– Нельзя, чтобы кто-то узнал, что я обдумываю брак с женатым мужчиной, – сказала Елизавета.
– Хотя бы дай мне повод надеяться.
Елизавета молчала.
– Если не можешь мне отдаться, хотя бы назначь меня на высокую государственную должность, – завел старую песню Роберт. – Твои советники меня ненавидят. Они завидуют мне и презирают. Двор полон разговоров о том, что я выходец из семьи предателей, покушавшихся на законную власть. Это я-то, который всегда был верен английской короне. Сесил трудится не покладая рук, чтобы устроить твой брак с эрцгерцогом. Но им движет не столько это, сколько желание меня позлить.
– Роберт, ну почему тебе вечно мало? – не выдержала Елизавета. – Ты пользуешься влиянием, какого нет и у Сесила. Когда хотят получить у меня аудиенцию, обращаются к тебе. И я знаю, ты отнюдь не бескорыстно помогаешь просителям. Сесил говорит, ты делаешь все, что в твоих силах, чтобы замедлить или расстроить мои переговоры о браке.
– Ты никак меня обвиняешь? – Ее слова заставили вспыхнуть и Роберта. – Мне ненавистна даже мысль о твоем браке с католиком. Подобные чувства возникают у каждого настоящего англичанина! И если ты согласишься выйти за одного из этих смазливых принцев, мне конец.
– Я не говорила, что собираюсь выйти за кого-то из них.
– Но ты не сказала и что выберешь меня! Бесс, ты же меня любишь. Ты часто говорила мне об этом. И ты хочешь меня, невзирая на все твои слова. Ты нуждаешься во мне.
– Я не нуждаюсь ни в одном мужчине! – сердито возразила Елизавета. Она встала и расправила платье. – А сейчас я нуждаюсь в крепком сне. Одна. Спокойной ночи, Робин!
Дворец Нонсач задумывался отцом Елизаветы как охотничий замок и был построен в итальянском стиле. Герцог Арандельский устроил королеве и ее двору пышную встречу. Для нее были приготовлены просторные комнаты, где уже висели шпалеры и стояла мебель, привезенная по настоянию Елизаветы из Хэмптона. Герцог закатил пир с таким немыслимым количеством блюд, что королева улеглась спать лишь в три часа ночи. В последующие дни ее ждали маскарады, балы и охоты. Естественно, герцог Арандельский стремился постоянно находиться возле нее: разодетый, унизанный перстнями, делающий свои нелепые комплименты и еще более нелепые признания в любви. Елизавета выдерживала все это терпеливо и с чувством юмора. На прощание герцог вручил ей потрясающе красивый набор серебряных тарелок.
«Дорого же я заплатила за твои тарелочки», – подумала она.
Пикеринг, который пользовался любой возможностью, чтобы напомнить Елизавете о себе, тоже считал, что герцог утомил королеву своим душным вниманием. Себя же он считал утонченным и галантным. Чтобы не обижать старого друга, Елизавета согласилась прогуляться с ним, и… конечно же, они наткнулись на Роберта. Лицо у шталмейстера было чернее тучи. Елизавета весело улыбнулась Роберту и пошла дальше под руку с Пикерингом.
Труднее было с Кэт. Той очень не нравились «вольности», допускаемые Елизаветой. До сих пор удавалось избегать столкновений с бывшей гувернанткой. Не хотелось напоминать Кэт, что теперь она королева и находится выше чьих-либо осуждений. Как-то утром, когда Елизавета встала и собиралась покинуть спальню, туда вдруг зашла Кэт и, кряхтя, плюхнулась на колени.
– Госпожа моя! Моя дорогая Бесс. Умоляю тебя: ради бога, выйди ты замуж и положи конец этим гнусным слухам о тебе и лорде Роберте. – Голос пожилой женщины не позволял сомневаться в ее искренности. – Это в твоих же интересах. А то вокруг столько злословят о твоем поведении.
Глаза Елизаветы вспыхнули. Она не потерпит подобных речей даже от дорогого ей человека.
– Если я и оказывала знаки внимания лорду Роберту, он это заслужил благородством своей натуры и своими поступками. Я просто в толк не возьму: как может кто-то возражать против нашей дружбы? И уж меньше всего я ждала подобных речей от тебя. Меня повсюду сопровождают фрейлины и придворные дамы…
Елизавета осеклась, увидев, что Кэт кусает губы.
– Не повсюду, – вздохнула камер-фрау.
– Если они не рядом, то поблизости, – возражала Елизавета, чувствуя, что краснеет. Она не хотела уступать Кэт. – Если бы между мною и лордом Робертом произошло что-то предосудительное, они бы первыми об этом узнали.
Разговор начинал ее сердить.
– Вот что я тебе скажу, Кэт. Если бы у меня имелись склонности к неправедной жизни, если бы я находила в этом удовольствие, никто не посмел бы ставить мне запреты. Даже ты. Но я знаю: Бог никогда не допустит, чтобы я пала столь низко, и этого никто не увидит.
Кэт переживала так, словно перед ней стояла беспутная дочь. Она заламывала руки, готовая расплакаться:
– Бесс, но эти слухи губительны для тебя. Если я позволяю себе говорить подобное, то лишь из любви к тебе. Ты ведь не захочешь оттолкнуть от себя народ. Особенно после такого блистательного начала, когда ты видела в их глазах искреннее восхищение тобой. А при дворе уже складываются две партии: одна надеется получить выгоду, поддерживая лорда Роберта, другая настроена против него. Неужели ты желаешь, чтобы твой двор, а за ним и королевство разделились?
Елизавета пожала плечами, едва сдерживая свое нетерпение:
– Кэт, твоя преданность мне выше всяких похвал. Что же касается замужества, я не могу решиться на такой шаг, не взвесив тщательно все «за» и «против». Иначе я была бы не королева, а дурочка!
– Тогда не следует ли тебе отдалиться от лорда Роберта и дать надлежащий ход переговорам?
– Кэт, ты говоришь мне очень дерзкие вещи. А ведь ты мне не мать.
Эти слова вырвались у Елизаветы сами собой. Она вдруг почувствовала, что сама готова заплакать. Если бы Анна была сейчас жива, если бы могла она утешить и дать настоящий материнский совет. Но отдалиться от Роберта? Он был ее радостью, утешением, островком в бурном море постоянно меняющихся союзов.
– Кэт, не бей меня так больно. Ты заменила мне мать. Ты была рядом в самые мрачные минуты моей жизни. Да, мне необходимо постоянно видеться с Робином. Постарайся понять, почему я это делаю. В мире, где я живу, столько горя и страданий и так мало радости.
– Успокойся, мой ягненочек, – заворковала Кэт, поднимаясь с колен и торопясь обнять Елизавету. – Прости, если сказала тебе что-то обидное. О каком горе и страданиях ты говорила?
Елизавета вздрогнула. Такое случалось и прежде, и как раз сейчас она вдруг почувствовала себя подавленной и одинокой.
– Многие мечтают быть королем или королевой. Но смотреть на тех, кто носит корону, куда легче и безопаснее, чем носить ее самому. Только дураки усматривают в этом удовольствие! У меня полным-полно врагов, и многие из них улыбаются мне и говорят любезности. Моя корона не только привилегия, но и тяжелая ноша. Вокруг достаточно тех, кто хоть сегодня сбросил бы меня с трона, если бы смог. Достаточно и тех, кто стремится помыкать мною. Есть одна причина, почему я не решаюсь выйти замуж и почему лишаю себя покоя, который, как говорят, женщина обретает в браке. Я отличаюсь от других женщин. Я королева и королевой намерена оставаться.
Выплеск эмоций принес облегчение. Елизавета снова почувствовала себя собранной, сильной, уверенной в избранном пути. Да, у нее бывают моменты слабости, когда начинает казаться, что возможен какой-то другой путь.
– Дорогая моя, я просто тебя умоляю: будь осторожна, – заклинала Кэт. – Не далее как вчера барон Брейнер пытался выведать у твоих фрейлин, часто ли ты бываешь наедине с лордом Робертом. Естественно, они клялись и божились, что ты всегда помнишь о чести королевы, но барон усматривает лорда Роберта как угрозу его усилиям сосватать тебе эрцгерцога. А мы с тобой, Бесс, отлично знаем, как часто ты уединяешься с ним.
Елизавета пристально посмотрела ей в глаза:
– Я уединяюсь с Сесилом, с Бэконом, Сассексом и другими, однако почему-то никто не обвиняет меня в прелюбодеяниях с ними.
Она даже захихикала, представив себе добропорядочного семьянина Сесила, кувыркающегося с ней в постели.
– А насчет барона Брейнера ты, Кэт, не беспокойся. Он и меня спрашивал про лорда Роберта. Спросил напрямую, люблю ли я его. Я ответила барону, что предельно загружена государственными делами и королевскими обязанностями и у меня просто нет времени на любовь.
Успокоившаяся Кэт ушла. Елизавета слукавила: в действительности она почти ни о чем другом не думала.
Пришло известие, что принц Эрик отплыл в Англию, полный решимости очаровать королеву, однако не утихавшие на море бури заставили его вернуться в Швецию.
– Хвала Господу, оберегающему меня, – объявила Елизавета своим советникам. – Бог не хочет, чтобы я выходила замуж.
– Ваше величество, у меня голова кружится от подсчета числа ваших претендентов, – с заметным раздражением произнес Сесил. – Могу ли я смиренно просить вас, чтобы вы подумали о нуждах королевства и остановили свой выбор на одном из них?
– Дорогой Дух, Господь подал мне знак, – с пафосом сказала Елизавета. – И пусть тебя не страшит, что я могу забыть о нуждах королевства. Об этом я помню всегда.
Однако Эрик не усмотрел в буре перст Божий. Он предпринял вторую попытку отправиться в Англию, и снова буря, потрепав корабль, погнала судно к шведским берегам. Вскоре от него пришло письмо, непостижимым образом добравшееся до Англии. Прочитав послание, Елизавета скривила губы:
– Принц Эрик пишет, что злая судьба не позволила ему приплыть ко мне по морю и завоевать мое сердце. Но он намерен при первой же возможности пробиться через вражеские земли, явиться в Лондон и признаться мне в своей вечной любви. – Она оглядела советников. – Похоже, что сейчас принца удерживают дома не столько вражеские армии, сколько дела его государства. Он не может приехать, но отсылает сюда своего брата в надежде получить желаемый ответ.
Через несколько часов Сесил сообщил Елизавете, что в Лондон тайком приехал герцог Арранский.
– Я разместил его в своем виндзорском доме. Нельзя, чтобы при дворе он затерялся в толпе претендентов и обнадеженных посланников. Полагаю, вам стоит встретиться с ним наедине. Герцог не слишком любит шумные беседы ни о чем.
Сесил был прав. Ее двор становился слишком… перенаселенным. Впору уподобляться султану и заводить гарем!
Через пару дней Аррана тайно привезли на встречу с королевой. Герцог оказался человеком вполне заурядной внешности, без придворного лоска. Было трудно поверить, что французы усматривали в этом леноватом экземпляре угрозу Марии Стюарт. Пожалуй, более неудачный претендент на руку королевы Елизаветы еще не попадался. Тем не менее она не собиралась его отталкивать. Никогда не знаешь, кто и когда пригодится тебе ради интересов государства.
Они говорили (если это можно было назвать разговором) об опасностях, исходящих от Шотландии и Франции. Арран слушал вполуха. Похоже, его больше занимала пчела, жужжавшая возле окна. Елизавета предприняла новую попытку вернуть его в русло политики.
– Господин Арран, это угроза не только для Англии. Это угроза всему протестантскому миру, и мы должны быть готовы ее отразить.
Пчела жужжала. Арран неохотно оторвался от созерцания ее пируэтов и кивнул:
– Я в полном распоряжении вашей светлости.
Никак она ослышалась? Он назвал ее «ваша светлость»? Очень хотелось напомнить, кто она такая, но Елизавета заставила себя сдержаться.
– Вам необходимо вернуться в Шотландию и возглавить сопротивление лордов-протестантов правлению королевы-регентши. – Елизавета пыталась хоть на чем-то сосредоточить его внимание. – Они с нетерпением ждут вашего возвращения. Совместными усилиями мы можем свергнуть власть католиков в Шотландии и разрушить их союз с французами. С вами поедет Томас Рэндольф, мое доверенное лицо.
Сопровождающий был как нельзя кстати, иначе герцог мог заблудиться и поехать совсем в другом направлении.
Арран поклонился и поцеловал ей руку.
– Постойте, а как же мое предложение? – вдруг спросил он, будто во время их разговора находился в другом месте.
– Об этом мы поговорим позже, – твердо, но с ослепительной улыбкой ответила Елизавета.
Похоже, этот дурень не в ладах с головой. Пусть Рэндольф зажмет его в угол и простыми, односложными словами объяснит, чту ей надобно от него. Затем оставалось молить Бога, чтобы герцог все это уразумел и смог осуществить ее замысел. Однако после встречи с ним Елизавета сильно в этом сомневалась. Ни о каком браке с Арраном не могло быть и речи. Ей хватило пяти минут разговора, чтобы вычеркнуть его из числа претендентов.
– Ты фальшивишь! – упрекнула его Елизавета.
– Нет, это твои уши искаженно воспринимают звуки! – парировал Роберт.
Елизавета выхватила у него гитерну[1] и стала наигрывать мелодию, наслаждаясь красотой инструмента и изяществом его линий. Звук у этой гитерны оказался просто божественным. Роберт признал свою неправоту. Как и все в ее роду, Елизавета была наделена тонким музыкальным слухом.
– Браво! – зааплодировал Роберт.
Они сидели в галерее Виндзорского замка на диванчике возле окна. С утра они замечательно поохотились, затем отлично подкрепились и отдохнули. Теперь можно было и помузицировать. Придворные слушали их музыку, держась на подобающем расстоянии.
Елизавета принялась наигрывать веселую куранту, но вдруг оборвала игру, заметив приближающегося Сесила. В отличие от цветастых нарядов ее придворных, государственный секретарь не изменял своей привычке одеваться строго.
– Ваше величество, мне необходимо с вами поговорить, – произнес Сесил, удостоив Роберта едва заметным кивком.
– Уильям, это срочно? – поморщилась Елизавета.
– Думаю, что так, ваше величество.
– Идем.
Елизавета нехотя поднялась и прошла в комнату, где собирался Тайный совет.
– В чем дело, мой Дух?
Сесил откашлялся.
– Ваше величество, я вынужден вам это сказать. Слухи о вас и лорде Роберте зашли слишком далеко. Этот отчет получен мною сегодня. Двор вовсю обсуждает новость, будто вы беременны от него.
Сесил подал ей бумагу.
Елизавета громко рассмеялась:
– Уильям, мы с тобой оба знаем: это чья-то нелепая шутка или досужий вымысел! Тебе известно мое намерение жить и умереть, оставаясь девственницей.
– Я знаю лишь то, о чем ваше величество мне рассказывает, – сухо ответил Сесил. – Еще мне известно о вашей привычке часто менять свои решения. Ваше величество, умоляю вас быть более осмотрительной в ваших встречах с лордом Робертом. При нашем дворе находится дюжина посланников, и каждый надеется, что вы остановите выбор на его господине. Вы сейчас в выгодном положении. Европейские принцы стоят в очередь, чтобы предложить вам свою руку. Пока они живут надеждами, их отношение к Англии останется дружественным. Но насколько хватит их терпения, знает только Бог. Я же не имею об этом ни малейшего представления.
– Уильям, зато ты имеешь представление о моих намерениях. Пусть ждут. Будем кормить их сладкими обещаниями.
– Ваше величество, их головы, как и моя, идут кругом от вашей переменчивости. То вы готовы принять предложение эрцгерцога, а на следующий день вдруг охладеваете к нему. Подобное можно сказать о каждом из ваших претендентов, даже о таких глупцах, как герцог Арандельский и Пикеринг.
– Их я полностью отвергла. Не могла больше видеть, как они увиваются за мной.
– Небеса благодарят вас хотя бы за этот малый шаг, – вздохнул Сесил. – Но меня буквально ошеломили слова епископа де Квадры. Оказывается, вы не раз говорили ему, что жаждете сделаться монахиней и проводить все свое время, молясь в келье.
– Ну, подразнила я немного этого испанца, – призналась Елизавета.
– Боюсь, он не оценил вашего остроумия. Особенно в подобных вопросах. И потом, горячее желание стать монахиней как-то не вяжется с вашим повышенным вниманием к лорду Роберту. Ваше величество, меня страшит, что эти новые слухи могут подорвать вашу репутацию. Умоляю, не давайте вашим врагам повода для сплетен.
– Уверяю тебя, мой бдительный Дух, повода для сплетен такого рода не было и нет. Неужели ты думаешь, что я настолько глупа?
– Нет, ваше величество. Глупой вас не считает никто. Просто люди думают, что вы забыли об осторожности. Де Квадра же решил, что все ваши разговоры о замужестве лживы. Он думает, будто вы просто тешите собственное самолюбие, а с эрцгерцогом обращаетесь как с игрушкой.
– Что за чертовщина! – не выдержала Елизавета. – Я отучу его говорить в таком тоне обо мне! Покажу ему, что совершенно честна в своих замыслах.
– А лорд Роберт? – спросил Сесил, подавляя улыбку. – Вы будете более осмотрительны с ним?
Ответом была невинная улыбка Елизаветы.
Слова Сесила привели ее в скверное расположение духа. Как осмелился епископ де Квадра говорить о ней подобные гнусности? Она обязательно докажет этому испанцу, что не ведет с ним никаких игр, а заодно заставит его заплатить за грубые слова. Оставалось лишь найти способ.
Елизавета мысленно перебрала, кто мог бы помочь ей в этом, и остановилась на Мэри Сидни, сестре Роберта. Если Кейт Ноллис была самой любимой фрейлиной королевы, то на втором месте стояла, конечно же, Мэри. Достаточно сказать, что юный король Эдуард умирал на руках Гарри – мужа Мэри. Чета Сидни принадлежала к числу верных друзей Елизаветы. Темноволосая, удивительно хорошо сложенная, Мэри казалась прекрасным цветком, выросшим на благородном дереве. Ее отличали доброе сердце и чувство юмора. Но она не была бы урожденной Дадли, если бы не обладала склонностью к интригам. Вряд ли кто-то лучше справится с поручением королевы.
Елизавета послала за Мэри и изложила свой план: Мэри должна будет тайно посетить епископа де Квадру. Фрейлина удивленно вскинула брови.
– Ваше величество, вы хотите, чтобы я подпортила ему репутацию? – спросила Мэри, удивленная странным поручением.