— Никогда об этом не задумывался, — признался лебедь, заметно встревоженный. — Нет, ничего такого не припоминаю.
— Слыхал ли ты, чтобы Луи пожелал нам хоть раз спокойной ночи? Слыхал ли, чтобы он, как другие дети, желал нам доброго утра нежным тоненьким голоском?
— Хорошо, что ты сказала, — нет, не слыхал, никогда не слыхал, — заволновался отец. — Боже мой, куда ты клонишь? Ты хочешь сказать, что у меня неполноценный сын? Если это правда, я буду глубоко страдать. Я хочу, чтобы в моей семье все было благополучно и я мог бы грациозно и безмятежно скользить по глади вод, не обуреваемый в расцвете лет и тревогой и досадой. Отцовство и так достаточно тяжкое бремя. Я не желаю себе дополнительных треволнений, связанных с неполноценностью моего собственного ребенка, не хочу, чтобы с ним было что-то не так.
— Я последнее время присматриваюсь к Луи, — сказала жена. — По-моему, бедняжка не может говорить. Я не слыхала от него ни звука. Наверное, он вступил в этот мир безголосым. Будь у него голос, он бы давно нашел ему применение.
— Но ведь это ужасно! — вскликнул лебедь. — Это же убийственно! Дело очень серьезное.
Жена посмотрела на него с улыбкой.
— Сейчас это еще не очень серьезно, — сказала она. — Но это будет серьезно года через два-три, когда Луи влюбится, а это непременно случится. Юному лебедю непросто найти подругу, если он не сможет протрубить «ко-хо, ко-хо!» и сказать своей избраннице несколько нежных слов.
— Ты это точно знаешь? — спросил лебедь.
— Еще бы, — отвечала она. — Я очень хорошо помню ту весну несколько лет назад, когда ты в меня влюбился и начал ухаживать за мной. Как ты был хорош! Не заметить или не услышать тебя было невозможно. Это было в Монтане, помнишь?
— Конечно, помню, — мечтательно отозвался лебедь.
— Но сильнее всего меня очаровал твой голос — твой чудесный голос.
— Мой голос?
— Да. У тебя был самый чистый, самый мощный, самый звучный голос среди всех молодых лебедей на Красных скалистых озерах Национального заповедника в Монтане.
— У меня?
— Да, конечно. Стоило мне услышать твой низкий голос, и я была готова идти за тобой хоть на край света.
— В самом деле?
Лебедь был заметно польщен похвалами жены. Они подогревали его тщеславие и поднимали его в собственных глазах. Он всегда воображал себя обладателем прекрасного голоса, но, услышав подтверждение тому из уст собственной жены, затрепетал от радости. Поглощенный своей персоной, он даже на миг позабыл о Луи. Конечно, он помнил ту восхитительную весну на озере в Монтане, где нашел свою любовь. Он помнил, как очаровательна была лебедь, как юна и невинная, как она влекла к себе, как была желанна. И тут он понял, что никогда бы ему не добиться, не завоевать ее, если бы он не мог говорить.
— Пока за Луи можно не беспокоиться, — продолжала лебедь, — он еще очень мал. Но зимой, когда мы полетим в Монтану, к нему надо будет присмотреться. И мы должны держаться вместе, пока не увидим, как он справляется со своим недостатком.
Она подошла к спящим птенцам и уселась рядом. Ночь выдалась холодная. Лебедь осторожно подняла крыло и бережно накрыла детей. Они зашевелились во сне и придвинулись к ней поближе.
Отец стоял, не двигаясь, и думал о том, что ему сказала жена. Он был смелой и благородной птицей и уже теперь начал задумываться, как помочь сыну, маленькому Луи.
«Если это правда, и у Луи действительно нет голоса, — размышлял он, — я снабжу его каким-нибудь приспособлением, чтобы он смог производить много шума. Не может быть, чтобы я не нашел выход. Ведь мой сын — лебедь-трубач, и его голос должен быть подобен голосу труб. Но сначала испытаю его и проверю, правду ли говорит его мать».
Ночью лебедю не спалось. Он тихо стоял на одной ноге, но сон так и не пришел. Наутро, после вкусного обильного завтрака, он подозвал Луи к себе.
— Луи, — сказал он, — я хочу поговорить с тобой наедине. Давай отплывем подальше, где мы сможем спокойно побеседовать и нам никто не помешает.
Луи удивился. Он не понимал, зачем папе понадобилось говорить с ним одним, без братиков и сестричек. Однако он кивнул и последовал за отцом, изо всех сил работая лапками, чтобы не отстать.
— Вот мы и прибыли! — объявлял лебедь, когда они достигли верхней части озера. — Как грациозно мы скользим по водной глади, сколько в нас силы и достоинства! Мы удалились от других, и теперь нас окружают дивные красоты: светлое утро, тихое озеро; кругом царит безмятежный покой, нарушаемый лишь сладостным пением дроздов.
«Скорее бы папа перешел к делу», — подумал Луи.
— Лучше места для задушевной беседы нам не сыскать, — продолжал лебедь. — Ибо есть нечто, что я хотел бы обсудить с тобой прямо и откровенно — от этого зависит твое будущее. Нам нет нужды охватывать весь спектр жизни пернатого братства — лишь один жизненно важный аспект занимает нас сегодня, в сей знаменательный день.
«Ах, скорее бы папа перешел к делу», — снова подумал Луи. Он уже начинал беспокоиться.
— Мое внимание, Луи, привлекло одно обстоятельство. А именно: ты редко разговариваешь. По правде говоря, я не припомню случай, чтобы ты вообще произнес хоть слово. Я не слышал, чтобы ты беседовал с другими, сказал «ко-хо», закричал от страха или от радости. Для юного трубача это весьма странно. Пойми, Луи, это очень серьезно. Я хочу послушать, как ты пищишь. Ну-ка, пискни мне что-нибудь!
Бедный Луи! Под бдительным отцовским оком он набрал побольше воздуху, открыл клювик и выдохнул, надеясь, что получится писк. Но у него ничего не вышло.
— Попробуй еще раз, Луи! — приказал отец. — Может быть, ты недостаточно стараешься.
Луи попробовал снова. Напрасно: он не смог издать ни звука. Он печально покачал головой.
— Смотри на меня! — воскликнул отец. Он вытянул шею и крикнул «ко-хо», да так звучно, что голос его разнесся на много миль, и каждая лесная тварь услыхала его.
— А теперь послушаем тебя, — скомандовал он. — Пискни, Луи, громко и ясно!
Луи попытался, но пискнуть не смог.
— Тогда попробуй побормотать. Ну-ка, Луи! Вот так: бр-р, бр-р, бр-р.
Луи попытался побормотать, но не смог издать ни звука.
— Все ясно, — сказал лебедь. — Похоже, продолжать бесполезно. От тебя ни слова не добьешься.
Услыхав такое, Луи чуть не расплакался. Лебедь заметил, что обидел малыша.
— Ты не понял меня, сынок, — сказал он, желая его утешить. — Не понял потому, что выражение «от тебя ни слова не добьешься» можно понимать двояко. Как ругательство оно бы означало, что я низкого мнения о твоем уме. Но это не так. Я считаю, что, возможно, Ты способнейший, сообразительнейший, умнейший из моих птенцов. Слова порой имеют два значения, и выражение «ни слова не добьешься» как раз такое. Если кто-то ничего не видит, значит, он слеп. Не слышит ни звука — глух… Ни слова не говорит — нем. Немой — это просто тот, кто ничего не может сказать. Понимаешь?
Луи кивнул. Ему стало легче на душе. Он был благодарен отцу за то, что он разъяснил ему смысл своих слов. И все же он чувствовал себя очень-очень несчастным.
— Не позволяй злой печали поселиться в твоем сердце, — сказал отец. — Лебедь должен быть жизнерадостен — никогда не грустен; грациозен — никогда неуклюж; храбр — никогда не труслив. Помни, что многие юноши в этом мире встречают на жизненном пути серьезные трудности, которые необходимо преодолеть. В твоем возрасте немота, пожалуй, имеет свои маленькие преимущества. Ты по необходимости сделаешься хорошим слушателем. Мир полон говорунов, а умеющий слушать — большая радость. Уверяю тебя, когда слушаешь, можно узнать куда больше, чем когда говоришь.
«Мой отец и сам не прочь поговорить», — заметил про себя Луи.
— Некоторые, — продолжал лебедь, — всю жизнь проводят с бесконечной болтовне и сотрясении воздуха; они никогда ни к чему не прислушиваются — они слишком заняты оповещением всех о собственном мнении, которое зачастую ошибочно, либо проистекает из недостоверных фактов. А посему, сын мой, пребывай в радостном расположении духа! Наслаждайся жизнью; учись летать! Кушай и пей вволю! И присматривайся к миру, прислушивайся к нему! В один прекрасный день — обещаю тебе! — я устрою так, что у тебя появится голос. Существуют механические приспособления для превращения воздуха в дивные звуки. Одно из них зовется трубой. Странствуя, я как-то раз видел трубу. Думаю, она тебе пригодится, чтобы ты мог жить полной жизнью. Мне, правда, не приходилось видеть, чтобы лебедь-трубач играл на трубе, но твой случай особенный. Я намерен достать тебе то, в чем ты нуждаешься. Не знаю, как мне это удастся, но, когда придет время, мой план будет готов. Теперь же наша беседа завершена; так отправимся же в плавном скольжении к другому берегу озера, где ожидают нас твоя мать, твои братья и сестры!
Лебедь повернулся и поплыл прочь. Луи последовал за ним. Это утро принесло ему огромное горе. Он оказался не таким, как его братья и сестры, и это пугало его. Как это страшно — быть другим! Он не понимал, почему явился на свет безголосым. У всех вокруг него голос был. Почему же у него не было? «Как жестока судьба! — думал он. — Как она жестока ко мне». Потом он вспомнил, что отец обещал помочь, и ему стало легче. Вскоре они подплыли к остальным, и дети бросились в воду играть. Луи нырял и плескался, брызгался и барахтался, как все; только кричать при этом он не мог. А если не можешь кричать, то и плескаться не в радость.
6. В путь, в Монтану!
Лето близилось к концу. Лебедь собрал вокруг себя всю семью и сказал так:
— Дети мои, у меня для вас есть новость. Лето почти миновало. На листья ложатся новые краски: багряные, пурпурные, золотые. Вскоре листья опадут. Пришло время покидать наше озеро. Пришло время отправляться в путь.
— В путь? — воскликнули все птенцы, кроме Луи.
— Да, в путь, — отвечал отец. — Вы, дети, уже достаточно взрослые, чтобы смотреть жизни в лицо, а неумолимые обстоятельства нашей жизни не позволяют нам дольше оставаться на этом дивном месте.
— Но почему? — вскричали все, кроме Луи.
— Потому что лето прошло, — пояснил лебедь, — и наступила пора лебедям покидать гнездовья и отправляться на юг, где тепло и много пищи. Я знаю, как дорого вам наше милое озеро, эти пышные заросли болотной травы, эти прекрасные берега и тихие укромные заливы. Здесь вам жилось весело и привольно. Вы научились нырять и плавать под водой. Вы полюбили наши ежедневные прогулки, когда мы скользили друг за другом по водной глади: впереди я сам, сильный и грациозный, прокладывал вам путь, подобно локомотиву, позади ваша прелестная мать замыкала ряд. День за днем вы прислушивались к окружающему вас миру и познавали его. Вы спасались от ужасной выдры и злобного койота. Вы слышали клокотанье сыча и свист куропатки. Ночные сны сходили на вас под голоса лягушек — ночных певуний. Но теперь подошел конец этим праздным удовольствиям, приключениям, играм и забавам, придется проститься с милыми сердцу местами. Пора отправляться в путь.
— Куда же мы полетим? — всполошились все птенцы, кроме Луи. — Куда мы полетим, ко-хо, ко-хо? Куда мы полетим, ко-хо, ко-хо?
— Мы полетим на юг, в Монтану, — отвечал лебедь.
— А что такое Монтана? — наперебой закричали все, кроме Луи. — Что такое Монтана? Что такое Монтана?
— Монтана, — объяснил отец, — это один из штатов нашей страны. Там, в чудесной долине, окруженной высокими горами, лежат Красные Скалистые озера, они словно созданы для лебедей. Эти озера встретят вас удивительными теплыми водами, поднимающимися из скрытых от глаз источников. Они не знают льда, какими бы холодными ни были ночи. На Красных Скалистых озерах вы повстречаете других лебедей-трубачей и прочих водоплавающих птиц — гусей и уток. Там меньше врагов, там нет ни одного охотника. Ондатры понастроили там множество хаток. Там вдосталь еды. Каждый день игры. Чего еще лебедю желать долгой холодной зимой?
Луи восхищенно слушал. Он хотел спросить отца, как научиться летать и, даже умея летать, как найти Монтану. Он забеспокоился, не потеряться бы по дороге. Но спросить он не мог. Пришлось слушать.
— Папа, — сказал один из его братьев, — ты сказал, что мы полетим на юг. Но ведь я не умею летать. Я никогда не бывал в небе.
— Это так, — согласился лебедь. — Но самое главное в умении летать — это правильное положение в воздухе и, разумеется, хорошие маховые перья. Полет состоит из трех этапов. Первый заключается в том, чтобы оторваться от земли — дело хлопотное и беспокойное: требуется часто и сильно бить по воде крыльями, так, что бумаги летят во все стороны. Второй этап — взлет, или выход на высоту; здесь придется потрудиться и быстро махать крыльями. И третий — выравнивание, спокойный полет высоко в небе; крылья вздымаются и опускаются медленнее, делают мощные размеренные взмахи, стремительнр и уверенно несут нас вперед и вперед, и земля, распростертая далеко внизу, оглашается криками «ко-хо, ко-хо!».
— Все это очень хорошо, — протянул птенец, — но мне не верится, что я так смогу. А вдруг я посмотрю вниз, и у меня закружится голова?
— А ты не смотри вниз, — сказал отец. — Смотри только вперед. И ничего не бойся. У лебедей, между прочим, голова никогда не кружится, — они прекрасно чувствуют себя в небе. Небо дарит им лишь восторг.
— А что такое восторг? — с любопытством спросил птенец.
— Это когда чувствуешь себя сильным и радостным, уверенным, благородным, гордым, победоносным, спокойным, всемогущим и величественным — словно весь мир принадлежит тебе, и ты предназначен высокой цели.
Луи слушал отца во все уши. Летать — это так страшно! «Ведь я не смогу крикнуть „ко-хо!“, — думал он. — А вдруг лебедю нельзя летать, если у него нет голоса, чтобы крикнуть „ко-хо“?»
— Полагаю, мне лучше всего лично продемонстрировать вам полет, — сказал лебедь. — Я буду показывать, а вы смотрите. Следите за каждым моим движением! Следите, как перед взлетом я изгибаю шею вверх и вниз! Следите, как я поворачиваю голову, определяя направление ветра! Взлетать надо по ветру — так легче. Слушайте мой трубный голос! Следите, как я взмахиваю своими огромными крыльями! Смотрите, как яростно я плещу ими, а тем временем лапы мои в сумасшедшем беге мелькают по воде! И через двести футов неистовой гонки я вдруг почувствую себя в воздухе; крылья мои все так же бешено режут воздух, но лапы мои не касаются больше воды! А потом следите, что я буду делать! Следите, как я вытягиваю вперед изящную длинную белую шею — вытягиваю во всю длину! Следите, как я поджимаю лапы, позволяя им свободно болтаться позади, пока они не займут положения вдоль хвоста! Слушайте мой клич, когда я буду набирать высоту и начну трубить! Смотрите, как мерны и могучи взмахи моих крыльев! Затем проследите, как я сделаю вираж, развернусь, сложу крылья и спланирую вниз! И, как только я приближусь к поверхности озера, следите, как резко я выброшу вперед лапы и заторможу ими, словно водными лыжами! А потом, когда вы все это увидите, вы и сами сможете попробовать взлететь вместе со Клюй и вашей матерью, и учебные полеты будут продолжаться, пока вы не освоитесь. Завтра мы снова взлетим, но на озеро уже не вернемся: мы отправимся на юг, в Монтану. Готовы ли вы к показательному полету?
— Готовы! — закричали все дети, кроме Луи.
— Прекрасно! Тогда смотрите! — воскликнул лебедь.
И дети смотрели во все глаза. Отец подплыл к берегу с подветренной стороны, развернулся и проверил направление ветра. Потом несколько раз наклонил шею, затрубил и, хорошенько разогнавшись, оторвался от воды и начал набирать высоту. Длинная белая шея вытянулась вперед, а широкие черные лапы — назад. Н каждом взмахе крыльев чувствовалась сила: теперь они мерно поднимались и опускались. Все взгляды были устремлены на него. Луи охватила неведомая ранее тревога: «Смогу ли я? — думал он. — Вдруг у меня ничего не получится? Тогда все улетят, а я останусь здесь, один-оденешенек, на опустевшем озере, без мамы и папы, без братцев и сестричек, без нищи — ведь скоро зима, и озеро замерзнет! Я умру с голоду! Мне страшно!»
Прошло несколько минут, и лебедь мягко спланировал вниз и опустился на воду. Все шумно и радостно приветствовали его:
— Ко-хо, ко-хо, ко-хо!
Все, кроме Луи. Он мог лишь бить по воду крыльями, обдавая отца облаком брызг.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал лебедь, — вы видели, как это делается. Следуйте за мной, сейчас мы попробуем взлететь все вместе. Не жалейте сил, выполняйте все по порядку и помните, что вы — лебеди; умение летать у вас в крови, и я уверен — вам все удастся как нельзя лучше.
Все лебеди подплыли к берегу с подветренной стороны. Покачали шеями вверх-вниз. Луи старался больше всех. Затем все повертели головами, проверяя направление ветра. Внезапно отец дал сигнал к полету. Поднялась невероятная суматоха: хлопали крылья, мелькали по воде лапы, озеро вздымалось и пенилось. И наконец — чудо из чудес! — в воздух взмыли семь лебедей, два снежно-белых и пять серовато-бурых. Взлет свершился, и птицы устремились в небо.
Луи раньше других юных лебедей оторвался от воды. Как только его лапы оказались в воздухе, он понял, что может летать. Он испытал огромное облегчение и вместе с тем некое прекрасное, возвышенное чувство.
«Как хорошо! — думал он. — Я и представить себе не мог, что летать — это так приятно. Это великолепно! Потрясающе! Царственно! Меня переполняет восторг, и голова совсем не кружится. Я смогу лететь в Монтану вместе со всеми. Может быть, кое в чем я и не такой, как все, но, по крайней мере, летать я могу».
Семь величественных птиц кружили в небе около получаса, потом вернулись на озеро. Лебедь-отец плыл первым. Пробный полет оказался успешным, и теперь лебеди с наслаждением пили чистую, прозрачную озерную воду. На следующее утро они проснулись рано. Занимался чудесный осенний день. Над озером колыхался туман, рассветные лучи ласкали пеструю листву деревьев. А вечером, когда солнце склонилось к лесу, лебеди снялись с озера и отправились в путь, в Монтану.