– Ладно, жмот... Вали давай по своим делам.
– Береги Макса! Через месяц я вернусь!
– Езжай уже!
Он прыгнул в машину, которая тут же сорвалась с места.
– Через месяц, Лина!..
...Генка поехал не по магистрали, которая, несмотря на этот ранний час и выходной день, почему-то уже была перегружена авто, видать, еврейские семьи потянулись на, возможно, последние в этом году «шашлыки на природе». Он свернул на второстепенную трассу, проходившую через город Кфар-Саба, а потом и вовсе помчался по каким-то кибуцным[35] дорогам. Получалось немного дальше по километражу, но... Об этом знают все опытные водители – не всегда тот путь, что короче, быстрее! Здесь не было не то чтобы пробок, здесь в это время было абсолютно пустынно, только знай, дави на акселератор!
Андрей сосредоточенно и упорно молчал, и Генка наконец-то не выдержал:
– Так куда это ты так резко намылился, Аника-воин?
– На войну.
– А без «Б»?
Андрей посмотрел на своего друга:
– Хочешь со мной?
– Куды это?
– Во Францию, в Легион.
– Ага. Ладно! Не хочешь говорить – не надо! Только не звезди шо не попадя! Захочешь потом, сам все расскажешь! Агу?
– Агу.
– А шо ты там этой козе за какие-то бабки говорил?
Андрей обернулся всем корпусом, дотянулся до своей сумки, лежавшей на заднем сиденье, и достал из ее бокового кармана большой плотный конверт.
– Это я хотел с тобой покалякать по дороге.
– Ну, и?..
– Такое дело... – Он помял конверт в руках и положил Генке на колени. – Здесь семь тысяч «денег»...
– Американских?
– Американских. Что от БТРа остались.
– Ну?!
– Поможешь?
– На рождение малого?
– Угу. На полгода, думаю, должно хватить.
– Слышь-ка, Лысый. – Гена закурил сигарету и с шумом выпустил дым в окно. – У меня, когда Никита родился, вообще бабла не было, и то как-то выкрутились. Алиска оформилась как «мамка-одноночка», я от Фелы тогда тысячи три шекелей всего-то носил. Короче... Мы на пять тысяч в месяц всей семьей целый год жили! И малого потихоньку приподняли и сами...
Он выбросил окурок в окно и посмотрел на Андрея:
– А чем твоя выдра от моей отличается, а? Она же от государства те же деньги получит, даже больше – на двоих! Так за шо ей такие привилегии? У нее шо, ее «трещина» не вдоль, а поперек разрезана или золотая? Ты ей только сейчас десять «косых» отвалил! У меня машина меньше стоит! А теперь еще и семь тыщей американских денег на полгода? Ты совсем больной?! Так лечи свою контузию, а то со стороны некрасиво выглядит! – Он в сердцах долбанул кулаком по рулю. – Гоцым здрасти!!! Сам в каморке без окон живет, а какой-то козе денег отваливает так, шо можно пентхауз снять, и только за то, шо она в свое время здорово ноги раздвинула! Лечись, если больной, а если здоровый, то не будь лохом или бараном! Бля! Как же я не люблю, когда людей по-наглому на деньги разводят! Особенно друзей!
– Мне надо так понимать, шо ты мне помогать не будешь, братишка?
– Буду, бля! – Он еще раз хрястнул кулаком по рулю. – Только не так, как ты хочешь, а так, как правильно!
– А как правильно, Ген?
– А правильно так, шо если ты не вернешься к этой козе – а вот это действительно будет правильно, – то я за «полштуки» куплю для малого «детскую комнату»...
– А сколько она, кстати, стоит?
– О! – Он поднял указательный палец кверху. – Вопрос не мальчика, но мужа! Я своему покупал, а потому знаю у кого и где. В наших, еврейских, бля, магазинах – тысяч семь-десять... А вот если прокатиться к моему знакомому арабчуку, который меня приглашал поиграть на своих арабских сабантуях уже раз двадцать и считает меня чуть ли не членом семьи, а по совместительству имеет фабрику по производству «детских комнат», то... Я же для Никитки у него же и покупал! Вся эта «радость» обойдется больше, чем вполовину дешевле – две с половиной вместе с доставкой и сборкой мебели!
– А кататься-то куда надо?
– В Шхем...
– Это ж Палестинские территории!
– И шо? Очко жим-жим? Хотя у тебя не должно бы...
– Ну и шо ж в тот комплект входит?
– Обычный набор: шкаф на две створки для всего детского барахлишка, большой комод с широкой столешницей для «переодевания», детская кроватка, классная коляска, матрасик, три комплекта белья в кроватку...
– Ну, это – «стандарт»...
– А еще: комплект детских моющихся обоев для комнаты в 12 «квадратов», три разные музыкальные погремушки на кроватку и детский «ночник»-бра! Синенький такой, в виде звездочки...
– Здорово!
– Места знать надо! Так вот! Как правильно!.. Я покупаю твоему малому такую «детскую комнату» и растягиваю остальные баблосы на год – на ребенка, на питание и памперсы в месяц надо примерно две тыщи шкалей... Поверь мне – я-то это уже знаю! Или ты собрался «кидать кости в будку» еще и этим двум кобылам на водку?!
Теперь закурил Андрей, минут на десять...
– Знаешь что... Вот тебе конверт... А дальше... Если я не вернусь через месяц... Поступишь, как посчитаешь нужным. Как взрослый мужик и как мой братишка. Мне больше некому довериться.
Они замолчали минут на пятнадцать. Курили и думали каждый о своем. Пока не приехали в аэропорт.
– Ну... все, братка. Отваливаю.
– Так куда едешь-то, Дрюля!
– В Африку.
Было видно, что Гена обиделся. Не очень сильно, но все же...
– Ладно. Когда будешь в «Африке», к Лерке зайди. Скажешь, что у нас с мамкой все в порядке. И вообще... – Он обнял Андрея и прошептал на ухо: – Я тебе завидую, капитан. Ты, бля, – перекати-поле, цыган! Захотел – снялся и уехал. А я так не могу. У моей кибитки колеса спиздили. Ладно! Вали отсюда и не возвращайся больше! От души желаю! Давай, братишка. Может, когда и свидимся еще. А за малого не беспокойся – год ему обеспечен! А за это время ты и там, в «Африке», раскрутишься. Все!!! Пошел на фуй! И не вздумай больше возвращаться сюда, братишка!
– И тебе удачи, лабух!
* * *...Спустя три часа авиалайнер взмыл в небо, унося в своем нутре Андрея. И опять во Францию, и опять в Легион.
...И опять, как это было и всегда, его самолет прибыл в аэропорт Марселя точно по расписанию, в 13.20.
Все повторялось, все «возвращалось на круги своя». Его жизнь сделала очередной виток и... Вернулась к тому, что ему приходилось видеть уже не единожды. В последний раз это было год назад, 25 октября 2001-го... Тогда, когда он возвращался в Абажель полный надежд... Тогда, когда еще была жива капитан Мари Савелофф...
И в его мозгу начало возникать стойкое дежавю.
Потому что... жизнь – штука размеренная и рациональная, как бы кто ни пытался это изменить.
Только теперь, как тогда, год назад, того времени, «вагон и маленькая тележка», у Андрея не было. Теперь он знал, на что тратил свое время, и знал точно! Хотя... Что такое время? Практически вся твоя жизнь! И дается она тебе на что? Да чтобы не торопиться! Чтобы подумать еще раз, правильно ты делаешь сейчас, возвращаясь туда, где уже несколько раз чуть было не отдал богу душу и где потерял не только верных и преданных людей, но и близкого, любимого человека.
Об этом он думал год. А сейчас... Сейчас на него «накатило» дежавю.
Он мог бы, конечно, позвонить и остаться у него на сутки или двое, своему старому сокурснику еще по училищу Сергею Палию, Ежику, который теперь был Жаком Рано, сержантом-пенсионером Легиона и владельцем уютного ресторанчика в тихом предместье Марселя. Он мог бы, наверное, позвонить и той красавице стюардессе Эжен, или, как он ее называл, «стюардесса по имени Жанна, обожаема ты и желанна», позвонить и остаться у нее на всю жизнь... Но не хотел! Он мог бы, но... Все это ушло куда-то так далеко, что вспоминалось уже как сказка.
Он, наверное, мог бы. Но... Его ждал Паук! Его ждал генерал Жерарди, который надеялся на своего любимца и верил, что за это время он «не потерял былой легкости и упорства».
«...Простите меня! Простите меня вы все! Мои родные и дорогие моему сердцу люди! Мы еще увидимся, и не раз! Но не сегодня! Сегодня я спешу. Я и так уже опаздываю к назначенному сроку! И я лечу-у-у!..»
Он даже думал теми же мыслями, теми же фразами, которыми думал год назад, стараясь успеть. Вот только куда?..
Он действительно опять летел.
И опять, прямо с самолета, пройдя все таможенные и пограничные формальности за бесконечные пятнадцать минут, он выскочил на площадь перед аэровокзалом, поймал машину с шашечками такси, нарисованными на дверцах, и скомандовал таксисту:
– Pour la gare ferroviaire! Plus vite s’il vous plaоt![36]
И пожилой водитель, истинный француз, только покачал головой и пробурчал себе под нос:
– Oh, vraiment ceux-ci russe! Uternellement ils se dopкchent, comme les Corses![37]
Видавший виды «Пежо» рванул с места и тут же влился в плотный автомобильный поток.
А Андрей присмотрелся повнимательнее и... Видимо, у этого пожилого марсельца-таксиста аэропорт был излюбленным местом «вылова» клиентов! Это был тот же таксист, который вез его и год назад.
«...Ничего не меняется в этом мире, или я сплю, или мне по второму разу прокручивают то же самое кино, которое я уже видел! Дубль второй!..»
И опять Андрей немного нервничал, потому что хотел успеть именно на этот, дневной поезд. Потому что он помнил расписание и знал, что на Абажель электропоезд отходит ровно в 14.00. Следующий, вечерний, был только в 22.00. И был еще один, рано утром, в 6.10.
И, если уж быть совсем точным, то до самого Абажеля, до военной базы, по сути, Французского легиона не шел никакой транспорт. Отправившись из Марселя, поездом надо было ехать около трех часов. Поезд проходил мимо Абажеля километрах в двадцати, останавливаясь в этом районе всего-то на три минуты на едва заметном полустанке. От него до небольшого поселочка, что был от Абажеля уже километрах в десяти, курсировал, как челнок, небольшой пропыленный автобус. Опоздать на него было невозможно, потому что он специально приезжал к этому полустанку к прибытию марсельской электрички. А вот уже из поселка все желающие попасть в Абажель добирались сами, «своим ходом». Кого-то встречали на машинах, а кто попроще – топал десять километров на своих двоих.
Сегодня на полустаночке Андрея должен был встречать генеральский «Хаммер». Вот и все отличие!
Они опять, как и год назад, попали в уличный затор. И опять пожилой марселец, показав чудеса высшего таксистского пилотажа, протиснулся по каким-то совсем уж «кабаньим тропам» и «огородам» и выскочил к вокзалу ровно в 13.55. И опять Андрею пришлось уподобиться скаковой лошади и проскакать галопом и привокзальную площадь, и огромный зал ожидания, купить «с максимальным ускорением» билеты на электричку и, не снижая взятого темпа, добежать до своего вагона.
А еще через пару минут, счастливый и немало вспотевший от беготни – осень в этом году во Франции напоминала середину лета, – Филин «сложил свои крылья», усевшись в мягкое и очень удобное кресло «общего вагона для курящих пассажиров». У него опять был тайм-аут в три часа, чтобы расслабиться немного и привести свои мысли в порядок.
«...Ну! Прилетел? И что теперь? Опять воевать за чьи-то чужие интересы?.. Франция... А что такое для тебя эта Франция, капитан? Ну, если бы была Украина – тогда понятно без вопросов! Ну, или хотя бы Россия... Вроде бы как тоже „бывшая родина“. А сейчас-то что? Червячки в жопе чешутся или просто захотелось „оторваться“ на свободе с „оптикой“ за все то время, что тебе всякие мудозвоны пудрили мозги в ресторане? – Он закурил сигарету и уставился за окно, в котором на бешеной скорости проносился мимо пейзаж французской осени. – Да нет, Андрюха. Не так все... Какая, по сути, разница, за чьи интересы воевать? Главное-то другое – твоя помощь нужна людям! Живым людям! И ты умеешь им помочь, и ты умеешь их спасать! Черных, белых... Да хоть в полосочку! Ты это умеешь, а значит – ты обязан!..»
Часть третья И опять трусцой по джунглям...
24 сентября 2002 г. Абажель Снайперская группа Кондора
– ...Привет, бродяга!!! Капитанище ты мой дорогой!!!
Питон тискал его в своих объятиях так, словно они не виделись тысячу лет.
Да-а...
Собственно говоря, именно так оно и было. Потому что что такое в жизни военного, назовем вещи своими именами, наемника два года? А особенно для такого, чьей воинской специальностью стал оптический прицел и «ствол», на который та «оптика» прикручена?.. Ведь не надо быть военным человеком, чтобы понимать, что именно снайпер всегда и везде находится на самом «пике» истории, потому что очень часто случалось, что именно они, снайперы, «делали» историю того или иного государства!.. И не надо опять же быть военным человеком, чтобы понимать то, что именно это понимают и другие люди, которые в отличие от тебя, дилетанта, «положили свою жизнь на алтарь Марса»! И совсем уж несложно догадаться, что эти «псы войны» прекрасно знают, что «Один в поле не воин» – это сказка для детей!..
Нет!
Это все, конечно, правильно и воевать в одиночку тяжело и очень муторно, но!.. Это только при условии, что ты натуральный «Soldier of Fortuna» и тебя ничего, кроме денег, за свою грязную работу больше не волнует! А при таком раскладе твоя работа обязательно будет вонючей и грязной, потому что ты становишься печатным денежным станком, но без мозгов и сердца. Доводилось Андрею встречать и таких...
Но!!!
Если ты не такой. Ну, по крайней мере, если тебе «приятно пересчитать банкноты» только после сделанного дела. После дела, на которое ты идешь, никогда не зная заранее, отвалится тебе миллион или «зеро», но и не спрашиваешь об этом ни у кого, только лишь потому, что тебе это все равно. Потому, что тебе дали возможность делать то, что ты умеешь... Когда ты просто продолжаешь делать то, чему тебя научили в свое время, и не автоматически, а по глубокому убеждению, что только ты, именно ты и можешь помочь. Соблюдая всегда и везде девиз советского спецназа «Если не мы, то кто?»...
Вот именно такие и именно про таких знали, что «и один в поле воин!». И еще какой!.. И именно такие становились снайперами! Ну, по крайней мере, по большей части... Всегда! Во все времена! И поэтому подстрелить снайпера, а уж тем более взять его в плен, всегда оценивалось командованием как особая заслуга... Ведь... Что такое есть на самом деле человек, который взял в руки снайперскую винтовку не случайно, а «по убеждению»?.. Это тот, кто готов идти ради достижения цели до конца... Иногда даже ценой собственной жизни, если он сам для себя решил, что только так и сможет выполнить поставленную задачу.
«Фанатики!» – скажете вы. Ну... где-то, может быть, вы и правы. Только... Кто, как не такие же «фанатики», стояли у разъезда Дубосеково? Или немного раньше при Бородино? Или еще раньше, при Петьке Первом под Полтавой? Или совсем уж давно, на Чудском и Ладожском озерах? Ну! Скажите, что такой фанатизм – это психическое заболевание... И сами тут же надевайте на себя смирительную рубашенцию. Потому что такое «сумасшествие» всегда было в чести.
А снайперы...
Это элита среди тех «сумасшедших», которые подставляют свои головы под вражьи пули. И элитность их в том, что они готовы, морально готовы (!), первыми принять те пули в свои лбы. И еще!.. Они умеют ждать! Чего угодно, где придется и столько, сколько нужно. И не только чужой пули посреди своего лба, но и... Той «цели», на которую ему сказали «Фас!»...
Ожидание... Вы знаете, что такое ожидание?
Нет ничего тягостнее. А под палящим солнцем, на раскаленных до состояния сковороды камнях или земле да плюс разреженный, как из духовки, опаляющий воздух высокогорья – ведь Африка довольно высокогорный континент, вразрез бытующему мнению европейских обывателей. Все это превращает ожидание в многочасовую пытку даже для многоопытных, проверенных не единожды бойцов.
Но...
Что такое разведчик-диверсант? Да по той роли, что в его жизни или смерти играет ожидание, – только он, в воинских профессиях, и сравним со снайпером. Но вот работа у разведчика-диверсанта немного иная. Он живет на войне по принципу Юлия Цезаря, только наоборот: «Тихо пришел, тихо нагадил и тихо отвалил». И если он напоролся на открытое боестолкновение с противником, то это может означать только то, что он недостаточно профессионален – его дело диверсия, а не бой! И поджидать своего противника ему нет никакой нужды!
А вот снайперу порой приходится часами, а то и сутками ждать своего права на выстрел. На тот единственный порой выстрел, от которого зачастую зависит и его собственная жизнь. И это вам не то что в минутном бою стрелок-пехотинец – отстрелял пару десятков патронов и отвалил в кусты или за дерево. В укрытие, короче говоря! И «растворился» среди камней или в «зеленке».
Он, снайпер, становится Снайпером только тогда, когда умеет не просто метко стрелять в цель типа «белке в глаз», потому что каждый снайпер – это классный стрелок, но не каждый классный стрелок – снайпер, и такие гибли «пачками», к сожалению. Снайперами такие «Робин Гуды» становятся только тогда, когда начинают уметь контролировать свои эмоции, находясь в «лежке» или в «гнезде», даже в самой «пиковой» ситуации, когда кажется, что все зря, когда кажется, что тебя прямо сейчас найдут и будут судить «судом Линча». Засада снайпера – это высший воинский пилотаж, и никто не сможет поспорить с этим, если знает, о чем идет речь.
Засада...
Превратись в камень, в куст, в пень и замри. По нужде – под себя, в штаны. Не подтираясь. В засаде, даже если гусеница заползла в нос, то пролетающая мимо, по своим делам, муха должна слышать только, как ползет по траве подруга первой гусеницы, чтобы заползти во вторую ноздрю. Лежи и жди своего часа и думай о том, что где-то может лежать такой же, как и ты, «профессионал оптического прицела», но... «по ту сторону баррикады». И ему будет за счастье «отоварить» тебя пулькой калибра 7,62 «мэмэ» прямо посредине лба, ну, или через твою же «оптику» в глаз – такая дуэль даже среди снайперов считается высшим пилотажем.