Ожидая, когда он придет в себя, Камиль закрыла дверь на защелку и провела быстрый обыск. Она по опыту знала, где искать в такой конуре, поэтому шла прямо к цели. Под мебелью, за решеткой вытяжки, в туалетном бачке… Она обнаружила пластиковый пакет в духовке. В нем пачки денег, часы известных марок – «Ролекс», «Брайтлинг».
В старом шкафу на верхней полке за картонными коробками – штабеля сумочек «Луи Вюитон» и кое-какие драгоценности. Николич жил в грязи, спал на матрасе, валявшемся прямо на полу, но среди тысяч евро.
Этот кабан был не чужд самоотверженности. Камиль почувствовала, как в ней поднимается гнев. Она повернулась к сербу и жестко села ему на колени. Между их лицами было всего сантиметров двадцать.
– Расскажи-ка мне о Даниэле Луазо.
Распухшие глаза Николича были красны как угли. И в них полыхала только ненависть.
– Да кто ты, сука?
Тяжелый славянский акцент раскатывался в его глотке.
– Твой худший кошмар. Повторяю: расскажи мне о Даниэле Луазо.
– Пошла ты!
Он успел плюнуть ей в лицо, прежде чем поперхнулся желчью. Камиль спокойно вытерла плевок и натянуто улыбнулась:
– Хочешь поиграть?..
Она достала бритвенное черное прямоугольное лезвие и провела им по его туловищу. Вела его вниз вплоть до срамных частей, которые механически схватила другой рукой в резиновой перчатке.
– Говорят, что ребята вроде тебя думают только о своем хрене. Что от тебя останется, если я его отрежу?
– Духу не хватит. Ты же из легавых, верно? А легавые так не делают, иначе в дерьмо вляпаешься. Так где они, все остальные, а, шлюха?
Камиль задрала свитер, открыв свой торс, над которым недавно поработала: некоторые порезы, сделанные днем, после визита к фотографу, еще кровоточили. У серба отнялся язык.
– Я не из легавых, козел. Видишь, что я способна сделать с собой таким лезвием? Теперь представь, что сделаю с тобой. У меня нет сослуживцев, нет правил. И поверь, я вспорю твое толстое брюхо без малейшего колебания, если ты не скажешь то, что мне нужно.
Николич одеревенел, его взгляд изменился. Он замотал головой, когда Камиль без колебаний поднесла лезвие к его пенису.
– Не знаю я никакого Луазо! Клянусь!
Молодая женщина заглянула ему в глаза, потом показала фото, на котором он разговаривал с Луазо:
– Ты уверен?
Николич посмотрел на снимок, потом на Камиль:
– И это все, что у тебя есть? Это ни хрена не доказывает. Я ничего не сделал, не понимаю, чего ты хочешь.
– Я освежу тебе память. Квартирные кражи: Лазурный Берег, Бретань, Аржантей… Девушки, которые на тебя работают, взламывают двери отверткой. – Она вспомнила свой кошмар. – А потом исчезают, и их находят запертыми в подвалах, со следами пыток. Скупка краденого, торговля людьми, воровство и грабеж организованной бандой. Этого достаточно, чтобы упечь тебя минимум лет на пятнадцать.
Он колебался.
– Заговорю я или нет, один черт, в любом случае ты…
– Хватит болтать.
Она зажала ему рот рукой и довольно глубоко полоснула лезвием по его животу. Глаза серба чуть не вылезли из орбит. Камиль была удивлена собственным поступком, этим позывом к насилию, но не стала зацикливаться на этом. Появилось немного крови. Николич ловил ртом воздух.
– Ладно! Ладно!
Камиль не шевельнулась, наоборот, сжимала его член еще крепче. А тот висел, словно засохший стручок на ветке.
– Этого Луазо я знал только под именем Макарё. Он легавый. Гнилой. Засек нас, сучонок.
– Кого это – нас?
Николич смотрел на лезвие не моргая. Теперь его глаза источали страх. Из пореза на его брюхе текла кровь.
– А ты думала, что такой сетью можно управлять в одиночку? Ты откуда свалилась?
Молчание. Николич попытался успокоить свое дыхание, потом продолжил:
– У этого легавого было все, чтобы нас завалить. Доказательства, фотографии, адреса трейлеров, где мы селили девок. Однажды он заявился сюда, как и ты, в своих темных очках и бейсболке. Я никогда раньше его рожу не видел, он умел хорониться. Приставил пушку мне к виску и сказал, что хочет сделать мне предложение. Что если буду работать вместе с ним, то смогу зашибать больше бабок, дескать, это выгодней, чем просто домушничать.
– И что это было? Наркотики?
– Нет. Он хотел покупать наших девок. Одну-две в месяц, по его словам.
Камиль была потрясена, но не подала виду. Надо было действовать быстро, не сбавлять темп.
– Откуда они были, эти девушки?
Он не ответил, тогда Камиль призвала его к порядку, вонзив лезвие поглубже.
– Кончай, мать твою! Сама-то как думаешь? Знаешь, на что похожа жизнь цыганок в Сербии? Документов никаких, их даже не регистрируют при рождении. Они призраки. Ни образования, ни прав, это мусор, отбросы. Их в собственных семьях насилуют или продают в бордели. Правительству до этого дела нет. И тут мы к ним подкатываем, сулим им Францию, красивую жизнь, учим их воровать и привозим сюда. Просто как дважды два.
Камиль подумала обо всех этих преступных сетях, которыми опутаны большие города. Грабители грузовиков, дети, которые бросаются на стекла машин. Женщины, которые выманивают подписи на больших вокзалах и требуют денег. Мальчишки, которые обворовывают туристов в метро. Сети, сплошные подпольные сети. А заправляют ими подонки вроде Николича. И этот вирус нахлынул из Восточной Европы.
Ей захотелось размозжить ему череп. Он прочитал это в ее глазах, и его лицо заранее скривилось.
– У Макарё было одно условие, – продолжил Николич. – Мы должны были перестать воровать, чтобы не попадаться. И предложил нам суммы, от которых мы не могли отказаться. Наличными. Не надо было больше торговать краденым, подставляться. Всего лишь ездить туда-сюда, чтобы привозить девок, когда он хотел.
– Сколько он платил?
– Десять тысяч за штуку. Иногда двенадцать, когда как.
Камиль вспомнила, что Луазо сказал своему коллеге о желании оставить полицию, изменить жизнь.
– Откуда шли деньги?
Серб поспешно замотал головой:
– Почем мне знать, клянусь. И на кой ему сдались эти девки, тоже не знаю. Он их забирал, они исчезали, и никто их больше не видел. У этого типа… было что-то такое во взгляде. И в поведении… Бешеный пес, как и ты.
Неужели он говорил о том же Луазо, которого описывал Мартель? Об этом сыщике, робевшем с женщинами? Хотя, может, наихудшего извращенца, когда они оказывались в его власти… Камиль заколебалась и в какую-то долю секунды сообразила, что действительно готова пойти с этим типом до конца. Ее рука, державшая лезвие, теперь подрагивала, что того отнюдь не успокоило.
– А почему за девушек платили так по-разному? – спросила она.
– Зависело от группы крови.
– Объясни-ка попонятней.
Тот показал подбородком на аптечку. Камиль встала и открыла дверцу. Внутри между лекарствами были шприцы и закупоренные пустые пробирки.
– Твой Луазо выбирал их не по внешности, ему на это было плевать. Этот псих хотел, чтобы ему доставляли девок с нужной группой крови. По этому признаку он их и отбирал. Его интересовали только редкие группы – В и АВ.[5] АВ покупал дороже, чем В. Мы брали у них кровь еще в Сербии, делали там анализы целой куче девок, чтобы найти нужных. А когда находили, везли их во Францию.
Молодая женщина протерла себе лицо. Еще одно зловещее совпадение, потому что у нее тоже редкая группа крови – В. Это было почти невероятно.
Почему же эти девушки так интересовали Луазо?
На жирного серба у ее ног было жалко смотреть.
– Ты продолжаешь их поставлять? – спросила она.
Тот покачал головой:
– Я однажды узнал из газеты, что его шлепнули в Аржантее. Это был он, Макарё, я его по фотографии узнал, только фамилия другая. Я тогда сразу смылся. Перебрался сюда. Больше ничего не знаю. И вообще я с этим завязал, уже не имею ничего общего.
Камиль усмехнулась:
– Ничего общего? А какого черта ты тут делаешь? На солнышке полеживаешь?
Она тяжело дышала. Воздух с шумом вырывался из ее трахеи, кулаки сжались.
– Теперь, когда Луазо не стало, ты опять вернулся к кражам, верно? А потом уберешься подальше. И будешь начинать снова и снова.
– Я чистый, говорю же тебе.
– Поставляя девушек Луазо, ты отправлял их на смерть и знал это.
Серб подобрал ноги как можно ближе к туловищу.
– Нет-нет. Клянусь, что нет. Что он с ними делал, не моя забота.
– Не твоя забота? Ты отрывал этих девушек от родных, увозил на чужбину, они для тебя были неодушевленными предметами, сырьем. Сколько? Сколько девушек ты ему поставил?
– Паскудство, да не помню я… считал я их, что ли…
Она приблизилась к нему. Что-то, горевшее в ней, обжигало. Невыразимая ярость.
– Сколько?!
– Штук десять. Может, двенадцать.
Лицо Камиль исказилось от гнева. Губы серба начали подрагивать.
– Сейчас Луазо тебя убьет, – пробормотала она.
Он хотел закричать, но Камиль набросилась на него, как паук, падающий на свою жертву.
– Сколько?!
– Штук десять. Может, двенадцать.
Лицо Камиль исказилось от гнева. Губы серба начали подрагивать.
– Сейчас Луазо тебя убьет, – пробормотала она.
Он хотел закричать, но Камиль набросилась на него, как паук, падающий на свою жертву.
29
Паскаль Робийяр ходил взад-вперед перед стоявшим на отшибе домом, когда подъехала полицейская машина без опознавательных знаков.
Николя Белланже кое-как припарковался, вышел и присоединился к своему подчиненному. Заметив куски крыши на земле, удивился. Похоже, его это впечатлило.
– Давай за мной, – сказал Робийяр.
Они проникли в дом Микаэля Флореса сзади, через дверь на веранду с разбитыми стеклами, и сразу направились в комнату на втором этаже, где капитан полиции собственными глазами увидел следы крови, въевшейся в паркет и стену.
Несколько секунд он ошеломленно озирался.
– Объясни-ка мне, что именно тут произошло.
– Все началось в комиссариате Аржантея, – отозвался Робийяр. – Я хотел покопаться в истории с квартирными кражами, плотно пообщался с Патриком Мартелем, и он в конце концов сообщил мне две важные вещи. Первая: у его сослуживца Даниэля Луазо рыльце оказалось в пушку. Похоже, он накрыл ту самую воровскую сеть, но никому ничего не сказал.
Он достал из кармана мобильный телефон.
– Франк только что оставил мне сообщение, как раз перед твоим приездом. Оказывается, Макарё, которого мы ищем, и Луазо – один и тот же человек. Он и есть наш похититель. Подонок с бумажником из человеческой кожи, державший в подземелье на цепи всех этих девушек, преспокойно работал в нашей лавочке.
Белланже вытаращил глаза, а Робийяр протянул ему телефон, чтобы он сам прослушал сообщение Шарко. Молодой капитан стоял несколько секунд как громом пораженный. Потом, прислонившись к стене, потер лицо, словно хотел отогнать усталость.
Он кивнул в сторону кровавых следов:
– А это?
– Убийство. Когда я обнаружил тут засохшую кровь, позвонил в местную жандармерию. Оказывается, Микаэль Флорес был убит в прошлом феврале. Его нашли в спальне, привязанным к стулу. Судя по ожогам на руках и лице, его сначала пытали, потом вскрыли от шеи до грудины. А также вырезали ему глаза. Они лежали на кровати.
– Ни хрена себе… Кто вел расследование?
– Учитывая природу преступления, дело взяла в свои руки объединенная группа департаментской жандармерии Эссона и жандармского отдела криминальных расследований из Парижа. Я решил дождаться тебя, прежде чем связаться с ними.
Николя Белланже был поражен.
– Ты говорил о двух важных вещах.
– Вторая штука в том, что мы не единственные, кто интересовался Даниэлем Луазо. До нас приходили двое. Сначала был Микаэль Флорес, приехавший в Аржантей через несколько недель после смерти Луазо, чтобы собрать о нем сведения и сфотографировать его кабинет.
– А другой? – нетерпеливо спросил Белланже.
– Другой? Слушай внимательно, потому что история довольно занятная. Этот другой на самом деле другая – какая-то краля, которая явилась к Мартелю не далее как сегодня утром. Назвалась Кати Ламбр, прапорщиком жандармерии, из отдела Ришмон в Нанте. Я проверил, такой не существует. Имя фальшивое. Хотя она была в форме.
– Час от часу не легче. И чего хотела? Зачем приходила к этому Мартелю?
– Даниэль Луазо был убит пулей в голову и после смерти подвергся изъятию органов. Эта женщина утверждала, что ей пересадили его сердце. Сказала, что ее привели в Аржантей сны, в которых она видела запертую где-то девушку-цыганку.
– Сердце Луазо? Сны? Бред какой-то.
– Как сказать. Но, по словам Мартеля, женщина была настроена весьма решительно и следовала определенному плану. Он убежден, что следующее место, куда она направится, – дом Микаэля Флореса. По этой причине я и оказался здесь. Мы ее чуть было не застукали, но она успела удрать.
Белланже подошел к окну и, подняв лицо к небу, немного постоял, словно наслаждаясь тенями, растущими по мере того, как солнце клонилось к земле. Один узел расследования неожиданно развязался, но вместо него появлялись другие, еще более запутанные, непонятные.
– Так ты думаешь, эта женщина заходила в дом? – спросил он, повернувшись.
– Может, она поступила так же, как мы, и прошла через веранду. Не знаю. Но в любом случае можно сказать, что собственные сны заставляют ее следовать по довольно любопытному кровавому маршруту, сплошь из исчезновений и трупов. Пойдем-ка, покажу тебе фотолабораторию.
Они спустились на первый этаж и зашли в помещение, увешанное фотографиями. Белланже продвигался медленно, разглядывая снимки. Некоторые из них приподнимал и заглядывал на оборот.
– Войны, геноцид, палачи… Как-то мрачновато…
Робийяр показал на пустое место посреди стены.
– И похоже, некоторые фотографии исчезли.
Белланже достал мобильный телефон и стал лихорадочно нажимать на кнопки. В голове были одни вопросы.
– Кстати, – сказал он. – Я наконец получил результаты компьютерной экспертизы видеокамеры, установленной в каменоломне Сен-Леже-о-Буа.
– И что там?
– Наш… оборотень создал сайт в Интернете, на который можно зайти с помощью логина и пароля. Кадры, снятые в штольне, автоматически передавались на этот сайт. Спецу-компьютерщику удалось определить, что туда снаружи заходил один-единственный человек. И это был не Луазо.
– Видимо, какой-то любитель такой вот «клубнички».
– Да. Заходы были регулярными, часто по ночам. У нас есть даты, время. Последний раз он заходил три месяца назад.
– Значит, еще не знает, что мы освободили девушку.
– Может, и нет. В любом случае без света в штольне черным-черно. Он не мог ничего видеть.
– А известно, откуда заходили на сайт?
– С этим сложнее. Наш Интернет слишком осторожен и использует разные средства безопасности. Но спец нащупал след, по которому удалось добраться до сервера. Он принадлежит Региональному больничному центру в Орлеане.
– РБЦ, говоришь… Вполне согласуется с патологической атмосферой нашего расследования: жутковатые картины, смерть, медицина…
– Это дает представление о месте, но до конца еще далеко. Спецу пока не удалось забраться глубже, выяснить, кто конкретно заходил, – слишком старые, но важные для нас данные на сервере РБЦ были стерты. Так что это может оказаться кто угодно из работающих там. А их во всем центре тысячи.
– Вот дерьмо…
Глаза Белланже продолжали блуждать по фотографиям.
– Да уж, точно дерьмо. У Луазо была также электронная почта. И в ней осталось одно-единственное письмо, отправленное с фальшивого адреса, но все с того же сервера орлеанского РБЦ. По словам эксперта, сообщение было зашифровано, стало быть, его содержание недоступно, но у них в лаборатории нашлось оборудование, чтобы его расшифровать. Письмо датировано седьмым августа две тысячи одиннадцатого года.
– То есть через несколько дней после смерти Луазо.
– Точно. И вот что там было.
Он достал листок с отпечатанным текстом и протянул Робийяру.
«Какого хрена ты делаешь? И где ты, мать твою? Не замечаешь, что ли, что девка преспокойно шляется по твоей долбаной шахте? Да к тому же ты встречу пропустил, Харон злится, он тебе, похоже, послание там оставил. Может, с тобой что-то случилось? Если бы ты не был таким параноиком и не скрывал от меня, где прячешь этих шлюх, я мог бы чем-нибудь помочь. Но тут…
Убедительно советую появиться в воскресенье у Стикса с внятным оправданием. Доставка отложена, но в твоих же интересах не просрать следующий раз.
И кстати, полюбуйся на мою работу (смотри фото). Я одарен, верно? Что скажешь?»
Лейтенант Робийяр поднял глаза от текста.
– Подпись пресловутого К. Не того ли самого К, с которым Луазо должен был встретиться у Реки?
– Да, готов поспорить. Это подтверждает две вещи: что Стикс точно место встречи и что замешанных в это дело по меньшей мере трое: Даниэль Луазо, некто К и, разумеется, Харон, автор послания на стене дома в лесу Алат.
– Главарь банды?
– Может быть. Во всяком случае, тот, кому доставляют девушек. Ты греческую мифологию изучал?
– Давно это было.
– Харон перевозит души умерших через реку Стикс в преисподней… А значит, это как раз тот, кто в нашей версии истории позволил Луазо «пересечь Стикс»…
– То есть проводник, наставник.
Белланже вздохнул и, помолчав, сказал:
– Из письма следует, что при жизни Даниэль Луазо никому не раскрывал местонахождение тайника, в котором прятал девушек. Он был осторожен. Но последнее письмо не смог уничтожить, потому что был уже мертв… С тех пор этот К время от времени заходит на сайт, смотрит, что показывает камера, чтобы узнать, как там обстоят дела с похищенной девушкой. Может, надеется, что она в конце концов умрет от голода.
– Да, похоже, все так и было. У тебя есть прикрепленное фото, о котором он говорит?
Белланже глубоко вздохнул и показал другую распечатку.