Он отодвинул засов, потом как можно медленнее повернул дверную ручку.
В темноте терялись ступени бетонной лестницы. Подвал…
Стиснув зубы, сыщик нажал на выключатель. Раздался щелчок, который он постарался максимально заглушить ладонью. Прислушался, затаив дыхание, но не уловил никакой реакции на втором этаже. Стук сердца отдавался у него в висках.
Ступени манили спуститься. Он шагнул на них и после поворота оказался в большом бетонном помещении с очень низким потолком. Садовый инвентарь, груда сломанных или ненужных предметов. Были тут также дрова, дощатые ящики, растопка для камина. Ничего анормального. Белланже бросил взгляд на свой телефон. Он потерял сеть.
Вот дерьмо.
Он двинулся к проему без двери, ведущему во второе помещение.
И окаменел.
Прямо перед ним было что-то невообразимое.
В глубине помещения с бельевой веревки свисали целые полотнища человеческой кожи, растянутые с помощью бечевок и крючков. Содранные с рук, спины, бедер. Все это пахло кожей, больничными химикатами, дубленой плотью. Николя закрыл нос рукавом пиджака. Он заметил канистры с формалином, щипцы, скальпели, даже швейную машинку. Посреди всего этого царил металлический стол, похоже, кустарного изготовления, учитывая его грубые сварные швы, винты. На нем лежали куски кожи, нитки, инструменты для резки, иглы. Прадье как раз шил что-то, напоминавшее кожаную флягу. В банках вокруг были волосы, зубы, ногти.
Белланже продвигался среди этих человеческих останков, которые Прадье пускал в дело здесь, в своем собственном подвале. Дубил, обезвоживал, шил, использовал части трупов из лаборатории, чтобы изготавливать из них «объекты», которые затем, скорее всего, продавал на Запретном рынке. Такому извращенцу, наверное, было очень приятно платить за покупки, доставая деньги из бумажника из человеческой кожи, или угощать такого же психа из гнусной фляги, говоря ему: «Ты даже не представляешь, что сейчас поднес к своим губам».
Плоды Зла в чистом виде.
Николя решил удостовериться, что тут нет никаких следов его Камиль. Стал кружить по этому лесу человеческих кож, с трудом сдерживая тошноту. Когда он проходил, некоторые крючки или натянутые бечевки шевелились, розоватые пелены касались его, словно множество нежных и хрупких детских рук. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не закричать.
Убедившись, что никто здесь не заточен, Николя поспешно повернул назад.
Достигнув подножия лестницы, он сразу заметил прозрачную жидкость, струившуюся у его ног.
В нос ударил резкий запах.
Бензин.
И в этот момент вокруг него вспыхнуло голубоватое пламя.
В темноте эхом отдался грохот с силой захлопнутой двери.
61
В недрах анатомической лаборатории стоял отвратительный запах формалина.
Он щекотал ноздри, проникал в каждую альвеолу легких, всасывался в кровь и бичевал мозг.
Помещение освещал голубоватый свет, отчего создавалось впечатление, будто находишься под водой. Никаких окон. Мелкая белая и голубая фаянсовая плитка от пола до потолка. Слева приоткрытая дверь с надписью «Зал шприцевания». На стальном столе лежала пара ног желтоватого цвета, без тела. Рядом находилось другое помещение, холодильная камера. А все остальное пространство занимали четыре накрытых кожухами огромных бака с бортами метровой высоты. Надпись гласила: «Общая глубина 2 метра». Сверху спускались толстые цепи, один конец которых был присоединен к подъемнику, а другой уходил в глубь резервуара.
Люси пыталась прямо стоять на ногах, но запах вызывал тошноту. Кутюр заметил ее замешательство:
– Хотите вернуться наверх?
– Нет, все в порядке.
Альбан Кутюр указал на резервуары:
– В баках один и два содержатся целые тела, в других отдельные части. Я сниму покрышку с первого номера, которым сегодня утром интересовался Камиль. Не наклоняйтесь над ним слишком надолго, потому что быстро опьянеете от паров формальдегида. Борта баков прозрачные, через них можно видеть верхние тела, но не те, что в глубине.
Директор лаборатории снял брезент с первого бака.
Кошмар.
Казалось, трупы грациозно плывут друг над другом. Они были белые, как свечной стеарин, лица одутловатые, веки неплотно прилегали к глазным яблокам, рты казались увеличенными из-за жидкости и толстого оргстекла. При этом освещении они походили на жутких марионеток.
Нижние трупы терялись в темноте.
Люси сначала не могла двинуться с места, и ей пришлось преодолеть свой страх, чтобы наклониться над чаном. Но даже задержав дыхание, она ощутила одуряющие пары в своей трахее, в своих легких. Потом она обошла резервуар вокруг, глядя только через стекло.
И наконец выпрямилась.
– Видны не все головы, некоторые… неудачно расположены. Можно их рассмотреть поближе? Достать оттуда?
Кутюр вздохнул. Показал на цепи, присоединенные к большому механизму:
– Надо включить мотор. Система поднимет тяжелую решетку, лежащую на дне бака, и таким образом вынет все трупы. Их там десятка три. Придется все пересмотреть… один за другим. Вы уверены, что…
– Приступайте, – сказала Люси.
Кутюр запустил мотор. Цепи натянулись, стали наматываться на большой барабан. Решетка медленно отделилась от дна, поднимая инертные массы. Формалин стекал по каучукообразным телам и сливался обратно сквозь отверстия решетки, образуя прозрачные лужицы на плиточном полу.
– Отодвиньтесь, – сказал Кутюр.
Цепи поехали вдоль направляющих, и Кутюр опустил решетку на пол. По помещению разнесся металлический лязг. Трупы содрогнулись, словно слой желатина, но остались лежать штабелем примерно метр высотой по четыре в ряд. Директор вернулся с резиновыми перчатками и двумя масками.
– Вот, держите… Надевайте и то и другое. И быстро.
Люси больше не могла, голова кружилась, но она старалась держаться. В этих телах не осталось ничего человеческого, и было трудно определить их возраст. Она подошла ближе и с помощью Кутюра приступила к своей мрачной задаче. Передвинуть тело, если необходимо, рассмотреть голову в поисках татуировки, снова уложить в штабель на решетке. Трудные, ужасные манипуляции. Люси злилась, что ведет себя так, будто труп уже перестал быть человеческим существом, но у нее не было выбора.
– Любопытно, – заметил Кутюр, перекатывая трупы. – У некоторых снята кожа. С задней части бедер, с рук…
Они добрались до самого последнего трупа из второго слоя, который находился в чане глубже остальных. Тело женщины уже лежало спиной кверху.
И на ее затылке была татуировка.
AB. И ниже: 07.10–02.04-05.09–10.15.
Люси подняла полные ужаса глаза на директора:
– На этот раз никакого сомнения. Ваш сотрудник – как раз тот, кого мы ищем. Вы не могли бы проверить… на месте ли у нее глаза?
Кутюр оставил тело в том же положении и всего лишь повернул голову. Потом наклонился.
– Нет. В глазницах пусто.
Люси достала телефон:
– Мне надо позвонить.
И вышла.
Через две минуты Кутюр увидел, как она в панике вернулась.
– Положите тело на место и ни к чему больше не прикасайтесь, пока я не вернусь. Мне надо уйти.
Очень скоро помещение снова погрузилось в темноту.
Несколько пузырьков лопнули на поверхности, и больше – ничего.
Трупы вновь обрели свой глубоководный покой.
62
Люси изо всех сил жала на газ. Опасно обгоняла, сигналила, не пропускала тех, кого следовало бы пропустить. Стекла были полностью опущены, чтобы выветрить запах формалина, которым пропиталась вся ее одежда. Она снова и снова пыталась дозвониться до шефа. И готова была разреветься.
Все из-за нее.
Сначала Камиль, а теперь вот Николя.
Она свернула на муниципальную дорогу. Ее дурные предчувствия переросли в откровенный сигнал тревоги, когда она заметила вдалеке клубы черного дыма, поднимавшегося к небу.
Мотор взвыл, она выжала все, что можно, и меньше чем через десять минут машина влетела на подъездную дорожку участка Прадье. Дым валил из трубы и из переднего, распахнутого настежь окна. Люси увидела языки пламени, но дом еще не полностью загорелся. Резко нажав на тормоз, она стремительно выскочила из машины с пистолетом в руке.
Никакой другой машины рядом не было.
После секундного колебания она направилась к багажнику. Достала оттуда детское одеяло, скомкала его и позвонила пожарным. Но, услышав, что ее поставили на ожидание, прервала вызов и бросилась к входной двери. Заперта на ключ. Люси, не раздумывая, без колебаний выпустила две пули в замок и толкнула плечом.
Ей в лицо ударила волна горячего воздуха.
Она завернулась в одеяло, прижала к носу его угол и вошла:
– Николя!
Она взяла влево, быстро оглядела гостиную. По потолку начинали скользить, серые фрески, накапливались, словно большие грозовые облака. Люси знала, что при пожаре убивает в первую очередь не сам огонь, а отравление продуктами горения.
Не переставая звать Белланже, она забегала в каждую комнату. Очаги возгорания появлялись со всех сторон. Через несколько минут весь дом превратится в гигантскую пылающую головню.
Она наткнулась на дверь в подвал, пробитую пулями, которые закончили свою траекторию в коридоре. Частично дерево уступило, но дверь так и не смогли открыть. Николя наверняка находится внутри, он пытался выбраться, но напрасно.
– Николя!
Никакого ответа. Она отодвинула засов и открыла дверь. Перед ней, словно обожженные пламенем, чернели ступени. В темноте что-то мерцало красноватым светом. Люси торопливо спустилась. Ее нога наткнулась на обгорелое полено. Раскаленная зола подтачивала деревянные половицы, которые вскоре займутся огнем.
Белланже лежал на полу, а напротив уже горела обшивка стены из полистирена.
Упала доска одного из стеллажей.
Люси с трудом приподняла неподвижное тело шефа и потащила его к выходу. Ей было нестерпимо жарко, она задыхалась, дым хватал ее за горло, атаковал слизистые оболочки. Огонь усилился, языки пламени перекинулись на шторы, превращая их в черноватые конфетти. Ей уже казалось, что она никогда не сможет втащить безжизненное тело наверх по лестнице, но помогла сама чрезвычайность ситуации, благодаря которой у нее открылось второе дыхание. Она выбралась наконец с телом Николя наружу и даже взгромоздила его на заднее сиденье своей машины.
Потом поспешила прижаться ухом к его груди.
Слава богу, его сердце билось.
Люси рванула с места и в третий раз за день помчалась в этот проклятый РБЦ.
Через десять минут Николя Белланже был принят в отделение скорой помощи.
В стабильном состоянии.
Он будет жить.
Только после этого Люси рухнула на стул и едва не лишилась чувств.
63
Николя Белланже дешево отделался. Согласно анализам, у него не было ни сильного отравления, ни каких-либо травм. Все обошлось началом легкого удушья, что оправдывало капельницу в его предплечье и подачу кислорода через ноздри с помощью силиконовой трубки.
Был вечер, самое начало восьмого. С тех пор как Люси привезла его в отделение скорой помощи, прошло четыре часа. Она попыталась дозвониться до Шарко, но безуспешно и тогда оставила ему очень короткое сообщение: «Перезвони, как только сможешь». Сразу же после этого она позвонила своей матери и предупредила, что вернется поздно. Дескать, дело потребовало от нее много бумажной работы, начальство желает получить четкие досье. Но так не всегда бывает, просто нехватка личного состава, вызванная отпусками, вынуждает ее к сверхурочной работе. И т. д. и т. п. Кладя трубку, Люси подумала, сколько же еще сможет лгать?
Как только ее наконец впустили к Николя в палату, она обрисовала ему ситуацию: дом почти целиком сгорел, полиция Орлеана в курсе и уже подключилась, Камиль Прадье объявлен в розыск. Разумеется, Люси не могла не предупредить дивизионного комиссара об их фиаско. И тот захотел видеть их немедленно, пока Николя лежал в больнице.
Мудак…
– Робийяр и Левалуа сейчас как раз у него кабинете, пошли получать головомойку. Придется написать кое-какие объяснительные.
– А Камиль? – спросил Белланже. – Наша Камиль?
– К несчастью, никаких следов.
Капитан выглядел удрученным. Сев на койке, он снял кислородную трубку и с долгим вздохом провел рукой по лицу:
– В доме ее тоже не было. То есть я так думаю. Я свалял дурака. Прадье был у меня почти в руках, а я позволил ему провести себя, как щенка.
– Случилось так, как случилось, Николя. Мы все совершаем ошибки. Людям вообще свойственно ошибаться.
Он не ответил и задумчиво посмотрел на стену. Его глаза чуть увлажнились. Люси чувствовала себя здесь неловко, но у Николя никого не было, а ей не хотелось оставлять его одного. Она подошла к окну, положила руки на холодную батарею отопления. Прадье объявили в розыск, полиция будет искать его по всей Франции, но могут пройти недели, а то и месяцы, прежде чем его найдут. Где он рассчитывает спрятаться? И что сделает с Камиль?
Чем больше времени проходит, тем меньше шансов найти ее живой.
– Его подвал… – сказал Николя. – Он был полон человеческого материала. Прадье делал из него всякую всячину – ошейники, я даже заметил там кожаную куртку. Уму непостижимо.
– Мы с директором лаборатории видели, что Прадье для чего-то использовал трупы. И вынимал у них глаза.
– Что все это значит, Люси?
Она тихо помотала головой.
– Между двумя воплями дивизионного я попросила его связаться с судьей, – сообщила она. – Завтра утром мы заберем компьютер Прадье. Покопаемся в нем и тогда получим больше подробностей о чанах с телами. Проверим, может, там не один татуированный труп, а больше. Это не самое приятное занятие, но придется за него взяться.
Белланже вырвал из руки капельницу:
– Тебе не придется, Люси.
Он долгим взглядом посмотрел на иглу.
– На этот раз пронесло…
В его голосе прозвучала покорность судьбе, и Люси так и не удалось понять, до какой степени он злится на себя. Случившееся с Камиль и чуть было не случившееся с шефом жестко вернуло ее к действительности: она занимается опасным ремеслом, где смерть может выскочить из-за угла в любой момент. На месте Белланже вполне могли оказаться она сама или Франк. И вполне могли там остаться.
Как они вдруг дошли до этого, как забыли все свои обещания? Что станет с их близнецами без отца или матери?
Она испустила долгий горький вздох, сознавая свое бессилие, свою глупость.
Их глупость.
Николя встал и взял со спинки стула рубашку:
– Подожди меня в коридоре.
– Черт подери, Николя, я такое только в кино видела. Не собираешься же ты…
– Пожалуйста.
Люси смирилась, и через пять минут Николя присоединился к ней:
– Сваливаем отсюда.
– Предполагаю, не подписывая никаких бумажек?
– Они знают, где меня искать.
Выйдя из здания, Белланже, к большому удивлению своей спутницы, направился к анатомическому институту. Попросил ее подождать снаружи, а когда вернулся, держал в руках процессор компьютера Прадье.
– Ты и впрямь полагаешь, что мы можем себе позволить дожидаться разрешения этого придурка-судьи? – спросил он сухо.
Люси не ответила. Они снова сели в машину и поехали в Париж. Напряжение было почти осязаемым. За все время поездки они почти не обменялись ни словом. Белланже хмуро молчал, глядя сквозь стекло пустым взглядом.
Зазвонил его телефон. Дивизионный. Все еще лаял. Проявлял нетерпение. И ждал их в своем кабинете.
Что за дурак…
Люси высадила шефа неподалеку от Люксембургского сада, возле его машины, стоявшей здесь со вчерашнего дня. Когда он выходил, ей тоже пришлось ответить на телефонный звонок. Закончив разговор, она поморщилась, глубоко вздохнула и побежала догонять уже отъезжавшего Белланже.
Тот остановился и опустил стекло.
– У меня… новости о Камиле Прадье, – сказала она, запыхавшись.
Белланже посмотрел ей прямо в глаза. Его сердечный ритм понесся вскачь.
– Его поймали?
– Он ехал по проселочным дорогам… Час назад пытался прорваться через полицейское заграждение, за ним устроили погоню по департаментской трассе. Дело плохо обернулось. Прадье пошел на обгон и столкнулся на встречке с другой машиной. Судя по тому, что мне сообщили, все люди в той машине погибли. А его на «скорой» доставили в больницу все того же чертова РБЦ. Он жив, но без сознания. Больше они пока ничего не знают.
Лицо Белланже скривилось от бешенства.
– Лучше бы этому сукину сыну выжить… В его же интересах.
64
Николя Белланже отнес процессор в лабораторию на экспертизу. Он хорошо знал тамошнего эксперта по компьютерам – парня, который, как и он сам, дневал и ночевал на рабочем месте, – и попросил его срочно покопаться в жестком диске. Официальные документы придут потом.
После Люси настал его черед предстать перед дивизионным комиссаром, человеком в темном костюме, с седоватой бородой, из-за которой он казался похожим на Бруссара, который на набережной Орфевр, 36, считался легендарной личностью. Клод Ламордье был малый с солидной репутацией и навел неплохой порядок в судебной полиции Марселя и Лиона, прежде чем приземлиться под крышей главного здания.
Он раздраженно прихлопнул листок на своем столе, который Николя тотчас же узнал: то самое следственное поручение, позволявшее производить необходимые действия с различными подозреваемыми.
– Что за дерьмо вы мне тут подсунули? Может, объясните, зачем вообще существуют процедуры?
– Нас время поджимало, господин дивизионный комиссар. Мы…
– Ваша обязанность в том и состоит, чтобы уметь правильно им распоряжаться. Полюбуйтесь, какой бардак вы мне оставили с этим Камилем Прадье! Его дом частично сгорел, и я только что узнал, что сам он угодил на операционный стол, находится между жизнью и смертью, а до того устроил аварию с двумя жертвами. Мужчина и женщина, которым на двоих и пятидесяти не было. А что у нас на руках? Никакой официальной бумаги, никакого поручения от судьи, никакого соблюдения процедуры, чтобы прикрыть себе задницу… Придется теперь жонглировать только этим следственным поручением, чтобы выбраться из неприятностей.