— Я не знаю почему. Он считает меня отталкивающим, как и все остальные. — Джейто развел руками. — Он воспользовался шантажом, потому что это более эффективно, чем похищение. Пока я сотрудничаю с ним, он не привлекает имперские власти.
— И все это затем, чтобы писать с тебя картину?
— Не картину. Голографическую скульптуру. Она есть в сети. Я никогда не видел, что он там делает. — Он вздохнул. — Ставки высоки, Соз. Его скульптуры приносят ему миллионы. А несколько вещей было продано за миллиарды.
Она прервала его:
— Этот Кранкеншафт — у него блестящие волосы?
— Не знаю. Они слишком коротко острижены.
— Черные?
— Да.
— А его глаза?
— Серые, с красными ободками.
— Налитые кровью?
— Нет. Сами радужные оболочки красные. Женщина глубоко вздохнула, и Джейто ощутил на лице ее дыхание.
— Тогда в этом есть какой-то смысл.
— Вот как?
— Эту колонию основали Торговцы.
Джейто поразило не само это замечание, а тон, которым Соз произнесла его, — словно это был общеизвестный факт, а не сомнительное утверждение, которое Мечтатели яростно отрицали. Торговцы представляли собой генетически модифицированную человеческую расу, отличались красными глазами и черными, сильно блестящими волосами. Их создатели всего лишь пытались лишить их чувствительности к боли, но в процессе работы возник непредвиденный побочный эффект: Торговцы не чувствовали также душевной боли — они не могли испытывать сострадания.
Раса лишенная сочувствия к мучениям других людей, могла принести много вреда. И быстро. Когда они начали распространять сферу своего влияния во Вселенной, у колоний осталось лишь два варианта: подчиниться им или присоединиться к Империи. Насколько было известно Джейто, никто никогда по собственному желанию не выбирал Торговцев.
Существовало мнение, что Мечтатели происходили от группы Торговцев-гениев, которые воспротивились своим жестоким инстинктам. Манипулируя генами, они избавились от этих инстинктов, а в качестве неожиданного побочного эффекта кожа их стала полупрозрачной. Это заставило их поселиться на Анзатце, в спасительной темноте, где они обменивали плоды своего труда на Сны, расплачиваясь за грехи своих отвратительных сородичей.
— Возможно, у Кранкеншафта в организме имеются атавистичные гены, — предположил Джейто. — А также у его жены. Она похожа на кусок льда.
Соз внимательно рассматривала его:
— А знаешь, что, если бы не твои глаза и довольно тусклые волосы, ты мог бы сойти за Торговца?
Он напрягся:
— Черта с два. Я знаю свое происхождение…
— Джейто, — она положила руку ему на локоть, — никто никогда не примет тебя за Торговца. Это проблемы Мечтателей, а не твои. Они сделали себя мягкими, отвергли своих предков. Твой высокий рост, темные волосы и крепкое телосложение, наверное, вызывают у них воспоминания, которые им неприятны. Возможно, поэтому им невыносимо видеть тебя.
Странная идея. Джейто никогда бы не пришло в голову, что Мечтатели не выносят его потому, что он напоминает им их самих.
Соз внимательно посмотрела вниз, хотя они находились слишком высоко, чтобы видеть что-нибудь, кроме одинокого круга света, отбрасываемого лампой у подножия лестницы.
— Как ты думаешь, кто активировал Ветряных Львов? — Соз обернулась к нему. — Против нас городское управление или этот Кранкеншафт? Или все вместе?
Джейто поразмыслил:
— Большая часть чиновников не знает, что меня подставили. Те немногие, кто посвящен в заговор, были бы более осторожны, сделали бы все проще и представили нашу гибель как несчастный случай. А история с Ветряными Львами в духе Кранкеншафта. Ему нравятся драмы — он изобразил бы все так, словно я спланировал изнасилование, убийство и самоубийство.
— Какой приятный человек, — пробормотала женщина. — Но глупый. ИКС никогда не купилась бы на это. Я обладаю немалой силой и быстрыми рефлексами. Ты умер бы раньше меня.
— Даже если бы Променад обрушился? Это заставило Соз задуматься.
— Это усложнило бы задачу, — призналась она. Затем указала в сторону плато. — Если Львов включил Кранкеншафт, то вон те роботы, должно быть, принадлежат ему.
— Роботы? — Джейто выругался и начал было подниматься по ступенькам.
Соз схватила его за руку:
— Там нет выхода.
Он остановился, сообразив, что она права Они не могли подняться, не могли спуститься, а внизу зияла пропасть. Настало время выяснить, какое оружие, если оно вообще есть, находится в их распоряжении.
— Что еще ты умеешь делать, кроме как видеть в темноте?
— В моем позвоночнике расположен компьютерный узел, он содержит запас боевых рефлексов. — Она согнула руку в локте. — Мой скелет и мышцы усовершенствованы с помощью гидравлических механизмов, работающих под высоким давлением, они получают энергию от микрореактора мощностью несколько киловатт. Это дает мне силу и быстроту рефлексов, в два-три раза превышающие нормальные, больше мое тело не способно выдержать без перегрева.
— Ты можешь остановить эти шары?
— Я могла бы справиться с тремя или четырьмя. Но там их девять. — Она снова взглянула вниз. — Они приближаются.
Теперь Джейто тоже заметил их; шары переключились в активный режим. Они отбрасывали вперед лучи света, описывавшие фрактальные кривые.
— Джейто, — произнес чей-то голос.
Он чуть не подпрыгнул. Голос раздавался из ниоткуда — холодный, бесстрастный, повелительный.
— Спускайся, — приказал голос. — Приведи с собой женщину.
Когда Джейто немного успокоился, он понял, что это всего лишь трансляция с помощью шара.
— Убирайся к дьяволу, Кранкеншафт.
— На спуск у тебя двадцать секунд, — ответил его мучитель.
— Отпусти ее, и я сделаю то, что ты хочешь, — сказал Джейто.
— Пятнадцать секунд.
Шары приближались, жужжа, словно рой гигантских жуков. До них оставалось десять ступеней, пять, две… Зашипел шприц, и Соз с головокружительной быстротой сделала выпад, выбросив вперед ногу. Каблук врезался в один из шаров, и робот полетел вниз с обрыва, описав сверкающую дугу.
Второй шар тут же занял его место, сбоку возник третий, четвертый загудел за спиной Соз, пятый навис над ними, направив вниз свой шприц, словно пушку миниатюрного боевого корабля. Джейто и Соз непрерывно двигались: делали выпады, уклонялись от шаров, снова выпады… Соз работала с невероятной скоростью. Два шара, нацелившиеся на нее, столкнулись в воздухе, раздался резкий скрежет ломающихся керамических стенок.
Всего через несколько секунд шприц ужалил Джейто в грудь. Область вокруг укола почти сразу же онемела, это ощущение быстро растеклось по телу. Руки его обмякли, он потерял равновесие и покатился по лестнице. Мимо него проносились ступени, звезды и скалы…
Ему удалось бросить лишь один последний взгляд на Соз — она навзничь лежала на ступеньках, — а затем он потерял сознание.
4. Утренняя заря
Сфокусировав взгляд, он увидел высокий потолок. Спустя несколько мгновений в мозгу Джейто возникла мысль. Он жив.
Джейто сел, стараясь не потревожить ушибленные места. Он находился в мастерской Кранкеншафта, один. Нет, не один. Соз лежала на противоположном краю уступа, глаза ее были закрыты, грудь мерно поднималась и опускалась. Волна облегчения пробежала по его телу, а затем Джейто охватило первобытное желание подойти к Соз, объявить ее своей, защитить от Кранкеншафта. Это было не самое разумное побуждение, если учесть, что она являлась Имперским Глашатаем, но оно возникло.
Джейто удивился тому, что Соз все еще не пришла в сознание. Даже в его теле содержались нанороботы, способные устранить последствия отравления. В организме офицера ИКС должны присутствовать целые лаборатории.
Когда Джейто слез с уступа, раздался какой-то звон. Обернувшись, он увидел цепь, один конец которой был прикреплен к кольцу в стене. Второй конец соединялся с обручем, охватывавшим его щиколотку.
Джейто заскрежетал зубами, желая обмотать эту цепь вокруг шеи Кранкеншафта. Но, по крайней мере, привязь была достаточно длинной, чтобы он мог добраться до Соз. Это едва не заставило его вернуться: он не доверял Кранкеншафту. Но инстинкты его работали, побуждая защитить подругу, и Джейто приблизился к ней.
Кранкеншафт не питал иллюзий в отношении Соз и сделал все, чтобы она не смогла постоять за себя. Руки ее были скованы за спиной, цепь соединяла наручники с кольцом в стене. Сапоги с нее сняли и приковали к стене также и ноги. По какой-то непонятной причине Кранкеншафт надел ей на шею и талию металлические обручи. Джейто склонился над ней, собираясь положить руку ей на лоб…
Рука Соз схватила его запястье так быстро, что он едва заметил это движение. Джейто застыл на месте, пораженно глядя, как она садится. По ее виду было незаметно, что цепь, соединявшая ее наручники, сломана.
Рука Соз схватила его запястье так быстро, что он едва заметил это движение. Джейто застыл на месте, пораженно глядя, как она садится. По ее виду было незаметно, что цепь, соединявшая ее наручники, сломана.
Он обрел дар речи:
— Как ты смогла освободиться?
Соз выпустила его руку, и на лице ее отразилось облегчение при виде Джейто.
— Нанопилы. Во мне находится несколько сотен штук.
— Ты имеешь в виду аппараты молекулярного расщепления?
— Они выделяются с потом.
Джейто отступил назад. Ему не хотелось, чтобы прожорливые роботы в ее поту разобрали его атом за атомом.
— Они не причинят тебе вреда, — сказала Соз. — Каждая нанопила разлагает определенный материал. Те, которые имеются во мне, обладают высокой специфичностью, вплоть до производственного номера партии.
Он указал на ее скованные ноги:
— Неверный номер партии?
— Очевидно, так. Или сбой в молекулярной структуре. — Наклонившись, Соз принялась тереть рукой цепь, прикованную к его ноге.
— Эй, — Джейто отдернул ногу, — что ты делаешь?
— Возможно, они сработают на твоей.
— А тебе не кажется опасным носить в своем теле роботов, способных разрушать вещи?
— Это не роботы. Это всего лишь ферменты. И они не более опасны, чем пребывание в этой ловушке.
Он знал, что это, скорее всего, правда, но все равно решил умерить свой любовный пыл. Люди потеют, когда занимаются любовью. И сильно.
— Джейто, не смотри на меня так, — попросила Соз. — Ферменты-разрушители вырабатываются узлами в моих потовых железах, а эти узлы активируются только тогда, когда я перехожу в боевой режим. А кроме того, они не могут разрушать людей. Наш состав слишком сложен.
Он сел на уступ, рядом с ней, но не слишком близко, и пошевелил своей по-прежнему скованной ногой.
— Неверный номер, я думаю.
— Вероятнее всего, так.
Соз потянула наручник, обвивавший ее запястье, и ей удалось переместить его примерно на сантиметр. Кожа на ее руке была более эластичной, чем у обычных людей, — не намного, но достаточно для того, чтобы сдвинуть наручник. Джейто увидел, что искала Соз, — небольшое круглое отверстие в запястье.
— У тебя дыра в теле, — сказал он.
— Вообще-то их шесть. В запястьях, щиколотках, нижней части спины и на шее.
Это объясняло обручи на шее и талии.
— И зачем они нужны?
— Чтобы принимать сигналы. — Она подняла руку, направив отверстие в сторону консоли, расположенной на противоположной стороне комнаты. — Если я вставлю разъем вон того компьютера в это гнездо, то компьютерная сеть внутри моего тела свяжется с консолью.
Это звучало не слишком оптимистично.
— Но разъем там, а ты здесь.
— Вот почему консоли передают инфракрасные сигналы. — На ее лице появилось отстраненное выражение, словно она произносила заготовленные фразы, мыслями находясь в другом месте. — Отверстия действуют как приемники и передатчики инфракрасных сигналов. Биооптические нити в моем теле передают сигналы компьютерному узлу, расположенному в спинном мозгу. Он обрабатывает данные и либо отвечает, либо связывается с головным мозгом. Биоэлектроды в нейронах преобразуют двоичные сигналы в мысли; единица возбуждает нейрон, ноль ничего не делает. Эта система работает и в обратном направлении, так что я могу «разговаривать» с этим узлом.
Джейто подумал, что Найтингейл, вероятно, переполнен инфракрасными сигналами.
— А как ты можешь постоянно переносить столько шума?
— Не постоянно. Только когда я включаю «прием». — Соз полностью переключила внимание на Джейто. — Сигналы действительно создают много помех, и они не так надежны, как физический контакт. Но этого достаточно, чтобы я могла взаимодействовать с компьютером, расположенным так близко, как этот.
— И?..
Она раздраженно воскликнула:
— В этой комнате должно быть полно сигналов от различных источников в городе! Но я ничего не слышу.
Джейто сомневался, что Кранкеншафт способен отрезать свой дом от города.
— Возможно, он что-то с тобой сделал?
— Моя диагностическая система не зарегистрировала никаких программных вирусов или повреждений. — Соз помолчала. — Но, видишь ли, моя внутренняя сеть частично создана на основе моей ДНК. Вероятно, он инфицировал ее биологическим вирусом.
И, не говоря больше ни слова, Соз подняла руку и плюнула в гнездо.
Джейто сухо произнес:
— Если ты повредишь его, это нам не поможет. Она улыбнулась:
— Если в моей биомеханической сети блуждает вирус, то нанороботы в моей слюне, возможно, смогут создать антитела.
— А теперь ты что-нибудь слышишь?
— Ничего. — Несколько секунд спустя женщина произнесла: — Есть. Заметка о балете. — Она снова ушла в себя. — Я по-прежнему не могу связаться с городской системой… Но думаю, что сумею залезть в этот компьютер.
Джейто удивленно уставился на нее:
— У тебя нет никаких шансов. Это личный компьютер Кранкеншафта. Все знают, что его невозможно взломать.
Губы Соз тронула холодная улыбка.
— Это моя работа. — Секунду спустя она произнесла: — Я могу показать тебе голографическую скульптуру, сделанную с тебя, если хочешь.
Джейто сглотнул ком в горле. Словно она обрушила на него ту тонну кирпичей из древней поговорки.
— Да. Хочу.
Соз указала в центр комнаты:
— Вот она.
Джейто обернулся — и у него перехватило дыхание.
В воздухе над бассейном мерцал туман, переливающийся всеми цветами радуги. Он плыл над торчавшими из воды блестящими белыми конусами, словно тени облаков в солнечный день. И это создал человек, всю жизнь проживший в ночи! На каждом конусе возникло голографическое изображение Джейто. На самом высоком, с круглым сечением, он сидел, прижав колени к груди и дрожа; с волос и одежды капала вода. Он был моложе, моложе на восемь лет — всего лишь хрупкий юноша. На его лице отражались сменявшие друг друга эмоции: гнев, замешательство, негодование.
Повзрослевший Джейто стоял на следующем конусе, верхушка которого была срезана под углом и имела эллиптическое сечение. Он вспомнил, как позировал для этой скульптуры, как часами стоял на узком столбе, выступающем над поверхностью бассейна. Кранкеншафт давно убрал столб и стер его на голограмме, так что Джейто просто плыл в воздухе, а по лицу его проносились красные и голубые облака. Он кричал что-то, кулаки его были стиснуты. Никакого звука не раздавалось: только губы его шевелились. В мелькании света было трудно понять слова, но он знал их. Он проклинал Кранкеншафта на своем родном языке.
Другой Джейто, рядом с параболическим конусом, стоял, погрузившись в воду до середины бедер. Он водил руками в воде взад и вперед — эту привычку он приобрел от скуки. Следующий Джейто стоял на коленях у гиперболического конуса, по пояс в воде. Кранкеншафт обработал его лицо так, что он выглядел старым. Древним. Его лицо представляло собой отображение возраста, не тронутое биомоделированием, которое богатые люди использовали, чтобы сохранить молодость до конца своей долгой жизни. Ветерок шевелил его истончившиеся седые волосы. Сгорбленный, скрюченный, немощный — это было изображение его смертного удела.
Картина несколько минут сохраняла неподвижность. Затем все Джейто поднялись и начали перешагивать с одного конуса на другой, проходя сквозь друг друга, а над их фигурами проплывали разноцветные облака. Некоторые буйствовали, некоторые дрожали, другие двигались, как автоматы.
Каждая фигура расщепилась надвое, превратившись в двух Джейто, все они продолжали свой странный марш. Затем они снова раздвоились; оригинал продолжал двигаться, а остальные шагали на месте. Новые изображения возникали, словно тени; все они немного отличались друг от друга, создавая эффект размытости. Самый молодой Джейто плакал. Джейто помнил тот день: он рассказывал Кранкеншафту о своей семье, о том, как он любил родных, говорил, что они, должно быть, считают его умершим. На другом изображении Джейто смеялся. Смеялся. Да, бывали дни, когда он смеялся, даже вежливо разговаривал с Кранкеншафтом.
Над поверхностью бассейна появилась голограмма воды, парившая над настоящей водой, словно многократная экспозиция. Там были волны, замершие под неестественно острыми углами или зазубренные, словно пила, фосфоресцирующие красным, пурпурным, зеленым, сине-зеленым, золотым и серебряным светом. Порывы ветра, врывавшиеся в студию, поднимали волны на настоящей воде, и они добавляли штрихи к голограмме.
Фигуры Джейто снова раздвоились, как и их тени. Все они остановились и подняли руки, и движение это побежало, как волна, словно изображая множество квантовых вселенных, каждая из которых воплощала будущее, заданное оригиналом. Радужный водопад накрыл фигуры, и они замерцали. Но водяная завеса не могла скрыть ярость на их лицах.