Взяли на пятерых наездников и одного конюха шесть лошадей, включая тяжеловоза Маську. Его огромная бледно-рыжая морда чем-то понравилась Кате. Игорек предложил выпоить Маське фуфырь «Бородинского», но Катя отвергла идею.
Кто ж мог знать, что на тяжеловоза положил глаз Никита?
Катя что-то втолковывала оператору и вслед гусарам не глядела. Яшка на вороном Рубине шагом поехал по тропе, не оборачиваясь, ребята и Таня — следом. Замыкал кавалькаду Мишаня, а он был глух на левое ухо — результат давней драки и перелома челюсти. Вот и вышло, что он не услышал Маськиных шагов.
Повернув в нужном месте налево, Яшка окинул взглядом кавалькаду и охнул. Никита, счастливый как дитя, трюхал сзади на Маське, держась за гриву, и полностью соответствовал принятому у наездников определению: как собака на заборе.
— Стой! — крикнул Яшка и подъехал к психу со справкой.
Псих покорно выслушал нагоняй и обещал вернуться к съемочной группе. Но пять минут спустя оказалось, что Никита всё же едет следом. Аргумент был простой:
— Он меня не слушается!
И точно — Маська вел себя, как всякая нормальная лошадь: куда все — туда и он. А поскольку тяжеловоза взнуздали только недоуздком, то и управлять им было мудрено.
— Черт бы тебя побрал, — сказал Яшка. — Эта холера ведь за нами и на холм попрется. Слезай, привяжи его к дереву и стой с ним, пока мы тебя не заберем.
— К какому дереву? — спросил псих со справкой.
Наездники уже были на просеке, она оказалась десятиметровой ширины, и деревьев вдоль нее стояло — ну, тысячи три по меньшей мере.
— Вон к тому, — распорядился Яшка. — Кончайте ржать. Человек задал конкретный вопрос…
Оставив Никиту, проехали метров двести и действительно увидели просвет между стволами. Послав лошадей напрямик через кусты, выбрались на поляну. Вот только рощицы и холма за ней не обнаружили.
— Мы рано вылезли, — догадался Влад. — Проедем еще немного вперед…
Но впереди оказалась ложбина, поросшая еловым сухостоем.
— Стой, стой, стой! — зазвенело сзади. Минуты две спустя кавалькаду нагнал Маська.
— Упустил… Ну что ты с психом станешь делать?.. — риторически спросил Яшка.
— Уволить, — подсказал Игорек.
Никита меж тем гнался за Маськой с криками: стой-стой-стой! И прибежал-таки к наездникам.
— Веди его в поводу, если привязать не в состоянии, — распорядился Яшка. — Ну, мы, кажется, заблудились. Сейчас позвоню Катерине…
Но мобильник странным образом вырубился, хотя с вечера был заряжен. Второй мобильник имелся у Влада, но и он показал лишь тусклый экран.
— Нужно выехать на холм, чтобы они нас увидели, — предложил Мишаня. — А мы их.
— А где он, холм? — спросил Влад. — Это тебе не холм! Это вообще болото какое-то…
— Ребята… — прошептал Игорек. — Вы посмотрите… Нет, вы посмотрите…
— Что еще? — Яшка повернулся к Игорьку. Тот вертел головой, стараясь взглядом указать на ужасные несообразности. Яшка не сразу понял, в чем дело, а когда до него дошло — рот сам собой приоткрылся.
Уже когда выводили коней из фургона, Яшка предупредил наездников: чертовы скоты могут обалдеть от природы и, стряхнув всадников, рвануть на поиски приключений, так чтоб смотреть за ними строго. Потому что ловить ошалевшего коня по всем окрестностям — радость сомнительная. Конь-то будет, захмелев от кислорода, носиться, взбрыкивать и радоваться жизни, презирая оклики и грозные обещания. А ты-то будешь гоняться за ним на своих на двоих, не зная местности, проигрывая в скорости и не имея даже веревки, чтобы набросить петлю ему на шею.
Природа была именно такая, от которой можно было временно лишиться рассудка и вечно запертому в цирке коню, и городскому человеку: солнечное и душистое июньское утро. Воздух был свеж и прохладен, но прохладой хмельной, которую хочется вдохнуть в себя, впустить в душу — и замереть от восторга. Зелень вокруг была еще молодая, чистейших оттенков, чуть ли не сияющая. И чуть колыхались высокие луговые травы, и Таня затосковала о венке из ромашек…
А та листва, которая испугала Игорька, уже словно пылью покрылась, сделалась тусклой и даже на вид жесткой.
— Вот, вот… — Влад ткнул пальцем в березу, одну-единственную на краю ложбины. Среди свисающих веток было несколько совершенно желтых.
— Ребята, это только мне кажется? Или вы тоже видите? — спросил он.
Вскоре заметили и опавшие красно-желтые листья на земле, и поспевшие орехи на лещине. Проехав по краю ложбины, нашли дикую яблоньку, покрытую плодами.
— Это что же, выходит, получается? Осень? Сентябрь? — Яшка глазам своим не верил, однако не одни глаза изумляли — и нос опознал осенние прелые запахи.
— Яша, возвращаемся назад! — вдруг заорал Мишаня. — Назад, слышишь? Это зона! Это просто какая-то зона! Помнишь, по телику показывали?
— Назад! — подтвердил Яшка. — Мишаня, ты последний ехал, разворачивайся. Соображай! Да психа не забудьте! Никита, залазь на Маську!
Псих со справкой оглядел наездников каким-то совсем бессмысленным и туманным взором.
— Идиот, ты чего ждешь? — напустился на него Игорек. — Решил тут остаться? Ну, живо! Живо!
Никита вскарабкался на тяжеловоза и сел, свесив длинные ноги самым непотребным образом — они болтались, как у тряпичной куклы. Но наездникам было не до смеха. Кавалькада поспешила назад — туда, где за кустами была просека. Но ее не нашли, хотя потерять целый коридор десятиметровой ширины и примерно трехкилометровой длины затруднительно. По Яшкиным соображениям, где ни сверни и куда ни сунься — просеки не минуешь. А вот же сгинула, проклятая.
— А всё ты, всё ты! — вдруг заголосила Таня. — Кино ему подавай, съемки ему подавай! Кинозвезда, блин!
Ругаться цирковые конюхи умеют знатно. Таня никогда не изображала из себя светскую даму викторианской эпохи, разве что при попытке удержать Яшку как-то контролировала свой лексикон, и то не сама додумалась, а пожилая дрессировщица Шкатова вправила ей мозги. В ругани был какой-то особый, как ей казалось, шик — изматерить норовистую лошадь, да еще и пнуть ее, означало показать себя крутой хозяйкой жизни. Но сейчас Таня промахнулась — наездники, врубившись, что началась истерика, дали ей сдачи, да еще и пригрозили бросить одну в лесу — пусть выбирается, как хочет.
— Держимся вместе, никто не отстает! — приказал Яшка. — За психом присматривайте. Пропадет — нам отвечать.
— Я не пропаду, — вдруг сказал Никита. — Вон там — Сабанеевка. И на горке — господская усадьба.
— Какая тебе Сабанеевка? — возмутился Влад. — Что там тебе мерещится?
— Усадьба, а за ней сад и пруды, — уверенно произнес Никита. — Каскад прудов — верхний, средний, нижний. И, как ехать к Колпину, барские конюшни. Сейчас выведу…
И точно. Послав Маську не туда, где чаяли найти просеку, а совсем в другую сторону, Никита привел наездников на лесную опушку. Усадьба-то оттуда была видна, да только она горела, и к небу поднимался густой черный дым.
— Откуда ты про нее узнал? — напустился Игорек на Никиту. — И какого черта ты раньше молчал?
— Я не молчал. Я говорил, только вы не слышали.
Это было странно — однако возможно. Кому в такой катавасии охота прислушиваться, что там бормочет себе под нос псих со справкой.
— Едем туда. Если усадьба — значит, чья-то. Там люди живут, и наверняка уже пожарную машину вызвали, — предположил Влад. — Возьмем там у кого-нибудь мобильник, а местные потом покажут дорогу.
— Точно, — согласился Яшка. — До усадьбы километра полтора, не больше. Пошли…
Нашлась дорога, вела она под уклон, пожарище скоро пропало из виду, и тогда Игорек, встав на плечи к Мишане, стал докладывать обстановку.
— Машины никакой нет, — говорил он, — вообще никакой. А люди бегают. Ой, ребята, да там же колонна марширует! Пехота! Не меньше двух рот! Ребята, они… они в каких-то старинных мундирах… Погодите, сейчас опознаю… погодите… куда я его сунул…
— Ты чего там дергаешься? — спросил Мишаня.
— Мобило ищу, надо в Инет сбегать… Мундиры темно-синие, обшлаги красные… белые портупеи… кутасы красные, султан на кивере красный, то есть помпон, он круглый… Видел же я их, видел!..
— Да не работают же тут мобилы!
— Так в лесу не работали. А тут, может, покрытие…
Проверили — никакого покрытия сетью не было, аппараты молчали. Игорек сильно расстроился — он хотел выйти на ресурсы приятелей-коллекционеров, где были точные рисунки всевозможных мундиров.
— А на глазок — какое это время?
— На глазок, ребята… — Игорек приложил руку к бровям, сделав козырек. — Ой, на глазок это плохое время. Наполеоновские войны. А что, если это реконструкторы дурака валяют? Реконструируют какой-нибудь исторический бой у деревни Черная Слякоть?
— И усадьбу они подожгли?
— А на глазок — какое это время?
— На глазок, ребята… — Игорек приложил руку к бровям, сделав козырек. — Ой, на глазок это плохое время. Наполеоновские войны. А что, если это реконструкторы дурака валяют? Реконструируют какой-нибудь исторический бой у деревни Черная Слякоть?
— И усадьбу они подожгли?
— Какая усадьба?! Сарай какой-нибудь, чтобы выглядело правдоподобно… чтобы войной пахло… Они такие штуки любят!
— Это имение Полянских… — отрешенно сказал Никита. — Еще при покойной государыне господский дом и службы ставили… Нарочно — на холме, и там еще вышка была, с нее старый барин в трубу на звезды смотрел…
— Ты что такое несешь? — спросил Яшка. — Какие еще Полянские?
— Полянский Андрей Иванович, бригадный генерал. Окончил Пажеский корпус. Затем — офицер лейб-гвардии Семеновского полка…
— Ты что? — Мишаня даже встряхнул Никиту за плечо. — Опомнись!
— В отставку вышел в феврале 1768 года…
— Этого еще не хватало! — закричала Таня. — Да он же спятил! Вы посмотрите — он спятил!
Никита с закрытыми глазами не говорил, а вещал — перечислял сыновей господина Полянского, при каждом — его послужной список. Наконец он замолчал. И артисты, с изумлением глядевшие на него, уставились на Яшку — с тревогой и надеждой.
Яшка всегда всё улаживал, решал проблемы, подписывал контракты, принимал решения. Игорьку, Владу, Мишане и сидевшему в гостинице с забинтованной ногой Саше оставалось только репетировать, выступать и тратить заработанные деньги. Тане было еще легче — ей не приходилось кувыркаться на репетициях, а физического труда крупная и здоровая деваха не боялась. Яшке нравилось руководить номером, ответственность его не пугала, но сейчас сальтоморталисту стало страшновато.
Он не понимал, что происходит, а от него ждали, чтобы понял…
— Едем туда, — решил Яшка. — Там разберемся.
И показал рукой в сторону усадьбы.
— Нет, — сказал Никита. — Если там гренадеры, то туда нельзя.
— А куда еще, по-твоему? Молчал бы уж, псих со справкой! — напустились на него артисты.
— Наше счастье, если это реконструкторы, — заметил Игорек. — Мы им покататься дадим — они и растают.
— Катя там с ума сходит… — буркнул Яшка. — А ты — покататься. Ну, пошли…
К горящей усадьбе ехали кавалькадой, Никита — замыкающим. Он уже не спорил, только бормотал:
— …георгиевский крест четвертой степени… в бою за Праценские высоты… корпус Бернадотта…
— А реконструкторы — хорошие ребята, только со сдвигом, — рассказывал Игорек. — Вот они восстанавливают гусарский доломан — так обязательно по выкройке того времени, обязательно из сукна, и каждую пуговичку делают, как тогда… а если, скажем, рыцарский доспех реконструируют, так сами кольчугу плетут, это видеть надо…
— Точно со сдвигом, — заметила Таня. — На что время тратят! А они что — потом это продают?
— Может, кто и продает. А вообще — для своего удовольствия.
— Ничего себе удовольствие!
Таня, которой приходилось немало делать руками, и сбрую чинить, и огромное панно ремонтировать, не понимала, как можно добровольно ковыряться с проволокой и плоскогубцами.
Игорек начал было объяснять, какой это кайф, и тут грянули выстрелы. Из-за строений, прилегавших к усадьбе, то ли сараев, то ли хлевов, палили — и палили по артистам. Одна пуля сбила с Яшкиной головы кивер.
— Да вы что, с ума посходили?! — заорал Яшка и послал коня вперед, желая навести порядок в реконструкторских рядах кулаками. Но, увидев строй солдат, которые целились в него из ружей, собираясь по команде офицера дать залп, резко повернул назад и поскакал к лесу. Ничего не понимающие артисты — за ним.
— Все целы? — спросил Яшка, когда опасность миновала.
— Все, кажись, — ответил Мишаня. — Только что там у них за стволы? В ста метрах промашку дают.
— Данилов! Что это значит? — грозно спросил Яшка. Игорек, и так маленький, метр шестьдесят два, съежился и стал похож на обезьянку.
— Что твои реконструкторы вообразили? А?!
— Это не реконструкторы, — тихо сказал Никита. — Это…
— Да ну тебя, — отмахнулся от него Яшка. — Данилов! Они нас приняли за таких же идиотов, как сами. Иди к ним и объясни, что мы в другие игрушки играем!
— Погоди, Яша, — вмешался Влад. — Ты подумай — заехали мы куда-то не туда, какой-то сдвиг во времени случился. И эти еще по нам палили. И не холостыми! Понимаешь? Если Игорек к ним пойдет — пристрелят его, чего доброго, а тебе — отвечать.
— И все-таки нужно как-то попробовать с ними договориться, — возразил Яшка. — Пусть хоть объяснят, куда нас занесло.
— Они уже объяснили, — сказал ему Никита. — Это же французы.
— Откуда тут тебе французы? — Яшка от злости был готов всех в клочки разорвать. Великолепный кивер, за который деньги плачены, расшитый и блестками, и пайетками, и камушками, был продырявлен насквозь, а дырка — чуть не с кулак.
— Точно — французы, — подтвердил Игорек. — Я вспомнил! Французская пехота! Гренадеры, кажись. Мундир синий, обшлаги красные, султан… Потом я тебе покажу — когда вернемся, у меня неполный комплект фигурок.
— Если вернемся!
— Яша! — грозно крикнула Таня. — Это как это — не вернемся?! У меня билеты куплены!
Влад отъехал в сторону и поманил Мишаню.
— Ну что? — спросил тот.
— Надо в разведку сходить. Туда, в усадьбу. Может, чего поймем.
— А что, мысль… Но в таком виде?..
Вид был для разведки самый неподходящий: человеку в сверкающем лазоревом доломане и золотистых лосинах в лесу еще можно кое-как спрятаться и затаиться, но на открытом месте он — готовая мишень.
— Что у тебя под костюмом? — поинтересовался Влад.
— Трусы… ну, носки… А у тебя?
— И у меня… Во! Псих!
Никита как раз был одет подходящим образом: старые камуфляжные штаны, какая-то бурая фуфайка.
Психу со справкой велели раздеваться, а чтобы не мерз — накинули ему на плечи ментик с опушкой из фальшивого серого каракуля.
Влад до того, как угодил в цирк, успел отслужить в армии. Но перед службой он серьезно занимался спортивной гимнастикой, и Мишаня, с которым они познакомились совершенно случайно, в аэропорту Курска, сманил его в Яшкин коллектив. Чем-то в жизни всё равно нужно заниматься, и Влад решил: отчего бы пару-тройку лет не поездить с цирком, не посмотреть свет? После службы в захолустном гарнизоне ему станция метро казалась Версалем, а продавщица мороженого у входа — маркизой Помпадур. Одичавшему в глубинке солдату хотелось простора.
Яшка был настроен злиться, а Влад добавил дров в этот костер. Именно Яшка должен был додуматься до разведки. А додумался Влад — обычно спокойный и исполнительный, но звезд с неба не хватающий. Звезды были Яшкиной прерогативой, ну — иногда Сашиной. Яшка придумывал трюки, изобретал для старых трюков новые корючки, регулярно перекраивал номер и на этом основании считал себя мозговым центром коллектива. А тут — здрасьте вам, какой-то без году неделя в цирке, не рожденный в опилках, как сам Яшка, не вышедший впервые на манеж в три года, не имеющий в коллективе авторитета, вдруг взялся решать, что делать в непонятной ситуации!
Но Мишаня резко встал на сторону Влада. А Мишаня как раз был цирковой, сын тети Люды, когда-то воздушной гимнастки, теперь — дрессировщицы голубей, и дяди Анвара, жонглера-силовика. Для рожденных в опилках всё старшее поколение цирковых — тети и дяди, и это даже предмет гордости.
— Пусть Влад сходит, — сказал Мишаня. — Камуфла-то у нас одна. Надо же разобраться!
— А если его, дурака, подстрелят? А мне — отвечать! — заявил Яшка.
— Не подстрелят, — пообещал Влад, натягивая Никитины штаны, и одновременно Игорек с Таней закричали:
— Перед кем отвечать? Перед кем отвечать?!
У Тани вдруг появился смысл жизни. Чтобы не спятить в пугающей обстановочке, угодив из лета в осень, нужно за что-то держаться, и Таня нашла подходящий предмет: неукротимое желание противоречить Яшке. Яшка затащил коллектив в этот дурной лес, и если ему возражать — может, что-то переменится.
Никита, глядя на сборы, сперва молчал, потом сказал:
— У старого Полянского есть охотничий карабин, самой государыней подарен. Он охотник знатный, Андрей-то Иванович…
Но психа никто не слушал.
Влад ушел вдоль лесной опушки, собираясь сделать крюк и подобраться к усадьбе с тыла. Пропадал он довольно долго. Артисты, сойдя с коней, пытались согреться — прыготней и массажем. Никита что-то бубнил про бой под Тарутиным, который еще впереди, и пехотный корпус Багговута. Яшка терзал мобильники — все по очереди. Связи не было.
Игорек прошелся по лесу, принес горсть брусники. Глядя на эту горсть, все разом подумали одно: чем питаться? Жокеи-сальтоморталисты не прожорливы, им нужно быть в форме, но и голодать они не приучены. А близилось время обеда. Яшкин коллектив пал жертвой условного рефлекса — обычно час приема пищи у цирковых увязан с расписанием репетиций и представлений, так что питаются они правильно и аппетит у них просыпается в нужную минуту.