– Возмущайся, а я ломаться буду! Думай, что говоришь, – объявляю ему. – Во-первых, не люблю азиатских женщин, а во-вторых, я же их перетрахаю, а денег не возьму. И сам пастись в моей квартире будешь. Витёк, ладно, я сам разберусь со своими проблемами.
Он пожал плечами, сказал:
– Помочь хотел, только не делай так, чтобы я неожиданно узнал, что я педераст.
Я пожал ему руку.
– Ты, Витёк, друг. Займи тысячу, а?
– Шариком зовут, наверное? Да?
Он достал тысячную купюру.
– Не вздумай отдавать. Если что, я с подругой привалю. Моей жене ни слова!
Танька из отдела реализации подошла ко мне, взяла мою руку, приложила к своей левой груди. Маленькая грудь – большое сердце: я слышал, как оно стучится.
– Помощь нужна, Санечка.
Всем помочь рад Санёк, думаю. А ему помогут? Витька помог – он друг.
– Постараюсь, – говорю.
Танюшка позволяла себя лапать, но дальше не заходила, у неё были свои приличия.
– Завтра начинается сессия. Приезжает моя одногруппница. Надо ей найти квартиру.
– Она – ничего? – намёк понят.
– Есть на что посмотреть.
– Без проблем, – говорю. – А не боишься за неё?
– Вечером она придёт ко мне на работу, я тебя познакомлю. Кстати, девочке девятнадцать лет, человек она – без комплексов, хочу предупредить. Зовут Инна… Чего бояться, Санечка. Сам бойся её, если что.
– Да, зато я с комплексами – о чём ты говоришь, Танюша! Надо квартира – пожалуйста, только я без денег.
– С этим проблем не будет, – поспешила успокоить меня Татьяна. – Инна всегда с деньгами. Родители… – добавила она.
Кажется, это была её такая своеобразная помощь. И я пропел вполголоса:
– Эх, не сложилась моя жизнь, но встретил я тебя, красотка.
К концу рабочего дня во мне сидела чекушка водки – устал. Танюшка позвонила на сотовый, предложила выйти покурить.
Они стояли под деревом, в тени. Я увидел сначала декольте, большую ложбинку между грудями – это, видимо, была Инна. Она заметила мой восхищённый взгляд, сказала:
– Это ты Саша?
– Он самый: пью, пишу, курю, ебусь! – слова вылетели, я сам был поражён своим нахальством.
– Инна: те же увлечения – только пишу sms-ки. Друзьям.
– Очень, – сказал и попробовал грудь правой рукой.
– Он со всеми так знакомится, – уточнила Танюшка.
– Пятый размер, – сказала Инна, и добавила: – Что пишешь?
– Рассказы. Плохие…
– Гы, – усмехнулась Инна, – настоящие писатели – мёртвые писатели!
Она начинала мне нравиться. Не то, чтобы очень, но, видно было, девушка та ещё крошка, с геморроем в голове, а не с гайморитом.
– А я живой, – говорю, – у меня стоит, попробуй.
Она схватила меня за конец и оттянула. Правда, там ничего не стояло, но она, было видно, осталась довольной.
Танюшка подавилась дымом от сигареты, рассмеялась.
– А мне можно попробовать?
– Валяй! Не всё ж мне тебя лапать.
– Я тебе завидую, подруга, – сказала Танюшка. Её рука проявила ласку.
– Мне все начинают завидовать, – сказала Инна, – когда видят голой. – И зачем-то добавила:
– Бухаю с двенадцати лет.
– А как насчёт секса?
– В тринадцать было дело впервые. С собакой. Джеком звали.
Видимо в ней сидела, как и во мне, чекушка водки. Для меня такое признание было немыслимо.
Инна откинула окурок и спросила:
– Почему можно убивать животных, но нельзя любить? А людей можно трахать, но нельзя убивать?
– Чего? – не понял я.
– Горе у неё. Собаку убили вчера живодёры, – сказала Танюшка. – Кабелю десять лет было. Это жалость к домашнему питомцу.
– Заметьте, я таких откровенных признаний не выпрашивал, – говорю девчонкам.
А сам подумал, что, наверное, когда правду скажешь, то будут тебе башмаки новые.
***
Вечером никто из нас не походил на разумного человека и не мог понимать, что ему говорили. Я помню, что позвонил Витьке:
– Приходи, дружище, у меня весело!
Когда он пришёл, Инна, голая, мчалась в ванную комнату: я только что отпустил ей грехи во второй раз.
Витька осмотрел стол: пиво, вино и водка… Всё, как полагается, одним словом.
– Инна угощает…
Витька тоже был пьяный, но в меру, так сказать.
– Ого! – сказал он. – Подружка что надо!
– Пользуйся, – предложил я.
– Не жалко?
– Для друга ничего не жалко…
Инна вышла из душа голой. Витька не отводил глаз от шикарного тела.
– Инна, – сказала она. Её покачивало, душ не помог. – Пью с двенадцати лет.
Витька её обнял, она не сопротивлялась.
Они трахались, я пил водку, закусывал и смотрел на эту парочку. Неужели и я такой неуклюжий? Срам! Просто срам! И отвернулся.
Через пять минут с ебстеством было покончено.
Инна провозгласила:
– Хочу самбуку!
Я не понял. Витёк пояснил:
– Она хочет коктейль.
– Я думал, она нас двоих хочет. С меня хватит.
Она снова вскрикнула:
– Хочу самбуку!
– А деньги у тебя есть на самбуку? – спросил Витька.
– У неё много денег, – сказал я.
Такси выкинуло нас у бара «Надежда».
По словам Витьки, здесь подавали огненный коктейль «Хиросима», куда входила в состав эта самая самбука.
Небольшая прогулка привела нас в чувства.
Сидя за столиком, Витька рассказывал нам, что «Хиросима» делается из самбуки, ликёра, абсента, куда добавляют несколько капель гренадина. Это всё поджигают и пьют через трубочку. Благодаря гренадину на дне стакана создаётся эффект ядерного взрыва.
Когда официант поджёг коктейль, мы втроем закричали:
– Хиросима!
Мне казалось, что в баре нет никого, было три часа ночи, поэтому я крикнул ещё:
– Нагасаки!
– Не зря я тебе говорил о студентках вчера, – сказал Витька. – И подумай о другом разрезе глаз…
– Завтра на работу, – сказал я. – Вот о чём я думаю. Наверное, не выйду. Не смогу.
– Я уже отпросился, – уточнил Витька.
Инна качала головой в такт музыке, тянула коктейль через трубочку, смотрела на нас. А после сказала:
– Мой мальчик приедет сегодня утром. Мы вместе с ним учимся. – Она замолчала, оглянулась по сторонам и добавила:
– Он от меня без ума, а мне всё равно.
Утро началось в двенадцать часов дня. Витьки не было. Наверное, уехал домой на такси, не попрощавшись, – я не помнил.
Недовольная, с бодуна, Инна ходила по квартире с бокалом вина. Как обычно, без одежды. Это был её стиль, и ей шло.
Мне было не лучше – тошнило. Даже её естественный вид не приводил в чувства.
– Тебе не холодно? – спросил я. Дверь на балкон была открыта, сквозняк.
– ***во! А ты холодно, говоришь, – сказала она. – Звонил мой парень, он ждёт меня возле кинотеатра «Россия», в кафе. Как я выгляжу?
– Хиросима не прошла стороной.
– Ты доверяешь мне?
– Чего ты хочешь?
– Я уйду, но мне нужен ключ – вдруг вернусь, а тебя не будет. Не буду же я под дверью торчать.
Из ящика комода я выудил запасные ключи.
– Я присоединюсь после, – сказал, когда она уходила.
– Только много не болтай, он не поймёт.
Пришёл Витька. Похмелились вчерашними остатками.
– А где Инна?
– На свидание пошла. Может, в кино сходим, – предложил я. – Десять лет не был.
– А у тебя есть деньги?
– Нету. Зато возле кинотеатра наша красавица отдыхает с парнем. В кафе. У неё и возьмём.
Она дала денег безо всяких разговоров. Паренёк готов был нас убить – он не захотел с нами здороваться за руку. Сеанс начинался с минуты на минуту. Инна, было видно, ругалась с ним. Она сказала:
– Я подойду к вам минут через десять.
Витька покупал билеты. Премьера, дневной сеанс, зрителей практически не было.
– Нам места для поцелуев, – сказал он.
Кассирша испугано посмотрела на него, а потом на меня. У неё возникли дурные мысли.
– Это последние ряды, правильно? – не унимался Витька.
– У нас охрана, – сказала кассир.
– А с нами девушка – три билета, пожалуйста.
Была премьера фильма «Ласковый май». Я сказал Витьке:
– Хочу, чтобы она у нас отсосала. Посадим её между собой.
– А охрана?
– В зале нас, смотри, четверо, не считая Инны, которой пока нет. Зал просматривается.
Вскоре появилась она. С пакетом попкорна. Билетёр её пропустил, и нам не пришлось спускаться с самого верхнего ряда.
– Где твой парень? – спросил Витька.
– В кафе остался.
– Сосать будешь, – утвердительно произнёс я, – а попкорн отдай нам.
Милая девочка! Никаких разговоров, сказано – сделано. «Белые розы», ностальгия… приятно… И только процесс стал подходить к концу, как Витька увидел, что к нам кто-то поднимается.
– Это не твой случайно придурок идёт?
Инна оторвалась от любимого занятия:
– Это Олег! Я сейчас… – она взяла у меня носовой платок, обтёрла губы и пошла навстречу.
До конца фильма так и не вернулась. Я пытался ей позвонить, но она не отвечала на звонки.
– Инна у меня дома, мне кажется, – сказал я Витьке. – Со своим Олегом. Сука!
Мы сели в такси и были на месте через десять минут. Витька потирал кулаки, говорил:
– Инна у меня дома, мне кажется, – сказал я Витьке. – Со своим Олегом. Сука!
Мы сели в такси и были на месте через десять минут. Витька потирал кулаки, говорил:
– Сейчас разомнусь. Не хотел, посмотрите на него, здороваться по-мужски!
Дверь открылась (была не заперта), мы влетели в квартиру – Инна сидела одна, только после душа, волосы на голове замотаны полотенцем.
– Он здесь был? – спросил я. – Олег.
– Нет, – равнодушно сказала она.
– Врёшь!
– Зачем он тебе сдался? Это моё личное дело.
– Это моя квартира, и я решаю, кому здесь быть, поняла?
Витька молчал. Ему хотелось подраться, но этому не суждено было сбыться. Инна развязала банный халат, сказала:
– Может, повторим вчерашний вечер?
Витька был готов уже кинуться в объятия этой бестии, но в этот момент в квартиру вошла бывшая жена, с сумками и с сыном. Она долго смотрела на Инну.
– Мама, кто эта тётя? – спросил Андрюшка.
– Мне сказали, Саша, что ты сегодня не вышел на работу, и я прямо к тебе.
Я закрыл глаза рукой и произнёс, вложив всю ненависть в свой голос:
– Убирайтесь! Все! Никого не хочу видеть – вон! – и тихо добавил, беря сына за руку:
– А сына оставь, Оксана…
2010 годБольшой камень
Горячий воздух раскалял глинистую почву, превращая в кирпич. Асфальт плавился чёрной смолой. Стены домов дышали жаром, как большие доменные печи. Ветер не остужал, а высушивал всё вокруг. Конденсат, стекавший с кондиционеров, не успевал долетать до земли, испарялся. Бездомные кошки и собаки прятались в редких оазисах зелени, птицы умолкли. Город ссохся, скорчился, искривился – он походил на древнюю мумию, которой не суждено вернуть свой прежний величественный облик, – город умирал…
Обнажённая, Татьяна сидит вполоборота на подоконнике, окно открыто. Она, видимо, пытается спровоцировать своим видом не только меня, но и того, кто может её увидеть в этот момент…
Пятый этаж, для меня высоко. Но она не боится. Смелая? Или пытается ею быть?
Я блуждаю в интернете, откровенно скучаю, убиваю время. Иногда мой взгляд возвращается к девушке, она на прежнем месте – застывшая картинка, выписанная искусной рукой живописца.
И снова я погружаюсь в виртуальное пространство. Меня конкретно ничего не интересует, механической рукой я щёлкаю клавиши компьютера, дёргаю мышку. Вторая рука периодически стирает пот со лба и шеи. Я потею, как грузчик, будто выполняю тяжёлую физическую работу. Мне кажется, что преисподняя здесь, в моей квартире, а не где-то там, под землёй. И, видимо, я прав, ибо в таком пекле могут находиться истинные грешники, коими являемся и я, и Татьяна, и все те, кто обитает в этом проклятом городе, расположенном, без всякого сомнения, в самом центре испепеляющего ада.
Интернет, как выгребная яма, отдаёт нечистотами, порнушка прикрыта фиговым листом. Насыщенный утренним сексом, я пробегаю мимо красочных картинок, выпрыгивающих из окошек, перевожу дух (ух!) и ныряю в пучину новостей.
«Ранее в пятницу президент Грузии Михаил Саакашвили в интервью CNN заявил, что Россия развязала войну против его страны и в интересах США оказать помощь Грузии в этой обстановке. По его словам, ситуация касается не только Грузии, это касается Америки, ее ценностей.
Грузинские войска ночью вошли на территорию непризнанной республики Южная Осетия и обстреляли Цхинвали. Значительная часть города разрушена. Власти Южной Осетии сообщают о массовых жертвах среди мирного населения. Десять российских миротворцев погибли, тридцать ранены».
«Российские стратегические бомбардировщики смогут использовать кубинские аэродромы для дозаправки во время воздушного патрулирования Атлантики. В случае принятия соответствующего политического решения, ракетоносцы Ту-160 и Ту-95МС могут осуществлять дозаправку на одном из кубинских аэродромов. Соответствующую рекогносцировку российские специалисты уже провели, сообщил информированный военно-дипломатический источник российской прессе. Западные СМИ отмечают, что на такой шаг Россия могла пойти в качестве ответа на планы США разместить в странах Восточной Европы элементы своей системы противоракетной обороны.
Если Куба действительно согласится на российское предложение, то она уже второй раз станет добровольной заложницей в игре Москвы и Вашингтона. В первый раз в ходе знаменитого «Карибского кризиса» в октябре 1962 года такое противостояние едва не закончилось ядерной войной. Тогда по настоянию лидера Кубинской революции Фиделя Кастро СССР согласился на размещение на территории островного государства ядерных ракет. Узнав об этом, Соединенные Штаты ввели полную военно-морскую блокаду Острова Свободы. Только усилиями дипломатов из обеих стран кризис удалось преодолеть».
«РИА Новости. Милиция проверяет сообщение о якобы заложенном взрывном устройстве около станции метро «Цветной бульвар», сообщил РИА Новости во вторник представитель столичного ГУВД.
По его словам, сегодня утром на службу 02 позвонил неизвестный, который сообщил о заложенном взрывном устройстве под одной из лавочек в сквере перед станцией метро «Цветной бульвар». По данному сообщению на место инцидента выехали несколько нарядов милиции и кинологи с собаками, в сквер перед метро никого не пускают, проводится обследование территории, на которой, возможно, заложена взрывчатка. Представитель ГУВД подчеркнул, что на движении метрополитена и вход и выход на станцию инцидент не повлиял».
«Новый мощный подземный толчок магнитудой шесть баллов произошел в китайской провинции Сычуань. Землетрясение произошло в уезде Цинчуань. Это уже второе сильное землетрясение в этом уезде за день. Предыдущее землетрясение было около полуночи по московскому времени. Погиб по меньшей мере один человек, несколько ранены. Разрушительное землетрясение в Сычуани 12 мая унесло жизни почти 70 тысяч человек».
Лента новостей представляется однотипной. Понятное дело, хорошие новости плохие новости, но не помешал бы коктейль.
Я замечаю:
– Всё по-прежнему… Жарко!
Меня не слышат. Татьяна не изменила позы – она курит тонкую дамскую сигарету. Силуэт в окне похож теперь на чёрно-белую фотографию: плавные женские линии и неотчётливое изображение в светлом проёме. Поглощённая своими мыслями, она смотрит на небо. Я вижу её глаза под каким-то особым углом, – вдруг зрачки забегали в беспорядочном ритме; я замечаю в ней некое волнение, кратковременный испуг, который передаётся и мне.
Она не быстро произносит, но как бы выплёвывает последнее слово:
– Саша, посмотри, какие тучи плывут… страшные!
Я неуверенно приближаюсь к окну. Наверное, глаза Тани стали тому причиной, ибо тучи, облака, гроза и молния – всё обычные явления. И она произносит этих несколько слов так равнодушно и в то же время с такой дрожью в голосе, сделав акцент на последнем, что я не могу не удержаться, чтобы не подойти к ней и не убедиться, что же там за окном?
***
Я переживал это во сне! Дважды! Повторялось всё до мелочей. Де жа вю! Чёрные клубы облаков, как дым от пожара, боролись между собой в смертельной схватке. Краешек чёрного океана виднелся из-за деревьев, и он бушует. Я перевожу взгляд на Татьяну: она остаётся как будто спокойно-равнодушной. И это я видел! Схватив за локоть, я стаскиваю её с подоконника, закрываю окно.
– Свалишься вниз!
Девушка спокойно тушит окурок в пепельнице. Почему я позволяю ей курить у себя дома? Терпеть не могу курящих женщин, а эту терплю.
– Саша, я не боюсь высоты, сколько раз говорить тебе! – Она открывает окно снова и, как наглая кошка, влезает на своё прежнее место. Я злюсь. Мне кажется, что все смотрят на неё с противоположных окон, а не на непогоду. Наглая и… Вот это выдержка – в космос летать, на дно морей опускаться!..
Чувствуя моё напряжение, она говорит, отвернувшись от меня:
– Агрессивность и злоба отрицательная твоя черта, Саша. Но истина состоит в том, что определённая доза этой агрессивности необходима мне. Я заряжаюсь ей. Подай мне ещё одну сигарету.
Я протягиваю ей целую пачку – пусть обкурится!
– Многие агрессивные и угрюмые мальчики становятся хорошими писателями… Странно, почему нет молнии?
– Что ты имеешь в виду?
– Твоя графомания.
– Ты читала? Я тебе не показывал.
– Да, читала, но не всё.
– И?..
Наконец-то она улыбается. И то, это не улыбка, мне кажется, а так – лёгкая насмешка надо мной.