По всей земле". Поплыли бледно-сиреневые волны, и спокойный голос, который поразил Роберта своей мягкостью и вместе с тем строгостью, пронзил, казалось бы, самую его душу: - Я пришел судить вас по делам и поступкам вашим, праведным и неправедным.
Роберт не видел говорившего. Он был уверен, что его не видел никто. Но по тому, что все вокруг него упали на колени, он понял, что голос этот достиг души каждого.
- Встаньте, кто не нарушил девяти заповедей... семи...
пяти... трех... хотя бы одной... Люди поднимались с колен и куда-то уходили. Пустели улицы, города, страны. Наконец Дайлинг понял, что он остался один. Один на всей земле. Он вскочил было на ноги. Но невидимая сила вновь заставила его опуститься на колени.
- Боже, неужели я самый страшный грешник? - зарыдал Дайлинг. Но слезы не облегчили его душу. - Но почему? Скажи почему?
- Я простил бы тебе нарушение всех заповедей. Ибо сказано: "Да будет прощение раскаявшемуся". Но есть один грех, который не подлежит прощению. Этот грех - растление души человеческой. Ибо он один порождает все другие грехи. И среди них самый мерзкий и богопротивный - убийство и кровопролитие.
- разве не был я всю жизнь, каждую минуту, каждый вздох ее, искренним и бескорыстным беспредельно?
- Разве убежденный убийца менее гнусен, чем убийца наемный? никому, слышишь, ты, никому не дано права лишать жизни, которая предопределяется единственно Книгой Судеб.
- А-а-а! - закричал Роберт Дайлинг, чувствуя, как он проваливаетс в бездну, из которой нет выхода. Никакого и никогда...
Он медленно шел по дну реки, погрузившись в нее по пояс.
Ему безумно хотелось пить. И хотя он видел, что по реке проплывают вздувшиеся трупы животных и людей, он зачерпнул из нее обеими ладонями воду и поднес ее ко рту. И увидел, что это была не вода, но кровь.
Глава пятая КЛУБ ДВУХПОЛЮСНЫЙ
Раджан подписал верстку последней полосы, устало вздохнул, потер ладонями виски. Все-таки, как утомительно быть выпускающим, когда главный не в духе!..
"Вы, молодой человек, так и не научитесь, наверное, отличать шпацию от ротации, - нудно скрипел Маяк: - этот заголовок надо набрать не шестидесятым, а семьдесят вторым кеглем. Это сообщение - перенести с первой полосы на последнюю, в левый, верхний угол. А эту новость - дать петитом где-нибудь в рубрике "Биржи страны"... Вы что, хотите, чтобы мне завтра приклеили ярлык "красный"?" Или: Вы что, хотите, чтобы меня завтра объявили американским прихвостнем? И потом, что это за оборот: "Министр возмутился"? Министр не может во-зму-ти-ться. Министр может вы-ра-зить во-зму-ще-ние!..." Когда же главный бывал в хорошем настроении, работать сним легко и весело. Он шутил, острил, рассказывал анекдоты, торопил всех от наборщиков до заведующих отделами, заражал своей энергией, энтузиазмом. По подписании номера в печать он обязательно приглашает к себе выпускающего и еще трех-четырех ведущих редакторов газеты на чашку отборного, экспортного чая.
- А вы знаете, господа, - говорил он в таких случаях, лукаво оглядывая сквозь очки сидевших за круглым столом в комнате отдыха, - только что ЮНЕСКО завершило анализ данных по многим странам о продолжительности жизни людей, принадлежащих к различным профессиям. И что бы вы думали? Самая короткая жизнь - у поваров. Ха-ха, у поваров! Вечно стоит у плиты, ест без меры - надо же попробовать каждое блюдо! Кто бы вы думали идет на втором месте по краткости жизни? Журналисты, господа. Мы! И уже после нас, на третьем месте - шахтеры, работающие в забое. Под землей. Так что хлеб наш тяжелый. Почетный, если ты честен, конечно. Но, ох, какой тяжелый!
И он бил себя кулачком в немощную грудь и, заговорщически наклонившись к столу, понизив голос, говорил: - А что, господа, давайте опровергнем пророчества и анализ ЮНЕСКО, а? Ха-ха-ха!
Сегодня ничего этого не было. Сегодня Маяк полчаса читал Раджану нотацию, и когда тот уже подходил к двери, сухо бросил: - До свидания!
За три года работы в редакции Раджан привык к брюзжанию старика, как, впрочем, привыкли к нему и другие работники газеты. Потому что отлично знали, что в душе старик добр и, главное, - первоклассный журналист. Один из лучших в Индии.
Хотя настоящая его фамилия была Фарид, в журналистских и политических кругах страны, среди читателей, да и в редакции самой газеты его звали не иначе, как "Маяк". Это был его псевдоним, взятый еще в годы борьбы против британского владычества в Индии. Борьбы, в которой он участвовал как простой солдат и в ходе которой его не раз бросали в тюрьмы.
Раджан вызвал рассыльного и отправил с ним полосы в печатный цех. Смахнул со стола ставшие уже ненужными гранки, рассовал по полкам брошюры и справочники. Посмотрел на часы и вышел из своего маленького, тесного кабинета. Спустившись в лифте в вестибюль, он еще раз посмотрел на часы: четверть одиннадцатого.
Раджан закурил, не спеша прошелся до ближайшего перекрестка, подозвал моторикшу и, подумав немного, в ответ на немой вопрос водителя, приказал: В пресс-клуб.
Он обернулся, посмотрел на редакционное здание. Где-то между четвертым и пятым этажами без устали бежали белые огоньки, слагаясь в буквы, слова. "Индепендент Геральд" сообщала полусонному Дели последние новости со всех концов света.
Навстречу Раджану плыли огни другой, не журналистской, коммерческой рекламы.
"Чистите зубы только пастой "Колли пак" - взывал тюбик высотой в три этажа, из которого медленно выдавливалась белая световая лава.
"Ну, чистим, чистим, чистим", - умиротворенно отметил про себя Раджан.
"Шейте костюмы только у фирмы "Латенс", - двухэтажный атлет, заложив одну руку в карман пиджака, небрежно демонстрировал изящество линий.
"Ну, шьем, шьем", - Раджан даже провел рукой по лацкану своего нового пиджака.
"Читайте "Хир энд дер". Самый осведомленный еженедельник в Индии. Завтрашние новости - сегодня!".
"Что верно, то верно - самый осведомленный о всех постельных скандалах министров", - Раджан зевнул, отвернулся.
Промелькнула в глубине сада вилла, украшенная до самой крыши разноцветными, яркими фонариками. Еще одна - по другую сторону улицы. Слышались бравурные звуки оркестра, громкий бой барабанов.
"Свадьбы", - улыбнулся Раджан. И тут же помрачнел. Выхватил из пачки губами сигарету. невольно вспомнилось, что из-за его несостоявшейся женитьбы и произошел разрыв с отцом.
Случилось это несколько лет тому назад. Отец Раджана настаивал на браке единственного сына с дочерью владельца крупнейшей торговой компании страны.
"Видная семья. Громадное приданое. Удачный альянс двух домов. Что еще нужно?" - рассуждал его отец. Раджан, вопреки многовековым обычаям и традициям Индии, возражал, говоря, что он не знает невесты. Даже не видел ее ни разу... "Тоже мне причина, - возмущался отец. - А как же я женился? Мой отец?
Наши деды? Выбирай - или женитьба, или..." Раджан выбрал второе "или".
За все эти годы он ни разу не видел отца, не обменялся с ним ни одной строчкой письма. Мать его умерла, когда он был еще грудным ребенком. Братьев и сестер у него не было. Казалось, ничто не тянуло его в роскошный дворец, где он провел детство, отрочество, юность, где ему был известен каждый уголок, каждое деревце в саду. Однако, когда он, просматривая газеты, натыкался на фамилию отца, - а это бывало чаще всего в разделе биржевых новостей или светской хроники, - у него щемило сердце. Становилось одиноко и тоскливо.
Однажды - это было года полтора тому назад - он зашел в "Сплетницу", журналистское кафе в центре Дели. И услышал, что соседи за столом обсуждали сенсацию дня: его отец собирался купить "Индепендент Геральд". С месяц он был сам не свой.
Каждое утро с замиранием сердца поднимался в лифте к себе на восьмой этаж. С ужасом ожидал, что услышит новость о смене владельца газеты. Но сделка почему-то не состоялась. И он успокоился.
Промелькнуло еще несколько домов, разукрашенных разноцветными фонариками. Свадьбы...
Людям с состоянием легко. Подумаешь, - выбросить на свадьбу и в качестве приданого сотню-другую тысяч рупий. А чтобы обзавестись семьей простому смертному, надо всю жизнь копить деньги. Недоедать. Недосыпать. Влезать в непосильную кабалу к ростовщикам. И еще сына-то женить - проще; а за дочерью надо дать приданое. Таков закон предков.
Раджан вспомнил, что не так давно в одной из провинций Индии существовал неписаный закон: если в семье рождалась дочь, ее живьем закапывали в землю. Да и сейчас, когда в бедной семье индийца появлялась девочка, в лачуге день и ночь стоял плач. Отец, мать, родственники причитали - добрые боги отвернулись от них!..
- Разве так уж плохо быть холостяком? - умиротворенно думал Раджан, прикрыв глаза. - Никаких обременительных уз, смешных обязанностей. И можно завести дружбу с хорошенькой танцовщицей. Вот, например, Дила".
Вспомнив про Дилу, он представил ее себе в танце - плавную, тонкую, легкую, желанную.
Вспомнив про Дилу, он представил ее себе в танце - плавную, тонкую, легкую, желанную.
У освещенного яркими огнями главного входа в пресс-клуб стояли автомобили и мотоциклы. расплатившись с рикшей, Раджан поднялся по лестнице на второй этаж.
Пресс-клуб разместился в неказистом старом здании. Однако журналисты Дели сделали все, чтобы превратить его в уютный уголок, где было приятно коротать вечер, - поздний вечер с друзьями или просто коллегами по перу. На стенах большого зала развешаны дружеские шаржи на премьера и членов кабинета, исполненные лучшим карикатуристом Индии Шанкаром. По залу разбросаны архисовременные диваны и кресла, обступившие хрупкие столики. Вдоль одной из стен метров на пятнадцать вытянулся бар - резное сооружение из розового дерева.
Бар? Но ведь Индия - страна сухого закона?
Ну и что же? Журналисты - народ смышленый. На одном из заседаний правления пресс-клуба премьер-министр Неру был единогласно избран его почетным членом. И теперь здесь можно было выпить виски и пива по вполне доступным ценам в любой день недели.
Официанты в безукоризненно белой одежде и перчатках. У потолка энергично вращаются неутомимые вентиляторы. В клубе ни одного журнала, ни одной газеты. Бильярдная. Салон для игры в карты, шахматы.
Что еще нужно для отдыха журналисту?
Раджан прошел через зал, непрерывно здороваясь: улыбаясь, приветственно помахивая рукой, почтительно склоняя голову, пренебрежительно кивая. Он выбрал кресло в дальнем правом углу. За столиком уже сидели четверо.
И что это была за разношерстная компания! Окинув всех взглядом, Раджан даже хмыкнул от удивления. Алар - главный репортер коммунистической газеты "Ред Бэннер" - тощий, длинный. ни дать, ни взять - знаменитая Колонна Ашоки, воздвигнутая одним из императоров древней Индии. Раттак. Пожалуй, из всех, сегодня присутствующих в пресс-клубе, он - единственный, допущенный на еженедельные инструктажи прессы у американского посла в Индии. Глаза большие, удивленные, как у годовалого младенца, грива черных волос, элегантные бородка, усики. Шанкар. Седой. Плотный. Квадратный. Лицом - вылитый Дон Кихот, сбривший бороду. Чагуэн, главный редактор двухнедельника "Комьюнизм тудэй". Неопределенного возраста, тронутое оспой лицо, проникновенный взгляд. Одет в темный френч а ля Мао...
И "Ред Бэннер", и "Комьюнизм тудэй" - органы коммунистов Индии. Однако газета выражает точку зрения так называемого "правого большинства", а журнал - "левого меньшинства".
Алар пьет пиво, Чагуэн - шэнди, смесь пива с лимонадом.
Все остальные - виски с содовой.
- Достопочтенный Алар всегда выражается языком передовиц своей газеты, - говорил Раттак, продолжая, видимо, давно уже начатый разговор. "Политика неприсоединения способствует постепенному увеличению стабилизации и укрепления зоны мира".
Витиевато, замысловато, хотя и суконно! А я предпочитаю называть вещи своими именами. Для коммунистического мира у нас отличный козырь: длительная программа построения социализма в Индии. Так сказать, декларация - недорого стоит, зато красиво звучит. Для Запада - козырь похлеще: полная свобода - на веки вечные! - частного предпринимательства. для нас же самих удобно и прибыльно: сиди и спокойно подаивай обеих коровок.
Шанкар вдруг залился беззвучным смехом.
- Чего вы смеетесь? - обиделся Раттак. - По-моему, я не сказал ничего такого, что могло бы заставить вас хохотать, как пьяная обезьяна.
Шанкар вместо ответа достал карандаш, записную книжку и мгновенно набросал рисунок: между двух стоящих друг к другу задом коров сидит Раттак и, жуликовато прищурившись, пытается дотянуться до левого и правого вымени. Коровы бодро улыбаются.
- А что, - уже примирительно сказал Раттак. - Мы бедные.
Мы нищие. Мы угнетенные и оскорбленные. Мы худосочные и малокровные. Из нас кровь столетиями высасывали.
"Особенно из тебя", - подумал Раджан, отпивая мелкими глотками виски. Раттак поставил свой стакан на стол. Нетерпеливо махнул рукой: мол, шутки в сторону. Проговорил отрывисто, не обращаясь ни к кому: - Завтра мы все, в один голос, невзирая на ориентацию наших газет, будем приветствовать согласие Советов строить для нас новую электростанцию! - Затем, обернувшись к Чагуэну, в упор спросил: - А как думает наш друг из "Комьюнизм тудей"?
Широко улыбаясь, Чагуэн отчеканил: - На данном этапе своей помощью Советский Союз укрепляет позиции капитала в нашей стране!
- Вот как! Интересно, - протянул Раттак, с любопытством глядя на Чагуэна. - Значит, Соединенные Штаты отказываются укреплять эти позиции, а русские, так сказать, способствуют их укреплению?
- Это как раз пример того, как русские объективно работают на Америку, - сказал Чагуэн.
- Глупая теория! - возмутился Алар.
"Пекинская теория", - молча усмехнулся Раджан.
- По-вашему получается - чем хуже - тем лучше? - продолжал Алар. По-вашему получается - не помогай нам Советский Союз и не проводи он политику мира и ...
- Господа, господа, - поспешно вмешался Шанкар. - Ну стоит ли открывать здесь - как это у вас, коммунистов, называется - партийная полемика, да? Да, да, партийную полемику.
не время и не место, господа! Вашу теорию, Чагуэн, мы все отлично знаем. Хотите, я изложу ее в двух словах? Вы хотели бы, чтобы наш премьер запретил коммунистическую партию, ограничил бы права свободной прессы, вступил бы в военный блок, арестовал бы тысячи людей. Тогда бы вы начали бор-р-роться. даже официальные делегации из Москвы вы считаете помехой себе. Как же! Самим фактом приезда они укрепляют советско-индийскую дружбу! А значит - нынешнее правительство. А значит, как вы говорите, частный капитал. Но постойте, куда же вы?
Шанкар попытался остановить Чагуэна, вставшего из-за стола и направившегося к выходу.
- У вас вырисовывается неплохой союзник, - сказал Алар, обращаясь к Раттаку. тот сидел, пил виски, задумчиво молчал.
- А позиция Чагуэна и вообще леваков, скажем, в китайско-индийском пограничном конфликте? - проговорил он вдруг. Будучи индийцами, - а у нас, слава богу, других пограничных и территориальных споров с соседями хоть отбавляй - они на стороне Китая! Плохие индийцы. Пло-хие!
- У них, между прочим, под эту позицию, в оправдание этой позиции, подведена своеобразная теоретическая база, заметил Алар. - Они ссылаются на то, что Ленин, во время первой мировой войны, стоял за поражение России. Значит, по их мнению, их нынешнюю позицию, как и позицию прочих леваков, якобы оправдывает марксизм.
- Ха, ха, марксизм, - хохотнул Шанкар, - ха-ха, марксизм!
- Я, право, плохо знаю марксизм, - рискнул вставить слово Раджан. Но, по-моему, ссылка на позицию Ленина и аналогия с Россией в первой мировой войне в философской "концепции" леваков - это не более, как беспомощное блеяние недоучек, догматиков.
- Беда, однако, в том, - быстро возразил ему Алар, - что подобная демагогия на людей неопытных, необразованных еще может воздействовать, тем более, что они объявляют себя глашатаями и провозвестниками истинного марксизма, его непогрешимыми теоретиками, его единственными законными толкователями!
- Господа, господа, - опять заторопился Шанкар, - ну их в пасть к голодному крокодилу - этих самых леваков!.. Послушайте-ка лучше свежий анекдотец на извечно волнующую тему о верном муже и обманщице-жене...
Шанкар, пожалуй, был наиболее симпатичен Раджану из всех сидевших за столом.
"Как все же нелепо устроен мир, - думал он, в то же время улыбаясь шуткам Шанкара, иногда потому, что они были действительно презабавными, иногда просто, чтобы не обидеть старика. - Вот сколько нас тут сидит за столом, в баре, - и у каждого свой ярлык.
Раттак, например, - "мальчик из Центрального разведывательного управления США". Чушь несусветная! Хотя, конечно, он служит классу, из которого вышел и который платит ему. Но ведь даже когда среди его друзей заходит о нем речь, они не говорят иначе как: "А-а, этот наш мальчик из ЦРУ"... Алар "эмиссар Кремля". Чагуэн - "прихвостень Пекина". Шанкар "балаболка". А я - просто - "папин сынок".
Язык надо бы вырвать тем, кто выдает подобного рода ярлыки-клички. Наверно, это делают озлобленные неудачники, бесталанные сорняки на человеческом поле. И ведь никогда в глаза не скажут. Все за спиной"...
Пресс-клуб жил своей обычной жизнью. В эту ночь он напоминал планету с двумя четко обозначенными полюсами - американским и русским. Центром первого были Дайлинг, его заместитель и Тэдди Ласт. Центром второго Раздеев, Карлов и Картенев. Разговор шел громкий, откровенный. Он перемежался раскатами хохота, звонким чоканьем, - милым обычаем, который русские завезли в Индию.
Было бы наивным полагать, что у американского посла только и курился фимиам Закону 480, а у русского - заводу в Бхилаи. Между полюсами шла постоянная, хотя и едва заметная, трансмиграция. Благожелательными улыбками прикрывались взаимные уколы. Споры на предельно острые темы сопровождались служебно-вспомогательной вежливостью: "благодарю", "искренне признателен", "сердечно рад", "помилуйте", "извините, бога ради" и т.п.