— Для нас оно должно быть все еще съедобно, а тебе, насколько я понял, не переварить его и в свежем виде. Обычно мясо становится ядовитым через несколько сотен дней, если не провялить его или не предохранить от порчи каким-нибудь другим способом. В течение этого времени вкус его постепенно меняется. Если хочешь, я вырежу ломтик и попробую…
Барленнан не стал дожидаться ответа. Он даже не огляделся украдкой и не убедился, что поблизости нет никого из его команды. Он просто ринулся с крыши танка на громадную тушу. Он не рассчитал усилий и перелетел через нее, и на миг ощутил приступ отчаянного страха, но к тому моменту, когда коснулся грунта, полностью овладел собой. Он прыгнул назад, на этот раз более точно, и подождал, пока Лэкленд откроет дверцу и выберется из машины. Танк не был оборудован тамбуром; землянин оставался в скафандре; он просто замкнул на себе шлем и впустил в кабину месклинский «воздух». За ним наружу выпорхнул разреженный рой белых кристалликов — лед и углекислота, вымороженные из воздуха, мгновенно охладившегося до температуры Месклина. Барленнан был лишен обоняния, но при слабом токе кислорода ощутил резкое жжение в дыхательных порах и отпрянул назад. Лэкленд сразу понял, в чем дело, и рассыпался в извинениях за то, что не предупредил месклинита.
— Ничего, — отозвался капитан, — мне самому следовало быть осторожным… Ведь мне уже однажды досталось, когда ты выходил из своего Холма. И кроме того, ты частенько рассказывал, чем твой кислород отличается от нашего водорода… Помнишь, когда я учился твоему языку?
— Все это правда, и все же от того, кто еще не освоился с мыслью о различных мирах с различными атмосферами, нельзя ожидать, чтобы он держал в памяти эти обстоятельства. Я сам во всем виноват. Впрочем, мне кажется, кислород не причинил тебе особого вреда. Я пока так мало знаю о химических процессах, происходящих в живых организмах на Месклине, что и гадать не берусь, какие это может иметь для тебя последствия. Вот почему мне нужны образцы животной ткани.
В сетчатой сумке поверх скафандра у Лэкленда имелся целый набор инструментов, а пока он рылся в этой сумке своими пневматическими бронированными перчатками, Барленнан принялся снимать пробу. Ловко действуя четырьмя парами клешней, он вырезал кусок шкуры с подкожной тканью и отправил себе в рот; некоторое время он задумчиво жевал.
— Совсем неплохо, — произнес он наконец. — Если тебе для твоих опытов не нужна вся туша целиком, я, пожалуй, вызову свои охотничьи отряды. Ручаюсь, что им удастся добраться сюда до того, как снова разразится буря, а мяса здесь больше, чем они смогут промыслить каким-либо иным путем.
— Хорошо придумано, — пробормотал Лэкленд. Он слушал своего спутника вполуха: все его внимание было сосредоточено на скальпеле, который он пытался вогнать в тело чудовища. Его не отвлекло даже предположение, что для лабораторного анализа может понадобиться вся эта гигантская туша целиком (месклинит не был лишен чувства юмора).
Он, конечно, знал, что животная ткань на этой планете должна быть чрезвычайно прочной. Даже такие малыши, как Барленнан и его сородичи, были бы неминуемо раздавлены в лепешку гравитацией в полярных районах Месклина, если бы их плоть имела земную консистенцию. Он ожидал, что проткнуть шкуру чудовища будет не так просто, но инстинктивно полагал, что после этого все пойдет как по маслу. Сейчас он понял, что ошибался: мясо под шкурой оказалось твердым, как доска. Скальпель был изготовлен из сверхпрочного сплава; затупить его с помощью мускульной силы было бы почти невозможно; но ему так и не удалось вогнать инструмент в эту массу, и он вынужден был ограничиться соскабливанием. В результате он добыл несколько лоскуточков, которые и запечатал в пробирку.
— А местечек помягче здесь не найдется? — обратился он затем к месклиниту, с интересом наблюдавшему за ним. — Ведь чтобы получить из этой туши кусок, который ублажил бы наших ребят на Турее, мне придется пустить в ход машинное оборудование…
— Некоторые участки внутри пасти могут оказаться более податливыми, — ответил Барленнан. — Но не проще ли поручить это дело мне? Я вырежу сколько угодно кусков, только укажи, какие тебе нужны размеры и части. Или ваши научные процедуры предусматривают, чтобы образцы вырезались непременно металлическими инструментами?
— Насколько мне известно, нет… Большое спасибо; а если биологам это не понравится, пускай сами спускаются сюда и режут в свое удовольствие, — сказал Лэкленд. — Действуй, Барл. Для начала примем твое предложение и возьмем что-нибудь из пасти; я не уверен, что здесь мне удалось пробиться сквозь шкуру. — Он с трудом обогнул голову гиганта и остановился перед тем местом, где изуродованные силой тяжести губы обнажали зубы, десны и что-то похожее на язык. — Добудь мне кусочки, чтобы они поместились в этих вот сосудах, не сворачиваясь…
Землянин снова попробовал пустить в ход скальпель — язык оказался несколько более податливым, нежели то место, над которым он трудился в первый раз; а Барленнан послушно принялся выстригать ломтики требуемого размера. Время от времени то один, то другой кусочек он отправлял в рот — он не ощущал голода, но перед ним было свежее мясо, — однако, несмотря на некоторую убыль, пробирки были вскоре заполнены.
Упаковав последнюю пробирку, Лэкленд выпрямился и бросил алчный взгляд на колонноподобные зубы.
— Хорошо бы заполучить один, но здесь уж без динамита не обойтись, — проговорил он с некоторой грустью.
— А что это такое? — спросил Барленнан.
— Взрывчатка… вещество, которое почти мгновенно превращается в газ, производя при этом грохот и сотрясение. Мы пускаем в ход такие материалы, когда нам нужно что-нибудь рыть, разрушить ненужное здание или мешающую нам гору…
— Это был грохот взрывчатки? — спросил Барленнан.
Некоторое время Лэкленд молчал. Солидное «бабах!», прозвучавшее на планете, где аборигены понятия не имеют о взрывчатых веществах и где, кроме него, нет больше ни одного землянина, кого угодно может привести в замешательство, особенно если это происходит в такой на редкость подходящий момент; Лэкленд был, мягко выражаясь, испуган. Он услыхал взрыв одновременно через радиоаппарат Барленнана и через акустические диски своего шлема и потому не мог составить представление ни о расстоянии, ни о мощности взрыва, но уже через несколько секунд в его сознании отчетливо промелькнула неприятная догадка.
— Очень похоже… — запоздало ответил он на вопрос месклинита и, обогнув голову морского чудовища, заковылял к тому месту, где оставил танк. Его одолевали дурные предчувствия. А Барленнан, изнемогая от любопытства, двигался за ним по пятам самым привычным и естественным для себя способом ползком.
В первый момент, увидев танк, Лэкленд испытал чувство безмерного облегчения; но когда он заглянул в раскрытую дверцу, облегчение сменилось столь же безмерным ужасом.
Он пола остались только вздыбленные и скрученные обрывки тонкого металлического листа; некоторые еще держались на стыках со стенками, а другие запутались среди рычагов управления и разных устройств. Двигатель, помещавшийся под полом, был почти весь на виду, и одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что он безнадежно разрушен. Барленнан был чрезвычайно заинтересован этим явлением.
— Я понимаю так, что ты вез в танке какую-то взрывчатку, — заметил он. — Почему же ты не воспользовался ею, чтобы получить из тела животного нужный тебе материал? И что привело взрывчатку в действие, пока она находилась в танке?
— У тебя просто талант задавать трудные вопросы, — отозвался Лэкленд. — На первый я отвечу тебе, что никакой взрывчатки у меня в танке не было. Что же касается второго, то здесь мы на равных: ты знаешь столько же, сколько я.
— И все же эта вещь была у тебя в танке, — настаивал Барленнан. — Даже мне видно, что она помещалась под полом и стремилась вырваться оттуда наружу; кроме того, у нас на Месклине нет веществ, которые действуют подобным образом.
— Допустим, ты прав, но ведь под полом не было ничего, что могло бы взорваться, — ответил землянин. — Электромоторы и аккумуляторы не взрываются. Впрочем, ведь все эти обрывки находятся внутри кабины, так что при тщательном исследовании несомненно выявятся следы этого вещества, если оно было заключено в какой-нибудь контейнер. Но в первую очередь, Барл, мне предстоит решить гораздо более насущную проблему.
— Какую именно?
— От моего продовольственного склада меня отделяют восемнадцать миль — то, что осталось из еды у меня в скафандре, можно не считать. Мой танк разрушен, и не родился еще на свет такой человек, который смог бы пройти пешком восемнадцать миль в скафандре под давлением в восемь атмосфер и при тройной силе тяжести.
— Какую именно?
— От моего продовольственного склада меня отделяют восемнадцать миль — то, что осталось из еды у меня в скафандре, можно не считать. Мой танк разрушен, и не родился еще на свет такой человек, который смог бы пройти пешком восемнадцать миль в скафандре под давлением в восемь атмосфер и при тройной силе тяжести.
С «хлорелловыми жабрами» и при ярком солнце воздуха у меня будет сколько угодно, но прежде, чем я доберусь до базы, я умру с голоду.
— Ты можешь вызвать своих друзей на Турее и попросить их выслать за тобой ракету?
— Да, могу. Возможно, им уже все известно, если кто-нибудь в радиорубке слушает наш разговор. Беда в том, что, если мне будет оказана такого рода помощь, доктор Ростен непременно заставит меня вернуться на Турей на всю зиму. Мне и так уже досталось, пока я уговаривал его, чтобы он разрешил мне остаться здесь. Мне, конечно, придется доложить ему насчет танка, но я хотел бы сделать это с базы — по возвращении туда без его помощи. Впрочем, все равно здесь нет мощностей, которые дали бы мне возможность вернуться; а ты не можешь проникнуть в купол, чтобы доставить мне еду, хотя я все равно не смог бы переложить эту еду в контейнеры моего скафандра, не впуская внутрь ваш воздух.
— Так или иначе, давай вызовем мою команду, — предложил Барленнан. — Пусть они займутся этой тушей, возьмут столько, сколько смогут унести. И помимо всего прочего, у меня есть еще одна идея.
— Мы идем, капитан, — прозвучал по радио голос Дондрагмера.
Лэкленд вздрогнул: он успел забыть, что сам организовал связь таким образом, что все радиоаппараты прослушивали друг друга. Изумился и сам командир, который не подозревал, что его помощник тоже овладел английским языком.
— Самое большее через два дня мы будем у вас, — продолжал Дондрагмер уже на своем языке; Барленнан переводил его слова Лэкленду. — Мы идем по тому же направлению, что и машина Летчика.
— Я вижу, что уж вам-то голод никак не угрожает, — произнес землянин, бросив горестный взгляд на гору мяса, возвышающуюся рядом с ними. — Ну, а как там насчет твоей новой идеи? Имеет она отношение к моей проблеме?
— Мне кажется, имеет. — Месклинит улыбнулся бы, если бы его рот был более подвижен. — Встань на меня обеими ногами.
В течение нескольких секунд Лэкленд стоял, окаменев от удивления; в конце концов, Барленнан более всего напоминал гусеницу, а когда человек наступает на гусеницу… Затем он расслабился и даже рассмеялся.
— Понятно, Барл. Я просто забыл…
Тем временем Барленнан подполз к его ногам, и Лэкленд без дальнейших колебаний наступил на него. Осуществлению идеи Барленнана помешало одно-единственное затруднение.
Лэкленд обладал массой примерно в сто шестьдесят фунтов. Такую же массу имел его скафандр, в своем роде чудо инженерного искусства. Таким образом, на экваторе Месклина человек в скафандре весил приблизительно девятьсот пятьдесят фунтов (он бы и шагу сделать не смог, если бы не хитроумные сервомеханизмы в ногах скафандра), и этот вес лишь ненамного превышал вес самого Барленнана в полярных областях его планеты. Нести такой вес не составило бы для месклинита никакого труда; поражение ему нанесла простая геометрия. Барленнан имел форму цилиндра длиной в полтора фута и диаметром в два дюйма; закованный в броню землянин просто не мог сохранить на нем равновесие.
Затея Барленнана не удалась; тогда выход из положения придумал Лэкленд. Несколько металлических листов по бортам танка наполовину сорвало взрывом; один из этих листов Барленнан под руководством Лэкленда не без труда оторвал совсем. Он был около двух футов шириной и шести длиной; могучие клешни аборигена слегка загнули один край, и лист превратился в превосходную волокушу, но в этом районе планеты Барленнан весил всего три фунта. Ему не хватило силы сцепления между ногами и грунтом, чтобы тащить это устройство, а до ближайшего растения, которое могло бы служить якорем, было четверть мили. Лэкленда утешало только то, что краска стыда на его лице не имела в глазах местных жителей никакого смысла, ибо, когда провалилась и его затея, солнце было высоко в небе. Они работали не только днем, но и ночью, так как туч не было, а малое солнце и обе луны давали вполне достаточно света.
Глава 5. Картография
Прибытие охотничьих отрядов через несколько дней помогло быстро решить задачу, стоявшую перед Лэклендом.
Само по себе количество аборигенов мало что значило; двадцати одному месклиниту все равно недоставало силы сцепления с грунтом, чтобы сдвинуть с места нагруженную волокушу. Тогда Барленнан решил, что лучше всего расставить по углам по одному моряку с тем, чтобы они несли волокушу на себе; ему пришлось порядочно потрудиться, прежде чем он преодолел их врожденный ужас перед перспективой оказаться под массивным предметом. Когда же ему это удалось, то выяснилось, что все его усилия затрачены впустую: металлический лист был слишком тонок и прогнулся под тяжестью закованного в броню человека до самого грунта, так что над грунтом торчали только углы, подпираемые месклинитами.
Тем временем Дондрагмер без лишних слов вытравил и связал тросы, которые вместе с сетями входили в охотничий комплект. Общая длина их оказалась более чем достаточной, чтобы дотянуть тросы до ближайших деревьев; корни, способные противостоять самым свирепым месклинским бурям, были использованы в качестве якорей. Спустя четыре дня Лэкленд с целым поездом волокуш, изготовленных из металлических листов, и с громадным грузом мяса двинулся в обратный путь по направлению к «Бри» и при постоянной скорости — миля в час — через шестьдесят один день достиг корабля. Еще через два дня охотники при помощи остававшихся на борту членов экипажа, протащив скафандр с Лэклендом через заросли от корабля к куполу, благополучно доставили его к дверям тамбура. И вовремя: по небу уже вновь неслись тучи, а ветер набрал такую силу, что для возвращения на «Бри» морякам пришлось прибегнуть к привязным тросам.
Прежде чем послать официальный рапорт о том, что случилось с танком, Лэкленд основательно подготовился. Должен же он знать, что на самом деле произошло с машиной. Не обвинять же товарищей на Турее в том, что кто-то из них по небрежности забыл под полом кабины заряд динамита!
Едва он нажал кнопку вызова рации, связывающей его со спутником, на него нашло озарение, и когда на экране появилась морщинистая физиономия доктора Ростена, он уже знал, что говорить.
— Док, в танке имеет место неполадка.
— Это я уже знаю. Электрическая или механическая? Насколько это серьезно?
— Главным образом механическая, хотя электричество тоже сыграло свою роль. Боюсь, что с танком все кончено. То, что от него осталось, находится на берегу в восемнадцати милях к западу.
— Приятно слышать. В эту планету деньги проваливаются как в бездонную бочку. Что же именно произошло? И как вы вернулись на базу? Не могли же вы пройти пешком восемнадцать миль в своем скафандре при такой силе тяжести.
— Я и не шел… Меня приволокла сюда команда Барленнана. Что же касается танка, то, насколько я полагаю, пол кабины над моторным отделением не был герметичным. Когда я вышел, чтобы провести кое-какие исследования, атмосфера Месклина сжатый под большим давлением водород — смешалась под полом с нашим воздухом. В кабине, конечно, имело место то же самое, но весь кислород оттуда моментально вышел через дверь и рассеялся, прежде чем случилась беда. А вот под полом… Прежде чем кислород улетучился и оттуда, там проскочила искра.
— Понятно. Чем была вызвана эта искра? Неужели вы не выключили все моторы, когда выходили?
— Конечно! Там же много всего — рулевые сервосистемы, динамо и прочее. И честно говоря, я рад, что так получилось; иначе взрыв мог бы произойти, когда я вернулся и включил все это.
— Гм! — Вид у директора был несколько раздраженный. — А зачем вам вообще было выходить? Какая в этом была необходимость?
Лэкленд возблагодарил небо за то, что Ростен был биохимиком.
— В общем-то особенной необходимости не было. Я решил взять образцы животной ткани у шестисотфутового кита, выброшенного на берег. Я подумал, что кому-нибудь может понадобиться…
— Они у вас? — рявкнул Ростен, не дав Лэкленду закончить.
— У меня. Можете в любое время забрать их… И нет ли у вас еще одного танка?
— Есть. Пожалуй, я доставлю его вам, когда кончится зима. А до этого посидите в куполе, так будет безопаснее. Чем вы обеспечили сохранность образцов?
— Да ничем особенно… Водород… местный воздух. Я решил, что наши обычные предохранительные средства только испортят их. Так что забирайте их от меня поскорее; Барленнан утверждает, будто мясо становится ядовитым через несколько сотен дней, из чего я заключил, что здесь есть микроорганизмы…