Снаружи дул сырой ветер, качались висячие темные ветви бобовника, свинцовая серость сгустилась в сплошной мрак, а тут печь греет – сиди под хмельком и рассеянно слушай, как Ланге вещает о кобольдах, троллях и карликах.
Вот же досталась человеку синекура. Должно быть, заслужил – шеврон на его правом рукаве ясно обозначал ветерана СС.
– Поразительная чушь, – доверительно шептал начальник айнзацкоманды соседу, командиру мотоциклетной роты. – Лет десять назад, в гитлерюгенде, я бы дрожал от интереса, а теперь в сон клонит. Для старых вояк это уже скукотища.
– А мне ничего, нравится. Ему бы еще очки и близнеца в пару, были бы братья Гримм.
– Какая скотская погода…
– Не ворчи, камрад. Представь, как сейчас на Восточном фронте, и тебе сразу покажется, что у нас июнь, а мы в отпуске.
Одно это упоминание заставляло кисло морщиться. После Сталинграда все как-то расклеилось, группы армий «Центр» и «Юг» быстро пятились, в Африке полный облом… Безотрадная картина, а тут еще заунывный ветер… и Ланге с его лекцией про гномов! Чистая геология. Очень познавательно. И весьма полезно для борьбы с партизанами.
– Он получает дрова на двоих, – бурчал командир карателей, – и лишнюю порцию для арестанта – из офицерской столовой!.. Эдак я выну кого-нибудь из петли, поселю к себе и потребую двойной паек. Как думаешь, дадут?
Местного захудалого дворянина, владевшего домишком на холме с руинами, Ланге притащил вскоре после высадки на острова. Зачислил переводчиком. Все бы ничего, но немолодого мужчину, как тени, всюду сопровождали два фельдполицая с оружием. Попытки выяснить, что за квартирант у Сказочника, кончались почти ничем – «Книжник», «Местный грамотей», «Краевед».
– …итак, в заключение я должен повторить самые важные положения моей сегодняшней лекции. Геопатогенные линии и зоны, открытые бароном Густавом фон Полем, четко соотносятся с присутствием духов земли. Предварительная разведка этих зон может дать нам преимущество в борьбе с врагом, а также поможет избежать многих зол. Есть вопросы?
– Да, – поднялся начальник айнзацкоманды. – Как ваша наука может помочь моему отряду? Выбрать лощину для расстрела или дерево для виселицы?
– Прежде всего – место для базирования.
– Ну, с таким выбором я сам управлюсь. А вот за этот домик не поручился бы. Мы в нем регулярно собираемся. Здешние могут заложить мину. Конечно, потом они будут расстреляны – сто за одного, – но это мало утешит нас на том свете.
Сказочник улыбнулся, ответив с большим самомнением:
– Будьте уверены, здесь с нами ничего не случится.
– Где гарантия?
– Табельное оружие при вас? Стреляйте в меня. В грудь или в голову.
– Плохая шутка, герр гауптштурмфюрер.
– Я не шучу. – Ланге расстегнул кобуру «парабеллума», достал пистолет, при всеобщем недоуменном молчании повернул предохранитель и спокойно прицелился в собеседника. Раздался щелчок.
– Вот видите, осечка.
– Патронник пуст, – вырвалось у командира мотоциклистов.
– Посмотрим. – Сказочник оттянул шарнир кверху и на себя; патрон вылетел наружу. – То же самое будет с взрывателем мины. По крайней мере до тех пор, пока дом хранят духи.
– Но почему… – мрачно начал каратель.
– Это общинный дом, ему лет двести. Такие дома строят на благоприятных местах – для мира, для согласия. А в плохом доме даже палка бы выстрелила.
– В таком случае… – мысли начали роиться в черепе начальника айнзацкоманды, невольно вырываясь словами, – если этих духов выкурить… или построить дом в неподходящем месте…
– Совершенно верно, – кивнул Ланге, убирая пистолет. – Болезни, насилие, самоубийства – вот что будет в доме. Это сплошь и рядом происходит в городах. Геомантика забыта, мы пожинаем плоды своего невежества. Кстати, допрашивая пленных с пристрастием или производя ликвидацию, вы изгоняете благих духов и призываете… в общем, создаете геопатогенную зону. Об этом – в следующей лекции. Вас я попрошу остаться, есть важный разговор.
Собрание в певческой комнате загудело, забормотало, застучало ножками стульев, вставая; тут окна озарил движущийся желтый свет фар.
– Опоздавшим – кости! Кто-то пропустил самое занятное…
– Вот бы не подумал, что какие-то линии, зоны… духи! Гром и молния, да неужели в самом деле…
Вошел, громко и как-то раздраженно стуча ногами, лейтенант Шнайдер – его пара гидросамолетов-разведчиков «арадо» базировалось невдалеке. Почему-то один. Хмурый, как этот декабрьский вечер. Обветренное костистое лицо его было словно судорогой сведено. Почуяв недоброе, офицеры все как-то разом подались к нему.
– Плохие новости, камрады, – отрывисто говорил он. – Англичане с канонерок высадились на Стрич. Похоже, горные бандиты их поддерживали. А с воздуха – «спитфайры» и «тайфуны». Просто карусель!.. Они нам даже близко не давали подойти.
Смятение и злоба сильнее сплотили немцев. Шнайдера окружили со всех сторон.
– Как? Почему нас не оповестили?
– Когда это случилось?
– Час назад, едва ли больше. Мы возвращались с патрулирования. Тут радио со Стрича – их бомбят штурмовики. Пока связались с эскадрильей, подошли – уже атака с суши и морской десант. Наши подтягивались со всех баз. Думали – соберемся в кулак, прикроем гарнизон… тут моей паре в хвост биплан пристроился. Словно черт из коробочки! Ведомого срубил, как топором. Я – вверх, на разворот, смотрю, а его уже нет. Итальянская рухлядь – и вдруг такая прыть!.. Искать, куда он пропал, было некогда. Короче, расстрелял весь боезапас, получил с десяток пробоин, еле-еле дотянул. Слышал, троих из эскадрильи подбили.
Разбегались в спешке – долго сетовать не время. Один Ланге никуда не торопился. Кроме командира айнзацкоманды, он попросил остаться взвинченного, разгоряченного Шнайдера.
– Полагаю, самое время применить на практике то, что я вам внушаю с сентября.
– Что именно, герр гауптштурмфюрер? – окрысился Шнайдер, нервно рыская по певческой комнате и порой пиная стулья. – Поискать с лозой моего ведомого и его стрелка? Там, знаете ли, глубоко!
– Держите себя в руках, лейтенант. Здесь кое-кто, – мельком взглянул Ланге на карателя, – уже успел убедиться, что геомантика – не пустой звук. Если будете следовать моим советам, сможете отомстить… и удостоиться награды.
– Лучшая награда – тот «южный», разбитый в лепешку и сгоревший.
– Призрак, или Авет, как его здесь называют.
– Что за тип?.. Из партизанских ВВС? – спросил Шнайдер с враждебной гримасой.
– Можно сказать и так… Самый надежный способ – застигнуть его на стоянке.
Пилот люфтваффе задумчиво сощурился:
– Если в бухте, это реально. Но он стартовал не с моря. Волнение четыре балла, при такой волне Ro.44 просто зароется в воду. Два балла – предел для него. Значит… с какого-то озера. Я не замечал на Кадоре озер, достаточно больших для разгона. Выходит, его база на материке?
– Нет. Он здесь. Идемте покажу, где конкретно.
Втроем офицеры склонились над развернутой картой.
– Район Водина занимает примерно пятую часть острова. Здесь два десятка водоемов.
– Слишком малы, – категорически заявил пилот, сверившись с масштабной линейкой. – И крутизна склонов велика.
– Тем не менее, он поднимается оттуда. Вам, когда самолет починят, следует выяснить…
– Если я увижу биплан на озере, он больше не взлетит.
– …следует выяснить, – терпеливо повторил Ланге как педагог, – которое из озер не видно с воздуха. Десять пролетов, двадцать, сорок – сколько потребуется. Продолжайте поиск до тех пор, когда сможете точно указать место. С вашим начальством я договорюсь.
– И тогда, – заулыбался каратель, – в дело вступят мои ребята, верно? Туда путь короткий, а по камням лазить мы умеем. Научились в Сербии.
– Верно. Но лазить не придется. Ваша задача – дождаться приказа и выполнить его тотчас. Что и как делать – до поры буду знать только я.
– Понятно – секретность.
– Хуже, камрад. Полное молчание. Если огласить план, он провалится. Вокруг нас слишком много сил, которые ловят каждый звук. Одно лишнее слово – и кто-то заранее оповещен.
Начальник айнзацкоманды невольно опустил глаза.
– Они зовут меня на Стрич, – открылся Григор Дайре.
Об этом она ведала и без его признаний. Подобно запаху, произнесенные слова впитывались в одежду, в волосы, в саму плоть человека. Будто цветочную пыльцу или соленое дыхание Ядрана, ветер нес тысячи шепотов через хребты Водины, они оседали на берегах озера незримым, невесомым пухом, касались ее кожи – и Дайра слышала вкус, обоняла звук, читала их, эту книгу без букв и листов.
– А что ты? – спросила она, гладя голову Драшко. Сынок уже уверенно связывал слова людского языка в коротенькие фразы, а на языке вил даже пытался петь. Сейчас он угнездился между ними и сладко задремывал, не чуя тревожного напряжения между родителями.
– А что ты? – спросила она, гладя голову Драшко. Сынок уже уверенно связывал слова людского языка в коротенькие фразы, а на языке вил даже пытался петь. Сейчас он угнездился между ними и сладко задремывал, не чуя тревожного напряжения между родителями.
– Теперь Стрич и Гатея – свободная территория Мореи, там возрождают герцогскую армию… с помощью англичан. Хотят выбить немцев с Круна. Думаю, остров монахов нацисты не удержат – на материке война все ближе, там армия нужнее. Да! еще на Стриче база авиации Тито.
Когда над Ядраном появились самолеты союзников, от английских с американскими до советских и югославских, Призраку добавилось работы – выводить заблудившихся на верную дорогу.
– Гулан получил амфибию «Супермарин Уолрэс», – продолжал Григор, – не бог весть что, но он и этому рад. Теперь может поддержать своих, как мечтал, даже поохотиться за немцами на море. Мне тоже обещают новую машину, но… я туда не стремлюсь.
– Отчего же? – Она затаила свою радость.
– Им нужен престиж, знак, что у них тоже есть авиация. Они будут командовать мной, приказывать, а я отвык подчиняться. С тобой я находил верный путь, видел цель, которую сам выбрал. Понимаешь? Начал слышать, как дышат горы, как спит вода и растут цветы. Раньше я не любил Морею так близко… как тебя. А теперь мне снится, что люди – часть живой земли, одно с нею. Чужие – будто вбитые в тело железные гвозди, я хочу вырвать их, не разбирая, кто англичанин, кто немец. Но помнишь… тот вениц, дезертир, который стал сенком? Его не различить было среди казненных, словно они – родные братья.
– Помню. Земля приняла его.
– И я принял. Если перейду на Стрич, это чувство кончится для меня. Сделать так – все равно что дышать разучиться… Постой-ка! – Григор рывком приподнялся на ложе.
– Тише!.. Драшко разбудишь.
– Он крепко заснул. Слышишь? У тропы расцветает акация. Это первая в новом году! Я схожу, принесу тебе ветку.
– Беги и возвращайся скорее, – потянувшись, она поцеловала его.
В отделе оккультных наук Аненербе у Йорга были строгие учителя. Он пожелал большего – выпытать у графа делла Строцци то, что итальянец постиг лично, с болью, не по древним эзотерическим трактатам. Плененный граф позволил ему прикоснуться к тайнам, но стал учителем втрое более строгим, чем прежние.
«Хотите обрести знание? Я дам его лишь добровольно. Малейшее принуждение – и вы окажетесь в тенетах лжи, откуда нет выхода. Посмотрим, годитесь ли вы для того, чтобы вместить мой опыт. Терпите – вливать буду по каплям. Потом – после всего, – решите сами, оставить это при себе или делиться с ведомством Гиммлера».
Так они играли в недомолвки и загадки – мужающий с возмужавшим, тюремщик с узником, лукавый подмастерье со скучающим циничным мастером.
– Ветер, граф, вы ощущаете ветер? Трамонтана с севера!
– К нам летит весна. Она ужасна, не правда ли? Ну-ка, что предчувствуете?
– Для этого не надо быть приверженцем Гермеса Трижды Величайшего, достаточно послушать радио. Кровь, бомбы, резня.
– Йорг, это по́шло – использовать радио. Знатоки начинают с метания костей. Вот они. На что кинем?
– Когда союзники войдут в Рим.
– …или высадятся во Франции?.. Это отсутствие патриотизма или желание уесть друг друга?
– Это атараксия – невозмутимость мудрых. Бросайте!
Трик-трак! Кубики покатились и замерли, обозначая судьбы.
– Сегодня мы пойдем вызывать Тангейзера из грота. Весеннее равноденствие, самая подходящая точка в солнечном году. Вы готовы, граф?
– Вполне. Ваши обеты в силе?
– Jawohl, mein Führer[16]. Вы, он и я, больше ни души. Хотя я мог бы увидеть и ее…
– Воздержитесь. Рано. Фельдполицаи останутся на расстоянии в сто метров, как условлено.
Лесть, ядовитые вопросы, упрямство, резкости, недоверие, стыд раскаяния. Йорг использовал весь арсенал уловок, чтобы расположить Пьетро к себе. В конце концов, каждому большому человеку почетно иметь достойного ученика. Если из графского сына получился лишь летчик-ас, в том нет вины Пьетро – дар не монета, из рук в руки не отдашь. Теперь он уверен, что передает свои духовные богатства способному.
Остается послать пару записок и посылку с тем расчетом, чтобы их вручили адресатам точно в срок.
«Убедитесь, что ветер северный. В условленном месте поставьте примус, в 12.00 вытряхните содержимое банки на противень и нагревайте. Когда гостья явится, постарайтесь как можно скорее избавить ее от всех одежд, тогда она станет беспомощна. Ваше спасение и успех – в быстроте. Следите, чтобы ей не нанесли ни царапины, не вырывали ни одного волоса. Хоть в перину заверните».
«В 12.10 поднимитесь в воздух и летите к объекту, он будет виден. Далее действуйте по обстановке».
Партитура написана. Теперь важно, чтобы все оркестранты сыграли свои партии точно по нотам – врозь, но слаженно.
В айнзацкоманде и лейтенанте Шнайдере он не сомневался. Эти выполнят, что им предписано, причем с огромным удовольствием. Помять красотку, ради которой венецианец выложил дорогу золотом, убить ненавистного врага – что может быть слаще? Граф Пьетро заклинаниями отвлечет Призрака. А вот ветер… ветер – союзник ненадежный. Если трамонтана сменит направление, запаховый шлейф отклонится, вместо одной прилетит другая, или две, три, а Шнайдер будет обманут в ожиданиях. Ну, ничего! Айнзацкоманда справится, парни умелые. На крайний случай им дана инструкция – при появлении более чем одной девы и нападении с их стороны открыть огонь на поражение. Вилы смертны. Главное, чтобы после смерти не рассеялись росой по травам. Потом – самолетом в Берлин. Прямиком к рейхсфюреру СС. Он будет доволен. Живое мифическое существо! Пусть не валькирия, пусть славянская фея – в такое трудное время выбирать не приходится, хватай что подвернется.
Было еще прохладно, но солнечно, небо сияло синевой. Оставив «кюбельваген» под охраной солдат, заклинатели в сопровождении унтер-офицера углубились в заросшую шибляком расщелину меж скал, ведущую к «месту силы». Пока Йорг, невольно очарованный сиреневым цветом кривых деревец, предавался нетерпеливым мечтам о почестях и славе, Пьетро разъяснял ему суть предстоящего обряда:
– Обратиться к душе человека непросто. Это не телепатия, а нечто вроде резонанса. Знание имени, правильное время суток, нужная тональность голоса – вот что важно.
Тропа между скалами стала шире и вывела их в низину, сочно-зеленую от обилия дикого лука и кипрея. По сторонам высились лесистые склоны, а в середине, полускрытые черемшой, косо торчали несколько камней грифельного цвета, похожих на менгиры высотой в рост человека.
– Стойте здесь, – велел Пьетро унтеру, когда им открылась низина, а Йорга поманил за собой.
Он шел, раздвигая коленями стебли кипрея, и вещал возвышенным тоном:
– Мой милый Йорг, сегодня начинается твой путь восхождения к истинам высокого искусства. Само твое имя – Георгиос, – означает близость к земле, сродство с ней. Ты предназначен быть геомантом. Чтобы обрести сокровенное, тебе следует очиститься от земных вожделений, изгнать из сердца низменные помыслы, дурные страсти…
«Мне следует переписать текст вступительной лекции, – подумал Йорг, пробираясь вслед за графом. – Неужели я читаю так же заунывно?..»
– …надо совершить над тобой обряд Семи Ночей на Круне, дабы душа твоя обрела ясность омытого кристалла…
«Окунаться в грязевой вулкан? О, господи… Впрочем, духи земли там особенно сильны».
– …я буду вести тебя к познанию. Ты готов? – остановившись почти у самых менгиров, обернулся к нему Пьетро.
– Да, учитель.
– Тогда приступим.
После этих слов граф глухо заговорил по-морейски, делая руками широкие пассы, словно приглашая к себе кого-то:
– Землина сенка, вослушай ми… узми овай човиек и отресе негове пасия зелье…
Будто очнувшись, Йорг схватился за кобуру:
– Замолчи! Старая сволочь, кого ты зовешь?!
Отечески доброе лицо Пьетро неуловимо изменилось. Теперь на Йорга смотрел суровый, безжалостный ведьмак, чья вторая, темная, душа выглянула вдруг из телесной оболочки. Позади, справа и слева от него над высокой травой поднимались зыбкие серые силуэты с провалами пустых глаз – сгустки вьющейся пыли, веющие загробным холодом.
– Ухватить га! – показал Пьетро на ученика. Левой рукой, как положено, когда насылаешь нежить.
Йорг оледенел, кисть не могла сжаться на рукоятке пистолета. Словно со стороны, издалека услышал он собственный истошный крик, когда пыльные тени охватили его мертвящим саваном.
– Остальных тоже, – прибавил Петар Меански для тех, что ждали приказа. Они повиновались пастырю.
Убивать нельзя, иначе немцы исполнят свое «сто за одного». А безумный – не убитый.