– А ответчика представлял Ламар Тисдейл.
– Старик умер тридцать лет назад. Его подпись еще можно встретить под завещаниями и разными актами. А где само дело? – спросил Джейк, отступая на шаг.
– Я не смогла его найти. – Порция выпрямилась. – Если оно существует, то должно быть где-то здесь, но я все пересмотрела. Тут много чего не хватает. Думаю, это следствие пожара.
Джейк склонился над картотечным ящиком.
– Значит, они вели тяжбу за какой-то участок земли в двадцать восьмом году, – задумчиво произнес он.
– Да, и можно с большой долей вероятности утверждать, что это те самые восемьдесят акров, которыми владел Сет на момент смерти. Из фактов, установленных Люсьеном, следует, что никакой другой земли у Сильвестра в то время не было. Клеон Хаббард стал ее законным владельцем в тридцатом году, и с тех пор она всегда принадлежала Хаббардам.
– А тот факт, что в начале тридцатого Сильвестр еще владел этой землей, свидетельствует о том, что в двадцать восьмом он процесс выиграл, иначе Клеон Хаббард получил бы ее раньше.
– Именно это я и хотела у вас спросить. Вы ведь юрист, а я лишь секретарша.
– Вы уже становитесь юристом, Порция. Я не уверен даже, что вам нужно заканчивать юридический факультет. Вы верите, что Сильвестр был вашим прадедом?
– Моя мать теперь почти не сомневается, что он был ее дедом, а его единственный ребенок, дочь Лоуис, – ее матерью. Получается, мне старик доводится прадедом, хотя родства я особо не ощущаю.
– Вы говорили Люсьену, что его предок имел отношение к делу?
– Нет. А надо было? Зачем его огорчать? Это же не его вина. Его тогда еще и на свете не было.
– Я бы не удержался – хотя бы для того, чтобы подразнить его. Ему было бы очень неприятно узнать, что его родственник представлял интересы одного из Хаббардов и проиграл дело.
– Будет вам, Джейк. Вы же знаете, как Люсьен ненавидит свой род со всей его историей.
– Да, но он обожает доставшееся ему имущество. Я бы все же сообщил ему.
– Как вы думаете, в фирме Уилбэнксов хранятся какие-нибудь архивы?
– Не думаю, – хмыкнул Джейк, – что срок их давности простирается на шестьдесят лет. На чердаке есть хлам, но не настолько старый. Как правило, адвокаты ничего не выбрасывают, но со временем бумаги имеют обыкновение исчезать.
– Можно мне порыться на чердаке?
– Ничего не имею против. Что вы собираетесь искать?
– Само дело. Может, что-то еще, какой-нибудь ключик. Понятно, за эти восемьдесят акров велась тяжба, но что за этим стоит? И что тогда случилось? Как мог чернокожий, в Миссисипи, в двадцатые годы выиграть земельную тяжбу? Подумайте, Джейк. Белый землевладелец нанимает самую крупную в городе адвокатскую фирму, обладающую всеми необходимыми связями и рычагами, чтобы подать имущественный иск против какого-то несчастного черного. И черный выигрывает процесс, во всяком случае, похоже на то.
– Может, он и не выиграл. Может, дело тянулось вплоть до смерти Сильвестра.
– Именно. Вот это я и хочу выяснить, Джейк.
– Желаю удачи. Я бы на вашем месте все рассказал Люсьену и заручился его помощью. Он, конечно, клеймит своих предков, но делает это преимущественно до завтрака, во всяком случае, чаще всего. Не бойтесь, он переживет «удар». Его предки делали вещи и похуже.
– Замечательно. Тогда я скажу ему и сегодня же начну копаться на чердаке.
– Будьте осторожны. Я поднимаюсь туда не чаще, чем раз в год, и только по крайней необходимости. Очень сомневаюсь, что вы там что-нибудь найдете.
– Посмотрим.
Люсьен воспринял новость спокойно. Отпустил несколько обычных крепких ругательств в адрес родственников и, похоже, даже остался доволен, что его дед проиграл дело против Сильвестра Риндса.
Хоть никто его об этом не просил, он пустился в исторические реминисценции и стал объяснять Порции, а временами по ходу дня и Джейку, что Роберт И. Ли Уилбэнкс родился в период Реконструкции и бо́льшую часть жизни верил, что рабство в один прекрасный день еще возродится. Семейству удалось защитить свои владения от «саквояжников», и Роберт, надо отдать ему должное, построил династию, преуспевшую в банковском деле. Они имели в собственности участки железных дорог и приобрели влияние в политике и юриспруденции.
Он был человеком грубым и неприятным, ребенком Люсьен боялся его. Но, отдадим должное противнику, прекрасный дом, принадлежащий теперь Люсьену, был выстроен дорогим дедулей и по всем правилам передан по наследству.
Через несколько часов они поднялись на чердак и еще дальше углубились в историю. Джейк немного побыл с ними, но потом решил, что это пустая трата времени. Дела не простирались дальше тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, того самого, когда Люсьен унаследовал фирму от отца и дяди, погибших в авиакатастрофе. Кто-то, вероятно, легендарная секретарша Этель Твитти, прибрал в доме и провел ревизию старых дел.
35
За две недели до объявленного начала войны адвокаты со своими помощниками собрались в главном зале суда на распорядительное совещание перед началом слушания дела. О подобных собраниях в прежние времена слыхом не слыхивали, но новомодные процессуальные правила брали свое, и для таких совещаний даже появилась аббревиатура – РСС.
Адвокаты типа Уэйда Ланье, занимающиеся гражданскими делами, хорошо ориентировались в стратегии и нюансах РСС. Джейк – гораздо хуже. Рубену Этли еще ни разу не доводилось председательствовать на подобном совещании, хотя он ни за что бы в этом не признался. Для него и его канцелярского суда крупным процессом считался бракоразводный процесс с дележом денег. Такие случались редко, и он уже двадцать лет вел их по старинке, игнорируя новые правила.
Критики новых правил представления документов суду и судопроизводства жаловались, что РСС есть не что иное, как репетиция суда, и это вынуждает адвокатов проделывать двойную работу, обременительную, ограничительную, требующую времени и средств. Документ, формулировка вопроса или свидетель, не должным образом представленные во время РСС, во время процесса могли быть отвергнуты судом.
Адвокаты старой школы, вроде Люсьена, обожающие грязные трюки и засады, ненавидели новые правила, направленные на достижение большей честности и прозрачности процесса.
Люсьен же без конца твердил:
– Цель участника судебного процесса – не честность, Джейк, цель участника судебного процесса – победа.
Судья Этли тоже не был изощрен в новых правилах, хотя долг обязывал следовать им. В понедельник 20 марта ровно в 10 утра он выгнал из зала горстку зевак и приказал приставу запереть дверь. Мол, это не публичные слушания.
Пока адвокаты рассаживались, Лестер Чилкотт, напарник Ланье, подошел к столу Джейка и небрежно положил на него какие-то бумаги.
– Обновленная информация, – сообщил он, словно о мелочи.
Джейк начал листать бумаги, когда судья Этли призвал всех к порядку и принялся обводить аудиторию взглядом, чтобы убедиться, что все адвокаты на месте.
– Недостает мистера Стиллмена Раша, – пробубнил он в микрофон.
Удивление Джейка моментально сменилось гневом, когда он увидел в списке потенциальных свидетелей Ланье сорок пять дополнительных имен. Места жительства новых свидетелей были разбросаны по всему юго-востоку, четверо жили в Мехико. Знакомыми оказались немногие, только те, кто выступал на предварительной даче показаний.
«Вброс документов» – обычный грязный трюк, особенно популярный у корпораций и страховых компаний: их адвокаты придерживали давно обнаруженные документы до последнего момента, а потом сотнями вываливали их на адвокатов противной стороны перед самым началом суда, понимая, что те не успеют должным образом поработать с ними. Некоторых судей такой трюк приводил в бешенство, другие не обращали на него внимания.
Уэйд Ланье только что продемонстрировал близкое подобие такого фокуса: обрушил на Джейка «вброс свидетелей». Тактика одна и та же: придержать имена многих потенциальных свидетелей до последней минуты, а затем обнародовать их, чтобы ошарашить оппонента.
Джейк вскипел, но на очереди были более насущные проблемы.
– Итак, мистер Брайгенс, – сказал судья, – у вас есть два находящихся на рассмотрении ходатайства: о переносе суда в другое место и об отсрочке суда. Я прочел ваши объяснения и возражения противной стороны. Насколько я понимаю, вам нечего добавить к своим ходатайствам?
– Нет, сэр, – ответил Джейк, предусмотрительно встав.
– Сидите, сидите, джентльмены. Это распорядительное совещание, а не официальные слушания. Далее. Верно ли будет предположить, что в поисках Энсила Хаббарда прогресса по-прежнему нет?
– Да, сэр, хотя, будь у нас больше времени, прогресса можно было достигнуть.
Уэйд Ланье встал:
– Ваша честь, если позволите, я бы хотел возразить. Присутствие или отсутствие Энсила Хаббарда не имеет существенного значения. Вопросы, составляющие предмет спора, созрели для рассмотрения, и все основные заинтересованные лица, а также свидетели, способные пролить свет на дееспособность завещателя и наличие недолжного влияния, на месте. Энсил, если жив, не виделся со своим братом Сетом несколько десятков лет до его самоубийства и никоим образом не может судить о том, в каком состоянии находился его брат. Поэтому давайте будем действовать по плану. Если жюри вынесет вердикт в пользу рукописного завещания, у мистера Брайгенса будет куча времени, чтобы продолжить поиски Энсила и передать ему его пять процентов. А если жюри отвергнет рукописное завещание, тогда Энсил не будет иметь никакого отношения к делу, поскольку в предыдущем завещании он даже не упомянут. Давайте двигаться вперед, судья. Вы много месяцев назад назначили открытие процесса на третье апреля, и нет обоснованной причины отменять это решение.
Ланье не рисовался, он был исключительно понятен, дружелюбен и потому убедителен. Джейк отлично знал, что этот человек умел вести спор легко, экспромтом и убеждать кого угодно в чем угодно.
– Согласен, – угрюмо произнес судья Этли. – Начнем третьего апреля, как планировалось. Здесь, в этом зале. Садитесь, пожалуйста, мистер Ланье.
Джейк делал заметки и ждал продолжения. Судья посмотрел в свои записи, поправил очки на кончике носа.
– Я вижу шестерых адвокатов опротестовывающей стороны. Мистер Ланье – главный представитель детей Сета Хаббарда – Рамоны Дэфо и Гершела Хаббарда. Мистер Зейтлер – главный представитель двоих детей Гершела Хаббарда. Мистер Хант – главный представитель двоих детей Рамоны Дэфо. Остальные – помощники.
Он снял очки и сунул дужку в рот. Это означало, что сейчас последует наставление.
– Так вот, джентльмены, когда начнется процесс, я не потерплю пустой болтовни шестерых адвокатов. На самом деле никому, кроме мистера Ланье, мистера Зейтлера и мистера Ханта, вообще не будет позволено говорить в суде от имени их подзащитных. Видит Бог, разговоров и так хватит. И я не позволю подвергать присяжных испытанию тремя вступительными и тремя заключительными речами и тройными допросами свидетелей. Если возникнут возражения, я не желаю, чтобы трое или четверо из вас вскакивали с мест и, размахивая руками, кричали: «Возражение! Возражение!» Вы меня поняли?
Разумеется, они его поняли. Он говорил медленно, отчетливо, с обычной своей безапелляционной властностью.
– Предлагаю, чтобы мистер Ланье взял на себя главную роль и вел основную часть дела от имени всех «протестантов». Разумеется, он обладает для этого бо́льшим опытом, не говоря уж о том, что у его клиентов наибольший интерес в этом деле. Делите работу между собой как угодно, здесь я вам не осмелюсь давать советов, – произнес он мрачно, подразумевая: «Упаси вас бог ослушаться моего совета». – Я никому не пытаюсь заткнуть рот. Вы имеете право отстаивать интересы своих клиентов. Каждый из вас имеет право вызывать собственных свидетелей и участвовать в перекрестном допросе свидетелей противной стороны. Но при первой же попытке повторить то, что уже было сказано, а адвокаты часто этим грешат, будьте готовы к тому, что я решительно пресеку ее. Словоблудия терпеть не намерен. Надеюсь, все согласны с этим?
Разумеется, все были согласны, во всяком случае, в данный момент.
Судья вновь напялил очки на нос и заглянул в свои записи.
– Давайте поговорим о вещественных доказательствах.
Около часа они обсуждали, какие документы будут приниматься к рассмотрению и предъявляться присяжным. Под деспотичным давлением судьи Этли было оговорено, что почерк, которым написано завещание, априори принадлежит Сету Хаббарду. Пытаться оспаривать это значит попусту транжирить время. То же и с причиной смерти Сета Хаббарда. Куча людей видела его висящим на дереве, и никаких сомнений относительно того, как он умер, быть не могло.
– А теперь давайте проверим список свидетелей, – предложил судья Этли. – Вижу, мистер Ланье добавил к нему немало имен.
Этого момента Джейк ждал с нетерпением, стараясь сохранять хладнокровие, хотя давалось это ему с трудом.
– Ваша честь, – сказал он, – я протестую против того, чтобы многим из этих свидетелей было позволено выступать в суде. Если вы взглянете на страницу шестую и далее, то увидите имена сорока пяти потенциальных свидетелей. Судя по их адресам, предполагаю, что это люди, работавшие на разных предприятиях мистера Хаббарда. Точно не знаю, поскольку никогда прежде этих имен не слышал. Я просмотрел все протоколы. Из сорока пяти только пятнадцать или шестнадцать человек упоминались противной стороной до сегодняшнего дня. Согласно процедуре, мне должны были предъявить этот список еще несколько месяцев назад. Это называется «вбросом свидетелей», ваша честь, – когда на тебя обрушивают кучу новых свидетелей за две недели до начала суда, и уже нет возможности побеседовать с ними и выяснить, каковы будут их показания. Не говоря уже о получении их письменных показаний – об этом можно забыть, потому что на это ушло бы полгода. Налицо явное нарушение правил и закулисные махинации.
Судья Этли сердито посмотрел на противоположный стол:
– Мистер Ланье?
Ланье встал:
– Можно мне размять ноги, ваша честь? У меня больное колено.
– Как вам угодно.
Ланье начал расхаживать перед своим столом, слегка прихрамывая.
«Наверное, новый трюк», – подумал Джейк.
– Ваша честь, никакого мошенничества нет, я возмущен таким обвинением. Поиск свидетелей – работа, которая никогда не прекращается. Постоянно возникают новые имена. Свидетели, которые отказывались давать показания, иногда в последний момент меняют свое решение. Одному свидетелю приходит на ум другой, другому – третий, или свидетель вспоминает нечто, о чем прежде не помнил. Наши дознаватели вот уже четыре месяца продолжают копать беспрерывно и, честно признаться, обогнали противную сторону, нашли новых свидетелей и продолжают их искать. У мистера Брайгенса есть две недели на то, чтобы позвонить или встретиться с любым свидетелем из моего списка. Две недели. Да, это не такой большой срок, но кому из нас когда хватало времени? Нам это тоже хорошо знакомо. Таковы законы, по которым ведутся крупные тяжбы, ваша честь. Обе стороны наскребают информацию где могут, до последнего момента.
Важно расхаживая, прихрамывая и приводя разумные доводы, Ланье внушал даже некоторое восхищение, хотя в то же время Джейку хотелось метнуть в него нож. Ланье играл не по правилам, но умел выдать свой обман за нечто вполне законное.
Момент для Ланье был решающим: среди сорока пяти свидетелей в его списке было спрятано имя Джулины Кидд, единственной пока черной женщины, найденной Рэндаллом Клэппом, которая призналась, что спала с Сетом и согласилась дать показания. За пять тысяч долларов плюс дорожные расходы она была готова приехать в Клэнтон и выступить в суде. Согласилась она также игнорировать все звонки и избегать встреч с любыми другими адвокатами, особенно с Джейком Брайгенсом, который мог объявиться и попытаться что-нибудь выведать.
Имени Фрица Пикеринга в списке не было, и его не предполагалось обнародовать до критического момента в ходе процесса.
– Сколько предварительных показаний вы сняли? – спросил Джейка судья Этли.
– В общей сложности тридцать, – ответил тот.
– На мой взгляд, немало. И это недешево стоит. Мистер Ланье, вы, конечно, не собираетесь вызывать в суд всех этих людей?
– Разумеется, нет, ваша честь, но правила требуют, чтобы я включил в список всех потенциальных свидетелей. Иногда до середины процесса я могу не знать, кто мне понадобится следующим. Правила позволяют проявлять гибкость в этом вопросе.
– Это понятно. Мистер Брайгенс, сколько свидетелей собираетесь вызвать вы?
– Примерно пятнадцать, ваша честь.
– Что ж, могу вам уже сейчас сказать, друзья, что не намерен испытывать терпение жюри, заставляя его выслушивать показания шестидесяти свидетелей. С другой стороны, я не хочу ограничивать вас в том, каких именно свидетелей вы можете или не можете вызывать. Просто сделайте так, чтобы все вероятные свидетели были заранее известны противоположной стороне. Мистер Брайгенс, у вас есть все имена и две недели, чтобы провести необходимую работу.
Джейк в отчаянии покачал головой. Старый судья был привержен старым правилам и ничего не мог с собой поделать.
– В таком случае можно ли попросить наших оппонентов предоставить краткие резюме того, что может сказать каждый из новых свидетелей? Это было бы только справедливо, ваша честь, – сказал Джейк.
– Мистер Ланье?
– Не уверен, что это так уж справедливо, ваша честь. То, что мы подсуетились и нашли кучу свидетелей, о которых мистер Брайгенс никогда не слышал, еще не значит, что мы должны открывать ему, что скажет каждый из них. Пусть сам поработает, – ответил Ланье снисходительным, почти оскорбительным тоном, заставившим Джейка почувствовать себя лодырем.
– Согласен, – кивнул судья Этли.
Проходя мимо Джейка, Ланье метнул на него высокомерный взгляд победителя.
Распорядительное совещание продолжилось. Обсудили вопрос об экспертах и о том, что они могут сообщить суду. Джейк сердился на судью Этли и не пытался это скрыть. Кульминацией совещания стало обнародование списка кандидатов в присяжные, и судья оставил его напоследок. Был уже почти полдень, когда секретарь раздал участникам список.
– Девяносто семь имен, – сказал судья Этли, – проверенных по всем параметрам, кроме возраста. Как вы знаете, некоторые люди старше шестидесяти пяти лет тоже хотят быть присяжными, несмотря на то что имеют право на освобождение по возрасту. Это вам, господа, придется выяснять во время отбора.
Адвокаты стали просматривать списки, выискивая дружественных, сочувствующих кандидатов, тех, кто наверняка примет их сторону и проголосует за нужный вердикт. Дав им немного времени на ознакомление, судья Этли продолжил: