившимся исполнить фламенко. Безукоризненные стрелки на штанинах и закатанные до локтей рукава лишь усиливали это впечатление. Смотрелся необычный наряд почему-то не старомодно, а очень даже прикольно, как отметила про себя Фатима.
Потому что дело не в одежде, а в том, кто ее носит, сказала она себе, все еще не догадываясь выпустить из груди скопившийся воздух. Она почувствовала, что у нее перехватило дыхание, лишь когда подошедший мужчина обратился к ней.
* * *Стюардесса была очень хорошенькая и очень молоденькая, хотя, если быть беспристрастным, то первое качество являлось лишь следствием второго, увы, следствием недолговечным. Бондарь поймал себя на мысли, что робеет перед этой хрупкой девчушкой, преградившей ему путь. Черт подери, неужели она не позволит ему наспех подымить в гальюне? Какие-нибудь новые правила, вызванные нещадной борьбой с международным терроризмом, без которых сегодня и плюнуть нельзя?
Бондарь понятия не имел. Он давно не летал самолетами и успел отвыкнуть от воздушных пробок в ушах, монотонного гула турбин и однообразного пейзажа, проплывающего под иллюминатором. Тоска смертная. Редко-редко промелькнет в облачных прорехах неправдоподобно далекая земля, расчерченная зелено-коричневыми квадратами полей, и снова тянется сплошная молочная пелена, пялиться на которую надоело бы и медитирующему японцу.
Фильм, предложенный вниманию почтенной публики, был динамичен как рекламный ролик, но терпения Бондаря хватило ненадолго.
Самым забавным показался ему кодовый номер главного героя картины – 007. Точно такие же цифры красовались на спинке сиденья Бондаря. Любопытное совпадение. Мысленно отметив, что у него нет ни лицензии на убийство, ни даже какого-нибудь завалящего пистолета, Бондарь машинально нащупал в кармане пачку сигарет. Идеально пристрелянный «вальтер» остался на чужой эстонской земле, и обзавестись другим таким же совершенным оружием в ближайшем будущем Бондарь не надеялся. По существу, его отстранили от серьезных дел, поручив ему мелочовку, с которой справился бы и желторотый новичок. Ну не обидно ли? И как тут не закурить?
Но в начале прохода стояла эта юная стюардессочка с глазами насторожившейся серны и явно собиралась задержать Бондаря на подступах к туалету. Страдая без привычной дозы никотина, он снизошел до подобия заискивающей улыбки, однако ответной реакции не последовало. Продолжая преграждать Бондарю дорогу, девушка розовела прямо на глазах, а ее раздувшиеся ноздри тревожно трепетали.
– В чем дело? – сухо спросил он.
Вместо того, чтобы ответить, она часто задышала, по-рыбьи открыв рот.
– Вам плохо? – обеспокоился Бондарь.
– Нет! – поспешила заверить его девушка.
– Тогда разрешите пройти.
– На перекур?
Встречный вопрос прозвучал неприязненно:
– Это запрещено?
– С какой стати? – Узкие плечики девушки поднялись и опустились. – Курите на здоровье.
– Ну, здоровья от этого вряд ли прибавится, – успокоился Бондарь, протискиваясь между девушкой и сервировочным столиком.
– Между прочим, меня зовут Фатима, – сообщила она.
– Неужели? – Замешкавшийся Бондарь замер на месте. Между его животом и грудкой стюардессы оставался чисто символический сантиметровый зазор.
Оба успели ощутить тепло тел друг друга, когда по салону прокатился раскатистый грохот киношного взрыва.
– Ох, извините.
Вздрогнувшая Фатима поспешно отпрянула. Задребезжал потревоженный ею столик, опасно накренилась стопка пластмассовых стаканчиков. Подхваченные девушкой, они вернулись на место.
– Извините, ради бога, – повторила она.
– Все в порядке, – расслабленно махнул рукой Бондарь.
Сигарета, выскользнувшая из его пальцев, так и не упала. Фатима поймала ее в нескольких сантиметрах от пола. Девчушка обладала поистине кошачьей реакцией.
И грацией, добавил мысленно Бондарь.
– Возьмите, пожалуйста.
Продолжая сидеть на корточках, Фатима протянула ему сигарету. Ее форменная юбчонка была слишком коротка и узка для подобных упражнений.
– Спасибо.
Отвернувшийся Бондарь не сразу нашел зависшую в воздухе сигарету.
– «Монте-Карло» – это где? – поинтересовалась Фатима, неизвестно когда успевшая прочитать название.
– По-моему, во Франции, – предположил Бондарь. – Город миллионеров, что ли.
– Там есть аэропорт?
– Откуда мне знать?
– Если есть, то я там обязательно побываю, – уверенно заявила Фатима.
– Да встаньте же, наконец, – рассердился Бондарь, не зная, куда девать глаза. Дурацкая юбчонка! Дурацкая манера общаться, сидя на корточках. Не так-то просто повернуться спиной к симпатичной девчушке, глядящей на тебя снизу вверх. Что ей надо? Прицепилась как банный лист!
– Знаете, как переводится мое имя? – невинно осведомилась она, выпрямляясь в полушаге от Бондаря.
– Нет, – буркнул он, отстраненно удивляясь тому, что по-прежнему торчит на месте, выслушивая этот детский лепет.
– «Сверкающая», – сказала Фатима, не обращая внимания на неловкое топтание собеседника. – Так звали дочь пророка Мухаммеда, мир ему. Значение имени объяснил пророку не кто-нибудь, а сам ангел.
– Очень интересно, – обронил Бондарь, кляня себя за медлительность.
– А еще мое имя означает «Девственная». Типа вашей непорочной Девы Марии, – Фатима опустила ресницы и зачем-то провела пальцем по животу. На ее полудетских губах заиграла загадочная улыбка.
– С чем вас и поздравляю, – проворчал Бондарь.
– Имя – это только имя, – наставительно произнесла Фатима, – не стоит принимать его всерьез. Вот, например, ваши сигареты называются «Монте-Карло», так? Это же не значит, что их делают во Франции. – Быстрый взгляд, брошенный на собеседника украдкой, сопровождался довольно неожиданным вопросом: – Вам сколько лет?
– Я начал курить в твоем возрасте, – грубо ответил Бондарь, – но приставать к взрослым людям отучился значительно раньше. Тебе не говорили, что заговаривать первой с незнакомыми дядями нехорошо?
– Тоже мне, дядя! – фыркнула Фатима. – Бывают и постарше.
Ничего не ответив, Бондарь стремительно пошел прочь и ворвался в туалетную кабину с таким ощущением, будто вынужденная задержка длилась не десять минут, а несколько часов. Курил с таким остервенением, что сигарета закончилась раньше, чем он успел как следует отравиться никотином. Пришлось снова лезть за пачкой. Тем более что лукавая мордашка Фатимы никак не шла из головы. Хорошенькая стюардесса то дерзко подмигивала Бондарю, то скромно улыбалась, пряча глаза под густыми ресницами.
Какая там Дева Мария, какие ангелы?! В этой девушке сидел такой порочный бесенок, что согрешить хотелось сразу и бесповоротно.
– Вот тебе и Фатима, – пробормотал Бондарь, досадливо качая головой. – Сверкающая, скажите пожалуйста. Каким таким местом, хотел бы я знать?
Ответ, мгновенно пришедший на ум, произносить вслух Бондарь не стал.
* * *Перекур немного скрасил полет. Что касается фильма, то он за время отсутствия Бондаря не стал ни менее красочным, ни более правдоподобным.
Пижонистый шпион, шнырявший по телеэкрану, вел себя с азартом мальчишки, которому папа позволил поиграть разряженным пистолетом. Создатели «бондианы» перепробовали на главную роль массу народу, но, кажется, самый первый агент 007 в исполнении лысеющего Шона Коннери точно так же неуклюже резвился с «вальтером» РРК калибра 7,65 миллиметра, с золоченой рамкой и перламутровыми щечками рукоятки – забавная безделушка, не стоившая ломаного гроша в сравнении с «вальтером» серии Р-99. Не так давно Бондарь имел в своем распоряжении это грозное оружие, а теперь ему оставалось лишь тоскливо наблюдать за неуклюжими потугами своего киношного коллеги.
По его глубокому убеждению, Пирс Броснан в подметки не годился родоначальнику жанра. Коннери хотя бы дурачился, иронизируя над своим непотопляемо-несгораемым героем. Чего стоил его коронный выстрел с подпрыгиванием, разворотом вправо и вскидыванием руки с пистолетом! Цирк, да и только. Но на то и цирк, чтобы зрителям было весело.
Для пущего форсу Бонд, обычно носивший пистолет в подмышечной кобуре, успевал выхватить его раньше, чем стрелял державший оружие наготове противник. Причем любимый «вальтер» был явно маловат для мощной лапы Коннери, поэтому ему приходилось буквально ввинчивать указательный палец в спусковую скобу и нажимать на спусковой крючок второй фалангой пальца вместо первой. Скоростная стрельба, которую он вел, не выдерживала никакой критики. Кроме того, искушенный зритель не мог не обратить внимание на то, как пистолетный ствол «клюет» вниз от слишком сильного нажатия на спусковой крючок. Так что на экране Бонд был царь и бог, но в тире его попросту обсмеяли бы.
Куда профессиональней, с точки зрения Бондаря, выглядел на линии огня Пирс Броснан, перехвативший эстафету 007 в девяностых. Консультировали ирландского актера явно американцы, отдававшие предпочтение так называемой стойке Вивера. Разработанная бывшим шерифом полвека назад, она вошла в программу стрелковой подготовки офицеров полиции и агентов ФБР. По схеме Вивера правая рука обеспечивала устойчивость пистолета в вертикальной плоскости, а поддерживающая ее левая отвечала за горизонталь. Во всех голливудских боевиках ведут огонь именно так, чуть пригнувшись, расставив ноги на ширину плеч и держа пистолет обеими руками.
Бондарь знал эту технику, но был от нее не в восторге, предпочитая иметь одну руку свободной. Кроме того, он вообще саркастически относился ко всему американскому. Если бы янки были такими уж бравыми вояками, они демонстрировали бы свою лихость не в кино, а в жизни.
Многолетняя практика заставила Бондаря отдавать предпочтение классической стрельбе с одной руки навскидку, известной в кругу специалистов как «вертикальный подъем». На дальности до девяти метров это был идеальный вариант. Ствол пистолета становится продолжением руки, оба глаза открыты, фиксируясь не на мушке, а на противнике, который отнюдь не собирается ждать, пока в него прицелятся. Если противник попадался расторопный, Бондарь, ведя огонь, пригибался или падал на одно колено.
При совсем уж ближнем бое, когда приходилось вести стрельбу в упор, он не тратил время на подъем пистолета на уровень глаз. Палил с согнутой в локте рукой от бедра. Получалось нечто похожее на технику, разработанную офицером шанхайской полиции Файрбэйрном и перенятую британскими «командос». К сожалению, посоревноваться с ними Бондарю пока что не довелось. А жаль. Интересно было бы выяснить, намного ли отличается реальная западная спецура от киношной.
Стрельба на экране сменилась постельной сценой, вызвавшей у Бондаря мысли о Фатиме. Какого черта она к нему привязалась? Что ей надо? Большой и чистой любви от мужчины, которого она увидала впервые? От мужчины, который старше ее как минимум на десять лет?
Возвращаясь из туалета, Бондарь даже не взглянул в сторону назойливой стюардессы, но она не только не обиделась, но и успела шепнуть, что подойдет к нему позже. Зачем? Должна же быть какая-то цель. Бондарь не питал иллюзий по поводу своей привлекательности для женского пола. Да, многие барышни поглядывали на него с интересом, но после обмена несколькими фразами остывали еще скорей, чем загорались. Знакомясь с женщинами, Бондарь не умел быть веселым, беспечным и милым, как того требует закон жанра. Вместо того, чтобы рассказать смешной анекдот или сделать двусмысленный комплимент, он мог ляпнуть какую-нибудь бестактность, а то и нагрубить. Кому такое понравится? Уж конечно, не молоденькой стюардессе, привыкшей к знакам внимания со стороны пассажиров.
Темненькая, большеглазая, с выпяченной по-птичьи грудкой – молодость и свежесть ее главные козыри, но если Фатима будет выкладывать их без оглядки, то заветного выигрыша ей не видать как своих ушей.
«Провинциальная дурочка, – ругал ее Бондарь, стремясь отделаться от навязчивых мыслей о стюардессе. – Тоже мне, охотница за мужскими головами выискалась! Романтики захотелось? Поищи кого-нибудь другого. Лично я – пас. Приключения такого рода не для меня. Хотя… в последнее время жизнь стала чересчур пресной. Кажется, я объелся домашними варениками и пирожками. Тошнит».
Бондарь мрачно уставился в иллюминатор, за которым клубились уже не облака, а настоящие грозовые тучи. Прохладный воздух в салоне самолета казался наэлектризованным. Фильм закончился, но подвешенные к потолку телемониторы продолжали работать вхолостую. Их змеиное шипение усиливало ощущение опасности. Черно-белая рябь на экранах заставляла пассажиров нервничать.
– Да выключите же их наконец! – не выдержала дама, превосходившая дородностью и статью Людмилу Зыкину в ее лучшие времена. – Сколько можно?
– Издеваются, – поддержал даму пожилой мужчина с бравыми мексиканскими усиками. – До ручки довести нас хотят.
– Эй, кто-нибудь! Вырубите телики!
– Телевизоры выключите, вам говорят!
Мониторы погасли, но скопившаяся в салоне тревога никуда не делась. Ноздри Бондаря уловили густой запах пота, повисший над рядами кресел. Казалось, еще чуть-чуть, и его можно будет увидеть воочию, словно болотный туман. Это выбрасывался наружу адреналин, бурно вырабатывавшийся в организмах напуганных грозой пассажиров. Попеременное мигание света в салоне и молний за окнами напоминало о том, как, в сущности, ненадежна, как тонка скорлупа самолета перед напором грозной стихии.
По рядам пронесся сдавленный ропот, сопровождавший особенно яркую вспышку молнии. Заплакал перепуганный ребенок, но его жалобные стенания оборвал сокрушительный раскат грома. Через несколько секунд плач возобновился уже в два горла – к малышу присоединилась его мать.
Бондарь обнаружил, что вцепился в подлокотники с такой силой, будто намеревается оторвать их от кресла, и велел себе расслабиться. Тем не менее поза получилась не такой непринужденной, как ему хотелось бы. В голове проносились мысли, порожденные коллективной паникой, назревающей в салоне. Сколько лет эксплуатировался этот самолет Туполева, помнивший времена своего именитого создателя? Сколько лишних летных часов провел он воздухе, вопреки инструкциям и техническим стандартам? Не отвалятся ли у него крылья, подточенные чрезмерными нагрузками? Ведь при капитализме от эксплуатации страдают не только люди, но и механизмы. А вдруг двигатель «Ту-134» заартачится, отказываясь работать на новых хозяев, выжимающих из него все возможное и невозможное?
Стоило Бондарю задать себе этот вопрос, как шум турбин изменился от рокочущего гула до натужного сипения, расшатывающего психику не хуже, чем скрежет вилки по дну алюминиевой миски. Плакали уже три женщины и два ребенка; их голоса с трудом пробивались сквозь нарастающее давление на барабанные перепонки.
Что ж, сказал себе Бондарь, чему быть, того не миновать. Погибать ни за что ни про что не хотелось, однако ощущение нависшей угрозы сопровождалось приятным щекотанием нервов. Что-то вроде профилактики для организма, впавшего в кабинетный анабиоз. Давно пора. Усыпляющий омут тихой, спокойной жизни затягивал Бондаря все глубже и глубже. Будучи человеком действия, он задыхался, когда наступало затишье. Смертельная скука убивала его в буквальном смысле этого слова. Вынужденный простой продолжался уже два месяца, но вот в сплошной пелене будней образовался некий просвет, заставивший Бондаря очнуться от сонной одури. Грозовой воздух был насыщен озоном и электрическими флюидами.