У меня вмиг полетели тормоза. Дело было в тихий час, я ворвалась в "вожатскую кают-компанию", где весь славный педагогический коллектив распивал чаи. И заорала...
Я в некоторых случаях умею так орать, что стекла выгибаются наружу. Конечно, меня бросились утешать. Конечно, Гертруда завопила, что я вру. Принялись было успокаивать и ее, и меня. Я поняла, что ничего тут не добьюсь. Ничегошеньки...
До станции было двадцать минут бега, если напрямую, через лес. Электрички ходили часто. Через час я уже оказалась в городе. И все еще булькая, как невыключенный чайник, с вокзала рванула в редакцию, где когда-то служил корреспондентом папа.
Сейчас там никто из его знакомых уже не работал, но меня встретили так, будто знали раньше. Без длинных расспросов. Сразу пустили к редактору (то ли к главному, то ли к его заму). Это оказался молодой длинный дядька с густыми усами. Немногословный. Выслушал, ни разу не перебив, только включил на столе крохотный диктофон ("Не возражаешь?" - Я не возражала).
У окна молча покачивался в плетеном кресле еще один журналист - тоже худой, но без усов и рыжий.
Когда я выговорилась и выкипела, редактор сказал:
- Боря, ты свяжись-ка с каналом "Горизонт", это для них...
- Угу... - согласился рыжий Боря. - Хотя зачем? У нас же есть камера, цифровая.
С ее кассеты можно сразу в эфир. Да и нам статья не помешает. А то охамели господа воспитатели...
- Тогда что? Поедешь сам?
- Угу... Еще Галину возьму на всякий случай.
- Ну, ни пуха... Кстати, завезите домой... Евгению Сергеевну Мезенцеву. Ей наверно, возвращаться в "Отраду" сейчас не резон.
У меня не было ключей от дома, я попросила отвезти меня к маме на работу. Боря и Галина (симпатичная, только слишком пахнущая помадой) охотно отвезли. По дороге порасспрашивали "о деталях".
С мамой, конечно, было объяснение. Сперва: "Как ты могла?! Что ты такое выдумала?! Ты меня доведешь до кардиологии!" Потом, разумеется, уже по-иному:
"Ну да... ну, по сути ты права. Только вот по форме... Всегда порешь горячку, вся в отца..." А папа, кстати, никогда не порол горячку, он был спокойный.
Другое дело, что не терпел подонков...
В лагерь я не вернулась. Весь следующий день проревела, потому что жаль было ребят. Но я понимала: если вернусь, хорошо, как прежде, уже не будет. Да и какой смысл? До конца смены оставалась неделя, все равно скоро пришлось бы прощаться.
Пусть уж запомнят меня такой вот... ("справедливой и гневной, как валькирия, пронесшаяся по небосклону", - подсказал Илья, когда я изложила ему всю историю).
3
Как с этим делом разбирались журналисты, я не знаю. Говорят, был какой-то репортаж пол телеканалу "Горизонт", но ни я и ни никто из домашних и знакомых его не видел, только бестолково пересказывали с чужих слов. Была и статья в газете "Городские голоса", но про нее я услышала с большим опозданием, от Люки.
"Евгения, у тебя есть газета, в которой напечатано про твой скандал в лагере?
Мне сказала Яна Юхина из нашего дома, она читала на той неделе..."
Я сказала, что слыхом не слыхивала про "напечатанный скандал". И "больно мне надо..." Но потом разобрало любопытство. Я выяснила в справочном номер Отдела молодежных проблем в "Городских голосах". Набралась нахальства и позвонила тому усатому дядьке, Андрею Петровичу Баландину (он как раз был редактором этого отдела, я уже знала). Сказала, что слышала, будто был материал, но я его прозевала и "нельзя ли раздобыть тот номер газеты, на память?"
Андрей Петрович откликнулся живо, словно обрадовался мне.
- А, Евгения Сергеевна Мезенцева!.. О чем разговор! Сейчас же скажу, чтобы нашли несколько экземпляров!
- Спасибо! Когда можно зайти?
- Когда хочешь!.. Впрочем, зачем тебе сюда мотаться? Я передам газеты с братом.
Он сегодня-завтра все равно появится.
- С каким братом?
- Разве их у тебя несколько? С Ильей, разумеется!
Оказалось, наш Илюшенька - свой человек в редакции. Он там уже целый год вел раздел "Тайны виртуальных пространств", готовил всякие конкурсы и заметки про компьютерные игры, про интернет и другие такие дела. И подписывался "И.Тюменцев"... Вечером он принес пять газет:
- Держи, героиня скандальной хроники...
- А почему ты раньше ничего не говорил?! - вцепилась я в него. - Ни про свою работу, ни про эту статью!
- Чего говорить-то? Не работа, а так... ради карманных денег, чтобы у мамы на сигареты не клянчить...
- Ты же не куришь!
- Я в переносном смысле... А статью я, честно говорю, прозевал. До того ли мне в эти дни?
В самом деле! Сперва экзамены на аттестат, потом выпускной вечер, сдача документов в университет...
- А почему ты "Тюменцев"?
- Ну... - он малость смутился, что бывало не часто. - Папа же из Тюмени, значит и наши корни там. Надо было придумать какой-то псевдоним, вот и стукнуло в голову... А что такого?
- Да ничего...
Папа родился в Тюмени и провел там детство. И любил рассказывать про этот город.
Все мечтал, что когда-нибудь съездим туда вместе, к его школьным друзьям...
Я стала читать. Было почему-то неловко и тревожно... Впрочем, обо мне там оказалась лишь одна фраза: "Первой подняла шум Женя Мезенцева из второго отряда, с которой дружили и которой доверяли малыши..." Я вспомнила Стасика, Андрюшку, Анютку, Юрика и дальше читала уже сырыми глазами. Не столько злилась на гадючную Гертруду, сколько горевала о пацанятах... А Гертруде досталось в газете здорово!
И "отрадному" начальству тоже. Но чем для них все это кончится, из статьи было не понять. Уже потом, где-то через месяц, я услыхала, что Гертруду поперли из лагеря и работать вожатой в то лето нигде больше не разрешили. Зато осенью она сделалась каким-то чином в "Городской комиссии по делам детей и молодежи". Вот так-то... Но это я, конечно, узнала уже совсем в другое время.
...Ну так что? Может, я и правда сделаюсь "работником педагогической сферы"?
Учительницей или членом какой-нибудь комиссии, чтобы не давать жизни всяким Гертрудам?
Нет, лучше археологом, как мечтала в третьем классе. Кто-то же должен раскопать до конца тайны египетских и мексиканских пирамид, а то роют, роют, а загадок только прибавляется...
Или журналистом? Чтобы вот так, по первому сигналу - камеру в руки и на место происшествия! Как рыжий Боря из "Городских голосов"...
Так я лежала и размышляла. А Илья в соседней комнате то шелестел бумагами (как министр!) то срывался и бежал в коридор, чтобы оттуда позвонить кому-то (думал, что из коридора мне меньше слышно, чем из комнаты). Наивное дитя!.. Я наконец так ему и сказала.
Он заглянул ко мне.
- А ты чего возлежишь, как персидская княжна? Да еще язвишь...
В ответ я спросила, что такое "Байливик".
Илья, если чего-то не знал, не спешил признаваться.
- Тебе зачем?
Я показала ему монеты. Вчера-то он их не видел!
Илюха заинтересовался. Повертел, поразглядывал и предложил:
- Ты перепиши с них все данные на бумажку и дай мне. Я сегодня вечером пошарю в интернете, там про эту нумизматику обязательно что-нибудь найдется.
Все-таки неплохой у меня братец, хотя порой и строит из себя ученого.
Я взялась за переписку. Илья тем временем наконец дозвонился, кому хотел.
Посветлел лицом.
- Ужель та самая Татьяна?
- Евгения! Давно уши не драли?
- Ха! Ха! Ха! Кто вчера носом кровать копал?
- Мучача эскарнеседора...
- Это что?
- Это "милая девочка"... Пиши бумагу. Чтобы через час была готова. Я приду и заберу... если будешь хорошо себя вести.
Он умчался куда-то. Я закончила список и в этот момент появилась Люка.
Люка - всегда источник новостей. Чаще всего про себя, но и про окружающий мир тоже. На этот раз она сообщила, что - "Вот ужас!" - у нас в школе будет новый географ.
- А почему ужас?
- Потому что в наши дни все меняется только к худшему.
Я вспомнила нашу Варвару Ефимовну и сказала, что хуже, вроде бы, некуда.
- Как знать!.. А наш Костячок-толстячок уходит из "Утят" в ДК аэропорта. Вместо него будет Василиса Прекрасная, его заместительница. Хоть и прекрасная, а я не хочу, я перейду в драматический коллектив, их режиссер Петруша Вронцев, говорит, что у меня есть данные...
- Ты, Лючка, удивительно разносторонняя личность, - сказала я почти всерьез.
Она это "почти" проигнорировала, подтвердила:
- Я такая...
- Слушай, "такая", если правда перейдешь к артистам, уговори вашего Петрушу поставить спектакль "Гнев отца"! Я сочиню сценарий! - Это меня осенила внезапная "гениальная идея".
Люке гриновский рассказ был известен. К тому же она не была скептиком и мои идеи всегда поддерживала.
- А что! Блестящая мысль!.. Только... - Она вдруг пригорюнилась.
- Что "только"? Дефицит актерских дарований?
- Не в том дело. Этот Полномочный представитель центра... Чиновники-то не унимаются, грозят выселить. Если такое дело случится, какие там спектакли...
- Вы же хотели пикеты устроить!
- Ну, устроим... Они где и кому помогали, эти пикеты? Мама несколько раз ходила на демонстрацию с плакатом, чтобы выдали зарплату за май и отпускные. И что?
- Вы же хотели пикеты устроить!
- Ну, устроим... Они где и кому помогали, эти пикеты? Мама несколько раз ходила на демонстрацию с плакатом, чтобы выдали зарплату за май и отпускные. И что?
Люкина мама преподавала черчение в Техническом колледже.
- Впрочем, пикет будет, в субботу. Пойдешь?
- Само собой...
Пришел Илья. Включился в наш разговор, тоже обругал чиновников, которые "мало того, что не производят материальные ценности и кормятся за счет трудового населения, так еще делают людям пакости".
Я не выдержала, подцепила его:
- А философы производят материальные ценности?
- Естественно! Они производят научные труды, которые позволяют объяснять проблемы глобального масштаба и не скатиться к хаосу...
- Разве мы к нему не катимся?
- Но без философов катились бы не в пример быстрее... Впрочем, теперь это не имеет значения. Кажется, скоро все кончится...
Это он довольно дурашливо сказал, но у меня почему-то холодок по позвоночнику.
- Что... кончится?
- Все, - с сумрачным удовольствием повторил братец. И объяснил, что к Земле движется астероид диаметром в двенадцать километров. Когда он "хряпнется о нашу старушку планету, надобность во всякой философии отпадет сама собой".
Я с облегчением махнула рукой. Столько уже было разговоров про всякие кометы и астероиды, которые должны были поставить точку в человеческой истории. Все просвистели мимо.
Илья, однако, сказал, что на этот раз американские ученые сделали точнейшие расчеты и вероятность попадания очень даже немалая. Даже дату называют: девятнадцатое февраля.
- Одно утешение, что случится это через двадцать лет. Так что есть время привести дела в порядок...
- За двадцать лет орбита может сто раз измениться, - утешила я себя и остальных.
А Люка высказалась мудрее. Сперва она, конечно, сказала "какой ужас", а потом:
- Может, астероид заставит людей перестать изничтожать друг друга. Придется объединить усилия, чтобы раздолбать его до подлета. Как в фильме "Армагеддон".
Там ведь как раз про это.
Илья буркнул что-то вроде "хотелось бы верить" и спросил:
- Составила свой эскадренный перечень?
Я отдала ему бумагу.
Пришла на обед мама. Она не каждый день приходила на обед, но сегодня появилась, причем раньше обычного. И была явно расстроена чем-то. Илья тоже заметил:
- Мам, что? Неприятности?
- Не без того...
Я решила, что у мамы опять на работе какая-то путаница с бумагами, и легкомысленно решила утешить ее:
- Мама, плюнь. Все это чепуха на фоне летящего к нам астероида.
Мама сказала, что про астероид она слышала, но эта проблема ее не тревожит.
Гораздо ближе другой "астероид"...
Тут я, Илюха и даже Люка сделались серьезными. Илья сказал вполголоса:
- Со здоровьем что-то?
- С квартирой... Сегодня утром позвонили, преподнесли сюрпризец...
Оказалось, нам грозит беда, о которой до этого дня и подумать было невозможно.
Квартира-то была ведомственная, Областного управления МВД. Папа получил ее, когда был еще лейтенантом и только женился на маме. Мы всегда считали, что это наш собственный дом. И вдруг оказалось, что в хозяйственном милицейском ведомстве какие-то реформы, планы ремонтов, передач жилья в другие руки и всякая такая галиматья. Видимо, все для того, чтобы избавиться от жильцов, которые теперь к МВД не имеют отношения. Переселяйтесь, голубчики и верните жилплощадь настоящим хозяевам!
- Конечно, на улицу не выгонят, говорят, что предоставят комнату в общежитии.
Одну комнату на трех человек! Представляете себе?
Мы не представляли. Дело даже не в размере жилплощади, а вообще: как это покинуть дом, в котором родились?
Люка деликатно сказала, что ей пора домой. А мы продолжали обсуждать свалившуюся на наши головы беду.
- Мама, но есть же суд в конце концов, - сказал Илья. Не очень, правда, уверенно.
- Есть... - вздохнула мама. - Я уже звонила знакомому адвокату.
- И что?
- Обещал "проанализировать ситуацию". Вечером позвонит... Сказал, что все равно "так скоро не выселят, это длинная волокита"... Ну, давайте обедать.
Сперва известие о грядущих неприятностях бьет как дубинкой по голове. Но потом человек поморгает, помотает головой, очухается немного и начинает думать:
"Может, все еще не совсем плохо? Вдруг пронесет беду?" Так и мы. Съели щи, макароны с яичницей, выпили компот и решили, что надежду терять не следует. В конце концов и адвокат знакомый есть, и всякие справедливые законы в кодексах, наверно, отыщутся, а, может и милицейские завхозы передумают (хотя бы из-за своей лени)... В конце концов, не завтра же нас начнут выгонять отсюда!
Илья ушел к Толику Гаевскому (к нему ли одному?).
Мама чмокнула меня в щеку ("Ты как себя чувствуешь?.. Ну и молодец").
Я поскучала, подумала, не пойти ли в библиотеку, но решила перенести это дело назавтра. Поразглядывала опять монетки, подождала: не появится ли Лоська? Он не появлялся. Я прилегла опять... и уснула.
Мне приснилось, что нас все же решили выселить, но вместо квартиры отдают Арамеевский дворец.
- Чем ты, Илья опять недоволен? - спрашивает брата подполковник Будимов. - Вам пошли навстречу, такие апартаменты!..
- А где будет жить генерал? - ехидно интересуется Илья.
- Он здесь не хочет. Его секретные службы сообщили, что астероид упадет именно на этот город. Так что дворец в полном вашем распоряжении...
- Покорнейше благодарим, господин п'полковник! - гаркает Илья голосом старинного фельдфебеля...
Потом Илья, мама и я с чемоданами бредем по рыхлому вспаханному полю к далекому лесу. Там на опушке мы должны вырыть землянку, чтобы жить в ней всю оставшуюся жизнь. Я несу на ладони Лоськин глобус, он светится, и мне кажется, что теперь это моя единственная отрада... А монетки с кораблями? Я же их оставила в доме! Я поворачиваюсь и бегу назад под Илюхины и мамины крики, ноги вязнут в жирной черной земле... и дальше начинается какая-то белиберда, которую невозможно вспомнить...
4
Я проснулась, когда вернулся Илья. Уже под вечер. А мамы еще не было.
- Возьми, засоня... - Он протянул мне листы с отпечатанным текстом. Здесь и про остров, и про монеты.
- Спасибо... У-у, а почему по-английски?
- Русского текста не нашел, скажи спасибо и за это. Переведешь, это полезно перед уроками в любимой школе.
- Изверг...
Мне лень было тянуться за словарем. А без него много ли поймешь? Но все-таки...
Можно было разобрать, в каком году какое судно построено, в честь кого названо, где закончило свою историю (то потонуло, то сгорело, то разбилось; корабли, они как люди - не всегда кончают жизнь от старости). И какое водоизмещение, и какими рейсами ходило...
Я наполовину перевела, наполовину догадалась, что слова "Caesarea insula" на ребре у монет означают "Императорский остров" и что его так назвал римский император Антоний в трехсотом году нашей эры.
И про остров Джерси кое-что перевела. Оказывается, в девятнадцатом веке этот кусочек суши, расположенный в двадцати километрах от берега Франции (но сам - английский!) "переживал экономический бум". Расцветала торговля, строились корабли. И вот на память о том времени шесть знаменитых парусников оказались на монетах. Кстати, в этой серии была отчеканена еще одна монета, но, видимо, у дяди-Костиного приятеля ее не оказалось. Ну и ладно! Как я поняла, на той денежке был не корабль, а старинный королевский щит с гербом. Это для меня не так уж важно. Вот если бы не хватало какого-то судна (скажем, баркентины!), была бы досада... Конечно, потом я сделаю подробный перевод (или заставлю Илюху), а пока хватит и этого.
Пришла мама. Более бодрая, чем днем. Рассказала, что снова беседовала с адвокатом. Тот ей объяснил, что без суда выселить не посмеют, а суд - дело долгое. К тому же он, этот суд, наверняка встанет на нашу сторону. Тем более, что мы - семья погибшего офицера милиции. Ну да, отец погиб, когда из милиции уже уволился, но это ведь не отменяет его заслуг перед МВД!
- К тому же, Виктор Викторович обещал помочь, - сказала мама и нерешительно глянула на Илью.
- Ага, жди... - буркнул брат. Но больше спорить не стал.
В общем, известия были успокоительные, и мы почти перестали тревожиться. По крайней мете, в тот вечер. Я взяла стеклянный глобус и стала разглядывать сквозь него "полный трехмачтовый корабль" (то есть фрегат) "Перси Дуглас", названный так по имени генерал-майора сэра Перси Дугласа - то ли одного из губернаторов острова, то ли губернаторского помощника... Смотрела, смотрела, и "корабельное желание" снова зазвенело, как струнки тонкого натянутого такелажа. Вот бы мне модель такого корабля!.. Нет, в кружок я, наверно, записываться не буду, в седьмом классе и без того хватит хлопот. Но, может быть, наберусь терпения-умения и построю модель сама. Надо только изучить тонкости устройства парусника. А для этого - конечно же! - необходима книга "Фрегат "Виола"!