– И хочу я узнать, что же это за место такое, – закончил Даник свое повествование. – Если, конечно, тебе что-нибудь известно...
– Известно ли мне? – Амос усмехнулся, но усмешку эту нельзя было назвать веселой. – Тебе действительно интересно?
– Н-ну... любопытно, – ответил Даник, понимая уже, что пришел не зря.
– Странно. – Старожил вновь грустно усмехнулся в бороду. – Здесь уже давным-давно никто ничем не интересуется. Кроме, разумеется, дел, связанных с насущными потребностями. То место, где ты очутился сегодня, как Денница, низвергнутый с небес... Это кладбище.
– Кладбище? – переспросил Даник. – А что такое кладбище?
– Место, куда тела людей помещали после смерти. А потом праведники воскресли... Были воскрешены.
Ответ Амоса оказался столь же непонятен, как и предыдущий. Объяснение неизвестного через неизвестное – вот как это называлось.
Видимо, недоумение было столь явственно написано на лице Даника, что Амос продолжил, не дожидаясь нового вопроса:
– На прежней земле жил когда-то человек, которому однажды открылось будущее. Он записал свое видение, и названо было оно Откровение Иоанна Богослова – так зовут этого человека. Вот, послушай, если хочешь. Мы, первые жители, знали его чуть ли не наизусть. Сейчас Иоанн живет в соседнем доме, но никто не слушает его... Никто ничего не слушает...
– Расскажи, Амос!
Старожил, прищурившись, вновь оборотил лицо к вымощенной золотом улице, и голос его, внезапно усилившись, зазвучал торжественно, и звуки, сливаясь в слова, возносились в серое небо.
Даник слушал, приоткрыв рот, и целые фразы впечатывались в его сознание как сваи, забиваемые в землю в начале строительных работ.
«И увидел я мертвых, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими...»
«И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное. И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло...»
Раскатывался, гремел над городом голос Амоса, и Даник, забыв обо всем, как зачарованный внимал этим словам.
«...И показал мне великий город, святой Иерусалим, который нисходил с неба от Бога. Он имеет славу Божию...»
«Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов...»
Даник ловил каждое слово Амоса и запоминал накрепко, навсегда.
«...Двенадцать ворот – двенадцать жемчужин... Улица города – чистое золото, как прозрачное стекло...»
«...И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни...»
«Древо жизни!» – Даник мысленно ахнул.
«...И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лицо Его, и имя Его будет на челах их...»
И наступила тишина.
Амос сидел, закрыв глаза и опустив голову, и никаких знаков не было на челе его. Как и на челе Даника.
Даник встал и, навалившись грудью на ограждение лоджии, всмотрелся в улицу, вымощенную тусклым золотом. Вдоль улицы тек узкий мутный ручей, и нависало над ручьем, укрепившись корнями на обоих берегах, скрюченное засохшее дерево с обломанными ветвями. И не видно было на улице ничего похожего на престол.
– Ангелы... – пробормотал Даник и повернулся к неподвижному Амосу. – На воротах нет никаких Ангелов, я же там работал... Куда они подевались?
Амос поднял голову:
– Ангелы удалились вместе с Ним. Покинули святой Иерусалим, который и имя свое потерял. Мог ли Господь оставаться здесь вместе с нами... такими?..
– И что же делать, Амос? Что же нам делать?
– Не знаю, – тихо ответил старожил. – Я хотел бы умереть, но не могу, ибо ныне смерти нет... Он ошибся в нас...
– Что же делать? – растерянно повторил Даник.
Во все стороны простирался Эсджей, святой Иерусалим, некогда созданный для тех, кто записан был в книге жизни у Агнца, и висело над городом пустое небо. В небе не было ни солнца, ни луны, потому что некогда Сам Господь освещал город. А теперь тусклым было новое небо над новой землей...
Алексей Молокин Человек из Армагеддона
1
Степь горела. Черно-красные палы длинными полосами ползли по ее бурой, с проплешинами шкуре. Вертолет снижался по спирали, как муха над тарелкой с пригоревшей овсянкой. Сидевший за штурвалом Эксперт неожиданно резко накренил машину. Плохо уложенный багаж рассыпался по отсеку. Двое мужчин, мешая друг другу, выбрались из кресел, чтобы собрать рассыпавшиеся ящики и сумки.
– Да бросьте вы, – сказал Эксперт. – Сейчас сядем, тогда и соберете.
– У меня там аппаратуры на полсотни... – начал было Журналист, но послушно сел и начал прилаживать ремень безопасности. Священник замешкался, пряча в складках рясы какую-то подобранную с пола книжечку – одежда его в тесной кабине казалась нелепой – потом занял свое место и тоже пристегнулся. Вертолет качнул рыбьим пузырем кабины и ухнул вниз.
– Эй... – возмутился было Журналист, но осекся. Его слегка мутило, так изображать из себя крутого парня не хотелось. Это там, в столице он крутой, а здесь все другое. Хотя вон Священнику, похоже, все нипочем. Интересно, где он служил раньше?
Вертолет мягко опустился на пыльный пятачок между двумя ржавыми волейбольными вышками.
– Веселенькое место. – Журналист, стараясь выглядеть бодрым, спрыгнул на растрескавшийся грунт импровизированной посадочной площадки. Вслед за ним, путаясь в рясе, выбрался Священник.
– Приветствую вас, а также нас, в Армагеддоне! – рисуясь, произнес Журналист. – Что-то здесь скучновато!
– Бог сотворил это место иным, – кротко отозвался Священник. – В нынешнее состояние его привел человек.
– Что правда, то правда, – подтвердил Эксперт. – Раньше здесь кроме степи вообще ничего не было.
Он последний из компании спустился на шелушащуюся от солнца землю и теперь возился у вертолета, вбивая в почву стальные костыли. Наконец Эксперт заякорил машину и разогнулся.
– Здесь бывает ветрено, – пояснил он. – Транспортные борта и те сносило, чего уж говорить про нашу козявку.
Журналист, сощурившись, оглядел завалившийся ангар, неопрятные ряды пятиэтажек вдалеке, выгоревший драный плакат, изображавший одуревшего от жары солдата в каске на фоне пучка ракет и самолетов. В голове промелькнула мысль, что надо было помочь Эксперту, все-таки немолодой дядька, но тошнота никак не проходила. Он порылся в карманах, вытащил таблетку «Холлса» и кинул в рот. Стало немого легче.
– Значит, здесь он и живет безвылазно все тридцать лет? – спросил он и сглотнул.
– Тут и живет. – Эксперт отвернул колпачок фляги и сделал глоток. – Я, признаться, побаивался, что шарахнет он нас чем-нибудь... С целью испытаний новой техники, однако обошлось...
– Чем это он шарахнет? Тут, наверное, давно все сгнило. – Журналисту наконец полегчало, и к нему вернулась демонстративная профессиональная беззаботность. – Я слышал, что он с чем-то возится, но ведь это несерьезно. Да и что может один старый человек? И вообще, нянчил бы лучше внуков, чем сидеть в этом пекле.
– У него нет внуков. Единственный сын погиб на Последнем Параде... А что может один человек, так это – смотря кто. Он ведь в свое время считался, чуть ли не гением. И не без оснований. Проекты «Горгона», «Юдифь»... Впрочем, откуда вам знать. А я с ним когда-то работал. Давно.
– Что это за «Горгона»? – полюбопытствовал Журналист, разворачивая очередную таблетку и бросая вощеную бумажку на бетон. Ветер сразу подхватил ее и радостно закружился по площадке. Давно, видать, его не баловали фантиками.
– Долго рассказывать, жарко... – уклонился от ответа Эксперт. – Поищем лучше какое-нибудь помещение с телефоном или пункт связи. Переоделись бы вы в цивильное, святой отец, сваритесь же в вашей хламиде. – Эксперт покосился на Священника.
– Я должен явиться к заблудшему как посланец церкви, а значит, в полном облачении, или, как принято у вас выражаться, по всей форме, – отозвался Священник.
– Вот когда найдем его, тогда и облачитесь. В городке никого нет, а у нас вы уж точно на грех не наведете.
Священник обиженно насупился, хотя Эксперт был прав. Жаль, что православная церковь не ввела полевую форму, как в армии.
Журналист вытащил мобильник, посмотрел на экран и вздохнул. – Экая глушь, однако! Ни одного сотового оператора! Прямо-таки настоящий затерянный мир социализма! Подходящее названьице для репортажа? И как же мы его отыщем, если в городке его нет, и мобильник не работает? Да ладно, нет сетки – попробуем на удочку. Эксперт наверняка что-нибудь придумает, на то он и Эксперт.
Журналист покопался в карманах и нацепил громадные темные очки типа «Макнамара». В шортах, из которых торчали мускулистые волосатые ноги, в белых носках, короткой куртке с множеством карманов и карманчиков, панаме он походил на американского туриста со старых карикатур из журнала «Крокодил». Сходство усугубляли башмаки на толстой подошве и кофр с аппаратурой на плече.
– Видели, как степь горит? – спросил Эксперт, аккуратно завинчивая колпачок фляжки. Фляжка была старого образца, алюминиевая, обтянутая выцветшим брезентом. Раритет.
– Ну, допустим, видели. – Журналист повернулся лицом к затянутому гарью горизонту. – Горит, ну и что? И гарью пахнет, кстати, аж мутит. Журналист нашел оправдание собственной тошноте и невнятному страху и совсем успокоился.
– А то, что она сама по себе в нескольких местах сразу не загорится. Он, наверное, там, в степи. Из городка бетонка километров на пятьсот в степь уходит. По сторонам склады, бункеры, пусковые площадки – чего только нет. Когда я здесь бывал, здесь не скучали, особенно в стрельбовые дни. Так что в степи он. Работает.
Неожиданно из степи донеслось тяжелое шипенье, перешедшее в надсадный вой, от которого заныли зубы и захотелось сощуриться. Потом что-то звонко и страшно грохнуло. В белесое полуденное небо, подтопленное дымами по краям, разбрасывая искры, словно агонизируя, взлетел ослепительный огненный сгусток. Прямо из воздуха на сгусток неотвратимо обрушилась тьма, словно проворная рука в черной перчатке схватила и погасила его, сжав кулак. Вой оборвался. В наступившей тишине было слышно, как что-то далеко и мягко ударилось о землю.
– А вот вам и доказательства, – сказал Эксперт.
Священник перекрестился.
2
Когда-то это было офицерское кафе. Здесь праздновали свадьбы, отмечали дни рождения, обмывали звездочки в небе и на погонах, приезды и отъезды, справляли поминки.
Офицерские жены приходили сюда демонстрировать новые платья и флиртовать с летчиками-транзитниками. В зеркальных, теперь покрытых пылью и кое-где треснувших стенах, отражались небритые физиономии командированных, коротавших бесконечные вечера за бутылкой вина, кокетливые наколки официанток, пьяные, радостные лица счастливцев, получивших назначение на Большую Землю, и дающих по этому поводу отвальную. Здесь старательно поддерживали иллюзию нормальной человеческой жизни, но получалось как-то наспех, несерьезно. Мешало какое-то неистребимое, можно сказать, «чемоданное» настроение, царившее в этом месте. Дух временности до сих пор чувствовался в пожелтевших фотографиях обнаженных красоток, налепленных над стойкой бара вперемешку с пивными наклейками и пустыми сигаретными пачками, пластмассовых чертенятах, свисающих с лампочками в зубах над столиками, надписи, нацарапанной на простенке, сообщавшей, что «Ляля дает форсаж».
«Ох уж эта пионерская порнография советских времен, – подумал Журналист. – Трогательная в своей невинности. Как-нибудь я об этом напишу».
Теперь здесь шуршал переносной кондиционер, стояли три надувных походных кровати, на столике под фотографией еще молодой Барбары Брыльска демонстрировал бирюзовое нёбо, разинув плоскую пасть, «Давид», довольно мощный ноутбук в военном исполнении. Журналисту тоже хотелось такой, и чтобы все завидовали.
Эксперт вытащил из кармана большую черную трубку, набил ее табаком и с явным удовольствием принялся неспешно раскуривать. Священник недовольно поморщился, но промолчал. Журналист что-то тихо говорил, поднеся к губам серебристую капельку беспроводного микрофона. Перед ним тоже был раскрыт ноутбук, очень плоский, со встроенной телекамерой, престижный, но все-таки купленный в магазине, а не изготовленный по спецзаказу, и это казалось несправедливым. В комиссии все равны... Впрочем, для репортерской работы годился и этот. Журналист запечатлел горящую степь, вертолет на заброшенной баскетбольной площадке, заросшие колючим кустарником улицы военного городка, но взлетевший в степное небо и сгинувший огненный сгусток не снял, растерялся, и теперь пытался личными впечатлениями хоть как-то компенсировать упущенные кадры. «Потом досниму и подмонтирую, – решил он. – Не в первый раз».
Эксперт, не выпуская из зубов трубки, возился с телефонной розеткой, воткнул в нее провод, подключенный к «Давиду», отложил наконец трубку и сел за клавиатуру. Через некоторое время на экране обозначилась россыпь красных точек, соединенных тонкими линиями. Линии сходились к центру.
– Сейчас мы его вычислим, – пробормотал Эксперт. – Давай, голубчик, давай... – Он привык разговаривать с компьютером во время работы.
– Что это за паутина? – поинтересовался Журналист. – Местный интернет? Кстати, как тут с всемирной паутиной? Я пробовал войти через спутник со своего компа – ничего не получается. Черная дыра у них, что ли? Нормальные средства связи, и те не работают. Как здесь только люди живут? Впрочем, они здесь и не живут. Потому что это место – это не здесь, а где-то там. В соцреализме. Люди здесь не водятся, здесь живет последний демон ВПК!
– Местная телефонная сеть, – не обращая внимания на разглагольствования Журналиста, сказал Эксперт. – Сейчас мы его в эту сеть и поймаем. Если он находится неподалеку от какого-нибудь телефонного аппарата, то компьютер его найдет и покажет номер. Останется только позвонить по телефону. Только вот захочет ли он с нами разговаривать?
Вокруг одной из точек сети появился кружок. В нижней части экрана возник четырехзначный номер.
– Готово, – сказал Эксперт. – Кто будет говорить?
– Ну, вы же в прошлом были его, так сказать, коллегой. – Журналист посмотрел на Эксперта. – Вам, как говориться, и карты в руки.
Эксперт нажал клавишу. Через некоторое время из динамика раздался спокойный голос:
– Вас слушают.
– Здравствуйте, Павел Викторович! Это Смирницкий вас беспокоит. Тут к вам небольшая делегация, всего-то три человека. Хотелось бы встретиться. У вас найдется время?
– А, Смирницкий, Помню... Когда-то вы были смышленым молодым человеком. Ну и чем сейчас занимаетесь, Юра? Выступаете с воспоминаниями перед подрастающим поколением или проектируете высокоточные фаллоимитаторы с разделяющимися боеголовками?
– Почти угадали, Павел Викторович. Работаю экспертом в комиссии по катастрофам при Глобальном Совете Безопасности. Время от времени, знаете ли, появляются несанкционированные Советом разработки, представляющие потенциальную опасность для человечества. Вот степень этой опасности я и оцениваю. Работа, как работа. Почти по специальности.
– Понятно. Техническая инквизиция, значит. А сюда, стало быть, явились по мою грешную душу. И даже священника прихватили. Никак беса изгонять из меня будете?
– Откуда вам известно про священника? – удивился Эксперт.
– Наблюдал за вами. И посадку видел. Я ведь тоже кое-что умею. Знаете что, вы бы лучше вместо священника, или этого голоногого гамадрила, привезли красивую женщину. Длинноногую и без комплексов. Мне, несмотря на годы, было бы приятно. И пусть бы ходила себе в шортах. Женщинам это идет. Ну ладно, ладно, шучу... А насчет встречи – что ж, я этого ждал. Только я ведь и в городке-то почти не бываю, так что возьмите какую-нибудь машину, в гараже есть несколько исправных, и приезжайте завтра утром. Я буду на сто восьмой, это километров сто отсюда по трассе. Солярка есть в цистерне около комендатуры. Помните, где комендатура? Ну, до завтра!
Из динамика донеслись гудки отбоя.
– Как просто... – сказал Журналист. – Я-то думал, старика придется уламывать, а он, кажется, даже рад. Ишь ты, гамадрилом обозвал. С юмором дедуля-то оказывается! Старый полигонный Тарзан, вот он кто, а туда же!
– Может быть и рад, почему бы и нет? – Эксперт снова принялся раскуривать потухшую трубку. – Ему ведь скучно, а тут как-никак люди, а один и вовсе гамадрил. Кроме того, я думаю, он нам покажет что-нибудь эдакое. Ему хочется, чтобы люди увидели, чего он добился за столько лет.
– Что-нибудь из своих изобретений? – Журналист сощурился. – Ну что ж, моим зрителям это может быть любопытно, если, конечно, материал подать как следует, перчику там добавить, в общем – может получиться.
– Да уж, с перчиком будет все в порядке, можешь не беспокоиться! – пробормотал Эксперт и потянулся за фляжкой.
3
Густой и горький, настоянный на степных пожарах вечер затопил военный городок. Темные дома, казалось, тянулись очень далеко, может быть, в космос. И нигде ничего не было, кроме рядов утлых пятиэтажек с пыльными окнами, тускло отсвечивающих закатом полуцилиндров алюминиевых ангаров, да растрескавшегося, медленно отдающего дневной жар асфальта. Вот и все мироздание.
В затерянном посередине вселенной кафе горел неяркий свет.
Эксперт знал, что в любой командировке бывают такие часы, дни, а то и недели, когда делать решительно нечего, и это изматывает больше всего. Вообще, во время служебных поездок люди не живут в полном смысле этого слова, а выполняют какое-то задание. Смысл и цели поездки заранее определены, поэтому все, что вне этого смысла имеет некий необязательный характер, кажется несущественным и по-определению, не имеющим значения и последствий. Отсюда и неразборчивость в знакомствах, и легкое отношение к деньгам и многое, многое другое...