На мгновение Гарсия потерял дар речи.
— Далее, если вас взяли в плен и отпустили без коней, то вы должны были пообещать ему выкуп, назначенный герольдами при дворе. Не так ли?
Он бы с удовольствием отрицал это, но смог лишь кивнуть головой.
— Значит, вы нарушили данную вами клятву, явившись сюда, разве не так? — Голос женщины звучал ровно, взгляд был непримиримым.
Это становилось смешным. Гарсия потерял терпение.
— Твой муж приказал убить моего родственника уже после того, как мы сдались и пообещали уплатить выкуп!
— Вот как. Значит, дело не только в конях и оружии. — Женщина на стене мрачно усмехнулась. — Разве это не право короля — решать, превысил ли его офицер свои полномочия, сэр Гарсия? — Ее официальный тон при данных обстоятельствах звучал как насмешка. С ним никогда в жизни так не разговаривала ни одна женщина.
— Человек, который убил одного из де Рада, должен за это ответить, — проговорил он самым ледяным тоном, злобно глядя на нее снизу вверх.
— Понимаю, — невозмутимо произнесла женщина. — Значит, вы явились сюда, чтобы заставить его за это ответить. Каким образом?
Он заколебался.
— Кони, — наконец ответил он.
— Только кони? — И внезапно он понял, куда ведет этот допрос. — Тогда почему вы ехали к этим стенам, сэр Гарсия? Кони пасутся к югу от нас, их легко увидеть.
— Мне надоело отвечать на вопросы, — сказал Гарсия де Рада со всем достоинством, на которое был способен. — Я уже сдался, и мои люди тоже. Я согласен, чтобы королевские герольды в Эстерене определили справедливую сумму выкупа.
— Вы уже договорились об этом в Аль-Рассане с Родриго, и все же вы здесь, с обнаженными мечами и дурными намерениями. К сожалению, я не могу поверить вашему слову. И надоело вам или нет, вы ответите на мой вопрос. Зачем вы направлялись к этим стенам, молодой человек?
Это было намеренное оскорбление. Униженный, кипя от ярости, Гарсия де Рада посмотрел снизу вверх на женщину на стене и ответил:
— Твой муж должен узнать, что за некоторые поступки надо платить определенную цену.
Среди мальчиков и работников ранчо раздался ропот. Потом воцарилось молчание. Женщина лишь кивнула головой, словно именно это она и ожидала услышать.
— И эту плату получить должны были вы? — спокойно спросила она.
Гарсия ничего не ответил.
— Могу ли я высказать дальнейшее предположение? Эту цену должны были заплатить я и мои сыновья?
У стены воцарилась тишина. Над их головой облака начали рассеиваться, поднялся ветер.
— Его необходимо было проучить, — мрачно ответил Гарсия де Рада.
И тогда она пустила в него стрелу. Плавно подняла мужской лук, натянула и отпустила тетиву одним движением, очень грациозно. Стрела вонзилась ему в горло.
— Его необходимо было проучить, — задумчиво произнесла Миранда Бельмонте д'Альведа, глядя вниз со стены на убитого ею человека.
— Остальные могут уйти, — прибавила она через несколько мгновений. — Шагайте. Вам не причинят вреда. Можете доложить в Эстерене, что я казнила клятвопреступника и обыкновенного разбойника, который угрожал женщине Вальедо и ее детям. Я отвечу непосредственно перед королем, если он пожелает. Скажите это в Эстерене. Диего, Фернан, соберите их коней и оружие. Некоторые кони на вид вполне сносны.
— Я не думаю, что отец пожелал бы, чтобы ты убила этого человека, — неуверенно рискнул высказаться Фернан.
— Молчи. Когда мне понадобится мнение моих детей, я его спрошу, — ледяным тоном ответила мать. — А твой отец может считать, что ему повезло, если я не выпущу такую же стрелу в него, когда он рискнет вернуться. Теперь делайте то, что я вам сказала.
— Да, мама, — в один голос ответили оба ее сына. Когда мальчики и работники ранчо поспешили выполнить ее указания, а уцелевшие спутники Гарсии де Рада, спотыкаясь, зашагали на запад, послеполуденное солнце прорвалось сквозь облака, и зеленая трава, мокрая от дождя, засверкала под его лучами.
Глава 6
Эстерен попал в катастрофическое положение из-за каменотесов, плотников, каменщиков и чернорабочих. Улицы стали почти непроходимыми, а для лошадей особенно. По дворцу и на площади перед ним разносилось эхо стука молотков, визга пил и резцов, громких проклятий и раздраженных окриков. Сложные, опасные на вид приспособления раскачивались над головой или перемещались взад и вперед. Говорили, что уже пять рабочих погибли этим летом. И даже не слишком наблюдательные люди заметили, что по крайней мере половина распорядителей работ — это ашариты, за большие деньги выписанные на север из Аль-Рассана для этого предприятия.
Король Рамиро расширял свою столицу и свой дворец.
Было время, и, собственно, не очень давно, когда временные короли Эспераньи — единой страны или раздробленной, как сейчас, — правили, что называется, с колес. Города были всего лишь поселками; дворцы можно было назвать дворцами только в насмешку. Кони, мулы и тяжелые телеги на лучше всего сохранившихся древних дорогах служили неотъемлемыми атрибутами монархии, так как королевский двор перемещался из города в город, из замка в замок круглый год. Во-первых, королям постоянно приходилось гасить вспышки мятежей или поспешно отражать хищнические набеги Аль-Рассана. Во-вторых, скудные ресурсы в нищих королевствах джадитов в славные годы Халифата Силвенеса не позволяли монархам прокормить себя и свою свиту в столицах, им приходилось возлагать бремя своего присутствия на разные города.
За двадцать лет многое изменилось. Было очевидно, что многое продолжает меняться здесь, в Вальедо, самом богатом и плодородном из трех королевств, выкроенных из Эспераньи Санчо Толстым для своих сыновей. Нынешняя строительная лихорадка в королевском городе была лишь частью перемен, питаемых получаемой данью и, что не менее важно, отсутствием набегов с юга. Казалось, король Рамиро пытается внедрить совершенно новый взгляд на монархию. Прежде всего в этот последний год он дал понять, что ожидает от всех крупных вельмож и священнослужителей появления в Эстерене дважды в год на ассизах — судебных разбирательствах, где должна определяться политика и приниматься законы. По мере роста городских стен стало ясно, что Эстерен будет не просто наиболее часто используемой резиденцией королевского двора.
А эти ассизы — иностранное слово, очевидно, валесское — всех страшно раздражали. Без постоянной армии Рамиро вряд ли смог бы заставить вельмож из поместий являться на них. Но армия существовала, хорошо оплаченная и хорошо обученная, и в это лето почти все важные фигуры в Вальедо предпочли проявить благоразумие и явиться в Эстерен.
Помимо всего прочего, человека могло подвигнуть на путешествие любопытство. В такой же мере, как обещание вина и еды при дворе и продажных женщин в становящемся все более цивилизованным Эстерене. Приходилось платить за это свою цену — терпеть шум, пыль и символическую публичную покорность воле Рамиро. Учитывая бурное и, как правило, краткое правление королей Эспераньи, имелись основания полагать, что амбиции самого непростого из сыновей Санчо не будут слишком долго тревожить этот мир.
В то же время все соглашались, что он устраивает очень неплохие развлечения. В этот день Рамиро и его двор, а также приехавшие из сельской местности вельможи охотились в королевском лесу к юго-западу от Эстерена, неподалеку от Варгасских гор. Завтра они все должны были присутствовать на ассизах в суде Рамиро. А сегодня скакали по летним полям и лесам, убивая ради развлечения оленей и кабанов.
Можно утверждать, что знать Эспераньи ни от чего, за исключением настоящей войны, не получала такого удовольствия, как от доброй охоты в погожий денек. Нельзя также не заметить, что король, несмотря на все его новомодные, вызывающие беспокойство идеи, был одним из лучших наездников в этой блестящей компании.
«В конце концов, он сын Санчо, — шептали друг другу люди, стоя на утреннем солнце. — Это очевидно, не так ли?»
Когда король Рамиро соскочил с коня и первым вонзил копье в самого крупного кабана, едва тот выскочил из кустов, куда его загнали, даже самые независимо настроенные и недовольные сельские помещики одобрительно застучали мечами и копьями.
Покончив с вепрем, король Вальедо поднял взгляд и оглядел всех собравшихся. И улыбнулся, забрызганный кровью.
— Раз уж мы все здесь собрались, — сказал он, — есть одно небольшое дело, которое мы можем рассмотреть сейчас, а не завтра, в суде.
Его придворные и помещики замолчали, искоса поглядывая друг на друга. Как это похоже на Рамиро — идти вот таким окольным путем. Он даже не может оставить охоту просто охотой. Оглядываясь вокруг, некоторые с опозданием поняли, что эта поляна тщательно выбрана, что это не первое попавшееся место, где настигли дикого зверя. Здесь могли разместиться все, и даже имелось упавшее дерево, к которому теперь шагал король, снимая испачканные кровью кожаные перчатки. Он небрежно присел на него, будто это был трон. Загонщики начали оттаскивать кабана в сторону, оставляя размазанный кровавый след на примятой траве.
— Прошу подойти ко мне графа Гонзалеса де Рада и сэра Родриго Бельмонте. — Произнося эти слова, король Рамиро прибег к официальному языку верховного суда, а не к языку охоты в поле, и этим изменил настроение и атмосферу утра.
Оба названных спешились. Никто из них ни малейшей переменой в лице не выдал, предвидел ли он такое развитие событий или для него оно стало таким же сюрпризом, как для остальных.
— У нас есть все необходимые свидетели, — тихим голосом продолжал король, — и мне очень неприятно подвергать таких людей, как вы, судебному разбирательству во дворце. Мне показалось удобным разобраться с этим делом здесь. Есть возражения? Если да, я готов их выслушать.
Пока он говорил, два судебных чиновника подошли к стволу дерева, на котором сидел король. Они принесли сумки, достали из них пергаменты и свитки и разложили их возле короля.
— Никаких возражений, мой повелитель, — сказал граф Гонзалес де Рада. Его плавный, красивый голос заполнил поляну. По ней двигались слуги, разливая вино из фляг в бокалы, сделанные, по-видимому, из настоящего серебра. Охотники снова переглянулись. Что бы там о нем ни говорили, Рамиро проявлял щедрость, подобающую хозяину королевской крови. Некоторые спешились и отдали поводья грумам. Другие предпочли остаться в седле и выпили свое вино прямо на коне.
— Я не мог бы не согласиться с предложением короля, после того как столько королевских слуг провели такую огромную подготовку, — сказал Родриго Бельмонте. В его голосе звучала насмешка, но это случалось часто, поэтому ничего не значило.
— Обвинения весьма тяжкие, — сказал король Вальедо, не обращая внимания на тон Родриго. Теперь на лице Рамиро, высокого, широкоплечего, преждевременно поседевшего, появилось выражение, подобающее монарху перед лицом смертельной вражды между двумя самыми значительными людьми его королевства. Веселое, бесшабашное настроение утра исчезло. Собравшаяся аристократия, постепенно примирившаяся с происходящим, была заинтригована. Такой, возможно, грозящий кому-то гибелью конфликт был лучшим в мире развлечением.
На открытом пространстве перед поваленным деревом, где сидел король, стояли рядом Бельмонте и де Рада. Бывший министр королевства и его преемник после воцарения Рамиро. Оба они держались на почтительном расстоянии друг от друга. Никто из них не снизошел до того, чтобы взглянуть на противника. Учитывая то, что было известно о событиях в начале этого лета, вероятность кровопролития была велика, какие бы усилия ни приложил король, чтобы его избежать.
Большинство присутствующих, особенно те, кто явился из сельской местности, надеялись, что королю Рамиро не удастся его попытка уладить все мирным путем. Вот если решить спор поединком, тогда это собрание запомнилось бы надолго. «Возможно, — с надеждой думали некоторые, — именно поэтому разбирательство и устроено вне городских стен».
— Едва ли нужно говорить, что сэр Родриго отвечает по закону за действия жены и детей, поскольку они не имеют правового статуса и правоспособности, — торжественно произнес король. — В то же время из клятвенного заявления сэра Родриго ясно, что министр был официально предупрежден здесь, в Эстерене, о том, что его брату не будет позволено наносить ущерб тем землям, которые платят нам дань. Делая это предупреждение, — прибавил король, — сэр Родриго поступил правильно, как подобает нашему офицеру.
Большинство владельцев ранчо и баронов, собравшихся на лесной поляне, сочли эту речь чересчур сложной для себя с юридической точки зрения. «Почему бы, — думали они, — Рамиро просто не дать им сразиться здесь, под солнцем Джада, на открытом месте, как подобает мужчинам, вместо того чтобы произносить эти пыльные, сухие словеса?»
Но такая приятная возможность становилась с каждой минутой все менее вероятной. На это указывали самодовольные лица трех священнослужителей в желтых одеждах, которые подошли и встали за спиной короля. Говорили, что Рамиро не поддерживает тесные отношения со служителями Джада, однако эти трое выглядели вполне довольными.
«Вот что бывает, — подумали многие вельможи Вальедо, — когда король слишком занят собой, когда он начинает что-то менять. Даже этот новый тронный зал во дворце, где колонны из мрамора с прожилками: разве он не похож больше на зал развратного двора в Аль-Рассане, чем на зал воина-джадита? Что происходит в Вальедо? Вопрос становится все более острым…»
— Рассмотрев показания обеих сторон и представленные письменные свидетельства, в том числе и показания ашаритского торговца шелком Хусари ибн Мусы из Фезаны, мы вынесли следующее решение.
Выражение лица короля соответствовало его суровым словам. Ясно было, что, если Бельмонте и де Рада продолжат свою кровную вражду, Вальедо, возможно, будет расколот на сторонников того и другого, и перемены, задуманные Рамиро, провалятся с треском.
— Мы решили, что Гарсия де Рада — да упокоится его душа в свете Джада — нарушил и наши законы, и свои обязательства, предприняв нападение на деревню Орвилья неподалеку от Фезаны. Сэр Родриго поступил совершенно правильно, помешав этому нападению. Это был его долг, учитывая то, что нам платят дань за охрану этих земель. Мы также считаем, что приказ казнить Паразора де Раду был разумной, хоть и печальной необходимостью, поскольку возникла потребность продемонстрировать нашу власть и справедливость в Фезане. Все это не вменяется в вину сэру Родриго и не заслуживает порицания.
Граф Гонзалес беспокойно шевельнулся, но снова замер под пристальным взглядом короля. Свет лился на поляну между деревьями, покрывая ее полосами света и тени.
— В то же время, — продолжал король Рамиро, — сэр Родриго не имел права наносить рану Гарсии де Рада, после того как принял его капитуляцию. Такой поступок не подобает облеченному властью человеку. — Король заколебался и слегка поерзал на стволе дерева. Родриго Бельмонте смотрел прямо на него, в ожидании. Рамиро встретился с ним взглядом. — Далее, — произнес он голосом тихим, но очень четким, — то публичное обвинение, которое он, как мне доложили, сделал относительно смерти моего незабвенного брата, короля Раймундо, является наветом, недостойным дворянина и офицера короля.
При этих словах многие на лесной поляне затаили дыхание. Этот опасный вопрос затрагивал сам факт пребывания Рамиро на троне. Слишком внезапная смерть его брата так никогда и не получила удовлетворительного объяснения.
Сэр Родриго после этого высказывания не шевельнулся и не произнес ни слова. В косых солнечных лучах выражение его лица оставалось непроницаемым, только сосредоточенная морщинка прорезала лоб. Рамиро взял со ствола рядом с собой лист пергамента.
— Теперь остается рассмотреть нападение на женщин и детей на ранчо Бельмонте, а потом убийство человека, который уже вложил меч в ножны. — Король Рамиро несколько мгновений смотрел на пергамент, потом снова поднял взгляд. — Гарсия де Рада официально сдался в Орвилье и согласился с условиями выкупа, который предстояло назначить. После этой клятвы он обязан был вернуться прямо в Эстерен и ждать решения королевских герольдов. Вместо этого он безрассудно обобрал наших защитников на землях тагры, чтобы лично атаковать ранчо Бельмонте. За это, — произнес король Вальедо, теперь медленно и тщательно выговаривая слова, — я бы приказал публично казнить его.
Между деревьев пронесся быстро нарастающий ропот протеста. Это было нечто новое, поразительная демонстрация королевской власти.
Рамиро невозмутимо продолжал:
— Донна Миранда Бельмонте д'Альведа — хрупкая женщина, оставшаяся без мужской охраны, во время нападения вооруженных солдат опасалась за жизнь своих малолетних детей. — Король поднял со ствола дерева еще один документ и взглянул на него. — Мы принимаем на веру показания священника Иберо, который свидетельствует, что Гарсия особо подчеркнул в разговоре с донной Мирандой собственные намерения обрушить свою месть на нее самое и на ее сыновей, а не только увести коней, принадлежащих ранчо Бельмонте.
— Этот человек — слуга Бельмонте! — резко произнес министр. Его красивый голос повиновался ему чуть хуже, чем прежде.
Король посмотрел на него, и присутствующие, заметившие этот взгляд, внезапно вспомнили, что Рамиро действительно воин, когда он того пожелает. Мужчины задумчиво поднесли к губам бокалы и выпили.
— Вам не давали слова, граф Гонзалес. Мы хотим подчеркнуть, что ни один из уцелевших людей вашего брата не опроверг этих показаний. Собственно говоря, они их подтвердили. Мы также отмечаем, что, по всем показаниям, нападение было совершено на само ранчо, а не на пастбище, где паслись кони. Мы в состоянии сделать выводы, особенно если они подкреплены клятвой слуги господа. Учитывая то, что ваш брат уже нарушил свое слово, напав на ранчо, мы считаем, что донна Миранда, испуганная, беззащитная женщина, не заслуживает порицания за то, что убила его и защитила детей и собственность своего супруга.