Основу немецко-японских отношений в 1941 году составлял договор стран оси. Однако следует иметь в виду, что, несмотря на американские заявления, делавшиеся в течение всего года, что этот союз представляет собой четко скоординированный заговор, на самом деле недоверие между Германией и Японией, проявившееся уже в 1940 году, продолжало расти. В течение года с пакта сдували пыль и манипулировали им в интересах того или иного партнера: немцы пытались надавить на японцев, чтобы те ударили по Британии на Дальнем Востоке, по России во Владивостоке и всегда придерживались четкой линии в отношениях с Америкой; японцы же пытались увильнуть от этих требований и продолжать подготовку к войне, а сами настаивали, чтобы немцы оказали им поддержку в приближающейся японо-американской войне. Но как действующий военный союз пакт умирал.
Конечно же с обеих сторон не было недостатка в заверениях о лояльности и проявлениях солидарности. Японцы объявили, что соглашение «неподвластно переменам», что оно составляет основу внешней политики Японии, что Япония «полностью доверяет Гитлеру» и готова «разделить с Германией горе и радость». Мацуока договорился до того, что союз с Германией был заключен «по велению свыше», чтобы разрушить Британскую империю. Подобные заявления, очевидно, произвели на Гитлера и Муссолини определенное впечатление, поскольку немцы не остались в долгу. «Мы с вами в одной лодке, – сказал Риббентроп японцам. – Пакт объединил судьбы обеих стран на грядущие века». Много говорилось об «уникальности исторического момента для совместных действий» и «железной решимости» со стороны Германии помочь Японии в установлении нового порядка в Азии, а также о всемирном разделении трофеев, которые будут захвачены в результате нерушимого пакта стран оси.
Однако реальность немецко-японских отношений заключалась не в этих громогласных заявлениях, а в более прозаичных вопросах. Экономические отношения между двумя странами оставались напряженными, и у немцев появилось даже «определенное недоверие» к японцам, как выразился Отт. Немецкое руководство начало сомневаться в верности дальневосточного союзника взятым на себя обязательствам по договору. Это недоверие чувствовал японский посол Ошима, который в октябре откровенно признался министру иностранных дел Тойоде, что «сотрудники министерства иностранных дел от Вайцзеккера до самого последнего чиновника, а также все в целом, крайне недовольны Японией». Это отсутствие доверия, как мы увидим, проявлялось и в постоянных требованиях Германии совершить нападение на колонии Англии и в особенности в ее требовании проводить твердую политику в отношении США. Оно проявилось и в заявлениях японских лидеров, которые пытались развеять тревогу немецких партнеров по поводу того, что Япония не испытывает желания выполнять взятые на себя обязательства, и даже по поводу того, что Япония якобы решила стать посредником в европейской войне[127].
Со своей стороны Германия не сообщила Японии о готовящемся нападении на СССР, что не могло вызвать в Токио особого доверия к союзу. Приказ Гитлера от 5 марта запрещал передавать японцам какую-либо информацию о плане «Барбаросса»[128].
Риббентроп в марте сообщил Мацуоке лишь то, что отношения Германии с Советским Союзом «не очень дружественные», что конфликт с Россией всегда возможен и что Германия сокрушит Сталина, если он окажется настолько глуп, что не будет проводить политику, «которую считает правильной фюрер»[129].
Это были достаточно общие намеки на будущие события, которые никак нельзя считать подробным посвящением в военные планы, как мог бы ожидать союзник, учитывая, что событие такого огромного значения произойдет всего через три месяца. Так что неудивительно, что известие о вторжении в Россию было воспринято в Японии с некоторым недоверием, несмотря на то что оно избавляло Японию от опасности нападения со стороны Советского Союза.
Вторжение в СССР в глазах японцев поставило под угрозу одну из конечных целей пакта, а также окутало отношения Германии и Японии еще более густым туманом недоверия. Отт сообщал, что действия Германии привели к усилению в Токио стремления сохранять нейтралитет и толковать статьи пакта точно в соответствии с японским видением. Трудно сказать, не понимал ли это Гитлер или просто не хотел принимать японцев во внимание[130].
Удивительнее всего то, что он, очевидно, ожидал, что, несмотря ни на что, Япония будет выражать верность Германии и продолжать доверять ей в своих отношениях с Америкой.
По мере того как ось Берлин – Рим – Токио разъедало недоверие, можно было бы подумать, что Германия перестала оказывать влияние на Японию. Такую линию защиты проводили обвиняемые в своих показаниях в суде в Нюрнберге. Вайцзеккер заявил, что мощное влияние Германии на своего союзника в 1941 году «сильно преувеличено», а Эрих Кордт, служивший в Токио, утверждал, что не разделяет мнения о том, что Германия оказывала какое-либо влияние на политику Японии[131].
Правда заключается в том, что между двумя странами не проводилось регулярных консультаций и отсутствовала координация политики, и с каждым разом становилось все яснее, что Германия и Япония следуют совершенно независимыми друг от друга путями. Тем не менее факт остается фактом – обе эти страны стремились сохранить хотя бы видимость союза, и каждая из них время от времени требовала от другой подтверждений своих обязательств. А это говорит о том, что обе стороны были заинтересованы хотя бы в том, чтобы иметь возможность манипулировать соглашением. Ощущение того, что Япония и Германия имеют общую судьбу, сохранилось надолго, и это давало Германии определенные возможности для влияния на своего дальневосточного партнера[132].
Вопрос о том, насколько эффективно было это влияние, требует более детального изучения. Но бесспорно то, что Германия в течение 1941 года сознательно и упорно пыталась оказывать на Японию давление с целью активизировать и направить ее политику против США. «Мировой треугольник» давно уже превратился в прямую линию, но немецкая политика на Дальнем Востоке требовала, чтобы видимость этого треугольника сохранялась как способ оказания давления на японцев, которые должны были бороться со все более увеличивающимся влиянием Америки.
Обратимся теперь от разрушающегося, но все еще действующего союза к немецкому представлению о японской внешней политике и давлению, оказываемому на Токио в результате этого представления. Рассмотрим сначала вопрос в целом, а потом – три более конкретные проблемы. Общая картина японской внешней политики, какой ее представляли в Берлине, была изложена в инструкциях, подготовленных министерством иностранных дел для немецкой делегации, отправлявшейся в марте и апреле на переговоры с министром иностранных дел Мацуокой. Япония характеризовалась в них как страна, проводившая экспансионистскую политику. Эта экспансия осуществлялась под лозунгом Великой восточноазиатской сферы, которая состояла из Японии (как возглавляющей ее страны), Маньчжурии, Китая и, возможно, Малайзии, Сингапура и Бирмы. В добавление к этому более широкая территория, «Океания», включавшая в себя острова, расположенные между Америкой и Азией, помимо Австралии и Новой Зеландии, должна была быть открыта для освоения все более растущим населением Японии и других стран. Мотивы этой экспансии были экономическими, хотя в некоторых кругах важную роль играли и политико-идеологические моменты, вращающиеся вокруг идеи о предназначении Японии.
Японские планы осуществлялись по двум направлениям: политика и действия по отношению к другим странам, имеющим свои интересы в этом регионе, с одной стороны, и внутренняя политика Японии – с другой[133].
К счастью, интересы Японии и Германии нигде не пересекались, по крайней мере политически или территориально, и Германия, таким образом, поддерживала японскую политику издалека[134].
Однако, согласно данным немецким дипломатам инструкциям, Японии необходимо было закончить войну с Китаем, освободить свой тыл от возможного удара со стороны Советов и подготовиться к войне с Британией, то есть к «военной операции, целью которой станет прорыв на юг в направлении Гонконга, Филиппин и Сингапура».
Отношения с Соединенными Штатами имели особое значение, поскольку американский Тихоокеанский флот представлял собой угрозу с Гавайев и Филиппин для Великой восточноазиатской сферы и поскольку Япония экономически зависела от этой страны. Соединенные Штаты занимались перевооружением своих сил в Тихом океане и проводили политику экономического давления на Японию и поддержки независимости государств Юго-Восточной Азии, поэтому императорское правительство в Токио столкнулось с очень серьезной проблемой: как обзавестись альтернативными источниками сырья, не спровоцировав при этом войну с США.
Однако, согласно данным немецким дипломатам инструкциям, Японии необходимо было закончить войну с Китаем, освободить свой тыл от возможного удара со стороны Советов и подготовиться к войне с Британией, то есть к «военной операции, целью которой станет прорыв на юг в направлении Гонконга, Филиппин и Сингапура».
Отношения с Соединенными Штатами имели особое значение, поскольку американский Тихоокеанский флот представлял собой угрозу с Гавайев и Филиппин для Великой восточноазиатской сферы и поскольку Япония экономически зависела от этой страны. Соединенные Штаты занимались перевооружением своих сил в Тихом океане и проводили политику экономического давления на Японию и поддержки независимости государств Юго-Восточной Азии, поэтому императорское правительство в Токио столкнулось с очень серьезной проблемой: как обзавестись альтернативными источниками сырья, не спровоцировав при этом войну с США.
У Японии открывались новые возможности для проведения политики по отношению к этим странам, с помощью которой она могла попытаться достичь условий, необходимых для экспансии, писалось в заключение в инструкции. Выбор тактики зависел от второстепенных факторов: создания и падения кабинетов министров и в особенности судьбы министра иностранных дел Мацуоки. Все это придавало политике Японии «определенный оттенок нерешительности» в глазах Германии и приводило к той «фундаментальной непоследовательности в политике, из-за которой Японии не доверяли и не любили ее во всем мире».
Однако изменчивость японской политики, какой бы неприятной она ни была для ее партнеров, давала, по крайней мере, пространство для маневра и возможность оказывать на Токио давление. Проблема заключалась в том, что Берлину почти нечего было предложить Японии, кроме своих европейских побед, в награду за выполнение немецких требований. Тем не менее давление Германии на Японию не прекращалось. Несмотря на характерные особенности японской политики, линия, которую Германия заставляла ее проводить в 1941 году, была ясной и последовательной. Если говорить кратко, то японцев побуждали захватывать все новые и новые территории. Немцы настаивали на том, чтобы Япония оказывала давление на Индию и Индокитай, атаковала Сингапур, а «позже, когда операция «Барбаросса» захлебнулась, совершила нападение на Владивосток». Немцы хотели, чтобы она двигалась на юг, захватывала источники сырья и чтобы флот Японии своими действиями связал американский флот. Более того, Япония должна была быть твердой и неуступчивой в отношении США. Заключение японо-американских соглашений сорвалось.
Беспокойство Японии по поводу реакции Америки заставляло ее требовать у Германии обещаний, что она будет делать все, чтобы Америка не вступила в войну. Германия уверяла своего партнера, что американская политика в значительной степени представляет собой блеф, и что даже если она вступит в войну, то это ничего не изменит, поскольку США очень слабая в военном отношении страна, а державы оси, наоборот, сильные. Токио дали понять, что Германия не будет провоцировать Америку, но если все-таки США вмешаются, то Германия сразу же выполнит все свои обязательства по договору. Однако в течение года тон немецких советов переменился – теперь Гитлер хотел, чтобы Япония нанесла удар в Азии и тем самым облегчила положение немецких войск в Европе. Гитлер, проводя свою дальневосточную политику, вероятно, не желал японо-американской войны, но он толкал своих партнеров на такие поступки, которые в свете того, что нам известно о намерениях Японии, как раз и привели к развязыванию войны.
В добавление к общим соображениям по вопросу о том, какую политику проводила Германия в отношении Японии в 1941 году, скажем, что немцев особенно интересовали три аспекта японской политики: ее отношения с СССР, планы экспансии на юг и отношения с Америкой. В первых двух американский фактор присутствовал в гораздо меньшей степени, чем в третьем. Но по всем этим трем аспектам Германия оказывала большое давление на Японию, заставляя ее проводить такой курс, который должен был повлиять на положение США.
Мы уже выяснили, что до нападения Германии на Советский Союз у японцев были веские причины стремиться к улучшению отношений с этой страной. Немцам в феврале было заявлено, что японцы не считают себя обязанными участвовать в немецко-советском конфликте. В апреле 1941 года Япония даже подписала с русскими пакт о нейтралитете. Однако этот договор не привел к переброске советских войск с Дальнего Востока на Европейский театр военных действий, чего так боялись немцы, готовившиеся напасть на СССР. После вторжения Германии в Россию в июне 1941 года японцы, как и было оговорено, заявили о своем нейтралитете, который они сохраняли до 1945 года, когда СССР объявил им войну. Несмотря на явное нежелание Гитлера избежать осложнений на Дальнем Востоке, пока операция «Барбаросса» развивалась благоприятно для немцев, Риббентроп прилагал все усилия, чтобы заставить японцев отказаться от своего нейтралитета. Он велел Отту информировать Токио, что с Россией покончено, и настаивать на сотрудничестве Японии в окончательном решении русского вопроса «во всей его полноте и на все времена». Отт должен был сообщить японцам, что Японии не будет прощения, если она не воспользуется предоставляемой ей возможностью обезопасить свой северный фланг и не двинет свои войска навстречу немецким армиям. «Требование дня» было ясным: немедленное нападение на Владивосток. Это станет не только смертельным ударом для России, но и приблизит решающий удар по Англии. Что касается Америки, то Риббентроп не сомневался, что действия Японии против России парализуют любое желание этой страны вмешаться в войну[135].
Но японцы ответили на это, что их движение на юг, которое связывало здесь силы англосаксов, принесет больше пользы, чем вторжение в СССР.
Но Риббентроп не желал отступать. Он пригласил Ошиму на Восточный фронт, чтобы тот своими глазами убедился в неизбежности победы Германии, и велел Отту возобновить давление на Токио с тем, чтобы Япония напала на Советский Союз «чем скорее, тем лучше». Рейхсминистр иностранных дел (возможно, для того, чтобы замаскировать истинную причину немецких требований – замедление наступления на Востоке) все сильнее и сильнее подчеркивал то воздействие, которое нападение Японии произведет на Британию и США. Он опасался, что японцы упустят уникальную возможность обезопасить свой тыл и занять совершенно новое для себя положение – лицом к лицу с англосаксами. Позже, предупреждал он, у Японии будет менее выгодная позиция, чтобы противостоять нападению «усилившихся в военном отношении США». Но ни это, ни возможность «принять участие в решающей битве с большевизмом в Сибири» не тронуло японцев[136]. Они не только не собирались начать войну по требованию Германии, но не осмеливались даже настраивать против себя Америку, нападая на американские корабли, которые доставляли американские грузы во Владивосток. Хотя Мацуока в июне дал кое-какие обещания по этому поводу, в августе Отт упрекнул японцев в том, что они нарушают договор с Германией, пропуская американские корабли в порты воюющей с рейхом страны. Он также заявил министру иностранных дел, что в Вашингтоне создастся впечатление слабости Японии, если она и дальше будет позволять судам приходить во Владивосток целыми и невредимыми[137].
В августе Риббентроп решил надавить на союзника посильнее. Если японцы пропустят во Владивосток еще хотя бы один корабль, то будет создан неприятный прецедент. Все начинается с обыкновенных грузов, а закончится поставками «топлива, пушек, самолетов и вооружения всякого рода». Разве это соответствует духу пакта? Неужели японцы так наивны, что верят словам Рузвельта? Он предложил японцам создать дальневосточную зону безопасности и начать «играть с американцами по их же собственным правилам». Не беспокоили Риббентропа и возможные столкновения между судами Японии и США. Мы знаем, что одновременно Риббентроп требовал от немецких адмиралов проявлять сдержанность в Атлантике. Говорил ли он японцам о сдержанности? Ничего подобного. Он заявлял японцам, что конечно же лучше было бы просто разгружать суда и отпускать их, но не будет ничего плохого, если им придется отправить несколько судов на дно, «если американцы не подчинятся». Но, несмотря на туманные обещания японцев, первый американский корабль в сентябре беспрепятственно прибыл во Владивосток. Доклад немецкого посла в Вашингтоне по этому по-воду (американцы испытывают «удовлетворение от того, что им удалось запугать японцев») оправдал самые худшие опасения Гитлера.
У немцев были свои стратегические причины настаивать на вторжении Японии в Россию, особенно после того, как осенью наступление на Москву захлебнулось, а Америка еще не занимала главного места в немецкой дальневосточной политике. Но им и здесь пришлось принимать ее во внимание, и одна из главных причин, почему не удалось убедить японцев вступить в войну, заключалась в том, что Германия и Япония по-разному оценивали то влияние, которое это событие оказало бы на США.