Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941 - Джеймс Комптон 9 стр.


Два месяца спустя Томсен представил доклад на тему «Внешняя политика Соединенных Штатов в случае англо-немецкой войны». В нем он утверждал, что вступление Америки в войну отныне надо считать неизбежным. Общественное мнение в случае войны потребует, чтобы странам демократии была оказана вся возможная помощь, невзирая на последствия. А это будет означать, что в распоряжение союзников будет предоставлена вся экономическая и финансовая мощь Америки при, вероятно, весьма незначительной военной.

Анализируя американские намерения, Томсен предсказывал, что Рузвельт придет на помощь союзникам с «полным моральным правом, создав условия для вступления в войну на их стороне и точно рассчитав время этого вступления». Раннее вмешательство Америки в войну, предупреждал Томсен, будет иметь определенные последствия: во-первых, оно нанесет ощутимый удар по боевому духу солдат оси, а во-вторых, подаст пример другим нейтральным странам, которые, возможно, тоже решат вступить в коалицию, направленную против оси. Нет никаких причин надеяться, что в случае англо-немецкого конфликта Америка воздержится от вступления в войну. Она сделает это с целью уничтожения Германии. И снова тревога Томсена была преувеличена, но, возможно, он сделал это преднамеренно[46].

Но если нападение на Великобританию, по мнению немецких дипломатов, могло стать поводом к американскому вмешательству в войну, то Японию они считали препятствием на пути этого вмешательства. Как мы уже отмечали, Лютер в 1935 году считал политику США на Дальнем Востоке более агрессивной, чем в других регионах. Это объяснялось тем, что Соединенные Штаты имели в Тихоокеанском регионе свои интересы – оттуда к ним поступало сырье, в Китай были вложены американские капиталы, а Филиппины находились под защитой США. В 1939 году Томсен сообщил, что, согласно информации, полученной от одного японского дипломата, в случае начала англояпонской войны Англии будет отказано в американской помощи. Позже Томсен утверждал, что если разразится война в Европе, то Япония будет представлять угрозу американскому западному флангу. Япония, таким образом, была непредсказуемым фактором, а поскольку США не могут на нее напасть, то американская политика, считал Томсен, должна заключаться в том, чтобы всеми силами предотвратить нападение этой страны на США.

В своем майском докладе, предсказав вмешательство Америки в войну, Томсен называл Японию единственной надеждой Германии, поскольку только эта страна может помешать этому. Если Япония воспользуется войной в Европе, чтобы расширить свои владения, то участие Америки в европейском конфликте станет весьма проблематичным. В июне Томсен представил в министерство иностранных дел подробный отчет об американской политике на Дальнем Востоке и о том, какие последствия она может иметь для Германии. Американская политика в этом регионе была направлена на установление нормальных отношений с Японией. Причиной этого, по мнению Томсена, было стремление обезопасить крупные капиталовложения США в этом регионе. Он высказал предположение, что, если Япония нападет на американские владения на Тихом океане, то США, вероятно, не станут воевать, надеясь сохранить статус-кво. Поскольку для американцев нет ничего хуже немецко-японского военного союза, то Америка постарается избежать столкновения с Японией. Таким образом, главной целью пакта, заключенного в сентябре 1940 года между Германией, Италией и Японией, было устранение Америки, а Гитлер часто выражал уверенность, что американцы испугаются войны на двух океанах сразу. Выводы Томсена, не совсем верные, но сделанные под влиянием возвращения американского флота на Тихий океан в апреле 1939 года, вероятно, оказали определенное влияние на Гитлера.

Третьим регионом американских дипломатических интересов, о котором много говорилось, была Латинская Америка. Администрация Рузвельта была сильно обеспокоена проникновением Германии в страны этого региона, и в докладах немецких дипломатов не содержалось ничего утешительного. В целом их депеши подчеркивали сильные антинемецкие настроения в этих странах, которые постоянно подпитывались американской пропагандой, коммерческим давлением и контролем за службами новостей. Американская политика здесь была направлена на то, чтобы в случае войны ни о каком нейтралитете со стороны южноамериканских стран не могло быть и речи. Претворяя в жизнь политику добрососедских отношений, провозглашенную Рузвельтом, американцы стремились создать в Западном полушарии антинемецкий блок. «Соединенные Штаты уже сражаются с нами в Латинской Америке», – писал Томсен. Панамериканские переговоры в Буэнос-Айресе в декабре 1936 года и в Лиме в 1938 году предоставили Рузвельту прекрасную возможность захватить лидерство в этом полушарии. Более того, США передали Бразилии в аренду шесть своих эсминцев – этот факт немецкий военно-морской атташе рассматривал как символ того «ужасающего давления», которое Соединенные Штаты оказывают на страны Южной Америки. В результате Верман в Берлине выразил уверенность, что к концу 1938 года пан-Америка превратится в «постоянно усиливающийся идеологический блок», и эту же мысль в беседе с послом Аргентины повторил и сам Гитлер.


Нам осталось теперь рассмотреть военную политику Америки. Неужели она действительно была настолько агрессивна, что позволила бы Соединенным Штатам вступить в войну? А если быть более конкретным, то верили ли немецкие дипломаты в то, что Америка захочет, а главное, сможет воевать с Германией? Ответ на этот вопрос мы находим в докладах немецкого военного атташе генерала Фридриха фон Беттихера, которые с 1939 года стали весьма содержательными, а после начала войны в Европе приобрели огромное значение. Генерал очень сильно сомневался в возможности военного вмешательства Америки в европейскую войну. Он основывал свои выводы на личных контактах с американскими военными, которых еще в 1937 году называл осторожными и влиятельными людьми, сочувствующими Германии.

12 января 1939 года военный атташе и его военно-морской коллега адмирал Роберт Витгефт-Эмден составили доклад о планах Рузвельта по перевооружению американской армии, который назвали «оборонительным по своей сути». Американские военно-воздушные силы были рассредоточены на огромной территории – в самих США, на Аляске, Гавайях, в Пуэрто-Рико и в районе Панамского канала. В целом, как сообщали атташе, запросы в настоящее время «снизились в результате весьма необычной и провокационной кампании по перевооружению, которая проводилась в течение последних недель» и победы сторонников стратегической умеренности[47].

Получив запрос из Берлина, сможет ли американский экспедиционный корпус высадиться в Европе в случае войны, Томсен телеграфировал, что для подготовки такого корпуса потребуется не менее семи месяцев, что в руководстве вооруженными силами по этому вопросу нет согласия и что военно-морской флот США не сможет вести боевые действия в Атлантике, поскольку неизвестно, как поведет себя Япония. Однако он подчеркнул, что эти выводы верны только для сегодняшнего дня. О том, какова будет ситуация через полгода, писал он, «неизвестно никому».

За неделю до начала войны Беттихер утверждал, что недостаток обученного персонала и другие факторы не позволят Америке в течение целого года проводить какие-нибудь военные операции за пределами своей территории. После этого он пустился в рассуждения о различиях между политиками и представителями прессы, которые находятся под влиянием евреев, и военными, которые «олицетворяют собой все то хорошее, что есть в Америке». (Подобные рассуждения очень скоро сделались любимым коньком Беттихера.) Поэтому мирные предложения Рузвельта, заявлял он, вводя в свой доклад политический комментарий, который с тех пор всегда присутствует в его депешах, можно считать маскировкой личной слабости президента и стремлением выиграть время. Аналогичным образом можно игнорировать и американские военные маневры, поскольку это всего лишь неуклюжая попытка оказать влияние на японцев и жителей Латинской Америки. Интересно отметить, что в тот же самый день (25 августа 1939 года) военно-морской атташе передал в Берлин гораздо более реалистичный доклад о степени готовности военно-морского флота США к войне. Он сообщил своему руководству, что флот скоро будет полностью готов к боевым действиям, а все недостающее можно будет быстро восполнить.

Томсен в своей последней предвоенной депеше, датированной 28 августа, соглашался с мнением Беттихера о том, что Америка в течение года не сможет послать в Европу свои войска. Однако он предупреждал, что если Англия окажется на грани поражения, то Америка обязательно придет к ней на помощь. Он писал, что Рузвельт надеется, что приближающаяся война примет затяжной характер, а это даст ему время подготовиться, и что в любом случае Соединенные Штаты будут оказывать союзникам большую экономическую помощь, посылая в Европу «в неограниченных количествах» сырье и технику.

Таким образом, накануне войны немецкие политики имели подробную картину Америки, которую дипломаты создавали своими докладами в течение шести лет. Мы не знаем, какая часть сведений, содержавшихся в них, дошла до Гитлера и его коллег. В любом случае трудно поверить, чтобы враждебное отношение американцев к Германии оказало какое-нибудь влияние на фюрера. Мало обращали внимания лидеры Третьего рейха и на сообщения об экономической мощи Америки, о популярности Рузвельта и его отношении к Германии. Гитлер, очевидно, предпочитал не думать об эфемерности американского нейтралитета и в предвоенные годы не собирался изменять своего мнения по этому вопросу. Он допускал, как мы уже убедились, возможность американской военной помощи странам демократии, но не верил в прямое военное вмешательство Америки – оно казалось ему совершенно немыслимым. Риббентроп, вероятно, передавал фюреру только те сведения из депеш, которые касались Японии, ставшей, как мы еще увидим, исключительно важным фактором немецкой политики на Дальнем Востоке. В целом Гитлер принял решение начать войну в Европе без оглядки на Америку. Но по мере того как территория, на которой полыхала война, расширялась (с 1939 по 1941 год), он уже не мог с такой легкостью отмахиваться от мнения дипломатов, продолжавших сообщать в Берлин сведения об Америке.

Немецкие дипломаты в Вашингтоне выполняли свою работу добросовестно и ответственно. И не их вина, что те сведения, которые они сообщали, в предвоенные годы почти не учитывались лидерами Третьего рейха в процессе принятия решений. Эту ситуацию хорошо понимал государственный секретарь Вайцзеккер, написавший Дикхофу, который выразил опасения, что его постоянные предуп-реждения только раздражают руководство, следующее: «Ваши предупреждения о том, как опасно предаваться иллюзиям в вопросе о действиях Америки в случае мирового конфликта, очень нужны. Не будет никакого вреда, если вы и впредь будете подчеркивать эту мысль».

Глава 6 Немецкие дипломаты и внешняя политика Америки в период между нападением на Польшу и Пёрл-Харбор

Когда германские войска захватили многие страны Европы и положение Британии стало отчаянным, администрация Рузвельта, несмотря на протесты изоляционистов, предприняла несколько решительных антинемецких шагов. Отмена эмбарго на вывоз оружия и создание морских боевых зон осенью 1939 года показали всему миру, что США выступают на стороне военно-морских держав, то есть союзников. Оккупация Германией стран Центральной Европы, Франции и Скандинавии, а также вступление весной 1940 года в войну Италии создали для Британии невыносимое напряжение, которое Рузвельт решил ослабить. Словесные обещания были подкреплены увеличивающейся с каждым днем экономической и военной помощью. Крупным событием стал англо-американский обмен эсминцами на базах Карибского моря в сентябре 1940 года. Принятый в марте 1941 года закон о ленд-лизе, захват кораблей и грузов стран оси, провозглашение «неограниченного чрезвычайного положения в стране» в мае и усиление битвы за Атлантику в месяцы, предшествовавшие Пёрл-Харбору, не могли не сказаться на дальнейшем развитии немецко-американских отношений.


Немецкое посольство, которое по-прежнему возглавлял поверенный в делах Ганс Томсен, вынуждено было сообщать в Берлин о столь драматичном развитии событий и работать в атмосфере крайней враждебности и очевидного остракизма. Нацистская пропаганда и деятельность нацистской партии в Америке стали совершенно невозможны, а немецкое министерство пропаганды как раз в это время предложило проводить еженедельно радиопередачу под названием «Час Геббельса»[48]. Более привычной и весьма обременительной помехой для деятельности дипломатов в эти годы были военный шпионаж и саботаж, организованные ОКВ. Впрочем, эти меры оказались неумелыми и малоэффективными (Томсен назвал их «топорной работой»).

Томсен охарактеризовал отношение американцев к войне прямо и без оговорок. «Они хотят, чтобы Британия победила, а мы проиграли», – писал он. Если союзники будут разбиты, весь американский народ потребует, чтобы США вступили в войну. В то же самое время, сообщал Томсен, люди начинают верить, что победа Германии поставит под угрозу и саму Америку. Антинемецкая пропаганда изображала Германию как идеологического, политического и экономического врага, стремившегося к мировому господству. Если Англия будет завоевана, постоянно внушали американцам газеты, Соединенные Штаты будут вынуждены создать свою собственную оборонительную линию в Атлантике, а Британия будет продолжать сражаться с Германией из Канады. В начале 1940 года Томсен признавал, что он не в силах изменить отношение американцев к немцам, поскольку не оказывает на американское общественное мнение почти никакого влияния.

Марш немецких войск по Европе ликвидировал все надежды на благоприятную реакцию американского общества. Вторжение в Скандинавию сразу же вызвало волну сочувствия к датчанам и норвежцам, которая ослабила изоляционистский настрой среди американцев скандинавского происхождения на Среднем Западе. Агитаторам, призывавшим к вступлению Америки в войну, стало гораздо легче работать. И хотя большая часть населения все еще придерживалась изоляционистских взглядов, которые проповедовали республиканцы, а деятельность администрации сдерживала проблема Тихого океана и медленные темпы перевооружения, Томсен высказал мысль, что ненависть к Германии так сильна, что американцы больше не жалеют, что в 1917 году их страна вступила в мировую войну. Вторжение в страны Центральной Европы, сообщал он, «так сильно сузило моральное и политическое поле нашего воздействия на американцев, что только канатоходец сумел бы в таких условиях удерживать равновесие». В июне, когда капитулировала Франция, Томсен писал о том, что ряды изоляционистов быстро тают и что антинемецкие настроения заражают все более широкие слои населения. Когда же в войну вступила Италия, гнев американцев достиг небывалой силы. Тем не менее он все еще не был уверен в том, что даже такая сильная волна возмущения заставит американцев признать вступление Америки в войну необходимым. Что же касается отношения американцев к любой форме помощи Англии – экономической, политической и финансовой, – то оно было предельно ясным.


Три аспекта немецкой политики убедили американское общественное мнение в том, что немецкая угроза действительно существует: подписание договора Берлин – Рим– Токио, немецкое проникновение в Латинскую Америку и нападение немецких подводных лодок на американские суда. Томсен сообщал, что пакт влил свежую кровь в идею мирового заговора, которую столь усердно вбивала в голову людей администрация США Рузвельта. Президент получил теперь возможность настаивать на создании блока, который стал бы противовесом этому заговору. Более того, прекрасно понимая, что перспектива войны на два фронта страшит общественное мнение, администрация сосредоточила свои усилия на подрыве единства стран оси.

Второй областью, где немецкая политика затрагивала интересы США, была Латинская Америка. Немецкое проникновение и влияние в этом регионе вызывали серьезную тревогу у администрации США, особенно в районе Панамского канала. Генеральный консул в Сан-Францис-ко полагал, что для успокоения американского общественного мнения Гитлер и Муссолини должны выступить с совместной декларацией о признании прав США в Западном полушарии, чтобы «лишить их паруса попутного ветра». Летом и осенью 1941 года этот вопрос был поднят снова, причем во всех беспорядках и бунтах в Латинской Америке обвиняли теперь Германию. Этот вопрос достиг своей кульминации в октябре, когда в одной нью-йоркской газете была опубликована карта с изображением территорий, которые Германия намеревается захватить в Латинской Америке. Эту карту Рузвельт использовал для подтверждения своих заявлений о том, что немецкая деятельность в Западном полушарии носит захватнический характер. Томсен назвал эту карту «подделкой»[49].

И наконец, нападения на американские суда в Атлантике, по сообщениям Томсена, только усилили уверенность в существовании немецкой угрозы. Администрация Рузвельта использовала случаи с эсминцами «Грир» и «Кирни» и потопление корабля «Рюбен Джеймс» осенью 1941 года для того, чтобы еще сильнее настроить общественное мнение против немцев. Поверенный в делах писал, что американцы «очень озлоблены на нас».


Как и перед войной, дипломаты считали главной особенностью американской политики ярко выраженное главенство Рузвельта. Его антинемецкий настрой они характеризовали теперь как «страшную ярость». Дикхоф в Берлине составил анализ мотивов президента, подчеркнув его англофилию, непомерное честолюбие как компенсацию физического недуга, потребность в голосах евреев и скрытое восхищение Гитлером. Все это привело к тому, что Рузвельт стал искренне считать себя спасителем мира от «немецкой угрозы»[50].

Назад Дальше