Полиция считалась последней линией обороны против бесчеловечности и жестокости. Когда вы нуждаетесь в них, они начинают проводить свои судебные экспертизы, заполнять бумагами толстые тома, потворствуя бюрократии, оставлять следы грязи на некогда чистом полу, и вы перестаете испытывать к ним даже симпатию.
Стоя на кухне и держа в руках заряженную "беретту" Марти знал, что они с Пейдж представляли собой свою собственную последнюю линию обороны.
Они и больше никто. Никакой другой власти. Никакого другого блюстителя порядка.
Ему требовалось мужество и богатое воображение, которое он использовал в написании своих книг. Ему вдруг показалось, что он персонаж черного романа живущий в этом царстве отсутствующей морали, который описывают в своих рассказах Джеймс М. Каин и Элмор Леонард. Выживание в этом темном царстве полностью зависело от быстроты мышления, скорости действия, полной беспринципности и безжалостности.
У него не было никаких идей.
Марти не знал, что делать дальше. Собрать вещи, покинуть дом. Это он понимал. А дальше что?
Он стоял и смотрел на пистолет в руке.
Ему нравились книги Каина и Леонарда, но его собственные произведения были светлее и жизнелюбивее. Они прославляли разум, логику, добродетель и победу общественного порядка над хаосом. Его воображение не предлагало быстрых решений, этики сообразно ситуации или анархизма.
Пустота.
Марти взял трубку и набрал номер телефона Делорио. Ответила Кети.
– Это я, Марти.
– Март, у тебя все в порядке? Мы видели, что полицейские уезжают. Полицейский, охраняющий девочек, тоже уехал, так и не прояснив ситуацию. У вас все в порядке? Что происходит?
Кети была хорошей соседкой, по-настоящему озабоченной случившимся, но у Марти не было времени на то, чтобы рассказывать ей, что случилось.
– Где Шарлотта и Эмили?
– Смотрят телевизор.
– Где?
– В гостиной.
– Двери в доме заперты?
– Да, конечно, думаю, что заперты.
Мистер Убийца.
– Проверьте. Убедитесь в том, что они закрыты. У вас есть оружие?
– Оружие? Марти, зачем оно нам?
– У вас есть пистолет? – продолжал настаивать Марти.
– Я не верю в силу оружия. Но у Вика, по-моему, есть пистолет.
– Он сейчас при нем?
– Нет. Он…
– Скажи ему, пусть зарядит его и не выпускает рук, пока я и Пейдж не заберем девочек.
– Марти, мне это не нравится. Я не…
– Всего десять минут, Кети. Я заберу девочек через десять минут, может быть, даже раньше.
Он повесил трубку, прежде чем она успела – еще что-нибудь сказать.
Он помчался наверх, в комнату для гостей, которая одновременно служила Пейдж домашним офисом. Здесь она вела их семейную бухгалтерию, подводила баланс, следила за финансами.
В правом нижнем ящике письменного стола лежали папки с квитанциями, счетами, недействительными чеками. Там также находились их чековая к расчетная банковские книжки, стянутые вместе резинкой. Марти запихнул их в карман брюк.
Он больше не ощущал пустоты в мыслях. Он продумал кое-какие меры предосторожности, хотя этого, конечно, было маловато, чтобы считать планом действия…
В своем кабинете он прошел к встроенному шкафу, где штабелями стояли картонные коробки, одного размера и формы, по тридцать-сорок в ряд. Он быстро отобрал четыре, в каждой из которых помещалось двадцать книг в твердых обложках. За один раз он мог поднять только две коробки. Он перенес их в гараж и сложил в багажник БМВ, морщась от боли, которую причиняло каждое усилие.
Сделав второй заход, он бегом поднялся наверх в их спальню, но, не успев войти, застыл на пороге при виде Пейдж, направившей на него ружье.
– Извини, – сказала она, увидев его.
– Ты все сделала правильно, – сказал он. – Ты собрала вещи девочек?
– Нет, я еще не закончила здесь.
– Я соберу сам.
Капли крови цепочкой тянулись к комнате Шарлотты и Эмили. Проходя мимо выломанного участка эстрады, Марти посмотрел вниз, в холл. Он все еще ожидал увидеть мертвое тело, распростертое на расколотых плитках пола.
***Шарлотта и Эмили скрючившись сидели на диване в гостиной Делорио, тесно прижавшись друг к другу. Они притворялись, что полностью захвачены каким-то идиотским комедийным телешоу, в котором какая-то идиотская семья с идиотами-детьми и идиотами-родителями вела себя совершенно по-идиотски, стараясь решить свои идиотские проблемы. Пока они сидели, уставившись в телевизор, миссис Делорио оставалась на кухне, где она готовила обед. Мистер Делорио либо бродил по дому, либо стоял у окна, выходящего на улицу, наблюдая за снующими там полицейскими. Предоставленные сами себе, девочки могли шепотом обсуждать недавние жуткие события в доме.
– Неужели папу застрелили, – беспокоилась Шарлотта.
– Я тебе говорила тысячу раз, что нет.
– Откуда ты знаешь? Тебе всего семь лет.
Эмили вздохнула:
– Он же сказал нам, что с ним все в порядке, на кухне, когда мама подумала, что он ранен.
– На нем была кровь, – не успокаивалась Шарлотта.
– Он сказал, что это не его кровь.
– Я этого не помню.
– А я помню, – настаивала Эмили.
– Если с папой все в порядке, кого же тогда застрелили?
– Может, грабителя? – предположила Эмили.
– У нас нечего взять. Что могло понадобиться грабителю в нашем доме? Послушай, Эм, а может быть, папе пришлось выстрелить в миссис Санчес?
– Зачем ему стрелять в миссис Санчес? Она всего-навсего приходящая уборщица.
– Может, она сошла с ума, – сказала Шарлотта, и ей самой ужасно понравилось это предположение целиком отвечающее ее пристрастию к трагедийным сюжетам.
Эмили покачала головой.
– Только не миссис Санчес. Она хорошая.
– Хорошие люди тоже сходят с ума.
– А вот и нет.
– А вот и да. – Эмили скрестила руки на груди.
– Ну кто, например?
– Миссис Санчес.
– Кроме миссис Санчес.
– Джек Николсон.
– Кто это?
– Актер, ты его знаешь. В "Бэтмене" он был убийцей, и был абсолютно сумасшедшим.
– Может, он все время абсолютно сумасшедший.
– Нет, иногда он хороший, как в том фильме с Ширли Мак-Лейн, он был астронавтом, а дочка Ширли очень заболела, у нее был рак, и она умерла, а Джек был таким нежным и хорошим.
– Это был не день миссис Санчес, – сказала Эмили.
– Что?
– Она приходит по четвергам.
– Эм, если она сошла с ума, она не отдавала себе отчет, какой это был день, – парировала Шарлотта, необыкновенно довольная своим ответом, в котором, как ей казалось, была непререкаемая логика. – Может быть, она сбежала из сумасшедшего дома, ходит везде и устраивается уборщицей, а иногда, когда она сходит с ума, она убивает всю семью, зажаривает и съедает на обед.
– Ты все это придумала, – заявила Эмили.
– Нет же, послушай, – убеждала Шарлотта, приходя во все большее волнение, – может, она как Ганнибал Лектер.
– Ганнибал-каннибал! – в изумлении, прошептала Эмили.
Им не разрешили смотреть этот фильм – который Эмили упорно называла "Кричание ягнят", – потому что родители считали, что подобные фильмы им смотреть рано, но они слышали о нем от других детей в школе, которые тысячу раз видели его по видео.
Шарлотта видела, что Эмили уже не так уверенна относительно миссис Санчес. В конце концов, Ганнибал-каннибал ведь был врачом, который сошел ума, да так, что откусывал людям носы и все такое прочее. На этом фоне мысль о сумасшедшей уборщице-людоедке казалась вполне разумной.
Делорио вошел в гостиную, раздвинул шторы на задвигающейся стеклянной двери и внимательно осмотрел задний двор, освещенный фонарями. В правой руке он держал ружье. До этого он входил в комнату без оружия.
Задвинув шторы, он отошел от двери и улыбнулся Шарлотте и Эмили:
– Ну как, все в порядке?
– Да, сэр, – сказала Шарлотта. – Отличная передача.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет, сэр, спасибо, – пролепетала Эмили. – Мы хотим досмотреть передачу.
– Отличная передача, – повторила Шарлотта. Когда Делорио вышел из комнаты, Шарлотта и Эмили дождались, пока за ним закрылась дверь, и вернулись к обсуждению своих проблем.
– Почему у него ружье? – спросила Эмили.
– Чтобы нас защищать. Знаешь, что это значит? Миссис Санчес, наверное, еще жива, ее еще не поймали, и она охотится за кем-нибудь, чтобы его съесть.
– А что, если мистер Делорио тоже сойдет с ума и станет агрессивным? Мы не сможем от него убежать, у него же ружье.
– Не выдумывай, – сказала Шарлотта, но тут ей пришло в голову, что учитель физкультуры с тем же успехом может тронуться умом, что и приходящая уборщица. – Послушай, Эм, ты знаешь, что делать, если он станет буйным?
– Позвонить девятьсот одиннадцать.
– Дурочка, на это не будет времени. В этом случае тебе будет нужно дать ему по яйцам.
Эмили озадаченно сдвинула брови:
– Чего?
– Ты что, не помнишь тот фильм в субботу? – Укоризненно спросила Шарлотта.
– Не выдумывай, – сказала Шарлотта, но тут ей пришло в голову, что учитель физкультуры с тем же успехом может тронуться умом, что и приходящая уборщица. – Послушай, Эм, ты знаешь, что делать, если он станет буйным?
– Позвонить девятьсот одиннадцать.
– Дурочка, на это не будет времени. В этом случае тебе будет нужно дать ему по яйцам.
Эмили озадаченно сдвинула брови:
– Чего?
– Ты что, не помнишь тот фильм в субботу? – Укоризненно спросила Шарлотта.
Мама тогда очень возмутилась и даже предъявила претензии администратору кинотеатра. Она требовала объяснений, каким образом фильм со сценами насилия и подобными выражениями был отнесен ими к категории "Пэ-шесть"«"Пэ-шесть" – раздел фильмов, которые рекомендуется детям смотреть под присмотром родителей, поскольку отдельные сцены нежелательны для просмотра детям до пятнадцати лет – Примеч. переводчика». Но администратор сказал, что фильм был обозначен "Пэ-шесть, тринадцать", а это совсем другое дело.
Одной из сцен, которая шокировала маму, был эпизод, где хороший парень сумел отделаться от плохого парня, сильно ударив его промеж ног. Потом когда кто-то спросил хорошего парня, чего хотел плохой парень, хороший парень ответил: "Не знаю, чего он хотел, но что ему было нужно, так это хороший удар по яйцам".
Шарлотта сразу уловила, что эти слова больше всего не понравились маме. Она, конечно, могла бы задать вопрос, и мама бы все ей объяснила. Родители придерживались той точки зрения, что нужно честно отвечать на все вопросы ребенка. Но иногда гораздо интереснее было попытаться самой найти ответ. Тогда – это было что-то, что она знала, а родители не знали, что она знает.
Дома она проверила по словарю, какое значение, слова "яйца" могло объяснить, что хороший парень сделал плохому, и почему ее мама так из-за этого расстроилась. Когда она вычитала, что в одном из значений "яйца" – это грубое употребление слова, "яички", она и его нашла в словаре, кое-что для себя уяснила, а затем пробралась в кабинет отца и почерпнула дополнительные сведения из его медицинской энциклопедии. Там все было изложено достаточно запутанно, но она поняла, может быть, даже больше, чем хотела. Как могла, она растолковала все Эм. Но Эм не поверила ни одному ее слову и, видимо, быстро все забыла.
– Ну как в том фильме в субботу, – напомнила ей Шарлотта. – Если он сойдет с ума и начнет буянить, дай ему промеж ног.
– А, ну да, – в голосе Эмили слышалось сомнение. – Дать ему по яичкам.
– По яйцам, – строго поправила ее Шарлотта. Эмили пожала плечами:
– Какая разница.
Вытирая руки желтым кухонным полотенцем, в гостиную вошла миссис Делорио. На ней был фартук, и от нее пахло луком.
– Ну как, девочки, не хотите еще пепси?
– Нет, мадам, – сказала Шарлотта, – спасибо, мы смотрим передачу.
– Отличная передача, – подхватила Эмили.
– Одна из наших любимых, – добавила Шарлотта.
Эмили сказала:
– Она про одного мальчика, у которого есть яички, и все по ним все время бьют.
Шарлотта едва удержалась, чтобы не треснуть маленькую дуреху по голове.
Нахмурившись в недоумении, миссис Делорио переводила взгляд с телеэкрана на Эмили и обратно:
– Яички?
– Гусиные, – сказала Шарлотта, делая неловкую попытку спасти положение. Эта дурында могла их погубить, но тут, к счастью, зазвонил дверной звонок.
– Это наверняка ваши родители, – сказала миссис Делорио и. поспешила к двери.
– Кретинка, – прошипела Шарлотта. Эмили была очень довольна собой.
– Ты злишься, потому что я тебе доказала, что ты врушка. Миссис Делорио даже не слышала, чтобы мальчиков были какие-то яички.
– Тише ты.
– Вот так-то, – торжествовала Эмили.
– Тупица.
– Дубица.
– Такого слова нет.
– Захочу, и будет.
А звонок звонил не умолкая, как будто кто-то (навалился на него всем телом).
Вик посмотрел в дверной глазок. На крыльце стоял Марти Стиллуотер.
Вик открыл дверь и отступил назад, давая возможность соседу войти.
– Господи, Марти. Мы уж было подумали, что полицейские устроили свой съезд у вашего дома. Что у вас произошло?
Марти внимательно изучал его, его взгляд задержался на ружье в правой руке Вика, затем он, видимо, принял какое-то решение и моргнул.
Кожа на его щеках блестела от дождя, и лицо казалось неестественно белым, как у фарфоровой статуэтки. Весь он казался каким-то съежившимся, усохшим, как человек, перенесший тяжелую болезнь.
– С тобой все в порядке? Как Пейдж? – спросила подошедшая Кети.
Марти нерешительно переступил порог, но не прошел дальше, так что Вик не мог закрыть дверь.
– Ты что, боишься запачкать пол? Ты же знаешь, Кети всегда ругает меня за то, что я жуткий неряха, и ковер в холле закрыла целлофаном. Так что входи, не бойся.
Не двигаясь с места, Марти обежал глазами столовую, затем его взгляд скользнул по лестнице, ведущей на второй этаж. На нем был черный плащ, наглухо застегнутый. Плащ был ему велик и, может быть, поэтому он казался меньше ростом.
Вик уже начал думать, что его сосед онемел от шока, но тут Марти произнес:
– Где дети?
– С ними все в порядке, – заверил его Вик. – Они в безопасности.
– Я хочу их забрать, – сказал Марти. Его голос был каким-то деревянным. – Я хочу их забрать.
– Послушай, приятель, может, ты все-таки зайдешь на минутку и расскажешь нам, что…
– Я хочу их забрать немедленно, – заявил Марти. – Они мои.
Нет, голос был не деревянным, Марти говорил так, будто изо всех сил старался подавить обуревавшую его ярость, или ужас, или какое-то другое не менее сильное чувство и боялся, что потеряет контроль над собой. Вик заметил, что он дрожит. Капли дождя на его лице вполне могли быть каплями пота.
Кети вышла из-за спины мужа:
– Марти, что случилось?
Вик сам собирался задать этот вопрос. Марти Стиллуотер всегда был веселым, добродушным парнем, а сейчас он был похож на безжизненный манекен. То, что он пережил этим вечером; видимо, глубоко на него подействовало.
Марти не успел ответить: распахнулась дверь гостиной, и из нее выбежали Шарлотта и Эмили. Они были в плащах, видимо, надели их, как только услышали голос отца. На бегу они застегивались.
– Папочка! – голос Шарлотты дрожал. При виде дочерей Марти прослезился. Услышав голос Шарлотты, он сделал шаг в их сторону, и Вик наконец смог закрыть дверь.
Девочки промчались мимо Кети. Марти упал, на колени, и они налетели на него так, что чуть не опрокинули. Обнимая отца, девочки говорили в два голоса:
– Папа, с тобой все в порядке? Мы так испугались. С тобой все в порядке? Я люблю тебя, папочка. Ты был весь в крови. Я ей говорила, что это не твоя кровь. Это был грабитель? Это была миссис Санчес? Она сошла с ума? Почтальон сошел с ума? Кто сошел с ума? С тобой все в порядке? С мамой все в порядке? Все кончилось? Почему хорошие люди неожиданно сходят, с ума? – Теперь они говорили в три голоса, потому что на все их вопросы Марти твердил:
– Моя Шарлотта, моя Эмили, мои девочки, я люблю вас, я так вас люблю. Я не позволю им опять отобрать вас, никогда. – Он целовал их щеки, носы, прижимал к себе, гладил их волосы дрожащими руками и вообще вел себя так, словно не видел их много лет.
Кети улыбалась, а по щекам ее текли слезы, которые она вытирала желтым кухонным полотенцем.
Сцена встречи была очень трогательной, но Вик не был тронут ею так, как его жена. Марти говорил странные вещи и выглядел он странно. Конечно, человек, которому пришлось дать отпор грабителю, если именно это произошло; должен находиться в состоянии стресса, и все же… Марти бубнил что-то непонятное: "Моя Эмили, моя Шарлотта, такие же хорошенькие, как на фотографии, мои, мы будем вместе, это моя судьба". – И почему его голос дрожит, если все уже позади, а судя по тому, что полицейские уехали, так оно и есть? Его голос звучит неестественно, излишне драматично. Как будто он говорит не то, что думает, а играет роль, стараясь не забыть правильные слова.
Вик знал, что творческие люди, особенно писатели, порой бывают эксцентричны, и когда он познакомился с Мартином Стиллуотером, то был готов к тому, что его сосед окажется со странностями. Но Марти его разочаровал: он был самым нормальным, самым уравновешенным соседом, которого только можно было себе пожелать. До сегодняшнего дня.
Поднявшись на ноги, но не отпуская дочерей, Марти сказал:
– Нам надо идти, – и повернулся к двери. Вик попытался его остановить:
– Подожди минутку, Марти, приятель. Ну не можешь же ты уйти просто так. Нам же надо узнать, что произошло.
Марти отпустил руку Шарлотты только для того, чтобы открыть дверь, но тут же схватил ее снова. Ворвавшийся в прихожую порыв ветра прошелестел по висящему на стене гобелену, расшитому синими птицами и весенними цветами.
Когда Марти вышел за дверь, никак не прореагировав на слова Вика, Вик посмотрел на Кети и увидел, что выражение ее лица изменилось. На ее щеках все еще блестели слезы, но глаза были сухие, и в них читалось недоумение.