Оторвавшись от ее рта, он нежно провел губами по мочке уха и припал ртом к удивительно нежной коже в небольшой впадине за ухом. И там тоже витал сладостный аромат. Чудесный аромат обволакивал ее всю.
Гэвин опять припал к ее губам, целуя их и не в силах ими насытиться. На миг он совсем забыл, где находится. Все, что было вокруг него, перестало существовать. Вкус ее губ казался волшебно-опьяняющим. Никакое, даже самое тонкое французское вино не шло с ним ни в какое сравнение. Его губы скользнули ниже, в уютную ложбинку между двумя полукружиями.
Ждать было мучительно тяжело, но Гэвин сумел преодолеть ненужную сейчас торопливость. Немного погодя, он обхватил губами ее отвердевший сосок и принялся ласкать его.
Фиона застонала и, откинувшись назад, обхватила его голову руками. Воодушевленный Гэвин быстро скинул с нее сорочку, поднял ее и положил на постель. Внутри его пылал огонь страсти, и, когда она, обнаженная, оказалась на постели под ним, жар от этого огня стал еще сильнее. Однако самообладание еще не покинуло его.
Фиона лежала с полуопущенными веками, из-под которых пробивались страсть и любопытство. Глаза Гэвина привыкли к темноте в спальне и теперь хорошо различали и ее высокую грудь, и тонкую талию, и широкие бедра с длинными ногами. Он замер над ней в немом восхищении, но его плоть, напрягшаяся от возбуждения, подстегивала его к более быстрым действиям.
— Я больше не могу ждать, — хрипло прошептал он.
Ее нежные руки, которыми она ласково обхватила его голову, ее пальцы, просунутые сквозь его волосы, дали тот ответ, который ему хотелось услышать больше всего на свете. Прерывисто дыша, он провел ладонями по внутренней стороне ее бедер. Блестевшие, как изумруды, глаза Фионы призывно смотрели на Гэвина. В его возбужденном сознании промелькнула череда эротических сцен, и от их глубины и яркости у него перехватило дыхание.
— Как ты прекрасна, — пробормотал он.
Фиона чуть слышно фыркнула.
— Зачем льстить. Мы заключили договор, и я по своей воле отдаю то, чем владею.
Гэвин вопросительно взглянул на нее.
— Ты до сих пор не веришь моим словам?
— Мне… — Фиона запнулась и отвела глаза в сторону. — Мне непривычно слушать такие нежные слова. Генри единственный, кто называл меня красивой.
— Ты с грустью вспоминаешь о нем?
— Иногда. Но большей частью мои воспоминания о нем окутаны радостью и теплом. Я ему благодарна. Ведь я тогда была такой счастливой. — Она запнулась. — А ты часто вспоминаешь свою жену?
— Жен, — поправил Фиону Гэвин и слегка смутился под пристальным взглядом ее широко раскрытых глаз. Он показался самому себе каким-то стариком, пережившим двух молодых женщин. — Они обе были прекрасны. Увы, мой первый и второй брак оказались очень короткими, поэтому от них у меня осталось мало воспоминаний, как хороших, так и плохих.
Фиона нахмурилась:
— Как спокойно мы вспоминаем о нашей прежней любви. Даже с некоторым равнодушием, не правда ли?
— Жизнь продолжается, — ответил он, убирая с ее лба золотистую прядь.
— Что верно, то верно, — грустно сказала Фиона.
Но предаваться грустным воспоминаниям о прошлом в постели с прекрасной женщиной — это было что-то из ряда вон выходящее. Гэвин нагнулся и поцеловал Фиону, она что-то попыталась пробормотать, но он не позволил ей это сделать, закрыв ее рот продолжительным поцелуем.
Фиона осторожно провела рукой по его груди. Ее движения были медленными и даже уверенными, она словно ощупывала его, впрочем, как и он ее. Любовь действует по законам, которым невозможно не подчиняться.
Он принялся с жадностью осыпать ее тело поцелуями, а чуть погодя ласково поглаживать ее шелковую кожу подбородком, на котором отросла небольшая щетина. Мурашки побежали по коже Фионы, ее пальцы вцепились в него, и она невольно раздвинула ноги. Гэвин с удовольствием улыбнулся. Дело продвигалось. Это была уже любовь, а не ее призрак. Оказывается, внутри этой английской кошечки есть огонек. Надо было только дать ему возможность разгореться, а потом, в чем он не сомневался, пламя страсти поглотит их обоих.
Гэвин быстро стащил с себя одежду и нетерпеливо отбросил ее в сторону.
— Дотронься до меня своими руками, как ты это сделала только что, — прошептал он.
Ее руки послушно легли ему на грудь и на плечо, одна из них поднялась выше, ласково касаясь подбородка, щеки, носа. Он застонал от предвкушения надвигающегося наслаждения, кровь сильно забилась, застучала маленькими молоточками в его ушах.
«Что за необычный стук? Да ведь это стучит у меня в ушах», — вертелось у него в голове.
Но стук продолжался, становясь все громче и громче. Вне всякого сомнения, кто-то барабанил в дверь.
— Милорд, — послышался глухой голос из-за дверей.
— Проваливай! — крикнул Гэвин.
Но стук не прекращался, кто-то настойчиво пытался войти.
— Ты что оглох? — прорычал Гэвин. — Проваливай, я кому сказал.
— Не могу. — Голос робко задрожал. — Дункан говорит, это очень важно.
— Ладно, но если это глупая шутка, тогда берегись, а лучше готовься к встрече с нашим Создателем. — Гэвин встал, накинул тунику и распахнул двери. — Ну, что случилось?
Молодой оруженосец от страха сделал два шага назад.
— Дункан послал меня попросить вас прийти на совет… Это опять Гилрой. Он разграбил запас хлеба в Килморе.
Гэвин тут же остыл и помрачнел, вовсю ругая про себя своего неугомонного братца. Этот негодяй и плут умел выбрать время и место, чтобы нанести коварный удар. Нет, пора с ним кончать.
— Люди знают, куда он направился после разграбления Килмора?
— Дункан полагает, он двинулся в сторону Данфилд-Кросс. Дункан велел сообщить все это вам, так как это очень важно.
— Ты сообщил, а значит, исполнил свою обязанность. А теперь ступай.
Гэвину очень хотелось послать все к черту, закрыть двери и опять очутиться в объятиях Фионы, но чувство долга возобладало.
— Постой! Если вовремя перекрыть перевал Стерлинга, то можно схватить негодяя.
— Да, да, — закивал головой оруженосец. — Дункан считает точно так же.
— Они уже выехали?
— Нет, пока еще собираются.
Гэвин на миг задумался. Остаться в замке? Нет, никакая женщина, какой бы красавицей она ни была, не встанет между ним и его долгом предводителя клана. Тем более женщина родом из Англии.
— Прикажи моему оруженосцу собираться. Я еду вместе со всеми.
Юноша улыбнулся, кивнул и бросился выполнять приказание. Гэвин повернулся к Фионе, которая, присев в постели, вопросительно смотрела на него.
— Это опасно?
— Не очень. Человек, поставивший себя вне закона, возомнил, будто может грабить мои владения и что это сойдет ему с рук. Но он жестоко поплатится за все зло, содеянное им.
— Тебе обязательно ехать? Может, там обойдутся без тебя?
— Будет лучше, если я поеду вместе со всеми.
Фиона все поняла — это чувствовалось, — что понравилось Гэвину. Довольно редко можно было встретить в женщине столь внимательное, чуткое отношение к обязанностям и долгу вождя клана.
«А может, ей просто понравилось, что сейчас я уеду и оставлю ее одну», — мелькнула неприятная мысль.
Однако одного взгляда на ее озабоченное и одновременно простодушное выражение лица было достаточно для того, чтобы отбросить подобные мысли. Гэвин пару раз глубоко вздохнул, приводя в порядок взволнованные чувства. Успокоившись, он нагнулся над ней.
— Постараюсь вернуться как можно быстрее. Жди меня. Наверное, будет лучше, если ты переберешься в мою спальню и согреешь к моему приезду мою постель. Она больше и удобнее.
Ласково ущипнув ее за бедро, Гэвин выпрямился и вышел из спальни.
Раскрасневшаяся Фиона долго смотрела на дверь, за которой скрылся Гэвин. Прямой намек, что он намерен как можно быстрее вернуться к ней, льстил ее женскому самолюбию. Тем не менее она обрадовалась его столь внезапному отъезду. То, что он сделал с ней, удивило, поразило и немного напугало ее. Она никак не могла привести в порядок свои растрепанные чувства.
Ни один мужчина до сих пор не вызывал в ней таких острых ощущений. Но самым шокирующим было то, что ей самой все это очень понравилось и ей самой хотелось продолжения. Когда Гэвин обнимал ее, осыпая поцелуями, у нее от наслаждения перехватывало дыхание, а сердце трепетало от восторга.
В его ласках скрывалось обещание сострадания, ласки и заботы, однако в это было очень опасно поверить. Ведь она приходилась ему обыкновенной любовницей, не более того.
Она позволила ему — а могла ли она не позволить? — такие вольности, какие никогда не разрешал себе ее погибший муж. Это должно было вызывать отвращение, но ей как раз все нравилось. Как спокойно и удобно было лежать в его объятиях. Она не могла передать те восхитительные ощущения, которые он пробудил в ней своими ласками, более того, ей страстно хотелось продолжения.
Как такое могло быть? До сих пор она вела добродетельную жизнь, не нарушая приличий. И что же она получила в награду за исполнение своего долга, за соблюдение всех правил, предписанных религией? Трагическую смерть мужа, изгнание из родного дома. От нее отвернулись родственники, ее постоянным спутником стал страх — вот что ей досталось от судьбы. Причем непонятно, за что Богу было угодно так наказывать ее?
С появлением Киркленда все изменилось. Пусть на время. Фиона не сомневалась в том, что однажды ей придется оставить его замок. Хотя что плохого в том, что она изведает хоть немного счастья в своей не слишком удачливой жизни?
Что в том грешного?
Впрочем, об этом следовало спросить отца Ниалла, ее духовника. Хотя священник обошел молчанием ее соглашение с графом, но Фиона понимала, что у него было свое мнение, и вряд ли лицеприятное.
Нужно ли ей знать его мнение?
Фиона присела на краю постели, надела сорочку и вспомнила, как граф спросил ее, боится ли она его. Она солгала ему, сказав нет. В глубине души она знала, что боится. Не столько его, сколько тех чувств, которые, пробудившись в ее сердце, уже пустили первые ростки. Она боялась, что граф станет ей небезразличен, а это не предвещало ничего хорошего.
Фиона вспомнила Генри, и ей стало стыдно и неловко. С погибшим мужем ее никогда не связывала любовная, полная страсти связь. Ее никогда так не тянуло безудержно к нему, как ее тянуло к графу. К Гэвину.
«Генри мертв». Теперь эта мысль не вызвала мучительной боли. Прежняя печаль прошла, что поделаешь. Такова жизнь, состоящая из утрат и приобретений, и острое осознание ее мимолетности охватило Фиону. Долой из памяти все тяжелое и неприятное! Теперь она старалась припоминать только хорошее, а его было немало в ее жизни с Генри.
Смерть Генри принесла Фионе много горя, многое отняла. Однако вместе с тем она дала ей возможность двигаться вперед, с надеждой, что когда-нибудь ей повстречается хороший добрый человек, с которым она свяжет свою дальнейшую жизнь. Это были приятные мысли, так как они создавали вокруг нее оборонительную стену, защищавшую ее… от Гэвина. Согласившись стать его любовницей, Фиона собиралась честно выполнить все условия их договоренности. Она будет с ним ласковой и нежной, она даст ему все, что может дать женщина, не только любезно, но и охотно.
Вместе с тем Фиона собиралась сохранить и благоразумие, и хладнокровие. Она не позволит себе увлечься, потерять голову от любви к графу. Зачем ей разбитое сердце и отчаяние?
Гэвин проснулся и беспокойно заворочался с одного бока на другой. Поудобнее устроившись на жесткой земле, натянул плащ до подбородка. Но как ни старался, уснуть снова ему никак не удавалось.
Чертыхнувшись себе под нос, он лег на спину и взглянул вверх, на стоявшие рядом деревья. Сквозь кроны деревьев виднелись месяц и редкие звезды. Повернув голову, он сквозь ночной сумрак разглядел часового. Остальные воины мерно похрапывали.
Вокруг было спокойно. Тихий шелест листвы навевал дремоту. Закрыв глаза, Гэвин погрузился в свои мысли. На рассвете они проснутся, а что дальше? Продолжать ли преследование или вернуться в замок? Без Гилроя. Опять потерпев неудачу.
Конечно, когда они прискакали в Данфилд-Кросс, Гилроя уже и след простыл. Они бросились в погоню. Десять миль гнались по следам грабителей, но так и не смогли их догнать. Лошади устали, и они решили сделать привал. Гэвин знал: чтобы поймать заметающего следы врага, нужны терпение и выдержка. Однако эта игра в кошки-мышки с Гилроем, давно стоявшим у него поперек горла, выводила его из себя.
Поняв, что заснуть ему не удастся, Гэвин встал. «Пожалуй, пора сменить часового. Надо дать ему отдохнуть хоть пару часов». Гэвин сделал несколько шагов и замер, прислушиваясь к странному гулу, доносившемуся издалека. Может, это отдаленные отзвуки грома? Но небо было чистым, звезды холодно мерцали, не предвещая никакой непогоды.
Но откуда тогда гром? Гэвин всмотрелся в ту сторону, откуда доносился гул. Из-за черной полосы густого подлеска вдруг вырвались всадники и с громким боевым криком устремились на лагерь, размахивая обнаженными мечами.
— Тревога! К оружию! — во всю силу легких закричал Гэвин. — Это Гилрой!
Лагерь, еще мгновение назад тихий и сонный, сразу преобразился. Воины вскакивали со своих мест и, не совсем проснувшись, привычно выхватывали мечи. И вовремя. Еще бы немного, и было бы поздно.
Один из вырвавшихся вперед всадников налетел на Гэвина, но тот быстро отскочил вправо, и меч грабителя просвистел мимо. В тот же миг Гэвин нанес боковой удар своим широким двуручным мечом, разрубив до костей ногу всадника. Издав истошный вопль, тот свалился на землю. Испуганная лошадь помчалась дальше и исчезла в темноте.
Воздух наполнился звоном мечей, хриплыми криками воинов, стонами раненых. Казалось, он вибрировал от энергии. Гэвин бился в самой гуще сражения, ведя своих воинов в атаку. Он был полон решимости уничтожить Гилроя, однако ночная темнота мешала ему лично расправиться со своим заклятым врагом.
Пора было кончать с Гилроем раз и навсегда!
Недалеко от Гэвина упал рослый воин. Он сделал два-три быстрых шага сквозь образовавшуюся брешь в линии сражавшихся. Мельком взглянув на поверженного воина, Гэвин с облегчением вздохнул: это был один из грабителей Гилроя.
Как раз в этот момент наступил перелом в ночном сражении. Поняв, что их внезапное нападение сорвалось, а противник превосходит их числом, разбойники бросились врассыпную, укрываясь в густом лесу.
Гэвин с бессильной яростью проводил взглядом убегавших противников. Отдышавшись, он обратился к подошедшему Эйдану:
— Сколько людей мы потеряли?
— Ни одного. Есть раненые, но не тяжело. А все мертвые — это люди Гилроя.
Носком сапога Гэвин перевернул какого-то мертвеца на спину. Ничего не видящие стеклянные глаза смотрели в темный небосвод. На груди убитого зияла ужасная рана, он был разрублен от шеи до сердца.
— Я его не знаю, — сказал Дункан, наклоняясь над убитым и разглядывая его лицо.
— Я тоже. Что ж тут удивительного? — заметил Эйдан. — Гилрою служат одни негодяи и преступники — сброд со всей границы между Англией и Шотландией.
— Надо отдать им должное, — заметил Коннор. — Какими бы негодяями они ни были, они умеют сражаться.
— А также умирать, — буркнул Гэвин. Он был зол на себя и на всех остальных: Гилрой опять убежал, и его опять приходилось ловить. Надо было успокоиться и взять себя в руки. На войне никогда нельзя терять голову, если не хочешь проиграть.
— Их было десятка два-три, — сказал Эйдан, вытер меч пучком травы и листьев, а затем спрятал его в ножны.
— Кто-нибудь заметил, в каком направлении они ускакали? — спросил Коннор.
— Они разлетелись кто куда, как сухие листья под порывом ветра, — усмехнулся Эйдан.
— На север. Они подались на север, — уверенно ответил Дункан.
— Пусть здесь останется двое человек, чтобы позаботиться о наших раненых и похоронить убитых. Всем остальным седлать лошадей. Мы выступаем. Двигаемся на север.
Фиону разбудил неумолкаемый звон церковного колокола. Проснувшись, она не сразу вспомнила, где находится. Вокруг было темно, и она никак не могла понять: если еще не рассвело, то почему так рано бьет церковный колокол?
Окончательно проснувшись, Фиона отодвинула тяжелый полог, закрывавший кровать, и тут же ей в глаза полился яркий свет. Она зажмурилась, через миг открыла глаза и начала осматривать спальню Гэвина.
Она оказалась пуста. Гэвина нигде не было видно. Судя по всему, он так и не вернулся. Вчера она послушно выполнила его приказание и перебралась в его спальню, и, видимо, зря.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Фиона напряглась, надеясь, что человек пройдет мимо, и напрасно. Даже не постучав в дверь, в спальню вошла служанка.
Трудно было сказать, кто больше удивился — сама Фиона или служанка, обнаружившая ее в кровати графа.
— Господи, что ты тут делаешь? — раздраженно спросила женщина, оглядывая полуголую Фиону.
Фиона лукаво улыбнулась. Она не собиралась объяснять прислуге, почему она оказалась в постели графа.
— Граф еще не вернулся?
Служанка уперлась руками в бока. Она буквально кипела от негодования.
— С какой стати я должна тебе что-то объяснять?
Раннее утро было не самым удобным временем для выяснения отношений, тем более для препирательств. Фиона, не говоря больше ни слова, спрыгнула с постели и проскользнула в свою собственную маленькую спальню, примыкавшую к покоям графа. Там ее уже поджидала Алиса.
— Сегодня на рассвете в замок вернулось несколько раненых воинов, — быстро зашептала Алиса. — Я слышала, как два оруженосца говорили о ночном сражении.
— А как граф? Он не ранен?