Сердце твари - Наталья Караванова 7 стр.


– Мы это учтем, – кивнул Леон. – Благодарю тебя, брат Дальгерт. Есть ли еще предложения?

Брат Евхарт привстал со своего места и поднял руку.

– С вашего позволения, святой отец… братья… У нас в монастыре хранится одна вещь… вы же понимаете, о чем я. Мы могли бы использовать ее возможности для усиления нашей обороны.

Повисла пауза, а Дальгерт насторожился. Он и раньше знал, что в монастырях Спасителя иногда хранятся наделенные магией предметы. Монахи не использовали их, и Ордену редко удавалось добраться до таких артефактов. Дальгерт, например, впервые за два года услышал, что здесь, прямо у него под носом, хранится что-то такое.

Евхарт облизнул губы:

– Если подумать, то для обороны города мы должны использовать любые средства. Святые Свитки ведь напрямую не запрещают…

Под тяжелыми взглядами священников он стушевался и замолчал.

Леон сказал:

– Возможно, если Спаситель благословит нас… или же у нас не будет иного выхода… но пока я не вижу поводов для паники.

Старейшина Гаральд поднялся, привлекая к себе внимание.

– Слушаю вас, старейшина, – сказал приор.

– Речь зашла о магии. Я хочу добавить, что отчасти согласен с тем, что, возможно, нам понадобятся все силы. Святые отцы… да, мне есть что добавить; хотя возможно, вы примете слова мои за крамолу. Но перед лицом войны… дозвольте мне сказать. Я искренне верю в Спасителя, и в силу Его, и в мудрость Его, иначе не был бы я с вами здесь, сейчас. Не промыслом ли Господним суждено было такому случиться, что у меня, старейшины Тарнской общины Спасенного города, много лет хранится документ… Документ, составленный нашими предками, теми, кто первым появился здесь.

У старейшины пересохло во рту, и он умолк. Леон подбодрил:

– Мы внимательно слушаем тебя.

Дальгерт чуть заметно качнул головой. Никогда бы он не подумал, что старейшина решится отдать святым отцам одну из трех бережно хранимых тайн корней Тарна. Которую – нетрудно догадаться.

– В те давние времена, когда наши предки только ступили на эту землю, здесь, как и сейчас, было множество опасностей. Тогдашние мудрецы, так же как мы, были озабочены сохранением в целости их нового дома…

– Хочешь сказать, здесь есть какие-то магические штуки? – вскинулся отец Евстатиан.

– Не совсем, с вашего позволения, святой отец. Тогдашние маги видели, что сила здесь слабая и странная и что использовать ее так, как было на Тарне, не удастся. И тогда они подготовили все для того, чтобы в час нужды их магический щит мог воздвигнуть любой, кто родом от их корней. Сейчас двадцать четыре камня, расставленные на всех городских окраинах, – просто булыжники. Но если следовать описанному ритуалу, они вспыхнут… в описании так и сказано – вспыхнут слепящим светом и остановят врага.

– Богомерзкая магия, – прошипел Евстатиан, но отец Леон надолго задумался.

– Значит, вести этот ритуал может любой выходец с Тарна?

– Так, святой отец. Я думаю, что это послужит еще одним доказательством силы Спасителя и умножит веру, и укрепит сердца.

– Вера, основанная на лжи, – Евстатиан даже привстал, – что может быть хуже?

– Нет, отец Евстатиан, – мягко сказал приор. – Лжи нет места в наших сердцах и в наших делах. Мы не станем лгать и пастве нашей…

– Опиши свой способ, старейшина, – выждав должную паузу, попросил Леон. – Если нет в нем ересей и поклонения силам богоборческим, если не кроется за ним желания попрать веру Божию…

– Монастырь стоит на древних камнях, и вы лучше меня знаете об этом, святой отец. Только здесь, где ткань миров наиболее тонка, можно совершить действо, о котором идет речь. Нужен доброволец, наделенный способностью к магии, и нужен чтец, что определенными словами и действиями откроет каналы силы. Магия потечет по венам того, кто станет в центре круга и напитает камни. От камней поднимется щит… так написано в свитке. Он задержит и обессилит врага. Но стоять он будет ровно столько, сколько продержится доброволец…

– Доброволец, значит? И много ли таких добровольцев мы сыщем за два дня? – тихо спросил приор. – Люди напуганы. Они боятся кары Инквизиции…

Дальгерт про себя договорил то, что старейшина не решился сказать вслух: «доброволец», скорей всего, погибнет. Потоки магии, разбуженные заклинанием, пройдут сквозь него, выпьют досуха его собственные силы, затянут в свой водоворот… оттого еще ни разу не применяли люди корней Тарна эту защиту. Хотя приходили сюда в прошлом и мародеры и просто лихие люди, лесные разбойники…

И тут кольнуло где-то у сердца – Ильра! Она мастер Слова. Если монахи об этом знают… да нет, чушь. В городе есть с десяток мастеров, работающих легально, имеющих индульгенцию и все права. К кому, как не к ним, идти за помощью монахам и старейшинам? Уж наверняка не к безвестной и наверняка слабой, ничему не обученной девчонке. Но Виля все-таки следует предупредить.

И надо сообщить в Убежище. И так он слишком долго тянул с этим.

Значит, решено. Сразу после окончания совета – к Вилю. Потом – на окраину, оставить в условленном месте собранные сведения. Оставить знак Кузнецу. Но надо быть осторожным, очень осторожным.

Дальгерт с трудом мог удерживать внимание на том, что говорили святые отцы и старейшина. Но никто из присутствующих не смог бы догадаться об этом по выражению его лица. «Держать лицо» его учил Клим, а этот язвительный и заносчивый мастер-разведчик мог с одним и тем же выражением и читать молитву, и рассказывать неприличный анекдот, и признаваться девушке в любви.

Когда совет закончился, Дальгерт не побежал сразу в «Воронье гнездо». Ему очень хотелось так сделать, но он заставил себя задержаться. Поговорить с братом Рузаном о делах казенных, отчитать двух семинаристов за непочтительное поведение, заглянуть в монастырскую трапезную и, посмотрев на размазанные по дну котла остатки каши, брезгливо сообщить дежурному служителю, что пообедает в городе…

За стойкой хозяйничала старшая повариха Виля. Дорогие столики у окна пустовали, а за общим столом приканчивали обед несколько мастеровых.

Даль подошел к стойке.

– Чего желаете, святой отец? – неприветливо спросила она.

– Стакан воды, пожалуйста. А что, хозяина разве нет?

– Он еще с утра отбыл. Поставщик затянул с доставкой муки, вот Вильдар сам и поехал.

– Понимаю. А Ильра?

– А вы не встретились? Она пошла на рынок, вот буквально несколько минут тому…

– Спаси тебя Бог, добрая женщина, – пробормотал Дальгерт и одним глотком допил воду.

Ну что? Попробовать догнать Ильру? Она наверняка не пожелает его слушать. Да и подозрительно это будет выглядеть – священнослужитель в сутане и плаще зачем-то пристает на рынке к добропорядочной горожанке…

Нет. Не стоит. Через час, а то и через два она вернется. А может, и Вильдар приедет от своего поставщика. Вот тогда и поговорим.

Дальгерт вышел на площадь. Куда дальше? Надо побывать у Кузнеца, оставить письма посланнику. Заодно и узнать, благополучно ли была доставлена его предыдущая депеша. Но сначала все-таки домой. Умыться, собраться с мыслями… Ну и по дороге забрать припрятанный на всякий случай пакет материалов, собранных за две недели для Убежища. Святые братья не чураются тайных обысков, и Дальгерт старался не оставлять вещи, которые могут его скомпрометировать, ни в своей монастырской келье, ни в городской квартире.


Кузнец – он и на самом деле кузнец. Перековывает железный хлам на разные полезные орудия. Он был связным еще у предшественника Дальгерта в Спасенном городе.

Предшественник загадочно умер во время хиротонии. Свидетелей таинства, что понятно, не было, а приор огласил тогда, что у брата было слабое сердце и он не выдержал волнений. И непонятно, то ли это правда и таинство ни при чем, то ли очень даже при чем, но монахи решили ни выносить сор из избы. А то ли они и сами ничего не поняли. На всякий случай и Нерин, и Клим, и другие мастера настоятельно советовали Дальгерту держаться от монастыря подальше, чтобы не повторить судьбу брата Онутия…

Даль поначалу так и планировал. Но, прожив в городе с месяц, понял, что просто так, наблюдая за делами белорясников снаружи, он ничего толкового не узнает…

Виль ему говорил: «Вляпаешься в белое, до конца жизни не отмоешься». Ильра, только узнав о его решении стать остиарием, перестала здороваться. Но на самом деле выхода у него не было: реальная власть в городке принадлежит монахам, а значит, и узнать что-нибудь стоящее о целях белых братьев можно, лишь приняв послушничество.

И до артефактов, которые хранятся в монастыре, тоже не добраться, если ты не носишь белую сутану и белый плащ. А артефактов в храмах и тайных кладовых у монахов может быть много – у них к магическим безделушкам свой не очень понятный интерес.

Одно утешает, священники сами никогда магией не пользуются, считая ее за смертный грех, и стараются лишний раз до наделенных волшебной силой предметов не дотрагиваться.

Одно утешает, священники сами никогда магией не пользуются, считая ее за смертный грех, и стараются лишний раз до наделенных волшебной силой предметов не дотрагиваться.

…Хмурый Виль велел освободить комнату. Всего его доброго отношения не хватило бы, чтоб держать в своем доме одного из слуг Спасителя.

К тому времени у Даля уже появились небольшие деньги, и он смог снять комнату на Втором Каменном Спуске. А когда получил ключи – знак служения остиария, – вовсе перебрался в монастырь.

Однако в «Воронье гнездо» продолжал захаживать – и по старой памяти, и чтобы повидать Ильру. А Виль… несмотря на показную неприязнь, Виль все равно каждый раз радовался, когда тот появлялся на пороге. Однажды кто-то из кухарок намекнул, что Виль все еще надеется вернуть своего бывшего постояльца к корням Тарна.

Знать об этом было приятно.

А вот Ильра считала его не оступившимся в выборе юношей, а человеком, который сознательно пошел на предательство. Она каким-то чутьем поняла, что за речами Даля о вере и правде Спасителя нет истинного сопереживания. Что он не то чтобы лицемерит, но и душу в свои слова не вкладывает. Что она могла о нем подумать? Конечно, что он в монастыре ищет не служения высшим силам, а просто имеет некий свой корыстный интерес. Интерес, ради которого он переступил и через веру, и через совесть, и через привязанность близких людей. И сдвинуть ее с этого убеждения было невозможно.

Дальгерт и не пытался. Главное – было знать, что она ошибается. Когда-нибудь, когда тайна перестанет иметь такое значение, он ей об этом скажет. И она не сможет не поверить…

Без каких-либо приключений Даль прошел половину пути до окраины, на которой расположилась лавка Кузнеца.

Эта часть города в давние времена, видимо, была промышленной – остались огрызки кирпичных и бетонных стен, заросшие бурьяном курганы на месте заводских корпусов. Новых домов было мало. Наверное, поэтому Кузнец и выбрал себе такое место для дома. Меньше соседей, меньше возмущения, что шум мешает.

Оставалось дойти всего ничего, меньше половины улицы, как вдруг с каких-то развалин чуть не под ноги Дальгерту скатился знакомый мальчик-пастух.

– Ой, святой отец! Святой отец!.. Это вы…

– Привет, Левик.

– Отец Дальгерт…

Мальчик был бледен, на пыльных щеках виднелись дорожки слез. Он быстро дышал, прерывая слова всхлипами.

– Что у тебя случилось?

– Мой брат… на него напали дикие звери, и теперь… приходил лекарь, сказал, чтоб мы готовились и что нужно звать священника…

Даль нахмурился. Брат пастушка работал у Кузнеца и был одним из тех, кто знал часть правды. Именно он передавал в Убежище сообщения из города. Оставлял их в тайнике, в глубине одного из гротов на берегу реки. Потом кто-то из учеников забирал послания и, если нужно, оставлял другие – с информацией и распоряжениями для тех, кто работает в городе.

То, что говорил мальчик, не было условленным кодом. То ли пацан отчаянно импровизировал, то ли попросту говорил правду, и это грозило большой бедой.

– Пойдем, покажешь дорогу, – сказал Дальгерт.

Мальчик повел его узкой тропкой между развалин. Вдоль тропки наросла крапива. Дальгерту она была не страшна, а вот пастушок, не озаботившийся надеть длинные штаны, то и дело ойкал, получив по ногам колючей плетью.

Они вышли на пустырь, за которым начинался пологий склон, поросший травой. Внизу виднелись сосны и ели, а на середине склона стояла добротная избушка.

Даль раньше никогда здесь не был.

– Мать говорит, он недалеко ходил, носил обед пастухам на Спи-камень. А вечером его эти же пастухи и нашли, когда обратно возвращались…

Дальгерт слушал парня и думал – а не окружен ли уже город? Может, уже и бесполезно что-либо передавать, и в Убежище скоро узнают правду, так сказать, естественным путем? В любом случае, с Кузнецом повидаться нужно. Он мужик мудрый, давно уже связан с Убежищем, может, чего и посоветует. Или найдет другого посланца. Возможно, он знает больше, чем святые отцы.

В сенях было темно. Как во многих старых домах, здесь скопилось много разного хлама, через который приходилось перешагивать очень осторожно, чтобы не оступиться и не упасть. Здесь же хранились хозяйские косы и ухваты. Мальчик открыл низенькую дверь – потянуло съестным, послышались тихие голоса.

– Мам, – позвал парень, – я священника привел!

– Я еще не священник, – поправил Дальгерт. – К сожалению. Ты вот что. Я посижу с твоим братом, Левик. А ты беги в монастырь… я напишу записку, отдашь ее остиарию у ворот. Скажешь, что для отца Никулы. Отец Никула обязательно снарядит с тобой кого-нибудь из священников.

В кухню, просторную комнату сразу за сенями, вышла мать мальчика. Усталая хмурая женщина лет сорока. Равнодушно кивнула Далю, оценивающе посмотрела на своего младшего сына – стоит ли отпускать? Не заблудится ли по дороге? Не пропадет ли?

– Мам, я побегу. Кто еще сходит-то?

– Иди. И да поможет тебе Спаситель…

Что ж. До появления здесь священника из монастыря есть минимум час. Если связной в сознании и может говорить, то нужно выяснить у него все подробности.

– Я покажу, куда идти, – тусклым голосом сказала женщина. – Лекарства ему не помогли, может, хоть ваша молитва поможет…


В комнате, где лежал раненый, было полутемно и душно. Окошко закрыто, шторы задернуты, свечи не горят. Сам парень лежал на высокой старинной кровати с ржавыми железными шарами на спинке и был укрыт одеялом по подбородок.

Голова перевязана, повязка закрывает левый глаз. На правой щеке длинная ссадина. То ли след падения, то ли чьих-то когтей. Парень был в сознании. Единственный глаз настороженно следил за каждым шагом тех, кто находится в комнате.

– Я побуду здесь, – сказал Дальгерт.

Женщина молча кивнула, вышла. Даль подошел к постели.

– Ты…

Из-под одеяла выпросталась рука, но тут же безвольно свесилась. На ней тоже была повязка, и на бинтах – следы свежей крови.

– Да, я. Тихо.

– Предупреди своих, – заторопился раненый. – Предупреди… надо, чтобы кто-то сходил…

– Кто на тебя напал?

– Собаки… стая. Я не мог отбиться… их нельзя убить… страшно…

Даль пресек попытку раненого оторвать голову от подушки. Тот пожаловался:

– Больно…

– Лежи, не двигайся. Когда это случилось? Ты шел обратно?

– Я нес письма… тебе был пакет… они не лают, Даль. Они нападают сразу… и они не дышат. Они мертвые…

Внезапно он схватил Дальгерта за руку.

– Я не брежу! У них стальные зубы и щитки на груди… и на лбу…

– Я знаю. Спокойно! Тебе нельзя так…

– Мне все можно, я скоро умру.

– Откуда ты знаешь?

– Подними одеяло и посмотри, что там… от меня осталось. Лекарь… снял боль, но сказал, что ненадолго. Сказал, что у меня мало времени…

Парень зажмурился и несколько минут лежал так, тяжело дыша.

– Я думаю, тот лекарь – он не простой. Он маг… иначе я бы… не смог с тобой говорить. Уже. Плохо видно. Ты здесь?

– Да.

– Не уходи.

– Я останусь. Скоро придет священник. Говоришь, был мне пакет…

Раненый поморщился:

– Не надо. Я не хочу. Останься ты.

– Я здесь.

– Хорошо.

Подумал и добавил:

– Если потеряю сознание и буду бредить… я могу тебя выдать.

Может выдать, это правда. Даже не в бреду. Если священник спросит на исповеди…

– Знаю.

– Не жалей.

– Мне нужно письмо. Ты сказал, что нес письмо.

– Было… оно там, наверное. У Спи-камня. Я не помню, как меня нашли. Темно…

Дальгерт спросил:

– Окошко открыть? Здесь душно.

– Открой…

Помолчали. Раненый кусал губы, сглатывал. Глаза его были прикрыты. Дальгерт подумал, что он уже без сознания. Но нет.

– Даль, не надо ждать… ты же понимаешь… я все равно умру.

Дальгерт на секунду представил, что душит раненого подушкой.

Те, кто от корней Тарна, знают лучше прочих – человеческая жизнь бесценна. Мертвые не возвращаются. И потому нельзя убивать. Ни врага, ни чужака, ни тяжелобольного, ни раненого. Человек или сам выбирает смерть, или смерть выбирает его – и уводит своими тропами. Однако он давно уже не тот мальчик, которого впервые привели в Горное Убежище и рассказали о дальних силах, о великом Равновесии, его Богах, Хедине и Ракоте, о духе Познания, о Хаосе и магах с острова Брандей.

Он давно перестал примерять реалии Тарна к миру, в котором выпало родиться. И убивать ему уже приходилось. Только это никогда раньше не был прикованный к постели раненый. И это еще никогда не был свой человек.

Потому Дальгерт и тянул время – смотрел, как мучается его связной, мучился сам и никак не мог решиться…

А ведь еще засветло нужно успеть сходить к Спи-камню. Нужно найти потерянное письмо. Что в нем? Новые инструкции? Приказ покинуть город? Или какая-то новая информация о схарматах?

– Где этот Спи-камень?

– Старое кладбище… от него тропа… мы овец водим. Там к реке… и вдоль…

Назад Дальше