— Да уж видела я, как ты на меня пялился на лекциях. Слава богу, хоть слюну набегавшую успевал сглатывать… Ой, ты же у меня еще недолеченный! Ну–ка, ложись на спину! Голова не кружится?
— При виде ваших прелестей — кружится, мадам!
— Я мадмуазель.
— Еще сильнее закружилась!
— Мишка, ну, отпусти меня! Это неприлично — целовать даме грудь, когда она к этому не расположена!
— Так она сейчас будет расположена!
— Мишка, прекрати, я должна тебе сделать второй сеанс лечения! У тебя сотрясение мозга! Ну что мне, силу применить?
— А вы щекотки боитесь, мадмуазель?
— Обижусь–поссорюсь!!! — взвизгнула Татьяна Александровна.
— Все–все, понял, больше не буду. Но силу можно применять только против врагов. А как это вы, кстати, умудрились вчера с этими здоровенными жлобами справиться?
— Научилась в одной школе каратэ.
— Понятно. Так вот, против друзей силу применять нельзя.
— Ну и что мне тогда с тобой делать, нахальный паршивец?
— Расслабиться и получать удовольствие…
*****Из комнаты Татьяна Александровна и Миша выползли в конце концов довольно поздним утром. В это время из другой комнаты вышла девушка, сопровождаемая суровым грузином в характерной кепке.
— Катя! — воскликнула Татьяна Александровна. — Наконец–то ты нашлась! Господи, как я рада тебя видеть!
И они с девушкой обнялись.
— Гиви, — сказала девушка грузину, — там английский замок, ты сам закрой за собой, ладно?
Грузин что–то пробурчал и направился к выходу.
— А почему вы, Миша, — спросила девушка, — как–то странно ухмыляетесь? Встретились две подруги, что смешного?
Еремеева вопросительно посмотрела на Мишу.
— Дело в том, Татьяна Александровна, — объяснил тот, — что я эту девушку знаю под партийной кличкой Рина.
— Ой, Катюш, — рассмеялась Еремеева, — понимаешь, выдающийся пушкинист Рина произвела на Мишу такое сильное впечатление, что я взревновала и обещала сломать об нее веник!
— Сломать веник? — сделала большие глаза Катя. — Танечка, ты сильно изменилась.
— Это точно, — подтвердила Татьяна Александровна. — Причем буквально за сегодняшнее утро.
— Ну, ребята, — Катя внимательно оглядела парочку и улыбнулась, — примите мои поздравления. Взаимность в этом мире встречается так редко… Ты в ближайшее время в городе, Танюш? Встретимся?
Дамы обменялись телефонами, и все трое направились к выходу.
*****Татьяна Александровна и Миша встречались около двух лет, которые запомнились им обоим, как время почти безмятежного счастья. Правда, Еремеевой, когда слухи об их связи все–таки поползли, пришлось, чтобы замять их в зародыше, перейти из института в отраслевой НИИ, занимавшийся внедрением АСУ на предприятиях. После этого они почти перестали конспирироваться и даже съездили вместе летом отдохнуть. Лишь своим родителям Миша по настоятельной просьбе Еремеевой ничего о ней не говорил.
Однако года через полтора Татьяна Александровна первый раз между делом сказала, что они вскоре должны расстаться…
— …Танюш, ну чем это ты заедаешь мне жизнь? Я же тебя люблю!
— Заедаю–заедаю, Мишенька. Сказано же твоим любимым Александром Сергеичем: «блажен, кто смолоду был молод». Ты из–за меня проскочишь, уже начал проскакивать важный этап жизни. Тебе нужно набираться опыта общения со своими сверстницами. У тебя из–за меня даже и в компаниях должны быть проблемы. Вот соберутся твои друзья со своими девочками — ты меня что, туда притащишь?
— И притащу!
— И очень глупо бы получилось. У каждого возраста свои интересы.
— Ну и черт с ними и их интересами. Давай поженимся, и плевать на них. Почему ты не хочешь выйти за меня замуж? Что ты не можешь иметь детей — не причина. Усыновим кого–нибудь.
— Миш, мы это уже десять раз обсуждали. Ничего хорошего из таких браков не получается. Тем более, ты еврей, у вас очень выражено стремление продолжить свой род. Лет через пять–десять ты заведешь себе с какой–нибудь женщиной ребенка и будешь разрываться между двумя семьями. Если бы мы жили в мусульманской стране — я бы попробовала стать твоей старшей женой. Но совок для таких экспериментов совершенно не подходит. Пожалей, в конце концов, свою бедную еврейскую маму. Подумай, что с ней будет при виде невестки–сверстницы.
В конце концов, чтобы не рвать друг другу нервы затянувшимся расставанием, Еремеева прекратила отношения с Мишей предельно резко: уехала из Москвы в другой город и попрощалась по телефону — не сказав, откуда звонит…
*****Прошло около двадцати пяти лет. В тот день у Зильбера была короткая встреча с клиентами в лобби одного из московских отелей. К концу встречи у него возникло ощущение, что кто–то его внимательно рассматривает.
Закончив встречу и распрощавшись, он внимательно оглядел лобби, где сидело человек двадцать, не обнаружил решительно никого знакомого — и поймал взгляд сидящей в другом конце лобби девушки лет двадцати пяти–тридцати. Впрочем, когда он посмотрел на нее в упор, она отвела глаза. Кого же она мне напоминает, думал Зильбер, направляясь к выходу… Таню! Родственница? И он, круто повернувшись, направился к девушке, удивившись, как сильно вдруг забилось сердце. Чем ближе он подходил, тем больше она напоминала ему Таню, хотя отдельные черты лица отличались довольно сильно.
— Прошу прощения, — обратился он к девушке, — вы, случайно, не родственница Татьяны Александровны Еремеевой?
Девушка закусила губу, помолчала и, глядя ему в глаза, негромко ответила похожим на Танин, но молодым голосом:
— Миша, это я.
— Что?! — переспросил Зильбер.
— Это я, Таня.
Зильбер рухнул в кресло и потрясенно уставился на девушку:
— Танюша?! Это правда ты?! Я так по тебе соскучился…
У девушки задрожали губы, и она встала.
— Пойдем ко мне в номер.
*****— Как когда–то, хочется спросить: я громко кричала?
— Нет, как всегда, не очень.
— Серебряный мой, за двадцать пять лет твои сексуальные манеры совершенно не изменились: так же норовишь подержаться за мою толстую задницу, как будто там медом намазано.
— По твоему чудному задику я соскучился отдельно. Кстати, мне показалось, что и твои сексуальные манеры не изменились.
— Неудивительно. Я после нашего расставания несколько раз безуспешно пробовала с другими мужчинами — и опять прекратила эти глупости. Видно, у моей гаечки нарезка только под твой болтик.
— Смогу ли я еще тебя увидеть?
— Видеться мы пока сможем не очень часто. Я теперь живу в Германии, могу появляться здесь примерно раз в месяц. Может быть, через несколько месяцев мне удастся переехать в Россию, но это не точно. Нужна ли тебе такая труднодоступная любовница? И тебя не пугает моя метаморфоза?
— Танюш, меня не пугает ничего. Если можно, я бы тоже к тебе время от времени прилетал.
— Господи, Мишка–коврижка, как мне тебя не хватало. Часто вспоминала стихи, которые ты мне когда–то читал:
…Он болтается около. Он повисает над.
Он становится призраком дальнего, нужного счастья…
Но придется понять, обязательно нужно понять,
что он сам по себе и ни в чем я к нему не причастна…
— Знаешь, сейчас поймала себя на дурацком ощущении, что не просто держу тебя за руку, а как бы придерживаю, чтоб ты никуда не делся.
— Я не денусь, — пообещал Зильбер. — Ну, не плачь, родная. Мы ведь все–таки встретились. Ты давно приехала? Долго еще будешь в Москве в этот приезд?
— Приехала ночью, буду еще четыре дня.
— У тебя будет свободное время?
— По ночам — точно, — улыбнулась Таня. — И часть вечеров.
— Целая вечность.
— А… ты ничего не хочешь про меня спросить?
— Скажи мне, что считаешь нужным.
— Теперь я Татьяна Федоровна Павлова. Работаю на один международный фонд, занимающийся поддержкой проектов с инновационными технологиями. Инжиниринг, финансовые гарантии, всякое такое. Отвечаю за организацию встреч на российской территории.
— Часто бываешь в России?
— Первый раз с тех пор, как уехала девять лет назад. Я за тобой следила и как узнала недавно, что ты развелся, сразу попросилась, так сказать, на русский фронт.
— Фактически я в разводе уже лет пять. Какое–то время мы с женой имитировали семейную жизнь ради дочки.
— Жалко, я не знала…
— Так ты в этот приезд планировала нашу встречу?
— Да, хотела тебе звонить, собиралась с духом. Когда сегодня тебя увидела, у меня прямо руки–ноги отнялись.
— Все–таки судьба за нами странным образом присматривает. Вначале хулиганы эти. И случайная встреча спустя двадцать с лишним лет менее, чем через сутки после твоего приезда…
— Почитай мне что–нибудь, а?
— Недавно попалась мне вот такая вещь:
— Почитай мне что–нибудь, а?
— Недавно попалась мне вот такая вещь:
*****Это был второй, к сожалению, совсем короткий период их безмятежного счастья. Им удавалось видеться две–три недели. А месяца через три в связи с увеличивающимся объемом операций Тане предложили переехать в Россию и перевели в подчинение российского офиса.
В тот день Таня должна была прилететь утром, а вечером они планировали обсудить, как и где им устроить совместное жилье.
Однако днем Зильберу неожиданно позвонил некто Юрий Петрович Иванов, представившийся как один из руководителей российского офиса фонда:
— Михаил Аркадьевич, у меня трагическое известие: Татьяна Федоровна погибла в автокатастрофе по дороге из аэропорта в гостинцу…
…Народу на похоронах было немного, человек пять разного возраста, почти все были Зильберу незнакомы. Представился только Иванов, оказавшийся человеком лет пятидесяти, среднего роста, слегка кавказской наружности, выглядевший типичным чиновником международной организации.
Зильбер вначале не узнал сильно изменившуюся, но по–прежнему выглядящую около двадцати пяти лет Катю — она подошла и уткнулась ему в плечо. И беззвучно заплакала уже после того, как гроб опустили в могилу…
После похорон Иванов пригласил Зильбера с Катей к себе в офис. Достал из шкафа бутылку водки, какие–то древние, мутного стекла, граненые стопки, разлил и сказал:
— Как говорится, пусть земля будет пухом…
Выпили, помолчали.
— Вы ее хорошо знали? — спросил Зильбер.
Иванов, чуть поколебавшись, ответил:
— Да, Михаил Аркадьевич, много лет. И очень уважал ее. Сочувствовал, когда ей пришлось расстаться с вами в семидесятых… Давайте еще по одной — как говорили когда–то, за упокой души.
— Давайте, — согласился Зильбер, выпил, помолчал и встал. — Спасибо. Поеду.
*****Где–то через полгода Зильбер стало время от времени казаться, что кто–то его внимательно рассматривает — чаще всего, когда он шел домой от стоянки к подъезду.
Может, сказать безопасникам, вяло думал Зильбер, поднимаясь в лифте. Так ведь примут за сумасшедшего. Кому я, начальник управления, на хрен, нужен, должность не та, чтоб кто–то шпионил. Может, и впрямь крыша едет… Принять, что ли, снотворное и лечь спать. Хотя время детское — девять. Но как–то ничего не хочется. Сдал я после смерти Таньки. Вроде нестарый мужик, но зачем вообще живу — непонятно. Скучно. Разве что с дочкой иногда поболтать…
Зазвонил телефон.
— Добрый вечер, Михаил Аркадьевич, — как–то неуверенно и тревожно сказал молодой женский голос, очень похожий на голос Тани.
— Добрый, — после паузы хрипловато ответил Зильбер, почувствовав, как гулко забилось сердце.
— Я… родственница Татьяны Александровны Еремеевой, меня зовут Надя. Нельзя ли с вами встретится? Может, вы сейчас не очень заняты? Я тут недалеко.
— Случайно, не в такси в десяти метрах от моего подъезда? — спросил, откашлявшись, Зильбер.
— А… откуда вы знаете?
— Догадался. Поднимайтесь, Надя.
Наде было на вид лет двадцать с небольшим, меньше, чем последней «реинкарнации» Тани — но, несмотря на некоторые заметные отличия, она оказалась так на нее похожа, что у Зильбера защемило сердце. Пожалуй, подумал он, еще больше она была бы похожа на молодую Татьяну Александровну Еремееву.
— Чем мне вас угостить? — поинтересовался Зильбер. — А, вот. Наверное, вы должны любить коктейли с ромом.
— Никогда не пробовала. Но вы не беспокойтесь, мне ничего не нужно.
— Да какое беспокойство, — махнул рукой Зильбер, пошел на кухню и быстренько соорудил «дайкири», добавив в стакан девушки, как когда–то Тане, побольше сахара и сока.
— Вкусно! — по–детски облизываясь, сказала Надя, выпив почти сразу полбокала. — А откуда вы знали, что мне понравится?
— Таня этот коктейль любила.
— Так вы… знаете про меня? — тихо спросила Надя.
— Что знаю? — удивился Зильбер.
— Что я… вроде клона Татьяны…
— Нет, откуда бы я мог это знать, — после паузы сказал Зильбер. — Я даже не знал, что клоны возможны. Просто вы очень похожи на Таню. Теперь понятно, почему.
— А вам не противно? Ну, что я не настоящий человек? Например, я ваши эмоции чувствую за несколько метров… Вам Татьяна не говорила?
— Нет, — покачал головой Зильбер. — А мысли не читаете?
— Мысли — нет.
— Ну, а почему мне должно быть противно? Я, например, понимал, что Таня — не совсем человек. По крайней мере, обладает особыми возможностями. Это мне не мешало любить ее. Или, например, мне очень симпатична одна… не знаю, как сказать… девушка, что ли, на вид примерно вашего возраста. Только она на этот возраст выглядит уже лет двадцать пять. Я ее знал под именем Катя. Она, между прочим, была близкой Таниной подругой. Тоже, очевидно, не совсем человек.
— Да, Катя очень хорошая, — кивнула Надя. — Кстати, она мне и посоветовала с вами познакомиться. Вы ей тоже нравитесь. Она мне говорила, что если бы не Татьяна, она бы с вами обязательно трахнулась, когда вы были молодой.
— Много интересного вы мне рассказываете, — усмехнулся Зильбер. — А почему вы так долго за мной наблюдали? Недели две, по–моему?
— Не знаю, просто никак не решалась позвонить. Вы такой грустный всегда были…
— И в чем у вас проблема?
— Проблема? — переспросила Надя. — Ну, это, наверное, не проблема, а… мне как–то плохо… Грустно и тоскливо… Катя мне рассказала, что такая депрессуха периодически бывает у таких, как мы, но обычно в зрелом возрасте. А мне всего около двух месяцев…
— Что–что? — переспросил Зильбер.
— Прошло всего два месяца, как у меня сформировалась личность. И вдруг на меня почему–то навалилась депрессия…
— Давайте–ка еще выпьем, — предложил Зильбер, увидев, что стакан гостьи опустел. — Тоже иногда немного помогает от депрессии. Никогда, правда, не думал, что буду пить с двухмесячными младенцами.
Вернувшись из кухни, он увидел, что Надя стоит у окна и смотрит в густеющие сумерки. Ее длинная изящная шея была похожа на стебель цветка, совсем, как у Тани. Зильбер подошел и, не удержавшись, легонько погладил ее по затылку. Надя повернулась, серьезно посмотрела ему в глаза — и как–то по–детски тесно–тесно к нему прижалась…
*****— Это ничего, что я как–то странно… булькала, что ли? И даже, кажется, хрюкала?
— Действительно, разок всхрапнула, — улыбнулся Зильбер. — Все–таки сильная штука — генотип. Тебе не неприятно, когда я вспоминаю Таню?
— Нет, конечно. Она ж почти все равно, что я сама.
— После того, как мы с ней в первый раз были близки, первое, что она спросила, — не слишком ли громко она кричала.
— Вас мои дурацкие бульканья–хрюканья не напрягают?
— Даже приятно, что дама реагирует. А вы разве не чувствуете?
— Так классно было, что я неразборчиво слышала ваши эмоции. И зовите меня на «ты», ладно?
— Но ты же меня зовешь на «вы».
— Я еще маленькая. Но если хотите, я постепенно перейду на «ты».
— Как скажешь, малыш.
— Я долго стеснялась к вам приехать и попросила Катю, чтобы она пока познакомила меня с другими мужчинами. Ну, просто попробовать и развлечься. Она мне посоветовала двух, как она сказала, очень умелых и ласковых мужчин. Но у меня с ними не очень получилось. Ну, типа, как ваш коктейль. Вкусно, конечно…
— Но не булькалось?
— Да, — хихикнула Надя, — и не булькалось, и не хрюкалось. А в чем дело? Может, потому, что вы мне попу гладили и целовали? Но Катя рассказывала, что там почти нет эрогенных зон. И у меня, по–моему, тоже. Хотя мне было приятно.
Зильбер рассмеялся:
— Мне просто очень нравится твой задик.
— Он же толстый! Не задик, а целый задище! Я посмотрела в журналах, какие девушки считаются красивыми, — нигде почти такого не видела.
— Знаешь, вкусы разные. Мне, например, многие девушки из журналов не нравятся, в особенности их тощие задницы. А твой задик очень нравится.
— А я как раз учусь изменять внешность и собралась там как следует убрать. С тазовыми костями, конечно, почти ничего сделать нельзя, но мягкие ткани можно уменьшать довольно сильно. Только форму еще хотела с Катей обсудить. Не убирать?
— Наденька, — усмехнулся Зильбер, — у меня вкусы специфические. Ты же не только мне хочешь нравиться? Лучше Катю спроси.