Иветт пришла в комнату Дика ночью, когда все в доме уже спали. Тихо, но настойчиво, она постучала в дверь, но никто не ответил. И тогда, набравшись смелости, Иветт вошла в спальню мужа. Комната была пуста. Горничная приготовила постель, но Дика не было.
Повернувшись, чтобы уйти, Иветт увидела стоящего в дверях Дика, который, судя по всему, только что вернулся домой.
— Ну и ну… Чем обязан такой чести?
Его язык слегка заплетался, и Иветт поняла, что Дик выпил. Она пожалела, что не подождала до утра.
— Я хотела поговорить с тобой, Дик. А впрочем, это не важно…
Она хотела выскользнуть в коридор, но Дик шагнул в комнату и закрыл дверь.
— Я весь внимание… Ты будешь лучше спать, если выскажешь наболевшее. Как говорится, признание облегчает душу!
— Признание? — Иветт ничего не понимала.
— Именно, — безмятежно подтвердил Дик, снимая пиджак и швыряя его в кресло. — Ты ведь собиралась покаяться, как сожалеешь, что сотворила эту глупость с Андре? Так не стесняйся, исповедуйся, а я, быть может, отпущу тебе грехи. — Он нехорошо усмехнулся. — Я слышал, он весьма изобретателен в постели. Значит, вполне мог порадовать такую пылкую особу, как ты…
Рука Иветт взлетела, готовая опуститься на щеку Дика со всей силой, на которую была способна женщина, но Дик слегка отклонился назад, и Иветт промазала.
— Эй, леди, поосторожнее! Я же не сам это придумал — так говорят… Не злись, я-то здесь при чем? Если он нашел кого-то еще…
— У нас совсем другие отношения, — процедила Иветт сквозь зубы.
— О, давай, давай Ив! Кто-кто, а я то знаю, какое у тебя отзывчивое, горячее тело. И если ты не остужаешь этот пыл со своим мужем… — Он выразительно пожал плечами.
— И это все, о чем ты можешь думать! — воскликнула Иветт. — Секс?
— А разве это так уж мало? — хрипло спросил Дик, и его лицо вдруг стало серьезным.
— Я думала, мы любили друг друга… — вздохнув, прошептала она.
— О, прошу тебя! Ты не любишь меня. И никогда не любила. Все, что ты любишь, это твои проклятые картины! Они — твоя семья, твои дети. Разве не так? Когда мы поженились, я надеялся, что ты забудешь все эти глупости. Я думал, у тебя просто не останется времени, потому что ты будешь занята воспитанием наших детей. Но я ошибся, у тебя в голове другое. А дети… просто помеха.
Иветт смотрела на него во все глаза.
— Ты действительно думал, что я отважусь иметь детей здесь? В этом доме?
— Почему нет? Ты никогда не давала шанса моей семье. Ты всегда выискивала причины, лишь бы не жить здесь, и так увлеклась, что даже не заметила, что сделала с нами!
— С нами я ничего не делала. Это не я переехала в другую комнату. Не я, а ты уехал в Европу и так надолго, что, когда вернулся, мы стали словно чужие.
— И кто виноват в этом?
— Уж конечно не я…
— Значит, я? Ну хорошо. Мы женаты больше года, Ив. Почему у нас нет детей?
— Может, ты должен задать этот вопрос себе? — раздраженно ответила она. — Как тебе известно, в этом участвуют двое…
Глаза Дика потемнели.
— Ты… ты… стерва!
— О да, конечно! Я еще и стерва, потому что мой муж не способен иметь то, что…
— Прекрати! — Дик качнулся вперед, и его пальцы сомкнулись на горле Иветт. — Ты знаешь, что мне следует сделать, а? Мне следует свернуть тебе шею!
— Потому что не можешь слышать правду? — прохрипела она.
— Какого дьявола тебе надо от меня?! — прорычал он и сильнее сомкнул пальцы. — Господи, ты выведешь из себя и святого!
— Это ты-то святой? Мы оба знаем, что это не так! — не сдавалась Иветт, хотя дышать уже было совершенно невозможно. — Давай, Дик! Сделай это! К черту страдания!
Иветт с удивлением почувствовала, что хватка ослабла, он поглаживал ее шею и тонкую пульсирующую жилку, выступавшую на поверхность голубой ниточкой.
— Ты знаешь, что я на самом деле собираюсь сделать с тобой? Нет? — пробормотал Дик и, распахнув на Иветт халат, припал к ее груди, лаская языком сосок.
Колени Иветт вдруг задрожали, и Дик, поняв, что она близка к обмороку, подхватил ее на руки и отнес на кровать.
— Как я хочу тебя! — простонал он и молниеносно сбросил с себя одежду.
Иветт поймала себя на том, что ей безразличны мотивы, которыми руководствуется Дик. Возможно, им движет ненависть, не исключено, что таким способом он хочет утолить свою страсть к Ширли. Да не все ли равно! Главное, она жаждала этой близости с Диком, а все остальное ей безразлично.
Финал наступил до обидного скоро. Полнота только что испытанного чувства лишила Иветт возможности думать, она лежала неподвижно, не в состоянии шевельнуться, и только слезы сочились из-под опущенных век. Дик протянул руку и прикоснулся к ее горячей, влажной щеке. Иветт вздохнула и скорее почувствовала, чем поняла, что дверь открылась, и кто-то вошел в комнату. По-видимому, кто-то из слуг зашел погасить лампу, решив, что молодой хозяин заснул, забыв сделать это.
Она повернула голову и едва не вскрикнула. В дверях стоял Джон Доул. Полумрак скрадывал очертания его фигуры, и только лицо — странно напряженное и осунувшееся — желтело в блеклом свете.
Дик нехотя перевернулся на спину и, прикрыв глаза ладонью, пробурчал:
— Что тебе нужно? Уходи, мы уже спим!
Иветт заставила себя вылезти из ванной и, быстро переступая босыми ногами по толстому ковру, поспешила в спальню. Она поймала себя на том, что, пожалуй, впервые вспомнила слова, которые Дик сказал своему отцу той злополучной ночью. Последовавшее было столь ужасно, что не хотелось и вспоминать.
Джон пришел тогда сказать старшему сыну, что Андре мертв. Его вытащили из реки часом раньше, и Анна настояла, чтобы о несчастье сообщили Джону. Шериф хотел, чтобы мистер Доул без промедления приехал на опознание, поскольку убитая горем Анна была не в состоянии сделать это. Джон согласился взять на себя эту нелегкую миссию, но хотел, чтобы Дик поехал с ним, так как тоже нуждался в поддержке.
И Дик не отказал отцу, уехал, оставив Иветт наедине с ее мыслями. Она вернулась к себе в комнату, не в состоянии поверить, что Андре мертв.
Нет, это неправда! И как он мог утонуть? Ведь Андре же умел плавать!
События последующих дней доконали Иветт: если у нее и у Дика и был хоть какой-то шанс заново начать совместную жизнь, смерть Андре окончательно уничтожила его. Иветт не могла не винить мужа за то, как он относился к своему сводному брату, и презирала его отца Джона за эгоизм и полное отсутствие элементарных человеческих чувств.
А на похоронах случилось нечто, еще более ужасное, заставившее Иветт собрать вещи и поклясться, что ноги ее больше не будет в Олтамахо. Анна, вне себя от горя из-за трагической кончины сына, обвинила Джона Доула в том, что он приложил к этому руку. «Ты травил моего сына! — захлебываясь слезами, кричала она. — Особенно с тех пор, как узнал, что Иветт и Андре — друзья! Ты не верил в эту дружбу, обвинял моего мальчика в том, что он соблазнил жену брата, решив взять реванш за свою неудавшуюся жизнь! Подумать только, — причитала Анна, до чего додумался, старый идиот: оказывается, и Иветт была заодно с Андре!»
Разумеется, Джон все отрицал, и торжественный печальный обряд похорон был испорчен непристойной сценой. Иветт, хотя скандал непосредственно затрагивал ее, хранила молчание, понимая, что в словах Анны помимо боли, достаточно горькой правды. Иветт презирала Джона, который, брызжа слюной, доказывал, что он ни в чем не виноват, и позволил себе отзываться о покойнике весьма и весьма нелицеприятно. Иветт презирала и Дика, даже не подумавшего призвать отца соблюдать приличия.
Она долго не могла прийти в себя, даже когда вернулась в Монреаль, мысли о произошедшей трагедии не оставляли ее. Что же все-таки произошло с Андре? Иветт отказывалась поверить в несчастный случай. Она знала, что ее друг плавал, как Левиафан, и была уверена, что он никогда бы не утонул, если бы добровольно не решился на отчаянный шаг. Конечно, Иветт винила себя, и не столько за то, что публично разоблачила тайну Джона, заставив его признать существование внебрачного сына, сколько за то, что спровоцировала травлю Андре его папашей.
Для Иветт не было сомнений в том, что она никогда не простит Джона. Никогда. А вот сможет ли она простить Дика?
12
Иветт уже и не помнила, сколько лет не садилась на лошадь. Она научилась ездить верхом еще девочкой и, когда впервые приехала в Олтамахо, изредка совершала верховые прогулки вместе с Диком. Но лишь изредка… После болезни и последовавшей размолвки она охладела к этому занятию.
Но после бессонной ночи, когда тени прошлого обступили ее, случилось так, что Иветт снова оказалась в седле. Хотя лошадь, которую выбрал для нее Дик, отличалась спокойным нравом, стоило Иветт оказаться в седле, как кобыла занервничала.
Ничего удивительного, подумала Иветт, животным передается настроение людей. А я нервничаю, потому что Дик рядом. Господи, почему я не могу избавиться от дурацкой мысли: все ли еще я привлекательна для него и, если да, то насколько?
Ничего удивительного, подумала Иветт, животным передается настроение людей. А я нервничаю, потому что Дик рядом. Господи, почему я не могу избавиться от дурацкой мысли: все ли еще я привлекательна для него и, если да, то насколько?
Что чувствовал Дик, было трудно понять. Его лицо хранило печать абсолютной невозмутимости. Ничего удивительного, он всегда в совершенстве владел собой. Дик прекрасно держался в седле, и от всей его сильной фигуры исходила уверенность.
Восхитившись его мужественной красотой, Иветт спросила себя, как могло случится, что они расстались, но тут же вспомнила Андре, Ширли, свою ревность и боль, и минутная слабость отступила под напором негодования.
— Нельзя ехать с непокрытой головой, — назидательно сказал Дик. — Ты ведь не хочешь заработать солнечный удар?
— Вот уж не думала, что тебя волнует мое здоровье, — насмешливо отозвалась Иветт.
Однако Дик, проигнорировав ее тон, соскочил с лошади и быстро зашагал назад к конюшне. Он появился через пару минут с широкополой ковбойской шляпой и, подойдя к Иветт, положил головной убор на луку седла.
— Надень, — коротко приказал он и, вернувшись к своему жеребцу, легко вспрыгнул в седло. — Шляпа довольно потрепанная и может показаться тебе уродливой, но зато защитит тебя от палящего солнца.
— Уродливой? Почему бы тебе, дорогой, не сказать, что даже гадкая шляпа не в силах испортить мою красоту? — поддела его Иветт, с брезгливым выражением вертя шляпу у руках.
— А тебе хочется, чтобы я говорил подобные вещи? — парировал Дик, усмехаясь.
Шляпа была явно мала, и только Иветт удалось нахлобучить ее, как забранные в пучок волосы распались, тяжелой волной упали на плечи. Дик услышал раздраженный возглас и обернулся.
— Какие-то проблемы? — насмешливо осведомился он.
— Никаких, — заверила Иветт, не желая доставить ему удовольствие. Она забрала волосы под шляпу и затянула шнурок под подбородком. — Между прочим, где Юл? Или мне так и не позволят даже поздороваться с ним?
Дик, видимо, хотел ответить резкостью, но передумал и спокойно сообщил:
— Юл работает здесь только днем, а утром помогает матери в домике для гостей.
— Анна…
— Она заведует там всем, — пояснил Дик и, не обращая внимания на удивление Иветт, спросил: — Может, пустишь лошадь галопом?
— Да-да… — рассеянно отозвалась Иветт, натягивая поводья.
Она размышляла об Анне, но, когда Дик пришпорил жеребца и стал стремительно удаляться, отбросила прочь все мысли. Нет! Она не разучилась ездить, просто давно не имела практики. Спина заныла от напряжения, но Иветт, понукая лошадь, мчалась вперед, изо всех сил стараясь не отстать от Дика.
Всадники въехали в лес, где солнечные лучи, просачиваясь сквозь ветви деревьев, образовывали на земле причудливые узоры. Где-то, спрятавшись в кронах, пели птицы, и их многоголосье сливалось с жужжанием пчел, кропотливо собирающих пыльцу.
Но вот лес кончился, и теперь они скакали по дороге, петляющей через ухоженные возделанные поля. У Иветт сложилось впечатление, что их путешествие имеет вполне конкретную цель, она недоумевала, куда Дик везет ее, но расспрашивать посчитала ниже своего достоинства.
Вскоре ее терпение было вознаграждено: когда они оказались на вершине холма, внизу заблестели крыши домов.
Зачем он привез меня сюда?! — запаниковала Иветт, узнав Сент-Саймонс-Бич. Первым ее побуждением было повернуть кобылу обратно, но мысль о том, что Дик наверняка сочтет ее поведение трусливым и вообразит бог знает что, заставила Иветт передумать. Стиснув зубы, она продолжала путь.
Когда они въехали в поселок, изумлению Иветт не было границ. Вместо обветшалых лачуг она увидела добротные одноэтажные домики, лужайки перед которыми окаймляли аккуратные пестрые цветочные бордюры. Иветт смотрела и не верила своим глазам.
— Это сделал твой отец?! — воскликнула она потрясенно.
Дик пожал плечами.
— Что, трудно поверить?
— Честно говоря, да. — Иветт растерянно покачала головой. — Это невероятно!
— Да, пожалуй… — Дик глубоко вздохнул и, чуть отпустив поводья, направил жеребца по дороге между домами. — Как я сказал прошлой ночью, я хочу показать тебе кое-что.
Иветт удивленно посмотрела на него.
— Как, сюрпризы еще не закончились?
Дик не успел ответить. Их появление в поселке явно привлекало внимание, и женщина, вышедшая на веранду одного из домов, увидев их, радостно помахала рукой.
— Доброе утро, Дик! Могу я чем-нибудь помочь?
— Здравствуй, Пегги! — приветливо отозвался Дик, приподнимая шляпу.
Господи, неужели это Пегги Треверс, мать Дэна? — подумала Иветт.
— Ведь ты помнишь Иветт, не правда ли? — спросил Дик у Пегги, и женщина радушно улыбнулась Иветт.
— Здравствуйте, миссис Доул! Я слышала, вы вернулись в Олтамахо? Бьюсь об заклад, что вы не ожидали найти здесь столько перемен?
— Нет… — Иветт заставила себя улыбнуться. — Как ты, Пегги? Выглядишь на миллион долларов.
И действительно, Пегги выглядела отлично, даже беременность была ей к лицу. А не нашел ли Дик в этом доме утешение? — вдруг подумала Иветт. Яблоко от яблони…
— О, у меня все замечательно, — щебетала между тем Пегги, — лучше и быть не может, с тех пор как благодаря Дику мы перебрались в эти чудесные дома! Нам больше не на что жаловаться.
— Благодаря Дику… — машинально повторила Иветт и покосилась на бывшего мужа. — Да. Я понимаю. И когда должен появиться малыш?
— Через пару месяцев. Мне все-таки хотелось бы что-то сделать для вас. Может быть, выпьете лимонаду со льдом?
— Нет, спасибо, — отказался Дик. — Береги себя, хорошо? И не позволяй Кларку нагружать тебя работой.
— Ладно. Вы очень добры. Увидимся позже, миссис Доул.
Когда они отъехали от дома, Иветт наконец получила возможность задать мучивший ее вопрос:
— Кларк?
— Да. Кларк Ли — муж Пегги.
— А как же…
— Безил умер. Тебя не было здесь три года, Ив. Все меняется. Люди тоже.
— Включая и твоего отца? — поинтересовалась она, и едва успела остановить лошадь, когда чумазый мальчуган неожиданно выбежал на дорогу. — Эй, уж не Майкл ли это?
— Это его братец Бобби. Поосторожнее, Ив! Я не хочу из-за тебя стать невольной причиной чьей-то смерти.
Многозначительность брошенной Диком реплики задела Иветт, и она с досадой подумала, что лучше бы ему не делать подобных заявлений, да еще прямо посреди Сент-Саймонс-Бич.
Они двигались медленно, так многие хотели остановить Дика и побеседовать с ним или просто пожать руку. Жители поселка с нескрываемым любопытством поглядывали на Иветт, но она чувствовала себя чужой. Дик занял ее место.
Нет, Иветт вовсе не возражала против такого хода событий, даже была рада за бывшего мужа. Она не могла не признать, что, чем дольше находится здесь, тем труднее ей забыть то хорошее, что когда-то было в их совместной жизни. Однако между ними до сих пор стояла и смерть Андре, и история с Ширли, и неудачные попытки зачать ребенка.
Иветт так погрузилась в раздумья, что, когда Дик остановился перед каким-то домом, выделяющимся размерами на фоне остальных, чуть не проехала мимо.
— О чем ты думаешь? — спросил он, и на этот раз его голос был почти лишен выражения.
Иветт подняла голову, но тут ее внимание привлекла деревянная вывеска над входной дверью.
— «Клиника Андре Дарка», — прочитала она и почувствовала, как запершило в горле. — О господи, Дик, неужели ты сделал это?!
— Нет, отец. — Дик спешился и намотал поводья на перила лестницы. — Идем, я покажу тебе, как там внутри. Это и твое детище — идея ведь принадлежала тебе. Никому не пришло бы такое в голову!
Чуть позже они шли вдоль берега реки, ведя за собой лошадей в поводу. Иветт сняла обувь, привязала ее к седлу, и теперь с наслаждением ступала по влажному песку.
Дик не произнес ни слова с тех пор, как они покинули клинику, и Иветт все еще было трудно сопоставить то, что она увидела, с тем, что она знала об отце своего бывшего мужа.
Мистер Доул, должно быть, дошел до полного отчаяния, пытаясь завоевать расположение Дика. О, как бы я хотела знать, о чем Дик думает сейчас, и была ли смерть Андре единственной причиной того, что он отвернулся от отца?
— О чем ты думаешь? — наконец отважилась она спросить. — Должна признаться, я под впечатлением от увиденного. Наверное, твой отец действительно изменился.
Дик пожал плечами.
— Возможно. Когда узнал, что ему недолго осталось.
— Как печально, правда? — робко пробормотала Иветт, стараясь поддержать разговор. Она не испытывала дружеских чувств к Джону Доулу, но как любой тяжелобольной человек, он заслуживал сострадания.
Дик окинул ее насмешливым взглядом.
— Да ну? Только не рассказывай мне, что он добрался и до тебя. Будь осторожна, Ив, ты можешь не говорить мне, зачем он просил привезти тебя в Олтамахо. Хочешь, я сам скажу? Старик понял наконец, что не бессмертен…