Миссис Медж надменно поджала губы. Затем в ее темно-карих глазах промелькнул злобный блеск.
— Вам предоставить комнату по соседству с хозяйской?
— Нет! Должны быть соблюдены правила приличия!
— О каких приличиях может идти речь, если девица нахально является в дом без сопровождения и, представившись родственницей, без всякого стеснения вторгается в дом к холостяку, намереваясь остаться на ночь?
— У меня есть компаньонка, миссис Медж. Я путешествую вместе с моей двоюродной бабушкой, вдовствующей герцогиней Гекубой Монтень Уайт, — сказал Кэт с холодной официальностью.
В ответ экономка только покачала головой, губы ее дрогнули, и она тихонько хмыкнула. Лицо ее покраснело, а маленькие глазки-бусинки увлажнились.
— О Боже! Это уж слишком! — сказала она, задыхаясь и прижимая руку к животу. — Шаловливая Гекуба! Достойная компаньонка!
— Миссис Медж, будьте любезны, покажите мне мою комнату, — смущенно пробормотала Кэтрин.
— А где же леди Монтень Уайт? Может быть, она уже резвится в конюшне с кучерами?
Кэт стиснула зубы.
— Моя бабушка скоро прибудет. А сейчас, повторяю, покажите мне наконец мою комнату.
Миссис Медж двинулась вперед, продолжая хмыкать, в то время как Кэт пыталась осмыслить совершенно неожиданную для нее реакцию экономки. Ничего себе! Даже в этих отдаленных местах Девоншира ее бабушка пользовалась дурной славой. И ее репутация бросала тень на всех родственников. «Что ж, — мрачно подумала Кэт, — посмотрим, что будет, когда миссис Медж повстречается с некогда распутной герцогиней». Эта мысль вызвала у нее улыбку.
Комнаты в доме не имели ничего такого, что отвечало бы современным тенденциям. Здесь не чувствовалось ни континентального, ни восточного, ни классического влияния. На стенах висели лишь две картины с пейзажами, непохожими на те, какие Кэт когда-либо видела. Они были написаны в небрежной манере, присущей художнику Тернеру.
Помимо миссис Медж и молодой девушки, усердно чистящей пару металлических подставок для дров камина, казалось, в доме никого больше нет. Учитывая небольшой размер коттеджа, нетрудно было предположить, что в нем могло разместиться не более шести спален. В таком помещении не были предусмотрены отдельные крылья для гостей: дам и джентльменов. Все комнаты выходили дверями в один коридор. Миссис Медж предоставила Кэт угловую спальню и с неприязненным выражением лица пообещала снабдить горячей водой. Оставшись в комнате, лишенной, как и во всем остальном доме, каких-либо украшений, Кэт с нетерпением ждала, пока не появилась ранее замеченная молодая служанка с тазом воды.
— Меня зовут Филдинг, — сказала девушка, и ее пухлые губы расплылись в улыбке. — Если вам потребуется что-то, обратитесь к этой старухе и попросите, чтобы та прислала меня. Здесь у нас давно не останавливалась леди, — закончила она с тоской и сделала реверанс, прежде чем уйти.
Кэт стряхнула пыль со своего костюма для верховой езды, умыла руки и лицо и расчесала густые волосы. Никто не пришел помочь ей справиться с туалетом. К счастью, девушка умела обходиться без прислуги. Средства в Беллингкорте не позволяли иметь дополнительную служанку. По-видимому, в доме Монтроуза ее тоже не было.
«Он беден, как церковная мышь, — подумала Кэт. — Как и моя семья. Может быть, даже еще беднее». Возможно, поэтому Томас Монтроуз, царствующий среди лондонских повес, оставил свой трон и сбежал на континент. Он был не единственным представителем высшего общества, преследуемым сворой кредиторов и вынужденным поступить таким образом. Тем не менее все-таки вернулся сюда после скандального, по общему мнению, пребывания в столице, но только в качестве пастуха! Эта мысль вызвала у Кэт сожаление. Ей нужен был светский денди, умеющий обращаться с женщинами.
Даже физически он оказался не таким, как она ожидала. Из обрывков разговоров, которые Кэт слышала среди пожилых дам высшего света, она сделала вывод, что Томас Монтроуз представляет собой стройного, элегантного, блестящего и невероятно привлекательного во всех отношениях мужчину.
Однако он оказался вовсе не таким: большим, тяжеловесным, мрачным. К тому же такая непритязательная обстановка в его доме едва ли могла быть привлекательной для блестящих, неотразимых женщин.
«Хотя как можно судить о прихотях куртизанок, если вокруг нет ни одной из них?» — с удивлением подумала Кэт. Судя по тому, что она увидела, настоящее положение Томаса сильно отличалось от прежнего, и Кэт была готова держать пари, что его способность соблазнителя свелась к нулю. Должно быть, ей следует немедленно вернуться домой и таким образом избавить их обоих от ненужных объяснений.
Она задумалась: что же сказать своей троюродной сестре Эммалине в Беллингкорте? Кэт обещала предоставить ей бесплатное жилье на две недели, если та заменит ее в качестве опекунши над братьями и сестрами. Эммалина была вынуждена принять предложение Кэт из-за крайней нужды, и перспектива сэкономить на жилье стоила того, чтобы потерпеть неудобства, связанные с путешествием из Уэльса. Она будет ужасно недовольна тем, что ей придется покинуть Беллингкорт, прожив там менее недели.
Ладно, это как-то можно будет устроить. Но еще более тягостной проблемой являлась необходимость найти благовидный предлог для ее присутствия здесь. Ее представление о Монтроузе как о легкомысленном повесе оказалось несостоятельным. Во взгляде Томаса чувствовался недюжинный интеллект. Он ни за что не поверит, что Кэт притащилась сюда из Йорка вместе со своей двоюродной бабушкой только для того, чтобы вручить ему трактат его брата о видоизменениях диких птиц Британии в зависимости от их среды обитания.
«Это была безрассудная затея», — печально подумала девушка. Она рассчитывала, что Томас Монтроуз такой же, как прежде, — удачливый молодой джентльмен, но теперь, разочаровавшись, ей остается только поспешно уехать в Лондон. А раньше ее план казался таким удачным! Проклятие!
Что ж, она придумает что-нибудь другое. Но прежде всего необходимо как-то выпутаться из создавшегося положения, и сделать это надо как можно скорее, пока Томас Монтроуз не раскрыл истинную причину ее опрометчивого визита.
Кэт представила его влажное от пота, смуглое лицо, темные, с проседью волосы и гигантскую фигуру. Он по-прежнему сохранял чувство собственного достоинства, и леди Кэтрин Синклер хорошо понимала, что это значит для мужчины. Он не должен узнать, что она прибыла в Девоншир, ожидая увидеть его таким, каким он был раньше. Это было бы слишком унизительно для него.
Закончив укладывать волосы, Кэт села в мягкое кресло. Она провела оставшуюся часть дня, стараясь придумать причину, по которой молодая женщина могла бы нанести визит незнакомому и не состоявшему с ней в родстве мужчине. Однако ничего разумного не приходило в голову.
Глава 3
Бабушка и багаж с одеждой еще не прибыли к тому времени, когда Томас пригласил Кэт на обед. Она испытывала неловкость, оттого что вынуждена идти к столу в дорожном наряде, который, по сути, являлся костюмом для верховой езды и в такой ситуации выглядел весьма неподходящим.
Томас Монтроуз, казалось, не обратил на это внимания; он был одет, также, как и она, весьма непритязательно. На нем были черные облегающие брюки, заправленные в высокие сапоги, рубашка из простого белого полотна с наспех повязанным галстуком. Правда, хозяин дома был в пиджаке, однако пренебрег жилетом. В общем, у него был довольно небрежный вид, как и его манеры, впрочем.
Однако, надо признать, вел он себя достойно. Испачканный грязью пастух преобразился в благообразного предупредительного сквайра, ведущего разговор об урожае сельскохозяйственных культур и новых ткацких станках. Он с добродушным видом рекомендовал ей то или иное блюдо, и это доставляло ей удовольствие, как и сама беседа, в течение которой Кэт время от времени улавливала его изучающий взгляд из-под темных ресниц. И когда она покашливанием давала понять, что тоже хочет высказаться, хозяин поместья немедленно уделял ей внимание.
Он в мягкой форме проявил озабоченность ее самочувствием после того, как она потеряла счет, сколько раз лакей Боб с беспристрастным каменным лицом наполнял ее бокал. Кэт улыбнулась, давая понять, что оценила эту заботу, и подвинула свой бокал, чтобы его вновь наполнили. Ее неловкость, казалось, улетучивалась с каждым глотком превосходного вина, какое она редко могла себе позволить.
«По крайней мере, — подумала девушка, — Томас Монтроуз сохранил хороший вкус знатока. Хотя и жаль, что под воздействием сложившихся обстоятельств он утратил былое положение в обществе. Надо относиться с сочувствием к другому человеку, несмотря на собственные проблемы».
Со своей стороны Томас испытывал крайнее замешательство, вызванное появлением незваной гостьи. Девушка была чрезвычайно привлекательна, надо признать, хотя он имел дело и с более красивыми женщинами. Кэтрин отличалась грацией и обладала хорошими манерами, была очень мила, и в то же время в ней не было ничего необычного. Просто приятная особа, не более.
Со своей стороны Томас испытывал крайнее замешательство, вызванное появлением незваной гостьи. Девушка была чрезвычайно привлекательна, надо признать, хотя он имел дело и с более красивыми женщинами. Кэтрин отличалась грацией и обладала хорошими манерами, была очень мила, и в то же время в ней не было ничего необычного. Просто приятная особа, не более.
Томас ожидал, что Кэтрин как просительница попытается очаровать его, думал, что она будет безропотно внимать каждому его слову, бросать на него томные взгляды с притворной застенчивостью, кокетливо потягивать вино, смеяться над его самыми незамысловатыми остротами и при этом искать предлог, чтобы обратиться к нему с просьбой.
Чтобы избежать этой сцены, он решил выступить в роли простого сельского жителя и оделся с такой нарочитой небрежностью, что его камердинер поклялся покончить с собой, если хозяин в таком виде выйдет за пределы дома. За обедом Томас обстоятельно излагал все сельские новости за последнюю декаду с видом добродушного деревенского дядюшки. В конце концов он убедился, что нет нужды возводить вокруг себя неприступные стены. Девушка не создавала для него никакой проблемы.
Леди Кэтрин Синклер явилась к обеду не в соблазнительных шелках, а в костюме для верховой езды. На ее тонком аристократическом лице угадывались следы пережитого страдания. Во время обеда, разговаривая, она смотрела на него беспристрастным взглядом своих серо-зеленых глаз и с удовольствием пила вино, которое, казалось, очень понравилось ей. При этом даже не пыталась какими-то уловками привлечь его внимание к себе.
—…и урожай превзошел в четыре раза ожидаемый, — закончил фразу Томас.
Кэт невозмутимо вставила:
— Ведь это тори предложили, чтобы Хлебные законы были приняты как можно скорее. Я не могу наверняка утверждать, но думаю, такие меры оказались очень кстати.
Томас застыл от удивления.
— Учитывая, что земельная арендная плата значительно выросла во время войны, я поняла, что для производства зерновых культур земледельцам должна быть оказана помощь, — невозмутимо продолжила Кэт, — однако введением пошлин на импортируемое зерно мы можем нанести вред нашей экономике. Индустрия все больше и больше выходит на международную арену, где Англия должна быть конкурентоспособной. Увеличение заработной платы рабочих, чтобы они могли позволить себе покупать английские зерновые продукты, на мой взгляд, тут вряд ли поможет.
— Каким образом вы, молодая женщина, информированы о Хлебных законах и о состоянии международных рынков? — спросил Томас.
Девушка небрежно махнула рукой.
— Я читала статьи, относящиеся к этой проблеме. А что касается международных рынков, то меня очень интересует этот вопрос. А что вы, как землевладелец, думаете по этому поводу?
Томас был поражен. Знакомые ему молодые женщины обычно имели совсем другие интересы.
Кэт среагировала на его глубокомысленное молчание легким вздохом и вернулась к более обыденным темам. Томас чувствовал, что еще более разочаровал ее, хотя она старалась скрыть это, как того требовали хорошие манеры.
По мере того как шло время, он не сомневался, что с ее стороны неминуемо последует просьба относительно денег. Однако каждый раз, когда, казалось, должен наступить этот момент, Кэтрин лишь пристально смотрела на него нерешительным взглядом.
Может быть, гордость не позволяет ей открыть истинную причину своего визита, подумал Томас. С каждой минутой его нетерпение возрастало, и он хотел, чтобы все наконец разрешилось. Пользуясь старым способом подвигнуть человека на откровенность с помощью спиртного, он, однако, опасался, что девчонка без чувств окажется под столом, прежде чем решится открыть правду. В связи с этим он удалил лакея, чтобы самому регулировать потребление ею вина. В данный момент Кэтрин наблюдала за ним с бесстрастным выражением лица, затем опять вздохнула и посмотрела на него изучающим взглядом. Томас почувствовал, что настал момент выяснить цель ее визита. Однако она заговорила первой.
— А вы весьма привлекательны, — задумчиво сказала она слегка хрипловатым голосом.
— Спасибо, — ответил он, хотя, учитывая ее тон, непонятно было, за что ее следовало благодарить.
— Это действительно так, — быстро добавила она, стараясь придать своему голосу оттенок восторженности. — Я вижу, вы иногда способны быть очень любезным с дамой.
— Лишь иногда?
— Я уверена, вы были хорошим кавалером, — пояснила Кэтрин.
— Понятно. — Томас был в замешательстве. Видимо, этот комплимент всего лишь дань вежливости. Она явно знала о его отвратительной репутации, однако в настоящий момент решила игнорировать его прошлые прегрешения. — Будем откровенны, леди Кэтрин. До вас, несомненно, доходили слухи…
Она немедленно прервала его:
— Да, да. Будем откровенны. — Кэт стукнула ладонью по столу, так что посуда закачалась. — Я слышала сплетни о вас. О, сэр, мы все в той или иной степени подвержены им. Трудно ожидать, что вы рассказали бы о своих… проделках, зная, например, что моя мать вышла замуж за вашего единокровного брата.
— Я сожалею… — сказал Томас. Разумеется, жаль, что некоторые истории дошли до этих невинных ушек, хотя они не пригодны даже для более искушенных и опытных особ.
— Я тоже, — сокрушенно произнесла Кэтрин с печальным видом. — Мне не следовало быть такой наивной. Я должна была понять, что даже незначительный, но часто повторяемый проступок, как снежный ком, может разрастись до непомерных размеров. Вы знаете это на примере моей двоюродной бабушки.
Монтроуз резко вздохнул, не заметив, что до этого момента слушал ее, сдерживая дыхание. Очевидно, девушка говорила все это, чтобы как-то оправдать его прежние неблаговидные поступки. Он, конечно, не собирается подтверждать, что все дошедшие до нее слухи были правдой. И сожалел, что его молодость отмечена клеймом распутства, хотя этот порок давно остался в прошлом.
— Мне следовало знать, — произнесла Кэт как бы самой себе, глядя в свой бокал, — что репутация повесы может быть искусственно раздута.
— Да, конечно, — сказан Томас и облегченно вздохнул.
Обнадеженная пониманием с его стороны и не в силах скрыть разочарования от того, что ее тщательно продуманные планы рушатся, Кэт продолжила:
— Я имею в виду вашу внешность! Конечно, вы изрядно потолстели за последние годы, но это вас не портит, и ваши манеры достаточно хороши… для сельской местности, но тем не менее вас едва ли можно назвать опытным повесой, как об этом говорят.
— Потолстел? — переспросил Томас, задержав свой бокал на полпути ко рту.
Кэт по-прежнему не смотрела на своего собеседника, погруженная в свои мысли.
— Да, — сказала она, — я имею в виду ваши габариты. Вы такой огромный! Одна лишь мысль о том, что такой гигант способен ухлестывать за дамами, вызывает улыбку. Вы согласны?
— Полностью, — кивнул Томас.
Ей следовало бы прислушаться к интонации его голоса. Если бы Кэтрин не выпила слишком много, то почувствовала бы появившуюся в нем мягкость.
— Вы можете представить себя танцующим вальс с какой-нибудь изящной женщиной? Думаю, она вылетит в окно при первом же вашем повороте! — В этот момент у Кэт возникло желание хихикнуть, однако, вспомнив о хороших манерах, она мгновенно подавила его. — Хотя еще не так давно вы относились к числу этаких светских львов, — поспешно добавила она.
— Я помню, недовольно смутно, так как это было много лет назад, и тогда я выглядел, наверное, не таким… массивным, — сказал Томас.
— Несомненно! — воскликнула Кэт. — Я уверена, что ваши манеры были прекрасными, и многие женщины находили весьма привлекательным ваше общество. Некоторые из них, вероятно, действительно преследовали вас.
— На память приходит лишь одна… или две, — подтвердил Томас сардонически. — Но это было так давно, и, вероятно, те давние истории покажутся вам неправдоподобными, не так ли?
— О нет, — сказала Кэт. — Я верю, что все это правда.
— С вашей стороны очень великодушно судить так о моей далекой юности, считая меня, нынешнего, неуклюжего деревенского жителя бывшим светским повесой, хотя мои успехи в обществе и в то время были весьма незначительными.
— Вы слишком скромны. Я уверена, светская жизнь закрутила вас основательно.
— Просто я старался усиленно поддерживать свою репутацию.
— Да, конечно, — согласилась Кэтрин с хмельной учтивостью. — Вы считали, что она делает вам честь.
— Теперь я внимательно слушаю вас и надеюсь, что вы изложите мне истинную цель вашего визита.
— Ну, я не знаю. Я провела всю вторую половину дня, пытаясь придумать благовидный предлог для оправдания моего появления здесь. Дело вовсе не в трактате вашего брата о птицах. — Кэт смотрела на него с чувством искреннего раскаяния.