– Да?
– Вас сейчас будут брать! Сопротивление не оказывайте! Работают федералы. Телефон и симку уничтожьте! – прозвучал знакомый голос.
– Понял! – несколько ошарашенно пробормотал я, застыв на миг, но почти тут же встряхнулся и стал судорожно разбирать телефон.
– Кто это? – тихо спросила Аля.
– Коротич.
Подошедший Лобанов тоже вопросительно посмотрел на меня.
– Нас сейчас брать будут. Спецназ ФСБ. Осназ госбезопасности по-вашему. Приказ не сопротивляться. Зажигалку дайте…
Дымя пластмассой, горели симка и плата телефона, бойцы шустро закопали улику. После чего мы быстрым шагом, как будто ничего не подозревая, потопали вперед. Была видна противоположная опушка, когда нас повязали.
Как нас скрутили, я сразу не понял, слишком неожиданно все произошло. Рядом вдруг взорвался ком травы и листьев и оттуда выскочило лохматое чудо. Потом круговерть из деревьев, неба и земли, и я лежу на земле, уткнувшись носом в прелую листву, и рычу от боли в заломленной руке. Один за другим раздались визг Али, мат бойцов капитана, великосветская ругань офицеров и чей-то крик:
– Не подходи! Граната! Рванет!
– Спокойно, боец, спокойно. Мы свои, – послышался чей-то успокаивающий голос.
– Свои?! Свои?! Да пока мы там с фашистами воюем, вы, выродки, всю память попрали!
– Карасев, не дури, – крикнул Лобанов. – Вставь чеку на место!
«Точно, Карасев, конопатый такой, то-то мне голос показался знакомым. М-да, зря я им все-таки про политическую обстановку рассказал… хотя туго бы им пришлось без этого краткого эпизода!»
– Парень, спокойно, послушай своего командира. Мы свои, – продолжал увещевать тот же голос.
Жаль, посмотреть, что там происходит, я не мог, с этой стороны как раз упиралось в землю колено бойца. Второе было у меня на спине, так что я продолжал лежать без движения, тщательно прислушиваясь.
– Свои бы просто подошли и представились. А вы, твари, только из-за угла и можете, как с врагами! – продолжал говорить срывающимся голосом Карасев.
– Послушай, солдат…
– Я красноармеец, сволочь златопогонная.
Теперь даже я понимал, что Карасев натурально нарывался.
– Ты слова-то попридержи. Мы тоже русские, – послышался чей-то бас чуть правее от меня.
– Лейтенант, молчать, – прошипел переговорщик.
– Русские? – как-то судорожно хмыкнул Карасев. – А я советский человек. Нет между нами ничего общего.
– Боец, мы сейчас идем к нам. Там вас ждут горячая еда и медицинская помощь.
– Как немцы. Нам один пограничник, бежавший из плена, попался, он похожее рассказывал, когда их группу окружили. А потом в плен попал.
– Боец… красноармеец, пойми, мы не враги тебе. Если граната взорвется, пострадаем не только мы, но и твои товарищи… Лейтенант, НЕТ!!!
Что там произошло дальше, я толком не слышал. Что-то хрустело, перекрываемое густым матом. Потом едва слышно зашипело и крик:
– Бойся!
Через секунду взрыв, и спецназовца на моей спине снесло в сторону. Тряся головой, я попытался приподняться, как почти сразу на грани слышимости, сквозь звон в ушах, услышал:
– Куда?
Последующий удар по почкам и завершающий по голове были последними в моем сознании. Через секунду все померкло.
Тишину в комнате наблюдения нарушали только хрипы в пробитом легком рыжего и хруст стекла под новенькими берцами невысокого крепыша кавказской внешности с гипсом на нижней половине челюсти, который вошел в комнату.
– Ну что, Воронин? Пидор-то оказался не так прост? – прошипел кавказец, с ненавистью глядя своими маленькими злобными глазами на умирающего оперативника.
Рыжий промолчал не только потому, что не мог говорить, а потому что не видел в этом смысла.
Несмотря на то что кавказцу больно было говорить, он не унимался.
– Зря вы против системы пошли. Что дадут эти митинги и забастовки. Развал страны? Или вы надеялись, что этот мифический Сталин возьмет да и придет? Воронин, ты же читал сводку. Запись была обследована экспертами и признана подделкой. И что теперь? Тебе минуты остались. Гаврилов убит. Чего вы добивались? Группу мы эту взяли, мне уже доложили. И куратора мы вашего тоже возьмем.
– Да-а… пошел ты-ы, – едва прохрипел рыжий, с тоской посмотрев на лежащий у стула ПМ с отодвинутым до конца затвором. Отстреливались они до конца, пистолет выбили, как раз когда он пытался перезарядиться. Магазин до сих пор был зажат в его левой руке, но до пистолета было так далеко.
Хмыкнув, кавказец посмотрел на пистолет, потом снова перевел взгляд на раненого. Не обращая внимания на двух спецназовцев в комнате, подошел и ногой подтолкнул пистолет к руке рыжего.
Собрав все силы, Воронин схватил отдающий холодом ПМ и поднял взгляд. На него смотрело дуло пистолета. Выстрел.
– Он пытался меня убить, ясно? – убирая «Гюрзу» в кобуру, громко и уверенно сказал кавказец.
– Так точно, товарищ майор, – хором ответили спецназовцы безразличным тоном.
– Уходим. Идем на точку два. Нужно принять гостей.
Привели в чувство меня довольно грубо. Сунули под нос ватку с нашатырем и похлопали по щекам. Сильно похлопали. Грубо.
Стараясь не трясти как будто налитой чугуном головой, приоткрыл глаза и застонал от боли.
«Пипец почкам. И… кажись, я описался?» – Удар по голове тоже не прошел даром, в глазах все двоилось.
Пока меня как куль приподнимали и усаживали спиной к стволу сосны, попытался осмотреться.
– Сесть на корточки, смотреть только перед собой! – рявкнул кто-то рядом.
Беглого взгляда хватило оглядеться. Первым делом вздохнул с облегчением, Аля лежала рядом, глядя на меня. Подмигнув ей, я уставился в землю, как велели.
«М-да. О советско-российской дружбе можно позабыть. Не простят!» – подумал я, успев бросить взгляд на бойцов Лобанова, волками смотрящих на охрану. В отличие от молодого Карасева, которого я бы назвал «фанатичным комсомольцем», остальные бойцы знали, что такое приказ, и не дергались, ожидая своего шанса.
Спецназовцы понимали это и были настороже, крепко сжимая оружие.
Чуть в стороне было видно несколько тел, одно принадлежало Карасеву, второе спецназовцу.
«Надеюсь – это лежит тот лейтенант, которого пытался остановить переговорщик. Хотя странно все это. Глупо. На наш захват должны были отправить спецназ с нормальными руководителями и командирами. А этих, извините, кроме как пэпээсниками назвать нельзя, повадки те же. Даже по карманам так же прошлись. Умело».
– Васько, глянь на эту дуру, – послышалось чуть справа.
Едва заметно скосив взгляд, я увидел бойца в таком же камуфляже, но уже со снятой лохматкой, который, повесив автомат на плечо, держал в руках ДП сержанта Лазарева. Повернувшись ко мне боком, кому-то демонстрируя пулемет, дал мне возможность рассмотреть шеврон на его плече. Спецназ ФСИН. Теперь многое становилось понятно. Чуть справа слышался разговор, парень-переговорщик с кем-то общался на истерике. Явно докладывался командиру. И, судя по его голосу, уже успел получить фитилей и сейчас слушал инструкции в отношении нас.
– Вот придурки. Они бы еще с кремневыми ружьями к нам приперлись, – ответил кто-то, видимо, тот самый Васько.
– Ты будешь смеяться, кремневые тоже есть, пять ружей, восемь пистолетов.
– Точно? – вдруг заинтересовался Васько.
– Сам смотри.
– Точно, раритет. Слушай, Серег, а ты знаешь, сколько они сейчас стоят?
– Много… наверное, – не совсем уверенно ответил спецназовец.
– Сам подумай, никто ведь не заметит, что пара не стреляющего старья пропала?
– Ну а капитан?..
– Давай отойдем.
Фсиновцы стояли метрах в пяти от меня, и хотя разговаривали довольно тихо, я расслышал их разговор, и даже звон в ушах не помешал. Через пару секунд они удалились. Видимо, отошли в сторону обсудить свой гешефт. Я знал, что зоновский спецназ насквозь отмороженный и неуправляемый, но не настолько же?! Видимо, сюда отправили самых отмороженных. Тех, кого не жалко.
Судя по тому, что бойцы, охранявшие нас, в разговор не вмешались, «бизнесмены» были тут командирами.
– Все продали, твари, – послышался полный ненависти голос Лобанова. Он, оказалось, лежал рядом, метрах в двух.
– Угу. Это еще цветочки… – ответил было я, но получил чувствительный пинок.
– Молчать!
– Чтобы вы горели в геенне огненной, – послышался голос одного из офицеров Нахимова, каперанга Ульянова.
– Еще слово – дантист не поможет, – не выдержал один из спецназовцев.
Ждать нам пришлось с полчаса, не меньше. Сперва мы услышали приближающуюся ругань, кто-то кричал с явным кавказским акцентом, распекая неизвестного Матросина, видимо, того капитана, что командовал захватом. Причем, как мне показалось, кричал с какой-то нарочитостью, чтобы мы слышали.
Наконец, распекать подчиненного закончили, и к нам подошла группа людей в городском камуфляже. В лесу они смотрелись несколько глупо и не к месту, но, видимо, сами они на это особого внимания не обращали.
Наконец, распекать подчиненного закончили, и к нам подошла группа людей в городском камуфляже. В лесу они смотрелись несколько глупо и не к месту, но, видимо, сами они на это особого внимания не обращали.
– Извините, товарищи! Приношу искренние извинения не только от себя лично, но и от нашего государства Российской Федерации…
Я посмотрел, кто это там ораторствует хорошо поставленным голосом. Даже кавказский акцент был не так заметен при его несколько пафосной речи. Но он, видимо, сам верил в то, что говорил.
Метрах в пятнадцати от меня стоял невысокий черноволосый крепыш с гипсом на челюсти, в таком же городском камуфляже, и вещал, помахивая рукой в такт речи, слегка морщась, видимо от болей, про ошибку и т. д. и т. п.
Бойцы слушали его внимательно, однако продолжали настороженно осматриваться.
– А раненые так и будут без медицинской помощи? – наконец не выдержал Лобанов, кивнув на небрежно положенные носилки.
Раненый старшина даже скатился с носилок, видимо, охранявшие нас спецназовцы не особо беспокоились о состоянии пленных.
– Конечно, окажем. Сейчас же немедленно направимся в наш лагерь, там вами и займутся.
– И развяжете?
Кавказец колебался не долго:
– Конечно, если вы пообещаете, что не будете нападать на нас или пытаться навредить другим способом. Вы должны понимать, что мы выполняем приказ.
Кавказец, оказавшийся майором Тахияном, сдержал свое слово, и нас повели к машинам. Потирая руки, разгоняя кровь после наручников, я на ходу огляделся. Вроде все живы-здоровы. Относительно, конечно, после такого «гостеприимства», но все шли на своих ногах, кроме раненых.
– Что там было, пока я в отключке был? – поинтересовался у капитана.
Спецназовцы нам не мешали, только шли в пятнадцати метрах и настороженно наблюдали за нами.
– Этот… лейтенант к Карасеву рванул, да тот успел гранату швырнуть под ноги, специально бросил в ложбинку так, чтобы нас осколками не зацепило. Ему да этому и досталось.
– Понятно.
– Эти разозлились, Карасева ногами пинали, жив он еще был. Нас не трогали, а вот его… Твари.
– Тут я могу порадовать. Это что-то вроде конвоиров на зоне. Они созданы для подавления бунтов. Наверное, и среди них есть нормальные парни, но нам они не попались.
Мы шли некоторой коробочкой. Я и Аля шли вместе, рука об руку, Андрей прикрывал сбоку. Лобанов шел впереди. Пока его людьми незаметно командовал, а вернее, успокаивал-сдерживал зам, лейтенант Костин.
Шли мы недолго. На опушке стояли два пазика. Нас загрузили в первый, стараясь рассадить по задним сиденьям, так чтобы двое бойцов могли занять сиденье, повернутое к нам лицом.
– Товарищи. Сейчас мы приедем к нам на базу, и там вы все получите. Даже баньку организуем, – запрыгнув на первую ступеньку, в салон заглянул жизнерадостный майор.
Когда он направился ко второму автобусу, я услышал, как он рапортует по мобильнику о нашем захвате.
Через двадцать минут мы были в Алексеевске. И первое, что мне не понравилось при въезде на местную базу, организованную на территории нашего РОВД – это негр в американском камуфляже с эмблемами «НАТО».
– Это что? – поинтересовался я у майора, когда вместе с остальными покинул салон автобуса.
– Это? – повернулся он к негру, после чего скривился и ответил: – Наблюдатели, чтоб их. Понаехали тут.
– Понятно. Вы медиков поторопите. Что-то мне состояние летчика не нравится.
– Разумеется, все, что попросите, мы сделаем. Если это, конечно, в наших силах.
– И, если можно, газету, если нет сегодняшней, то можно и вчерашнюю.
Приняли нас хорошо, в той степени, в которой смогли. Врач, наш, местный, осмотрел раненых, похвалил хирурга, который делал операции, почесал затылок и потребовал у майора их госпитализации. Однако майор ничего не ответил, тянул время. Видимо, решил доложить начальству.
Разместили нас в служебной гостинице местного РОВД, мест было мало, поэтому поместили по трое. От общения с местными правоохранительными органами нас изолировали. Наверное, боялись утечки.
По моей просьбе Андрея и Лобанова расположили вместе со мной, Аля получила отдельную комнату напротив. При заселении майор очень просил, по этажу ходите, но во двор не выходите.
– Ну и? – вопросительно посмотрел на меня капитан, мрачно закончив осматриваться.
Приложив палец к губам, я махнул им рукой, чтобы они следовали за мной.
На этаже были общий душ и туалет. Имелись, конечно, и комфортабельные комнаты для начальства, я о них знал, но нам их не дали.
Пустив воду во все краны полным напором, я отошел к кабинкам и, проверив их, убедился, что заняты они только своими. Трое бойцов сидели на толчках и помешать не могли.
– Новые технологии. Подслушивающие микрофоны делают размером со спичечную головку. Поэтому все разговоры о чем-либо прекратить. Предупредите бойцов. А пока давайте поговорим тут.
– Сделаем, – кивнул капитан.
В это время дверь приоткрылась, и в туалет вошел Костин.
– Тащ полковник, там этот майор, вас просит.
– Иду. Значит так, с бойцами провести серьезную беседу. Никому ничего не рассказывать, вслух в комнатах не болтать, только по бытовым вопросам. Ясно?
– Так точно, товарищ полковник. У меня вопрос. Вам можно верить?
Лобанов серьезно посмотрел на меня, задавая этот вопрос. Видимо, ему сильно не понравился мой приказ сдаться в плен.
– Можно. Когда нужно будет действовать, я дам сигнал.
– Хорошо. Я понял.
– Пойду узнаю, что нужно этому майору, может, газет принес. Очень уж хочется знать, что в мире происходит.
Однако когда я подошел к своей комнате, стоявший на пороге Алиной комнаты кавказец повернулся ко мне и, улыбнувшись, сказал:
– Пришел приказ срочно доставить вас в Москву.
– Всех? – озадаченно поинтересовался я.
– Всех, – радостно кивнул он.
– А как же раненые? Убитый Карасев? Их тоже вы хотите везти?
– Приказ, – развел он руками. – С нами едет ваш доктор.
– Савельич? Ясно. Сейчас прикажу людям грузиться.
Почему такая торопливость, я не понимал, нас даже покормить не успели, хотя чувствовались запахи кухни. Обед, до которого оставалось всего полчаса, был почти готов. И вообще создавалось впечатление, что наше появление для них оказалось полной неожиданностью и они просто не понимают, что надо делать.
Сейчас же майор воспарил душой, получив точный и однозначный приказ доставить нас до аэропорта, где будет ждать грузовой самолет.
Прошло всего двадцать минут, как покинули салон автобуса, и мы снова в него загрузились.
Во время посадки, когда помогал Але войти в салон, я чуть наклонился к уху Лобанова и прошептал:
– До аэропорта мы не должны доехать. Время движения полтора часа.
Чуть прикрыв глаза, капитан дал понять, что понял меня. В его глазах я заметил радость, он даже плечи расправил. Костин в это время следил за погрузкой раненых и завернутого в брезент тела Карасева. Холодильников в Алексеевской районной больнице не было, поэтому его и не стали увозить.
Охраняли нас те же спецназовцы, они ехали на втором автобусе, в сопровождении была машина ДПС с моим старым знакомым капитаном Свиридовым.
Во второй автобус загрузились пятнадцать спецназовцев, трое вместе с майором ехали в нашей машине. Как будут действовать Лобанов и его бойцы, я не знал, приказ отдал, пусть думают, это их работа. Проблемой было то, что охраняли нас как раз те, кому положено. Кого учили. Наклонившись чуть вперед, к спинке переднего сиденья, на котором сидел адмирал Нахимов, тихо прошептал:
– Ни во что не вмешивайтесь, если что пойдет не так. Вы поняли?
Вместо ответа Нахимов молча кивнул и, чуть наклонившись, что-то прошептал своему соседу, полковнику Волкову.
Положив руку на плечи Али, я чуть сжал ее правое плечо.
– Что? – тихо спросила она.
– Не нравится мне это все. Охрана эта непонятная, майор… странный. Все не так. Я даже не знаю, что сейчас в мире происходит, чтобы правильно реагировать.
– А тот звонок?..
– Коротич звонил. Не доверять ему у меня причин нет, однако и он себе на уме. Работает своеобразно. Тот еще тип.
Рыча мотором, автобус проехал мимо школьного стадиона и на Билярском перекрестке выехал на Оренбургское шоссе. Глядя на проносившийся за окном пейзаж, я тихо разговаривал с Алей.
Проехав КПМ, мы пересекли Каму через дамбу и мосты. Дорога стелилась под колесами пазика, но Лобанов ничего не предпринимал. Некоторые бойцы вообще откровенно спали, даже Костин позевывал, безразлично поглядывая на проносившиеся посадки.
– Половину пути проехали, – тихо шепнул я ближайшему бойцу. Тот слегка кивнул, успокоив меня. Не спят, готовятся.
Все произошло, когда мы проехали Лаишевский перекресток. К этому времени охрана немного расслабилась, убаюкивающий гул двигателей и посапывание заснувших бойцов капитана дали о себе знать. Охрана тоже начала клевать носом.