Ночь судьбы - Казаков Дмитрий Львович 24 стр.

Ноги Луция сильно болели, хоть и славятся цверги выносливостью хода. После встречи со степняками прошло восемь дней, и за это время бывший купец, ныне – путешественник, отшагал более трехсот пятидесяти верст по труднопроходимой степи. Горы тянулись перед ним великанским частоколом, заслоняя путь.

Надлежало решить: где нужный перевал? Луций присел на камушек и принялся рассматривать карту: «Так, так, теперь вроде строго на юг, – бормотал он, советуясь сам с собой. – А тут что? – толстый палец отыскал меж гор пустой участочек. Некоторое время Луций сопел, размышляя. – Похоже, долина, за этим перевалом».

Поднял голову. Чужие горы, равнодушные и безжизненные, внушали странную тревогу. На вершинах лежали снега, искрясь под полуденным солнцем, черным языком свешивался перевал. Очень не хотелось Луцию идти туда. Что-то неприятное ждало его там, настолько противное, что и представить невозможно. Но, не склонный к возвышенным переживаниям, цверг решил проблему просто: «Неужто я буду праздновать труса? – спросил он сам себя. – Тот, чья смелость известна столь многим? Никогда!»

Миг – и он решительно зашагал к горам, гоня прочь темные мысли.

Глава 15

Утро для князя началось с шума пробуждающегося воинского лагеря. Весеград – небольшой городишко, и Владигер, даже если бы хотел, не смог бы скрыться от войска.

После завтрака пришлось слушать донесения лазутчиков. Отпустив последнего из них, князь повернулся к воеводам:

– Ну что, какие будут предложения?

– Дело ясное, – взял слово Мстислав. Он неведомо какими путями вырвался из лап Остроухих и пробрался с небольшим отрядом к Весеграду только ранним утром. Хотя князь не выказывал гнева, чувствовал себя старший воевода далеко не лучшим образом. – Войско мощное, двадцать тысяч воинов, два дракона.

– Считать мы все умеем, – князь поднялся с кресла, захрустел суставами. – Есть ли у нас шансы победить?

– Нет, – глухо сказал Илигор, новый человек в воинском совете. Воеводы зашушукали, с изумлением глядя на новичка. Сказать такое в присутствии князя?

– Интересно, – взмахом руки заставив замолчать болтунов, сказал князь. – Почему ты так думаешь?

– Все очень просто. Из битвы при границе спаслось около двух тысяч Полурослых и около пяти тысяч людей. Здесь – отряд из Завальского княжества в десять тысяч и своего войска – тысяч пять. Итого – двадцать две тысячи.

– Так нас больше? Разве не так? – спросил князь вкрадчиво. Владигер слышал, как сопит за спиной Мстислав, делает знаки новичку, чтобы тот замолчал.

– Ну и что? У них – драконы, – Илигор не отреагировал на телодвижения старшего воеводы и продолжил в том же духе. – А биться нам придется в поле или на стенах города. И против летающей смерти у нас почти ничего нет.

– То есть, ты намекаешь, что мы обречены на поражение? – мягко спросил Владигер, не чувствуя привычного в таких случаях гнева. Мстислав шумно вздохнул, решив, что Илигору конец.

– Нет, княже, – почтительно сказал Илигор. – Мы сможем отбиться, но победить – нет.

– И что нам делать? – подал голос Мстислав.

– Надо просто сдерживать врага. Не нападать, но и не дать Остроухим пройти на восток. Их главная цель – не мы, а Новгородское княжество.

– Странные речи слышу я от тебя, воевода Илигор, – князь покачал головой. Уверенность в том, что новый воевода говорит дело, крепла. – Но они мне нравятся. Мы будем сражаться, но не будем наступать. Ни в коем случае!

Илигора назначили руководить войсками правого крыла, что расположились около леса. В самом лесу версты на две воевода расставил дозорных – вдруг Остроухим вздумается повторить вчерашний маневр.

Для обороны позиция Илигора оказалась удобна. Невысокий холм, покрытый довольно глубоким снегом.

Враг не заставил долго ждать. Над лесами и полями торжественно разлетелся рев боевых труб, и стальная змея выползла из леса на открытое место. Не снижая хода, Остроухие перестроились и двинулись в атаку. Главный удар направили в центр Северинского войска, на отряды Илигора нападали вяло, без особого азарта. Драконов, самой страшной силы неприятеля, видно не было.

Несколько атак отбили без особых потерь. Воины Илигора сами рвались вперед – добить врага. Сдерживать их удавалось с большим трудом.

После полудня Остроухие пошли на хитрость, отправив большой отряд лесом. Но отряд заметили и встретили соответствующе. Воины Эрина не приняли боя, откатились после первых же выстрелов.

«Вот ведь как, не выходит ничего!» – Эоган вновь отбарабанил по щиту мелодию, и принялся нервно теребить рукоять меча. Приказ, полученный утром, четок и прост – идти вперед и победить. Волосатые сопротивлялись, сводя на нет усилия всего войска альвов и, в том числе, сотника Эогана. Задерживались маги, остались где-то позади вместе с драконами. А без летающих ящеров мало чего получалось.

С того места, где находился в этот момент Эоган и его сотня, хорошо видно поле боя. В самой середке – небольшой город, окруженный стеной с башнями. Перед ним, раскинувшись широкими крыльями, войско Волосатых. Видны ровные ряды воинов, блестят остроконечные шлемы, вьются алые и синие знамена. Слева войско упирается в лес, справа, оседлав дорогу, воины стоят до края поля, засыпанного снегом. Поле тянется далеко, и лишь на самом горизонте темнеет полоска леса. Через поле атаковать сложно – снег глубок, и пешим, и конным приходится тяжело.

Пока сотник осматривался, с тылу, от палатки командующего, вновь запели трубы. На этот раз звонкие голоса извещали о начале общей атаки. Эоган птицей взлетел в седло, рявкнул на замешкавшихся солдат.

Слева и чуть спереди взвилось в воздух зеленое знамя тысячи, и снег буквально застонал под сотнями копыт. Эоган крикнул что есть сил, так, чтобы его услышали и в задних рядах: «Вперед!» – и пришпорил скакуна.

Со всех сторон доносились крики, ржание, звенело оружие. Воздух, казалось, потемнел от двинувшейся мощи. Шла в атаку знаменитая конница альвов, которой надлежит стереть в порошок, смешать с грязью кучку уродцев-Волосатых, что по глупости осмелилась встать на дороге.

На мгновение огромная тень накрыла войско. Эоган содрогнулся. Вот и главная сила – драконы! Никак он не мог привыкнуть к летучим ящерам. Исполинское чудовище плыло над конниками плавно и величаво. Синяя чешуя блестела, словно смазанная жиром.

Именно дракон нанес удар первым. Багровое пламя вырвалось из зубастой пасти, ударило в строй копейщиков. Оттуда донеслись крики, полные боли и ужаса. Строй на миг заколебался, но, когда Эоган готов был поверить, что все, Волосатые побегут, навстречу ящеру взметнулась целая туча стрел. Стук их по чешуе напомнил альву град, бьющий по крыше. Стрелы не причинили дракону особого вреда, но заставили повернуть в сторону. Крылья заработали сильнее, и зверь пошел вверх, спасаясь от неприятных ощущений.

Далее следить за судьбой дракона стало некогда. Эоган взмахнул мечом, и позади него заскрипели натягиваемые луки. Альвы стреляли прямо на скаку. Смертоносный ливень ударил по стене щитов.

Но Волосатые выдержали и это испытание. Да, в их рядах образовывались бреши, которые, несмотря ни на что, быстро затягивались. Из-за стены щитов лучники дали ответный залп. Жертвы появились и среди атакующих.

Эоган приготовился к рукопашной, когда откуда-то сбоку, на этот раз стремительно и неожиданно, прилетел дракон. Атака его оказалась удачна. В людском строе открылась прореха, куда Эоган и направил воинов.

Сотник ловко срубил наконечник копья, что возникло в поле зрения, и первым ворвался в брешь. С гиканьем и воплями за командиром ринулась в бой сотня, вгрызлась, подобно паразиту, в ранку на теле неповоротливого исполина– войска Волосатых. Сабля Эогана свистела, а сам он смеялся, чисто, заливисто, видя ужас в глазах убиваемых. Сотник испытывал наслаждение, острое, необычное, такое, какое никогда не поймаешь в простой жизни. Там, в серой обыденности, он, Эоган из клана Ловящих Ветер, чувствовал себя обездоленным, лишенным чего-то жизненно важного. Счастье приходило лишь в бою.

Не сразу осознал Эоган, что не все идет, как хотелось. Атака довольно быстро захлебнулась, и Волосатые сами двинулись на конников, лишая их подвижности. Где-то за спинами копейщиков перестроились лучники, и на сотню Эогана обрушился град стрел.

Дракона не было видно, а в статичном положении, без разбега, конница всегда слабее пехоты. Воины Эогана рубились отчаянно, но сотник понял – дело проиграно. С трудом, работая коленями, он развернул коня. Разогнаться удалось не сразу, пришлось стоптать нескольких особо ретивых пеших воинов.

Когда Эоган вырвался из страшного месива, в котором погибали остатки его сотни, то с трудом сидел в седле. Сотника шатало от усталости, и кровь текла из левого бока, где доспех не сумел удержать стрелу, пущенную почти в упор. Вслед за командиром из мешка вышло всего полтора десятка воинов, но, самое главное, он сам остался жив!

Путь оказался не столь трудным, как ожидал Костук. Конь равномерно перебирал ногами, самостоятельно выбирая дорогу, а магу только и оставалось следить за тем, чтобы держалось наложенное на животное заклинание. Согласно ему, конь точно знал место, куда он должен двигаться, и неукоснительно скакал в нужном направлении. На ночь его приходилось привязывать, иначе бы ушел, позабыв про хозяина.

Костук, удобно устроившись в седле, предавался размышлениям. Слова, как обычно, толпами теснились в голове, просясь на язык. Но для стихов необходимы только самые лучшие, самые верные слова. И Костук выбирал, отбрасывая коряво или просто неискренне звучавшие сочетания. Помочь в таком выборе может только сердце, оно сразу чует, когда в словах нет гармонии. Составлять стихи разумом невозможно, иначе рискуешь родить нечто правильное, но мертвое, без силы и души.

Слова выстраивались во фразы, те становились в нужном порядке, повинуясь выбранному ритму. Когда все было готово, Костук тихо произносил получившееся стихотворение, наблюдая, какое воздействие окажет оно на потоки Силы. Многие читали стихи Костука, в том числе и маги, но силу заклинаний они обретали лишь в его устах.

Какой эффект будет от того или иного стиха, Костук не знал сам, до последнего момента. Лишь когда целостное заклинание ложилось на язык, он начинал чувствовать, что получится, пойдет ли дождь, или же вспыхнет опаляющее пламя. Конечно, он мог управлять Силой и обычными способами, но через стихи получалось лучше.

В этот день Костук так увлекся, что не сразу заметил, что конь остановился. Почти готовый стих неожиданно заупрямился и улетучился из головы. Зная, что он вернется, когда будет надо, Костук тяжко вздохнул и принялся осматриваться.

По сторонам, подобно двум исполинским гребнистым чудовищам, что прилегли отдохнуть, возвышались горы.

Гребни сверкали под солнцем ослепительной белизной. Справа, на южном гребне, белизна в одном месте утончалась, а сам гребень проседал, образуя выемку перевала. Значит все, приехали. Пора расставаться с конем.

Костук покинул седло, морщась от резкого травяного запаха. В горах маг побывал всего несколько раз, но давно заметил, что именно рядом с безжизненным камнем растения пахнут сильнее всего.

Конь невозмутимо стоял, прядая ушами, когда Костук снимал с него мешки. Похлопав напоследок животное по мускулистой шее, маг повторил заклинание, указывающее цель. Жеребец заржал, словно прощаясь, и, не торопясь, затрусил к западу.

Костук же двинулся вверх. Вершины на фоне голубого неба приближались медленно, хотя здесь они значительно ниже, чем на севере, где Драконьи горы вырастают до пяти-шести тысяч сажен. Перевал, по которому предстояло пройти, возносится над степью всего на две с половиной.

Чем выше поднимался путешественник, тем холоднее становилось. Внизу, в степях, вовсю хозяйничает весна, а тут, средь камней, свирепый холодный ветер проникает до костей, и потоки, низвергающиеся прямо из тела гор, несут ледяную воду.

Когда ноги недвусмысленно заявили об усталости, Костук присел передохнуть, спиной к горам, лицом вниз. Но не успел налюбоваться пейзажем, как за спиной шевельнулось что-то огромное. Маг почувствовал угрозу.

Орк резко обернулся. С низким нарастающим гулом со снежного поля, до которого Костук не дошел всего сотни саженей, на него мчалась лавина. На секунду маг замер, и тут же на язык прыгнули те самые строчки, что складывал сегодня в дороге:

Как всегда при успешном волхвовании, ощутил себя водопадом, из которого извергается Сила. Лавина застыла, зависла белоснежной волной над склоном. Костук знал, что долго держать ее не сможет, и бросился бежать.

Успел пробежать саженей пятьдесят, когда позади словно вздохнул исполин – лавина двинулась вновь. Костук ускорился и бежал до тех пор, пока в спину не ударила волна холодного, напоенного снегом, воздуха.

Грудь ходила ходуном, липкий пот стекал по лицу, заставляя глаза слезиться. Не привыкшие к бегу ноги дрожали, когда маг мешком рухнул на камни, хрипя и задыхаясь.

Пришел в себя не скоро, и лишь тогда двинулся дальше. Какие бы лавины не встали на пути, в Храм надо добраться вовремя.

– Ух, как тут холодно, – ворчал Хорт, шмыгая носом. Охотник нацепил на себя все, что смог, и, все равно замерзал. Все вокруг дышало холодом – и скалы, что торчат сточенными серыми зубами из белых десен снега, и сам снег, и воздух. Ветер забирался верткими ледяными пальцами под одежду, надеясь согреться.

– Не ворчи! – отозвался Родомист, закутанный так, что походил на кочан капусты. – Перейдем горы, будет тепло, а пока – чем дальше, тем хуже.

– Еще долго нам идти через горы? – спросил Ратан. Лицо его за последние дни обветрилось и по цвету напоминало свеклу.

– За этим хребтом еще один, а потом – еще, – печально вздохнул маг.

– Мы и так в горах несколько дней! – возмутился Хорт. – А есть нечего, ну, почти! В горах хоть какая живность водится?

– Конечно, – хмыкнул маг. – Везде кто-нибудь да водится. Но пока у нас не кончились старые запасы. Так что – не ворчи. А уж внутри Кольцевого хребта пойдут земли, на редкость богатые дичью. Но они тебе, Хорт, не понравятся.

– Это еще почему? – насупился Хорт, ожидая подвоха.

– Большая часть этой дичи сама не прочь поохотиться на человека, – ответил маг преувеличенно серьезно, и холод на мгновения отступил, напуганный живым, веселым смехом.

Перелет дался Брану тяжело. Правитель Эрина давно не летал, долгое время не покидал Эмайн Маху. Конечно, сидеть на спине огромной ящерицы и любоваться пейзажем – не совсем то, чтобы бить ноги, идя пешком, или мозолить зад об седло, но все же достаточно утомительно.

Пронеслись внизу родные леса, серо-зелено-белые, почти не тронутые наступающей весной. Затем бугристым неровным ковром легла под ноги степь. Чем далее летел Бран, тем больше становилось в белом одеяле проплешин, а затем проплешины слились. У самых гор земля уже покрылась травой. Словно зеленый туман стелился над самой почвой.

Горы показались сначала маленьким облачком, прилегшим на край неба. Но минул день, а облачко не исчезло, лишь разрослось, обзавелось белой опушкой поверху. К концу полета это была стена, огромная, полуразрушенная, поросшая на средине высоты темным мхом леса.

Брану оставался последний день полета. Совсем скоро дракон достигнет незримой черты, пересечь которую не в его власти.

Словно ощущая мысли наездника, ящер сильнее заработал крыльями и пошел вверх. Скальная стена надвигалась угрожающе, бесстыдно выставляя оспины пещер и трещины разломов. Кажется – еще миг, и дракон со всего маху ударится об острые камни. Но в последний момент стена ушла вниз, дракон прошел над ней и направил лет дальше, дальше и выше.

Когда внизу засверкал лед и снег вершинного пояса, Бран посадил дракона. Незачем из-за лишней сотни саженей гнать зверя. Их можно пройти и пешком.

Альв осторожно слез с чешуйчатой спины, мешок с припасами неприятно оттянул руку, а затем устроился на плече, словно огромный сытый кот.

Дракон повернул голову, взглянул на наездника. В глазах, которые на самом деле лишь видимость, промелькнуло что-то похожее на печаль. Но Бран никогда не верил в наличие чувств у существ Силы, просто хлопнул дракона по уродливой морде и приказал – улетай.

Едва альв успел отскочить, как дракон заработал огромными кожистыми крыльями. Тяжело, грузно, как набравшая нектара пчела, поднялся в небо. Снежная пыль ударила в глаза Брану, заставляя опустить веки.

Когда он открыл глаза, синее пятнышко забралось высоко и быстро удалялось на север, в сторону дома.

Бран вздохнул, попытался удобнее устроить мешок на плече, без особого, правда, результата. Затем двинулся на юг, навстречу вершинам. Снег неприязненно хрустел под ногами, а сами горы молчали, не замечая чужака, вторгшегося в их владения.

Владигер сидел на коне хмурый и не выспавшийся. Мигом отдыха промелькнула над Весеградом ночь, и войска вновь строились для битвы. Шагала, бряцая доспехами, пехота. Длинные пики колыхались, подобно лесу без ветвей. Орали похабные песни стрелки-Полурослые, натягивая тетивы на луки.

Но противник медлил. Остроухие разбили лагерь на самой опушке. Разведчики доложили, что с утра туда подошел большой обоз. Но боевые трубы молчали, и железная поступь полков Эрина не сотрясала землю.

Когда солнечный диск перестал подниматься, и завис, словно раздумывая, лезть дальше или нет, из лагеря Остроухих на поле выбрались несколько всадников. Помчались по утоптанному за день битвы снегу. В руке переднего на высоком древке бился на ветру белый флаг.