— Абсолютно невозможно.
— А если сын будет продолжать упорствовать?
— Эти люди не шутят, — с раздражением сказал Алесси. — Ты ведь знаешь правила игры. Мог бы хорошенько вбить их в башку своему сыночку.
— Да, да, конечно. Я с тобой вполне согласен, — поспешил успокоить его старик. — Карло человек неделовой, мы это прекрасно знаем. — Он ходил взад-вперед медленными шагами, заложив руки за спину. Вдруг остановился, приняв решение. — Я дам тебе доверенность, и ты подпишешь все что надо — вместо него. Ему мы ничего не скажем. Потом я сам поговорю с Карло.
Он поглядел на Алесси долгим взглядом, пытаясь прочесть, что у того на уме.
— Ну, этого достаточно?
— Не знаю. Твой сын потерял голову и способен наделать глупостей. Не уверен, что он сумеет держать язык за зубами.
Банкир нахмурился.
— Неужели дело зашло так далеко?
— Да, вот именно. Каково твое решение, ты предоставишь мне все полномочия?
Старик утвердительно кивнул головой. Он достал из ящика стола доверенность и передал ее Алесси.
— Хорошо, — сказал тот, — пожалуй, мы устранили препятствия, все согласовали.
— Кроме одного.
Алесси был на полпути к двери. Он приостановился и вопросительно посмотрел на банкира.
— Ну, я слушаю. Что ты имеешь в виду?
Старик выглядел усталым и взволнованным, в нем почти не осталось прежнего пыла.
— Дино, не забывай, что это мой сын!
С некоторым раздражением в голосе Алесси пробормотал:
— Хорошо, хорошо. — Быстро открыл дверь и ушел.
Не прошло двух-трех дней, как на остров Семио приплыли Джулия и Коррадо.
Они были уверены, что в доме нет ни души, и страшно удивились, увидев распахнутые двери и окна.
Кто мог находиться в доме?
— Эй! — крикнула девушка. — Есть кто-нибудь?
Ее голос прокатился по пустым комнатам, вызвав громкое эхо… Потом воцарилась мертвая тишина.
— Странно…
— Посмотри-ка внутри дома, а я проверю вокруг, — велел ей Каттани.
Джулия вошла в дом. Большая гостиная, застекленная стена которой выходила на море, была пуста.
Она подошла к двери в спальню. Заглянула внутрь и обмерла.
С потолочной балки свисала толстая веревка, на которой болталось тело ее отца. Лицо банкира было раздутое, лилового цвета. Под ногами валялся опрокинутый стул.
Джулию начала бить дрожь. Она обеими руками зажала рот, чтобы удержать готовый вырваться крик ужаса. С побелевшим лицом отступила на несколько шагов назад и как могла громко позвала:
— Коррадо, Коррадо!
Он прибежал, обнял Джулию, спрятал ее лицо у себя на груди. Когда к девушке вернулась способность говорить, она произнесла с истерическими нотками в голосе:
— Как я могла позволить ему уехать! Нельзя было его отпускать.
Каттани увел Джулию подальше от комнаты, где под потолком висел труп ее отца. А сам вернулся выяснить, как Антииари лишил себя жизни.
Действительно ли он покончил с собой? Каттани прикинул на глаз, какова высота балки, к которой привязана веревка. Она находилась на расстоянии, по крайней мере, трех метров от пола. Возникал вопрос, как банкиру удалось привязать веревку так высоко. Даже встав на стул, он бы не дотянулся. Нельзя предполагать и то, что он воспользовался лестницей или чем-нибудь еще — вокруг, кроме стула, ничего не было.
Странно. Странно, потому что в конце концов самоубийство казалось вероятным, раз одна попытка уже была.
Мог ведь вновь случиться приступ депрессии.
— Надо немедленно сообщить дедушке, — сквозь слезы проговорила Джулия.
Дед провел ночь, не сомкнув глаз, и у него ужасно болела голова. На рассвете он вызвал Тано и велел ему срочно пригласить Терразини.
Адвокат был несколько удивлен поспешностью, с которой его пригласили прийти.
— Что случилось? Уж не надумали ли вы продать Семио? — спросил он со своей хитрой улыбочкой.
— Нет, — ответил старик. — Речь идет о другом. — Он прищурил светлые глаза и сделался в высшей степени серьезен. — Мне необходима ваша помощь. Я хотел предложить вам одно дело.
Как раз в эту минуту зазвонил телефон. Подошел Тано и, коротко поговорив, повесил трубку. Потом приблизился к старику и голосом, не выдававшим ни малейшего волнения, объявил:
— Произошло несчастье… На острове Семио…
— Что-нибудь с сыном? — в тревоге воскликнул старик.
— Да, — продолжал Тано, — он покончил с собой.
На похороны прибыл из Милана Алесси. Вместе с ним приехала Анна. Совершенно без сил, с опухшими глазами и дрожащими руками. Она привезла с собой партитуру одной из опер Моцарта и потребовала, чтобы ее опустили в могилу вместе с гробом мужа.
— Это было его любимое произведение, — сказала вдова.
Местный врач, задыхаясь от своей полноты, осмотрел тело Карло. Потом спокойно сел, нацепил очки, взял чистый лист бумаги и мелким, аккуратным почерком написал, что смерть наступила «вследствие самоубийства».
Свидетельство о смерти взял Алесси. Пряча его с угрюмым видом в карман, он встретился взглядом с Каттани. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью. Коррадо был так напряжен, что комиссар показался Алесси слишком опасным.
Немногочисленный кортеж двинулся к крошечному семейному кладбищу.
Погода никак не соответствовала печальной церемонии. Солнце ярко сверкало, заливая ослепительным светом пыльную узкую аллею. Негромкий шум шагов сливался с рокотом бьющихся о скалы волн. Внезапно яркое небо прорезала стая ворон, наполняя воздух оглушительным карканьем.
Джулия опиралась на руку Коррадо, то и дело склоняла голову к его плечу, едва сдерживая рыдания. Во главе кортежа шел дедушка. Его седая голова была высоко поднята, лицо хранило непроницаемое выражение.
Дино Алесси выглядел уверенным в себе, полным решимости, взгляд был холоден, как лед. Он будто возвышался над всеми. Среди побежденных, поверженных он представлял собой единственного истинного победителя.
По окончании церемонии Дино не пожелал терять ни минуты. Отведя в сторону старика Антинари, он грубо сказал:
— Теперь давай поговорим.
— Спешишь поскорее закончить дело, — заметил банкир, тяжело опускаясь на стул.
— Без меня ты не в состоянии ничего сделать, — сказал Алесси. — Для тебя будет лучше принять мои условия.
— Ну, давай выкладывай. Разумеется, ты хочешь стать членом административного совета. С какой квотой? Три, четыре процента акций?
Алесси поглядел ему прямо в глаза и прошипел:
— Я требую одиннадцать процентов.
Старик с трудом проглотил слюну. Он тяжело дышал.
— Моей семье принадлежат сорок процентов, — проговорил он. — Если ты возьмешь одиннадцать, то твой голос станет решающим, так как ты сможешь создавать большинство, блокируясь с другими акционерами.
— Я и так играю решающую роль. Без меня и тебе, и всей твоей семье конец. Я в этом не виноват: в такое положение ты попал из-за своего сына. Он был слишком слабохарактерным для банкира.
— Да, это верно. Банкиру надо иметь камень вместо сердца, как у тебя.
— Или как у тебя, — не остался в долгу Алесси.
Старик склонил голову.
— Ладно. Ты получишь свои одиннадцать процентов.
Алесси после стычки со стариком полностью преобразился. Глаза у него сверкали, он источал наглое самодовольство. Взял Анну под руку, желая подчеркнуть, что теперь ему официально принадлежит и вдова банкира.
— Поехали, — сказал он.
Анна не хотела ехать с ним одна, у нее было дурное предчувствие.
— Поедем со мной, — попросила она Джулию. — Не оставайся в этом ужасном месте. — Она нежно положила руку на плечо Каттани и сквозь слезы добавила: — Прошу вас, не отнимайте ее у меня именно сейчас…
Девушка погладила мать по щеке. Потом обняла за плечи и ласково прошептала ей на ухо:
— Позволь мне остаться здесь. У тебя есть Грета, ты должна подумать о ней.
— Ну раз ты этого хочешь… — ответила мать. Она смахнула слезы, обернулась и растерянно посмотрела вокруг. Потом пошла за Алесси к причалу. Старый Николо глядел им вслед, пока они не сели в катер и катер не превратился в еле различимую точку на горизонте.
Старик кипел от ненависти. Не отрывая взгляда от моря, он обратился к Тано:
— Ну, что скажешь? Сумеем мы прижать к ногтю этого мерзавца Алесси?
— Я в этом ничуть по сомневаюсь, — ответил молодой человек.
Банкир распрямился и полной грудью вдохнул морской воздух. Его мощная фигура, четко вырисовывавшаяся на фоне голубой глади, напоминала старого грозного льва. Словно предвкушая сладость реванша, он сказал Тано:
— Как только вернемся в гостиницу, сразу же позвони Терразини, мы с ним должны продолжить прерванный разговор.
Драгоценность
— Как только вернемся в гостиницу, сразу же позвони Терразини, мы с ним должны продолжить прерванный разговор.
Драгоценность
Море покрылось мелкими гребешками. Поднялся сильный ветер, и волны с глухим шумом бились о скалы.
При других обстоятельствах Джулия пришла бы в восхищение от зрелища разгулявшейся стихии. Но не сейчас. Она чувствовала себя одинокой, безнадежно одинокой. Мысль о том, что отец покинул ее навсегда, наполняла сердце невыносимой печалью. Только теперь дочь поняла, насколько была привязана к этому меланхоличному и мечтательному человеку.
Коррадо был рядом с нею. Он обнял ее за плечи и поцеловал в волосы. Однако Джулия чуть ли не с досадой отстранилась.
— Извини меня, — пробормотала она умоляюще, — но мне надо немного побыть одной.
Она вышла из дома и пошла по дорожке, ведущей вниз, к маленькому молу, вся сжавшись, подняв воротник жакета, чтобы защититься от пронизывающего яростного ветра. Села в пришвартованный к берегу катер и, запустив мотор на максимальную скорость, пустилась навстречу накатывавшим на остров пенистым валам.
Оставшись один, Каттани решил получше познакомиться с виллой. Он подошел к стене, на которой в ряд висели портреты членов семьи. Его внимание привлек портрет основателя рода, старого арматора, с гордостью демонстрировавшего торчащие вверх огромные усы.
В лицах предков Коррадо искал сходство с потомками. Вдруг что-то отвлекло его внимание. Комиссар услышал звук, настойчиво доносившийся из соседней комнаты. Он напоминал равномерный стук пишущей машинки.
Каттани приоткрыл дверь и очутился перед телетайпом, печатавшим полученное сообщение. Это было чрезвычайно интересно. Каттани вырвал из машины кусок бумажной ленты и прочел нечто, от чего буквально остолбенел.
Сообщение исходило из сицилийского филиала банка Антинари. Оно было адресовано Карло, и это наводило на мысль, что старик скрывает известие о смерти сына.
В этом послании подтверждалось исполнение распоряжения, полученного от банкира. Оно гласила: «В соответствии с вашим распоряжением нами переведен один миллион долларов в банк «Оверсиз» в Нассау».
Поистине странно. Разве возможно, чтобы человек, собиравшийся покончить жизнь самоубийством, думал о том, чтобы перевести за границу миллион долларов? «Нет, — сказал про себя Каттани, — меня не проведешь: тут что-то не так». Он сунул телекс в карман и подошел к окну. Обдумав и сопоставив все факты, Каттани решил, что близок к разгадке. Когда он докапывался до истины, то обычно не мог унять волнения. Возможно, банкир, как все, кто остался жив после неудачной попытки самоубийства, больше вовсе и не помышлял о смерти. Может быть, он замыслил бежать, куда-то уехать. Хотел разом все бросить и укрыться за границей. Поэтому он и распорядился перевести эти деньги за рубеж.
Теперь комиссар вспомнил и о подозрениях, возникших у него при осмотре веревки, на которой висело тело банкира. Она была привязана к потолочной балке, находящейся слишком высоко, чтобы до нее можно было дотянуться, встав на стул. Сейчас стало яснее ясного: это было замаскированное убийство.
Коррадо принялся за поиски других улик. Перерыв сверху донизу спальню Карло Антинари, в одном из ящиков он нашел пакет, на котором от руки было написано «Для Джулии». В нем находилось что-то твердое, небольшое по размеру. Каттани разорвал бумагу, и в руках у него оказался маленький диктофон. Не задумываясь, он нажал клавишу, включив запись.
Раздался немного хриплый голос банкира: «Дорогая Джулия, сокровище мое, я записываю на пленку письмо тебе. Завтра сюда придет катер, и я передам эту запись матросу, чтобы он переслал ее тебе в Милан. Мне бы очень хотелось, чтобы ты приехала ко мне на Семио. А потом мы вместе отправимся и длинное путешествие…»
Вот слова, которые все объясняли! Каттани приготовился слушать запись дальше, но с некоторой досадой резко выключил диктофон. За его спиной бесшумно выросла Джулия.
— Извини, — проговорил Коррадо, — может, мне не следовало…
Она не ответила. Взяла диктофон у него из рук и вновь включила.
Голос отца продолжал: «Ты единственная, кто по отношению ко мне проявил понимание. Мне не всегда удавалось или не представлялось случая быть столь же внимательным к тебе. И чтобы ты меня простила, я заказал для тебя подарок Монкаде. Ты помнишь этого сицилийского ювелира? Ну, вот и все, моя радость. Теперь я с тобой прощаюсь и жду твоего приезда. Целую тебя. Папа».
Лента продолжала вращаться, и в наступившей тишине слышался лишь ее шорох.
По лицу Джулии лились слезы. Она протянула руку, выключила диктофон и простонала:
— Бедный отец… Он был так одинок…
Девушка ласково провела рукой по постели отца, словно он еще лежал на ней. Вытерла слезы и устало подошла к окну.
Море внизу уже почти успокоилось, ветер тоже улегся.
— Я хочу уехать отсюда, — сказала Джулия. — Мама была права. Здесь невозможно оставаться: это слишком тяжело. А кроме того, мне захотелось получить подарок отца.
Каттани не знал, что ей ответить. Иной раз слова и жесты бывают бессильны, ими утешишь не всякое горе. Он лишь спросил:
— Хочешь, я поеду с тобой?
Она повернулась, подошла к нему и поцеловала в лоб.
— Ну, конечно, — прошептала Джулия, — я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной. Ты извини, если я не слишком весела.
Ювелир был приторно любезен и без устали благодарил и кланялся. «Считаю за честь, что ваш отец выбрал мой скромный магазин. Весьма польщен, что вы меня посетили… Для меня большая честь, что купленная здесь драгоценность будет украшать такую девушку, как вы…»
Непрерывно кланяясь, он расхваливал достоинства броши действительно редкой красоты. Драгоценное украшение было из золота с розовым алмазом посредине, вокруг которого шел тончайший узор из бриллиантов и изумрудов.
— Я приобрел ее на аукционе Сотби в Лондоне, — сказал ювелир. — Брошь входила в коллекцию Питта, это очень изысканное изделие. Потребовалось немало труда, чтобы ее отреставрировать.
Джулия осторожно взяла драгоценность обеими руками. В ее глазах появился какой-то новый блеск.
— Потрясающая вещь! — воскликнула она.
Ювелир машинально поклонился.
— Благодарю вас. Так приятно угодить тому, кто в состоянии по достоинству оценить произведение искусства. На свете есть только один такой алмаз, как этот. Он находится в браслете, который составлял комплект с этой брошью.
— Могу я на него посмотреть? — оживленно спросила Джулия.
— Браслет купил ваш отец. Но так как он нравился ему меньше, он решил подарить вам брошь.
— А кому он подарил браслет?
Ювелир сразу лишился своего красноречия. Он натянуто улыбнулся и пробормотал:
— Право, не знаю, могу ли я…
— Но ведь я его дочь, мне вы можете сказать.
Ювелир выдвинул ящик и достал какие-то квитанции. Украдкой их пролистал и после некоторого замешательства ответил:
— Полного имени и фамилии я не знаю. У меня записано только: «Агриппина». Понятия не имею, кто это.
— Браслет, наверное, стоил сотню миллионов.
— Гораздо больше, синьорина.
Джулия была ошарашена. Кто эта таинственная Агриппина, которой отец делал такие дорогостоящие подарки? Она даже представить себе не могла, что в его жизни была другая женщина.
Каттани, как всегда, подошел к делу с практической стороны. Он спросил:
— А банкир заплатил за обе драгоценности вместе?
— Нет, — ответил ювелир, вновь заглянув в свои бумаги. — Ах, вот, нашел: за них было заплачено двумя отдельными чеками — один был подписан покойным банкиром Антинари, а на другом, за браслет, стоит подпись некоего Дино Алесси.
Час от часу не легче! Понять что-либо было поистине невозможно. Неужели у отца Джулии была любовница? А подарки, которые он ей делал, оплачивал Алесси?
Но сейчас Каттани было не до того, чтобы ломать голову над этой проблемой. Его больше тревожило другое. Напротив ювелирного магазина остановился белый «форд», в котором сидели два парня. Каттани приметил их уже раньше: они следовали за ним и Джулией, как тень, с первой же минуты, как они высадились на Сицилии.
Ведя машину по направлению к гостинице, он бросил взгляд в зеркало заднего вида, белый «форд» по-прежнему висел у него на хвосте.
Позднее, в номере, отодвинув занавеску на окне, он вновь увидел этот автомобиль: «форд» был припаркован у отеля. Один парень вышел из машины и направился к подъезду гостиницы. Он был невысокого роста, полноват и нервно озирался вокруг.
Джулия ничего не заметила. Каттани поцеловал ее и сказал:
— Я сейчас вернусь: забыл купить сигареты.
Выйдя в холл, он увидел, что молодой человек стоит, притаившись за колонной. Комиссар медленно подошел к нему сзади. На парне была матерчатая куртка, длинные волосы падали на плечи, в углу рта зажата сигарета. Комиссар действовал не раздумывая. Обеими руками схватил парня за руку и заломил ее за спину.