Были победы, была добыча, была удача, и вместе с ней летела слава…
* * *Первый приз Серов взял у побережья Эль-Хосеймы,[62] сразу после того, как закончился шторм. Должно быть, в этом городишке, как в Эс-Сувейре, стояли у пирсов полдюжины пиратских шебек, и все они ринулись в море, завидев будто бы беспомощный корабль. Для большего маскарада Серов велел не трогать стеньгу с обломанным концом, спустить паруса, поднять испанский флаг, а фок и фор-марсель[63] сбросить вниз, словно их сорвало ветром. Время шло к вечеру, море все еще штормило, и разглядеть в сумерках, сколько у добычи пушечных портов, было трудновато. Серов, стоя на квартердеке, смотрел на приближавшиеся галеры, скалил зубы в невеселой ухмылке и шептал: «Жадность фраера сгубила».
С расстояния полукабельтова Тегг ударил тяжелыми ядрами, скованными цепью, переломал рангоут на трех шебеках, порвал такелаж. Фрегат, вмиг одевшись парусами, двинулся навстречу уцелевшим кораблям. Самый благоразумный повернул к берегу, остальные не успели; грохнула носовая пушка «Ворона», приказывая лечь в дрейф, белые полотнища упали с мачт шебек, весла замерли, команды, бросив оружие, сгрудились у бортов. На трех галерах, которым достались подарки от Тегга, шла резня – видно, рабы сообразили, что у хозяев неприятности и самое время намотать их кишки на весло.
Серов отправил в помощь невольникам своих людей на шлюпках, встал борт о борт с пиратскими шебеками и обратился через Деласкеса к экипажам: сотня талеров тому, кто что-то знает о Карамане. Знающих не нашлось, и он, помрачнев, велел магрибцам и туркам садиться в лодки и убираться вон. Ценного груза на этой флотилии не нашлось, зато ему достались сотня пылающих местью бойцов и две шебеки. Три других корабля, с разбитыми мачтами и реями, вполне могли идти на веслах, и, пересадив на них персон нон грата, Серов отправил их в Малагу, до которой было восемьдесят миль. Но перед этим канониры Тегга осмотрели корабли, забрали порох, ядра и восьмифунтовые орудия, а четырех– и шестифунтовые[64] сбросили в воду.
Два новых своих корабля Серов назвал «Дроздом» и «Дятлом». Бродила у него мысль увековечить кого-нибудь из русских флотоводцев, но времена Нахимова, Корнилова и Ушакова были еще впереди, а их фамилии звучали слишком непривычно для англичан, голландцев и французов. Вот «Дрозд» и «Дятел» – то, что надо! Боевые птицы, с крепкими клювами, но все же не сильнее ворона, и если флагман – «Ворон», то для ведомых кораблей дрозд и дятел в самый раз. Посовещавшись с Теггом, Бобом и ван Мандером, Серов назначил на «Дрозда» де Пернеля, дав ему в шкиперы Броснана, а на «Дятла» – Чака Бонса.
С легкими быстрыми шебеками дело пошло веселей. В сухопутных битвах есть масса вариантов: можно атаковать и отступать, скрытно обойти противника, разделить свое войско или собрать дивизии в кулак, передвинуть туда или сюда артиллерию, конницу и пехотные полки, сесть в осаду, взять измором крепость, закопаться в землю и начать позиционную войну. Но в море не выроешь окоп, а корабль не разделишь пополам, и от того все здесь проще и очевиднее: в море есть только две возможности – либо сражаться, либо бежать. Случаи взаимоисключающие; если корабль связан боем, он маневрирует и стреляет, а экипаж трудится у пушек и на реях, борется с огнем и водой, спасает раненых. Не та ситуация, чтобы бежать на всей возможной скорости, на парусах и веслах!
«Дрозд» и «Дятел» были у Серова как две гончие: настигали врага и, не вызывая подозрений, вступали в схватку; затем приближался «Ворон», бил по палубам картечью, и корсарские ватаги шли на абордаж. Продырявить шебеки, сжечь и утопить было бы самым простым решением, но с затонувшего судна не снимешь груз и гребцов-невольников, а от команды не узнаешь про Одноухого Карамана. Жгут и топят на войне, а у пиратов, что карибских, что магрибских, цель была другой: они не воевали, а занимались промыслом.
Миновало Рождество, отмеченное краткой молитвой, звоном судового колокола, бараньим жарким и попойкой на всю ночь; протрезвели и взяли в рождественские дни восемь шебек – может, алжирских, а может, тунисских; встретили в море большой генуэзский галеас и две боевые галеры, подняли британский флаг, отсалютовали из носового орудия; потом попался испанский военный корабль – решили с ним не связываться, проплыли мимо под кастильским флагом. Наступил новый, 1702 год. В ночь на первое января Серов пил в своей каюте, перебрал рома и заснул в койке, еще хранившей запах Шейлы. И снилось ему, будто вернулись застойные брежневские времена, будто они с сестрой Леночкой все еще малыши и прыгают у елки в их родной московской квартире. А отец с мамой и взрослые гости смотрят «Голубой огонек», пьют шампанское и закусывают редкой снедью – твердокопченой колбасой да мандаринами, что выдали в цирке в праздничных наборах. Эта картина была такой мирной и такой невозвратно далекой, что Серов проснулся с влажными глазами.
* * *– Сидим на фут глубже, чем положено, – сказал ван Мандер, перегнувшись через планшир. – Даже на фут и четыре дюйма.
– Тррюмы забиты доверрху, – сообщил Хрипатый Боб. – Палец не прросунешь, даже если мочой его облить.
– А крюйт-камера пуста наполовину, – добавил Тегг. – Ядер мало. Порох, правда, есть – тот, что притащен с магрибских лоханок. Дерьмо, а не порох! Совсем никудышный! Надо хорошего достать, испанского или английского.
Мастер Бонс и де Пернель, вызванные со своих галер на совещание, промолчали. Серов, однако, знал, что их судам нужен ремонт после бурь и многочисленных схваток. На «Дятле» обнаружилась течь, а «Дрозд» нуждался в замене сломанных весел и части фальшборта – то и другое пострадало при столкновении с вражеским кораблем.
Его флотилия дрейфовала между Тунисом и Сардинией, где от берега до берега было сто морских миль. Дул слабый юго-западный ветер, разогнавший тучи, и поверхность моря отсвечивала густым сапфировым блеском. Команда, используя погожее утро, трудилась: мыли палубу, заменяли лопнувшие канаты такелажа, чистили пушки.
– Перегруз. Много добра взяли, – сказал Сэмсон Тегг. – И куда его девать?
Добра и правда взяли много. Те магрибские шебеки, что не успели отовариться до встречи с «Вороном», были пустыми, но попадались и груженые, и самая ценная часть награбленного лежала сейчас в трюмах фрегата. Были тут кошениль и вермильон[65] с испанских судов, английские и голландские сукна, тонкий полупрозрачный муслин и шелк, стальные клинки и драгоценные хрупкие изделия – венецианские зеркала и цветная стеклянная посуда; было французское оружие из Марселя либо Тулона – мушкеты, пистолеты мушкетоны и странные штуковины с пятью стволами, что расходились веером – «рука смерти», как назвал этот пистолет де Пернель; были пряности и дорогие товары с Востока, из Турции, Сирии и Египта, которые, очевидно, везли на генуэзских либо венецианских кораблях. Так что перед главарями флибустьеров стояли две задачи: обратить груз в звонкую монету и раздать ее командам.
– Хрр… – прочистил горло боцман. – Паррни скучают. Наши так вообще два месяца земли не видели.
– Разве в Эс-Сувейре не повеселились? – возразил Серов.
– Грроб и могила! Какое там веселье, капитан! Чужая земля! В кабаках дррянь какую-то куррят из своих вонючих кальянов, ррома нет, бабы рразбежались… Да и были там от силы полдня.
– Боб прав, – подтвердил Тегг.
Прав, молча согласился Серов. Вот тебе и третья задача: найти такую гавань, где можно не только товар продать, но и денежки спустить. Чтобы были кабаки, ром, жратва и, разумеется, бабы.
Он повернулся к де Пернелю:
– Мы можем высадиться в каком-нибудь порту на магрибском побережье? Не испанском, а французском? Например, в Ла-Кале?
– Можем, мессир капитан. Но это не Европа, и груз там с выгодой не продать. Кому в Ла-Кале нужно веницейское стекло? Перекупщик его повезет в Марсель или Геную, а туда через море плыть, с риском, что ограбят… Потому и цена будет невысокой.
– Марсель или Генуя… – задумчиво повторил Серов. – Далековато! Дальше, чем до Мальты!
Собственно, на Мальту он стремился только ради Шейлы. Раз не удалось найти Карамана на водах, придется искать на земле, снаряжать экспедицию и брать поганца на Джербе. Раймонд де Рокафуль, магистр Ордена, может, в этом посодействует, а может, нет, так что деньги за товар пригодятся, чтобы пополнить флотилию наемниками и судами. О Джербе Серов тоже расспрашивал невольников-гребцов и магрибинцев с пиратских шебек, и создалось у него впечатление, что идти туда с тремя-четырьмя сотнями – пустое дело. Две тысячи бойцов нужны! В крайнем случае, полторы! А воевать задаром никто не будет.
Однако плыть в Марсель, Геную или другой крупный торговый порт ему не хотелось. Во-первых, потеря времени, а во-вторых, в большом городе – большие бастионы, а на них – большие пушки. Стоять в гавани под их прицелом было бы неуютно.
Де Пернель как будто заметил его колебания.
– Там – Кальяри. – Рыцарь вытянул руку на север. – Сардинский порт, до которого миль двадцать пять. Ветер попутный, и, если Господь позволит, мы будем там еще до полудня.
– Сардиния годится, – сказал Серов. – Это ведь итальянская территория?
– Итальянская? – Глаза де Пернеля удивленно расширились. – Нет, мессир капитан. Уже четыреста лет, как Сардинией владеет король Арагона.
– Не лучше ли тогда пойти на Корсику? Это ведь французский остров?
Глаза де Пернеля округлились еще больше.
– Простите, мессир, но вы ошибаетесь. Корсика принадлежит лигурийцам… то есть Генуе.[66]
Черт! Ну и лопухнулся! – подумал Серов. Нет еще никакой Италии! Есть Генуя и Венеция, а еще Флоренция, Милан, Неаполь… В Венеции и Генуе правят дожи, Флоренция – это Тоскана, и там, должно быть, герцог Медичи сидит, Милан – Ломбардия, и там банкиры, самые богатые в Европе, а Неаполь – столица королевства Обеих Сицилий… Гарибальди, объединитель Италии, еще не родился, и бог его знает, когда появится на свет – вроде бы даже не в этом столетии.[67]
Затем он подумал, что Германии тоже, в сущности, нет, а есть Саксония, Пруссия, Бавария и другие независимые королевства. Эта мысль его поразила – так же, как поразил вид испанского побережья за Гибралтаром. Тут, в Европе, он бывал, и память невольно подсказывала знакомое еще со школы: вот Италия, вот Германия, а это – Австрия, Швейцария и прочие страны, вполне благополучные, если не считать студенческих смут и атак исламских террористов. Но сейчас он был у рубежей совсем другой Европы, расчлененной на княжества и королевства, то воевавшие друг с другом, то дружившие – но исключительно против общего врага.
Де Пернель принял его замешательство за глубокие раздумья.
– Конечно, на Сардинии испанцы, но их там немного, и времена для них тяжелые. Король Карл Габсбург умер, спаси Господи его душу, – рыцарь перекрестился, – в стране смута, и рано или поздно явится новый государь, скорее всего, из Франции. Так что если вы поднимете французский флаг и представитесь капером, хлопот, думаю, не будет.
Это казалось разумным, и Серов кивнул.
– У вас найдутся знакомые в Кальяри? Которым можно сбыть товар? Пусть дешевле, но побыстрее и без лишних расспросов?
– Я поищу, мессир капитан. В Кальяри должны быть мальтийцы, и все они люди не бедные.
На том и порешили. Ван Мандер велел ставить паруса и развернул фрегат на север, «Дрозд» и «Дятел» потянулись следом. На мачте «Ворона» плескался флаг с королевскими французскими лилиями, люди приоделись, натянули сапоги, и хоть не походили на мушкетеров короля, однако уже не выглядели толпой оборванцев, прохиндеев и висельников. У всех бренчало в карманах золото и серебро, рожи расплывались в ухмылках в предчувствии береговых утех, шпаги были начищены до блеска, к поясам подвешены пистолеты. Серов полагал, что Кальяри у него в долгу: за сутки его команда спустит минимум двадцать тысяч талеров. Великий будет день для лавочников, кабатчиков и потаскух! Может быть, никому даже кровь не пустят… Андрей вышагивал по квартердеку, улыбался, посматривал на приободрившихся корсаров и вполголоса мурлыкал:
Как и предсказывал де Пернель, в Кальяри добрались к полудню. Разглядев в трубу береговые укрепления, Серов успокоился: пушек оказалось мало, и их калибр опасений не внушал. Однако якорь бросили на рейде, в двух кабельтовых от берега, застроенного неказистыми домишками, лавками и мастерскими, среди которых торчали две-три церковные колокольни. Галеры, нуждавшиеся в ремонте, направились к пристани, и Серов, не опускавший трубы, увидел, как де Пернель сходит на сушу в сопровождении четырех прилично одетых молодцов, вооруженных мушкетами. Сам рыцарь был в богатом испанском камзоле, морских сапогах выше колен и с рапирой на кожаной перевязи. Перевязь заметно оттопыривалась, и Серов в точности знал, что там покоится мешочек с сотней дукатов. Шляпа у рыцаря тоже была – большая, с роскошными перьями, точь-в-точь как у Боярского-Д’Артаньяна.
Де Пернель скрылся в каменном одноэтажном строении, приткнувшемся у самых ворот форта, – видимо, кордегардии. Вышел он примерно через час, снял шляпу и помахал ею в воздухе, подавая условленный знак. Его перевязь больше не топорщилась – видно, капитан портовой стражи оказался человеком разумным, уважавшим золото, мальтийских рыцарей и флаг Французского королевства. Серов велел дать салют из носовых орудий и спускать шлюпки.
Съезжавшие на берег были разбиты на группы, и в каждой – француз или два и кто-то из британцев, умевших спросить на французском пинту рома и девушку. Впрочем, вряд ли в Кальяри был ром, но, несомненно, имелся его заменитель.
С экипажем отбывали ван Мандер, Хрипатый Боб и оба сержанта, Кук и Тернан. Их задача заключалась в том, чтобы вернуть людей на борт в случае неприятностей, а если этому будут противиться, вести людей на штурм форта и перерезать испанцев. Но «Ворон» был не беззащитен – Тегг и двадцать канониров сидели на пушечной палубе у бочонка рома. Сэмсон Тегг обладал уникальным талантом: сколько бы он ни выпил и как бы ни был пьян, ядра, пущенные им, летели точно в цель.
Шлюпки отбыли. Военные суда в кальярской гавани не маячили, но на рейде и у причалов нашлось дюжины полторы торговых парусников, мальтийских, генуэзских и испанских. Наверняка, проплывая мимо, корсары обшаривали их опытным взором, прикидывали, что загружено в трюмы фелюк и бригантин, судачили, найдется ли чем поживиться. Это был такой же безусловный рефлекс, как способность дышать; чужое добро не давало покоя, руки тянулись к ножам, глаза пылали алчным блеском.
Серов следил с квартердека, как де Пернель со своим эскортом исчезает в узких тихих переулках, как с палуб «Дрозда» и «Дятла» толпой спускаются корсары, как из причаливших шлюпок лезут его молодцы. На улицах, что примыкали к гавани, вдруг появился народ, двери таверн и лавок распахнулись, задымили очаги, встали строем шеренги бочек, голоса зазывал смешались с воплями женщин, нищих и мальчишек, ревом ослов, звоном посуды и грохотом, с каким выбивали у бочек дно.
Последним с «Дятла» спустился шкипер Чак Бонс в сопровождении двух корабельных плотников, огляделся, поймал за шиворот какого-то парнишку и начал что-то ему втолковывать. Кивнув, парень повел Бонса мимо причалов – должно быть, на верфь, к местным мастерам.
«Ворон» покачивался на мелкой волне. Серов, привычно сохраняя равновесие, ходил от борта к борту, иногда останавливаясь и глядя на город. Там шли пьянка и веселье; грохнуло несколько выстрелов, но никто не завопил от боли – должно быть, палили от избытка чувств. На корабле было непривычно тихо, лишь с пушечной палубы долетали бульканье и звон кружек. Наверху, на всем пространстве от бака до юта, только трое составляли компанию Серову: Рик Бразилец у левого борта, Абдалла – у правого и Мартин Деласкес, дежуривший за штурвалом.
Ближе к вечеру на пирсе появился рыцарь де Пернель в сопровождении хмурого осанистого господина. За ними шли двое молодых людей, по виду – приказчиков, и корсары с «Дрозда». Они подогнали лодку, навалились на весла, и минут через десять де Пернель со своими спутниками уже стоял на палубе фрегата.
– Почтенный Морис Вальжан, купец и арматор из Марселя, – заговорил он на французском, представляя осанистого. – А это, – поклон в сторону Серова, – мессир Андре де Серра. Как я вам говорил, мсье Вальжан, он послан в эти воды… хмм… соизволением его величества Людовика, дабы укоротить магрибских разбойников. – Лицо рыцаря порозовело – врать он не любил. – Признаюсь, мессир капитан, что сам я с мсье Вальжаном не знаком, но местная мальтийская община рекомендует его как человека серьезного, торгующего с Мальтой, Генуей, Сицилией и христианскими городами Магриба. Он просмотрел список наших товаров, готов взять весь груз, перевезти на берег и расплатиться серебряными ливрами.[68]
– Ливры меня вполне устроят, – сказал Серов и крикнул: – Тегг! Поднимись на палубу!
Пронзительные глазки Вальжана обшаривали корабль, как бы пересчитывая мачты, реи и пушки «Ворона». Губы на его мрачной физиономии разомкнулись.
– Ваше судно – капер? – проскрипел он. – Имеете королевский патент?
– Это что-нибудь меняет?
– Разумеется, капитан. С патентом – одна цена, без патента – другая.
Скупщик краденого, мелькнуло у Серова в голове, пока он разглядывал хмурую рожу мсье Вальжана. Тот, в свою очередь, смотрел на него, будто делая зарубки на память. Потом обронил:
– Недавно мне довелось услышать про капитана Сируллу, явившегося из Вест-Индии с бандитским экипажем.