- Не надо.
- Что, не надо? - от неожиданности он даже не сразу понял.
- Раздеваться не надо. И дай мне пожалуйста мою одежду.
- Опять, да? - он очевидно начал выходить из себя, - Ну сколько все это может продолжаться? Вот что, ничего ты не получишь, пока не согласишься, - сказал он, сгреб всю мою одежду, засунул ее в шкаф, а шкаф запер на ключ.
- А если я не соглашусь?
- Пойдешь домой такая, какая есть.
- Но ведь я же замерзну! Ладно бы летом, но сейчас! Неужели тебе меня не жалко? - спросила я.
- Нет, - ответил он.
- Совсем-совсем не жалко? - переспросила я притворно жалобным голосом. Эта игра почему-то начала меня забавлять.
- Совсем, - подтвердил он.
- Ну что ж, ничего не поделаешь, - сказала я тяжело вздохнув, - Придется идти голышом, - я встала и пошла в прихожую, он двинулся за мной. Там я сняла с вешалки свое пальто, он у меня его отобрал, заодно отобрал также шапку и сапоги.
- Оставь хоть сапоги, ирод, ведь снег на улице! - взмолилась я. Он подумал и сапоги вернул. Он, как видно, тоже включился в эту странную игру, и игра эта доставляла ему удовольствие, едва ли не большее, чем мог дать сам половой акт. Он смотрел, как я одеваю сапоги, и я невольно видела себя его глазами: голая и в сапогах на высоком каблуке я, действительно, выглядела очень эффектно. Я встала и медленно прошлась по коридору.
- Открой дверь, - сказала я. Он открыл дверь, и я вышла на лестничную площадку. - Ну что ж, прощай, мы наверное больше с тобой не увидимся!
- Наверное. - сказал он. Я сделала несколько шагов и обернулась, - он стоял в дверях и смотрел на меня.
- Кстати, а кто живет там? - спросила я, указав на дверь напротив.
- Многодетная семья - муж с женой и четверо детей. Я думаю, что они уже спят.
- Нет, это не подойдет. А там? - спросила, я показав на дверь рядом.
- Какой-то кооператор, точно не знаю.
- О, это уже интересней! А сколько ему лет?
- Понятия не имею. Лет тридцать пять, а может и сорок.
- Староват конечно, но ничего, сойдет.
- Ну и что ты собираешься делать? - спросил он наконец.
- Попрошусь погреться, не замерзать же мне, в самом деле, во цвете лет!
- А, - сказал он, - Ну давай!
Я решительно подошла к двери и нажала кнопку звонка, и в этот момент Славик взял и захлопнул свою дверь. И только тут я поняла, в каком идиотском положении я оказалась: одна, голая, на чужой лестничной площадке. За дверью послышались шаги, и я опрометью бросилась вниз по лестнице. Остановилась я только этажом ниже. Мне было слышно, как наверху щелкнул замок, открылась дверь, кто-то вышел, потоптался, выругался в пол-голоса, и дверь снова захлопнулась. Стало тихо. Но тут заработал лифт. Мысленно я просчитала: в доме девять этажей, значит вероятность того, что лифт остановится на моем этаже 1/9, точнее 1/8, первый этаж исключается. Но несмотря на низкую вероятность сработал закон бутерброда - и лифт остановился именно на моем этаже. Из него вышел парень, как мне показалось, изрядно навеселе и с бутылкой шампанского в руке. В первый момент увидев меня он настолько обалдел, что не мог ничего сказать, только открыл рот и так и остался с открытым ртом и выпученными глазами. Я стояла перед ним и не знала что мне делать с руками: прикрываться глупо, так стоять - еще глупее.
Тут парень наконец пришел в себя и начал галантно приглашать меня в гости на бутылку шампанского, я стала отказываться, но он не унимался, взял меня за руку, я испугалась, вырвалась и бросилась бежать, он за мной. Но все-таки он очевидно был слишком навеселе и поэтому отстал. Я подбежала к двери квартиры Славика и принялась колотить в нее руками и ногами что было сил, мне казалось, что этот парень сейчас схватит меня и утащит к себе.
Наконец деверь открылась, я буквально упала на Славика, он подхватил меня на руки и отнес на кровать. Меня трясло, и от холода, и от пережитых приключений. Он лег со мной и стал согревать меня своим телом, и я, можно сказать, почти не заметила как стала женщиной.
Потом он пошел в ванную, а я уснула. Проснулась я от того, что мне показалось, что его слишком долго нет. Я встала и, ступив на пол, чуть не вскрикнула - весь пол был залит теплой, почти горячей водой. Я бросилась к ванной и принялась стучать в дверь:
- Эй, Славка, ты что, уснул? - крикнула я. Никто не ответил, тогда я дернула дверь, дверь открылась и я увидела его. Из крана сильной струей хлестала вода, а он плавал в ванне, но плавал как-то странно, словно старая сильно намокшая кукла, причем его рот был немного ниже уровня воды.
Я выключила воду и стала вытаскивать его, он оказался невероятно тяжелым, но мне все-таки удалось вытащить его. Я уложила его на пол и стала делать все, что могла вспомнить из правил оказания первой помощи. Потом я бросилась звонить в скорую помощь, потом опять к нему, потом вызвала милицию, и снова стала делать искусственное дыхание, но все бесполезно. Приехавшая бригада скорой помощи тоже не смогла ничего сделать, очевидно было слишком поздно.
Что касается милиции, то они сразу обвинили меня в том, что я, желая ограбить покойного, подсыпала ему в шампанское снотворное, а когда увидела что дело принимает дурной оборот, испугалась и стала звонить в скорую помощь и милицию. На них произвело впечатление то, что когда они пришли, я носилась по квартире совершенно голая и не могла им толком объяснить, где же моя одежда: от волнения я забыла куда Славик ее засунул. Очевидно они приняли меня за очень опытную профессионалку. И хотя экспертиза не нашла в крови Славика снотворного, меня еще долго таскали на всякие очные ставки и следственные эксперименты.
Но если говорить честно, то и в самом деле все это выглядело уж очень странно: не настолько Славик был пьян, чтобы хлебать воду, и при этом не проснуться, ведь мы выпили с ним всего одну бутылку шампанского на двоих. Правда мы не спали всю ночь, но все равно...
* * *
Она замолчала. Сергей тоже молчал, глядя в черноту перед собой. "Нагородить столько душещипательной чепухи, и все только ради того, чтобы не переспать со мной?" - думал Сергей. - "Невероятно!"
- Ну, что ты молчишь? Скажи что нибудь! - попросила она.
- А что говорить? Все ясно! Единственное что меня утешает, это то, что здесь нет ванной.
- Вот видишь, я же говорила что ты мне не поверишь! - сказала она грустно.
- Извини, это была действительно глупая шутка!
- Знаешь что, Сергей, - сказала она, помолчав некоторое время, - обещай мне пожалуйста одну вещь.
- Попробую, если только ты мне скажешь какую.
- Пообещай не делать этого со мной, если даже тебе представится такая возможность, например, когда я усну.
- Об этом ты могла бы и не говорить.
- И даже, если я сама буду тебя просить об этом, все равно, не делай этого!
- Ну, это уж я не знаю, как можно такое обещать.
- Ты просто не хочешь понять, насколько все серьезно. Я пожалуй расскажу тебе еще один случай, который произошел со мной некоторое время спустя.
- Ты словно Шахерезада, рассказываешь мне сказки одну за другой.
- Только Шахерезада рассказывала свои сказки, чтобы ей не отрубили голову, а я, чтобы меня не трахали, ты это хотел сказать?
* * *
После того случая со Славиком я очень долго ни с кем не встречалась, я прямо-таки шарахалась ото всех мужиков. Стоило кому-нибудь из них заговорить со мной, как у меня перед глазами вставало его же лицо, но только мертвое. Уже тогда я была совершенно убеждена, что причиной смерти Славика явилась связь со мной.
А между тем природа брала свое: я сделалась несносной, раздражительной, по ночам меня мучила бессонница, а когда я засыпала мне снились странные, непонятные мне тогда сны, полные загадочных, непередаваемых словами образов, хотя и приятные, они оставляли после себя ощущение недосказанности и какой-то неудовлетворенности.
Но и днем мое тело не оставляло меня в покое. Возбуждение всегда приходило неожиданно и, как казалось, без какой-либо внешней причины. Если это случалось дома, и я была одна, я включала на полную громкость музыку, раздевалась до гола и принималась носиться по комнате в совершенно бешенном танце. В такие моменты мое сознание почти полностью отключалось, и мной управляли лишь инстинкты. Это продолжалось пока я не падала в полном изнеможении на пол.
Если это случалось вне дома, или я была не одна, то я старалась отвлечься, переключиться на что-либо другое, иногда это удавалось. Через некоторое время я заметила, что не все мужчины вызывают во мне одинаковую реакцию: я шарахалась только от тех, кто обращал на меня хоть какое-то внимание, те же, кому я была совершенно безразлична, мне были, пожалуй, даже приятны. Мне казалось, что для них я не представляю никакой угрозы. Таких было мало, но они все-таки были.
Однажды, моя новая подруга Вероника пригласила меня в компанию, не помню сейчас чего уж мы там праздновали, кажется, успешную сдачу экзаменов. Компания была для меня совершенно незнакомая, если не считать Веронику, то всех их я видела вообще в первый раз. Вначале, как всегда, все пили, смеялись, включили музыку, танцевали. Потом кончилась выпивка, Вероника со своим другом отправились за водкой, и только когда она ушла, я заметила, что все девчонки тоже уже ушли, и я осталась одна с ребятами. Парней было трое: Валера, хозяин квартиры со слащавой улыбкой, довольно противный, и еще двое других, про которых, кроме того что они были высокого роста, тоже нельзя было сказать ничего хорошего. Мне стало как-то неуютно, и я хотела тут же уйти, но меня уговорили остаться, хотя бы ненадолго, тем более что Вероника со своим другом должна была скоро вернуться.
Однажды, моя новая подруга Вероника пригласила меня в компанию, не помню сейчас чего уж мы там праздновали, кажется, успешную сдачу экзаменов. Компания была для меня совершенно незнакомая, если не считать Веронику, то всех их я видела вообще в первый раз. Вначале, как всегда, все пили, смеялись, включили музыку, танцевали. Потом кончилась выпивка, Вероника со своим другом отправились за водкой, и только когда она ушла, я заметила, что все девчонки тоже уже ушли, и я осталась одна с ребятами. Парней было трое: Валера, хозяин квартиры со слащавой улыбкой, довольно противный, и еще двое других, про которых, кроме того что они были высокого роста, тоже нельзя было сказать ничего хорошего. Мне стало как-то неуютно, и я хотела тут же уйти, но меня уговорили остаться, хотя бы ненадолго, тем более что Вероника со своим другом должна была скоро вернуться.
Парни по очереди приглашали меня танцевать, причем я старалась делать вид, что не замечаю как они прижимаются и бродят по моему телу руками. Они были сильно под газом, и я боялась, что мое возмущение спровоцирует их на более активные действия. Я ждала, что Вероника вот-вот вернется, а ее все не было и не было. Но ребята поняли мою сдержанность по своему, и стали вести себя еще более нахально. Я уже по одному разу протанцевала с каждым из них, и они пустили меня по второму кругу, когда Валере, как видно, надоело щупать меня через платье. Лето было очень жаркое, и на мне было отрытое платье с завязочками на плечах.
- Слушай, зачем тебе эти бантики на плечах? - спросил Валера и потянул за шнурочек. Узел развязался, я едва успела поймать бретельки и стала их опять завязывать, но в этот момент он развязал бантик на другом плече.
- Ну что ты делаешь? Не надо! Сейчас ведь Вероника придет! - сказала я стараясь поймать и другие бретельки.
В ответ он только засмеялся, и вслед за ним мерзко захихикали его дружки. Он поймал мои руки, зажал их одной рукой у меня за спиной, платье, освободившись от бретелек, съехало до пояса, тогда Валера спокойно развязал пояс, и платье само упало на пол. Тут же кто-то подхватил его и куда-то запрятал. Я оказалась перед ними почти совсем голая, в одних крошечных трусиках-бикини, которые совершенно ничего не прикрывали.
После этого Валера захотел танцевать дальше, и я, как дура, согласилась, я думала, что для меня сейчас самое главное выиграть время - с минуты на минуту должна придти Вероника, и тогда все кончится.
Во время танца он продолжал обследовать мое тело руками, особенно не давали ему покоя мои трусики, он старался их спустить, а я их все время подтягивала. Эта игра продолжалась до тех пор, пока трусики вдруг, неожиданно сами не упали на пол он очевидно чем-то подрезал резинку на которой они держались. Теперь я осталась совсем голая, но танец тем не менее продолжался. Валеру сменил другой парень, его сменил следующий, за это время можно было закупить целую цистерну водки, а Вероника все не шла.
Наконец, танцы им надоели и Валера сказал:
- Ложись на диван, мы будем тебе делать массаж!
- Эротический! - добавил кто-то, и они заржали как кони.
- Вы что, ребята? Не надо, пожалуйста не надо, - стала я их уговаривать, - Сейчас Вероника должна вернуться. Они опять засмеялись.
- Так вот ты кого оказывается ждешь,- сказал Валера, - свою подружку. Я думаю, что она не скоро теперь вернется. Она поехала к Витьку домой, трахаться, а это надолго.
- Но ведь они же сказали, что поехали за водкой! - сказала я, чувствуя что у меня из рук ускользает последняя соломинка. Мои слова вызвали новый приступ хохота.
- Ну, это всего-навсего предлог! - сказал Валера, вдоволь насмеявшись, - А водки у нас хоть залейся! Гена, покажи даме наши запасы.
Гена вытащил откуда-то из под дивана две нераспечатанные бутылки и поднял вверх.
И тут я наконец поняла, что все это было подстроено и распланировано заранее, так что ждать спасения мне неоткуда.
- Все равно не надо! Ведь это вам же хуже будет, как вы не понимаете? - я еще не потеряла надежды их остановить, - Ведь за все за это вам придется расплачиваться, неужели не понятно?
- Расплачиваться? Чем, доллары, марки, фунты стерлинги? спросил Валера с издевкой.
- Жизнью, болван!
- Ты что, угрожаешь?
- Нет, я не угрожаю, я предупреждаю.
- Нет, ты угрожаешь! Смотри, я этого не люблю!
И тут вдруг я подумала, а чего ради я стараюсь спасти этих подонков? В них же нет ничего человеческого, почему я должна их жалеть, если сами они не жалеют никого? Пусть получат все, что заслужили! И я перестала сопротивляться, я делала все, что он от меня хотел: ложилась на спину, на живот, принимала любые позы, какие только могла изобрести его изощренная фантазия, и когда он кончил, то так обессилел, что пролежал на мне несколько минут. Потом встал, одел штаны, сел в кресло, которое стояло напротив дивана, и приготовился смотреть продолжение спектакля.
Либо он очень проголодался, либо просто решил объединить два удовольствия, не знаю, но только он взял со стола "сникерс" и принялся жадно его жевать, и тут же поперхнулся. Это очень рассмешило его друзей. Гена, который уже начал расстегивать брюки, бросил свое занятие, и просто покатывался со смеху, а Валера, между тем, уже начал всерьез задыхаться, очевидно слишком большой кусок "сникерса" попал в дыхательное горло, и к тому же на выдохе, и в легких не оказалось достаточно воздуха, чтобы вытолкнуть его обратно. Задыхаясь, он попытался сделать вдох, но от этого "сникерс" только глубже проник в трохею и окончательно перекрыл доступ кислорода.
Я словно загипнотизированная смотрела, как синеет от удушья его лицо, вылезают из орбит его обычно такие насмешливые, наглые глаза, и не двигалась с места, но не потому что ненавидела
его, или хотела отомстить, а просто потому, что знала: все это бесполезно.
Между тем друзья поняли, что дело принимает дурной оборот, и бросились ему на помощь. Но они понятия не имели, что в таких случаях нужно делать. Они только бестолково суетились поднимали его то за руки, то за ноги, пытались делать искусственное дыхание и даже непрямой массаж сердца, но он только дергался и продолжал синеть. Наконец он перестал дергаться и затих. Они еще не знали что это конец. Гена побежал на кухню вызывать по телефону скорую, а я нашла наконец свое платье, одела его и ушла, не дожидаясь финала, который и так мне был известен. Никто меня не удерживал...
* * *
Сергей хотел спросить у нее, спала ли она с кем-нибудь после этого, но не успел, за дверью послышался шум, лязгнул несколько раз замок, и на пороге появился тот самый рыжий.
- На выход, господа! - сказал он.
Глава четвертая
П А Х А Н
Павел Петрович Ханин, или Пахан, лежал на массажном столе, и две молоденькие массажистки делали ему "Гонконгский массаж". Девушки были полностью обнажены, как того требовали тысячелетние традиции Гонконгского массажа, но их гибкие упругие тела не возбуждали у Павла Петровича никакого интереса. С некоторых пор совсем другие предметы стали интересовать знаменитого Пахана, главаря Пресненской группировки.
Пахану только недавно исполнилось пятьдесят три года. Он был здоров, занимался спортом, играл в теннис, ежедневно проплывал по пять километров. У него ничего не болело, и все-таки он знал, что он скоро умрет. Если бы у него спросили, откуда он это знает, он не смог бы толком ответить, он просто чувствовал, что жизнь его подходит к концу, к самой своей последней черте, и что ничего с этим поделать уже нельзя. С самой своей юности, он привык не ценить слишком высоко жизнь, неважно, свою или чужую, он всегда рисковал, всегда ходил по самому краю, и очень часто его жизнь висела на волоске, но никогда у него не было такого чувства: скорой и неотвратимой смерти. От этого в груди становилось холодно и пусто, и не хотелось смотреть на голеньких девочек, таких молоденьких и полных жизни. Они были здесь, а он уже был там, в том странном и непонятном мире, где деньги, слава, власть, не значат ничего.
Надо сказать, что началось все это совсем недавно, всего несколько дней назад, после того как ему приснился довольно странный сон. Ему приснилась его первая жена, погибшая давно, еще 1993 году. Тогда они должны были ехать в гости и уже вышли из квартиры, но тут Пахан вспомнил, что забыл дома часы. Он отдал жене ключи от машины, а сам вернулся домой за часами, и в этот момент прозвучал взрыв. Взрывное устройство было подключено к зажиганию, и когда жена вставила ключ, сработал взрыватель. Взрыв был такой силы, что в близлежащих домах вылетели стекла, а саму машину разорвало на мелкие кусочки, останки жены вообще найти не удалось. Нашли только обгоревший кусок ее платья, да слегка оплавленный обрывок золотой цепочки. Все это сложили в урну и захоронили на Ваганьковском кладбище.
Во сне, который приснился Павлу Петровичу, все было по-другому: они с женой выходят из подъезда, он вспоминает, что забыл часы, хочет вернуться за ними и отдает жене ключи от машины, но та отказывается брать ключи и говорит, что сама сходит за часами. Ему ничего не остается как идти и заводить машину. И хотя он, во сне, не знает, что должно произойти, но ему почему-то очень не хочется этого делать. Но он все-таки подходит к машине, открывает дверь, садится и вставляет ключ в замок зажигания. И в этот момент он просыпается, весь в холодном поту от страха.