Реджина, разумеется, заметила эту тактику, но не знала, то ли благодарить подруг, то ли сердиться на них. Можно сколько угодно притворяться, что Эмма уехала из города по работе, что она просто полицейский, живущий в другом городе, и у неё всего лишь зарубежная командировка, но это не выход. После разговора с Тиной, которой хватило храбрости озвучить её собственные страхи, брюнетка весь вечер изводила себя, прокручивая в голове сценарии один страшней другого. Что, если? Что, если? И Реджина не могла прогнать свой страх. Два месяца она старательно пыталась не обращать внимания на снедавшую её тревогу, но каждое письмо, отосланное на Ближний Восток и оставшееся без ответа, каждый день, когда Миллс напрасно ждала звонка, буквально сводили её с ума.
И однажды все её страхи обрели форму, воплотившись в телефонный звонок в три часа ночи.
- Привет, родная, – сонно пробормотала Реджина, подняв трубку.
- Откуда ты знаешь, что это я? – спросила Эмма.
- Никому больше не хватит смелости звонить мне посреди ночи.
- Я разбудила тебя, – в голосе Эммы не было даже намека на сожаление. – Я знаю, что давно не звонила. Тут всё… тяжело.
Брюнетка легла поудобнее, зажав телефон между щекой и подушкой, и удовлетворенно вздохнула, довольная, что слышит голос солдата.
- Я не против.
В трубке раздался тяжелый вздох, будто девушка пыталась сбросить с плеч огромную тяжесть:
- Мне, правда, нужно было услышать твой голос.
Реджина медленно открыла глаза. Все сценарии, приходившие ей в голову, вернулись разом, быстрее, чем она успела запретить себе думать об этом.
- Что случилось?
- Ничего.
- Кого-то ранило?
- Никого.
- Нила?
- Нет.
- Эмма, – Реджина села и, включив ночник, облокотилась на спинку кровати, – не ври мне.
Услышав, как Свон замялась, она поняла, что была права или, по крайней мере, близка к этому.
Эмма горько рассмеялась. Сухой сардонический смешок. Насмешка над собой.
- У Нила это лучше получается, – пробормотала она.
- Что получается?
- Не хочу тебе говорить, – шмыгнула носом девушка.
- Что говорить? – сердце Реджины билось в два раза быстрее, чем обычно. Перед глазами возникло поле боя. Мертвые солдаты. Силуэт Эммы. Если б они не разговаривали сейчас, Миллс представила бы её лежащей на земле, окровавленной, мё… Реджина усилием воли остановила эту мысль, отогнала её.
- Эмма.
Повисло долгое молчание, и Реджина слушала порывы ветра, дующего где-то на Ближнем Востоке, ожидая, пока Эмма заговорит.
- Мой генерал… – наконец произнесла она. – Его перевели. Я слышала, отправили в Германию или в Россию. Не знаю.
Реджина облегченно выдохнула.
- Так это же хорошие новости, разве нет? – успокаиваясь, она заправила за ухо локон волос.
- Ага, – чуть слышно прошептала блондинка. Миллс даже засомневалась, не почудилось ли ей.
- Я не понимаю, – медленно произнесла женщина. – Чего ты не договариваешь?
Ещё один молчаливый вздох.
- У нас произошло ЧП, – сердце брюнетки подскочило, ускоряясь. – Два месяца назад. Он… - замялась девушка, – эм... сделал кое-что.
- Кому? – осторожно спросила Реджина.
Эмма снова замолчала на какое-то время.
- Думаю, ты знаешь, кому, – наконец ответила она.
- Что… – женщина резко сглотнула и выпрямилась, откидывая волосы со лба. – Что… Ты в порядке?
Единственным ответом на этот вопрос стало невнятное бормотание.
- Что он сделал? – прошипела Реджина.
- Ниче… – слова застряли в горле, звук на секунду пропал, а потом Реджина услышала, как Эмма коротко всхлипывает. Ей не сразу удалось выровнять дыхание.
- Он напал на меня, – призналась девушка. Этот ломкий, тоненький голосок не мог, просто не мог принадлежать её Эмме. Голос блондинки всегда излучал либо уверенность, либо неловкость, но таким, как сейчас, не бывал никогда.
- Что?! – рявкнула Реджина так громко, что, наверное, её услышал даже Генри, спящий в своей комнате. Женщина сама не заметила, как вскочила с кровати. - Что ты имеешь в виду? Ты в порядке? Что он сделал? Эмма, он поранил тебя? – брюнетка металась по спальне, как заведенная.
- Нет, я просто… – она хрипло вздохнула. – Да.
- Его имя и номер части? – потребовала Реджина.
- Что ты собираешься сделать, отследить, куда его перевели?
- Я собираюсь его уничтожить, – пообещала Миллс, роясь в ящике прикроватного столика в поисках блокнота и ручки.
- С ним уже разобрались.
- Я сама с ним разберусь.
- Реджина, – умоляюще протянула Эмма.
Отчаяние в любимом голосе заставило взбешенную брюнетку остановиться. С трудом сглотнув, она опустилась на край своей слишком большой и слишком пустой кровати.
- Он… Когда он… – она резко вздохнула. – Эмма, он обидел тебя?
- Нет, – неубедительно успокоила девушка, – хотя он пытался.
- И он всё ещё жив? – прошипела брюнетка сквозь сжатые зубы.
- Знаю, – бесстрастно ответила Эмма.
- Почему ты еще не дома? Почему тебя не отправили домой? – Реджина была совершенно вне себя.
- У меня все пальцы на месте, и я всё ещё могу спускать курок.
- Не смешно.
- А я и не пытаюсь шутить.
По щеке покатилась слеза, и Реджина зажмурилась. Перед глазами мелькали ужасные картины. Эмме причинили вред. Эмма уязвима. Эмма сломлена.
- Любимая, – тихо прошептала женщина, – мне так жаль.
В трубке раздался придушенный всхлип, солдат глубоко, медленно вдохнула и выдохнула, но Реджина слышала, что это не помогло ей успокоиться. Эмма плакала.
- Эмма, – мягко позвала Реджина, – это не твоя вина. Ты не сделала ничего плохого, – она закусила губу, слушая рыдания Эммы. Мысли неслись со скоростью звука. В который раз она оказывается беспомощной там, где дело касается девушки. Не важно, как сильно она переживает, они по-прежнему на разных концах земли, и их разделяет миллион миль. Но Реджина Миллс не может просто сидеть сложа руки и наблюдать, как разворачиваются события.
- Что я могу для тебя сделать? – с отчаянием прошептала брюнетка.
Свон тихо, хрипло засмеялась. Почти с надеждой:
- Просто будь. Будь дома, когда я вернусь. Пожалуйста.
- Ты же знаешь, что я буду ждать тебя, – буря эмоций, которую она пыталась сдержать, всё-таки нашла выход в слезах.
- Ты можешь… можешь просто поговорить? – заикаясь, попросила Эмма. – Мне очень нужен твой голос.
Реджина кивнула, торопливо забираясь в кровать. Она легла, крепко прижав трубку к уху.
- Когда мне было пятнадцать, моя мама однажды невероятно разозлилась на меня, потому что я не получила «Отлично» за задание по литературе. По правде сказать, я тогда даже книжку не дочитала. Я готовилась к конному состязанию, которое должно было состояться через месяц. Тогда я была уверена, что в восемнадцать приму участие в Олимпийских играх.
- Ты и сейчас наверняка это сможешь.
Реджина пожала плечами:
- Мама никогда не одобряла этого желания. Так вот, я отказалась есть, когда мы ужинали, и к полуночи проголодалась, как волк. Я хотела прокрасться на кухню, и, когда спустилась, увидела, что папа сидит у камина с книгой и бокалом мохито. Он глянул на меня, взял за руку и повел на кухню. Он научил меня готовить такос.
- Твой папа удивительный.
- Да. Ты бы ему точно понравилась, – нежно сказала Реджина. – Я научу тебя.
- Чему научишь?
- Научу тебя готовить такос, когда вернешься домой.
- А если я спалю тебе кухню?
- Тогда будешь на диване спать.
Эмма засмеялась. Её голос чуть повеселел, но затаенное напряжение никуда не делось:
- Расскажи ещё что-нибудь.
- Сегодня мы с Генри ходили в парк. Он увидел, как детки постарше катаются на велосипедах. Он внимательно оглядел свой трёхколесник и спросил, почему у него велосипед хвостатый.
* * *
Как бы женщины ни старались, их разговор не мог длиться вечно, и когда в середине третьего рассказа Эмма, вздохнув, перебила её, сказав, что ей нужно идти, Реджина просто кивнула и пробормотала, что все понимает.
- Я люблю тебя, – тихо сказала она и, попросив блондинку беречь себя, повесила трубку.
- Расскажи ещё что-нибудь.
- Сегодня мы с Генри ходили в парк. Он увидел, как детки постарше катаются на велосипедах. Он внимательно оглядел свой трёхколесник и спросил, почему у него велосипед хвостатый.
* * *
Как бы женщины ни старались, их разговор не мог длиться вечно, и когда в середине третьего рассказа Эмма, вздохнув, перебила её, сказав, что ей нужно идти, Реджина просто кивнула и пробормотала, что все понимает.
- Я люблю тебя, – тихо сказала она и, попросив блондинку беречь себя, повесила трубку.
В тишине, заполнившей комнату, Реджина лежала в кровати и прокручивала в голове их с Эммой разговор, сжимая кулаки от бессильной ярости и страха. Реджина привыкла контролировать свою жизнь во всем, начиная от одежды, которую носит, и заканчивая перекусами Генри, но Эмма была неизвестной переменной, и во всем, что касалось девушки, Миллс могла только оценивать происходящее постфактум.
Эмме причинили вред, и Реджина не могла ничего сделать.
Так что Реджина лежала бессонная и думала об Эмме, отчаянно пытаясь убедить саму себя, что блондинка жива, и ничего по-настоящему страшного не произошло. Но женщина понимала, что это чушь. Шрамы, которые оставило в душе Эммы её прошлое, теперь стали еще глубже и болезненней. И единственное, что Реджина может, это лежать в кровати.
Реджина не заметила, как за окном рассвело. Когда будильник, как обычно, зазвенел в 6:30, она выключила его и на автопилоте выбралась из постели. Мысленно брюнетка уже записывалась в армию, чтоб отыскать этого ублюдка-генерала и перерезать ему глотку, пока спит.
Генри отвлек её от подобных мыслей, в красках расписывая, что ему снилось сегодня. Реджина улыбнулась, слушая, как сын увлеченно болтает о супергероях, горящих домах, падающих в обморок девицах и коварных злодеях, которыми его живое воображение наполнило детские сны. Она поцеловала Генри в макушку и поставила перед ним тарелку с блинчиками, щедро и без всякого повода посыпанными шоколадной стружкой.
Её решимость дрогнула в тот миг, когда она высадила Генри у ворот садика, и он убежал играть с друзьями на площадке. Реджина стояла у забора, глядя, как играет её сын, пока Тина и другие воспитатели не позвали их в класс. Она позвала его, и малыш побежал к ней, чтоб получить поцелуй и очень долгое объятие, из которого Генри нетерпеливо вывернулся, потому что кроме него во дворе никого не осталось, а сегодня у них в группе был урок рисования, на который мальчик не хотел опоздать. Реджина нехотя отпустила его, поймав любопытный взгляд Тины. Но как только воспитательница шагнула к ней, Миллс распрямилась, застегнула пиджак и пошла к машине, прекрасно зная, что Тина наблюдает за каждым её движением.
Несмотря на все старания Реджины, бюджетные ведомости не смогли отвлечь её от ночного разговора с Эммой. В конце концов, она попросила секретаршу отменить все запланированные на сегодня встречи, закрылась в кабинете и провела день в поисках информации в сети: «Отправка солдат заграницу»; «Возвращение солдат из горячих точек»; «Установка местоположения солдат, находящихся за рубежом». И самое необходимое, хотя самое неприятное: «Сексуальные домогательства в армии».
То, что Реджина обнаружила по последнему запросу, заставило её мысли понестись вскачь. Задыхаясь, она прокручивала эту информацию в голове, почти чувствуя, как бешено вращаются шестерёнки в мозгу. По сравнению с мужчинами, женщины-солдаты гораздо чаще сталкивались с домогательствами и насилием, чем гибли в бою. Фактически, в три раза чаще. Число зарегистрированных случаев поразило брюнетку, а тот факт, что при рассмотрении дел о домогательствах в суде подозреваемым редко выносили обвинительный приговор, заставил ее кровь вскипеть.
Господи Боже, через что Эмме приходится проходить? Реджина закрыла браузер, не в силах больше читать статистику. Изучая каждый зарегистрированный случай, она представляла на месте жертвы Эмму, и ничего не могла с собой поделать.
Храбрость, вот первая ассоциация, которая всегда приходила Реджине в голову, когда она думала об Эмме. Свон – женщина-солдат, открыто признающая свою бисексуальность. Это и то, что Реджина узнала сегодня, придало понятию храбрости новый, неожиданный для неё смысл. Брюнетка мысленно поклялась, что, когда Эмма в следующий раз вернется, она отыщет в законах лазейку, чтоб девушка осталась дома. Черт подери, она прострелит ей ступню или раздробит палец, если придется. В одном Миллс уверена твердо – Эмма больше не поедет воевать.
Наручные часы запищали, напоминая ей, что пора забирать Генри. Поиск информации стал для Реджины цистерной бензина, превратившей пожар в яростное Инферно. Женщина шла к садику, позабыв про машину, а в мозгу грохотали сухие цифры статистики. Половина опрошенных женщин признались, что, боясь мести, не стали бы сообщать о том, что подверглись сексуальным домогательствам. Восемьдесят процентов мужчин-военнослужащих, обвиненных в изнасиловании, продолжали службу в вооруженных силах.
К горлу снова подступила желчь.
- Реджина? – Тина помахала рукой перед её лицом, и мэр моргнула, замечая, что воспитательница держит Генри за руку. Площадка была пуста, значит, пока она стояла, погруженная в свои мысли, остальные дети и родители успели разойтись по домам. – Ты в порядке?
Брюнетка кивнула, глядя мимо Тины застывшим взглядом, и потянулась к Генри.
- Да, всё хорошо, – с тихим отчаянием ответила она.
Воспитательница наклонила голову набок:
- Хочешь зайти и посмотреть поделку, которую сегодня сделал Генри?
- Да, мамочка! – Генри потянул её за рукав, и она, как робот, пошла за сыном и Тиной.
Генри как послушный мальчик, войдя в класс, снял кроссовки и переобулся в сменку, а рюкзак повесил на крючок, над которым красовалось его имя, вырезанное из цветной бумаги. Только после этого он побежал к стоящему в углу комнаты самодельному кукольному театру. Перед театром стоял столик, на котором лежали куклы. Тряпичные, надеваемые на руку куклы в синих, красных и зелёных одёжках с розовыми или коричневыми личиками (у одной лицо почему-то было голубым), волосами из ниток и пуговичными, посаженными на клей глазами. Поделки еще не совсем просохли от клея и блёсток, которых детишки явно не пожалели.
Реджина присела на корточки рядом со столом. Генри выбрал одну из кукол и гордо протянул ей. При взгляде на тряпичного пупса, зажатого в детской ладошке, у брюнетки задрожали губы. Зеленая футболка, вьющиеся желтые волосы, зеленая кепка на голове. Образ Эммы угадывался безошибочно. Реджина улыбнулась, увидев ободок из блёсток вокруг шеи и нарисованные блёстками на футболке армейские жетоны. Брюнетка протянула ладонь, разглядывая куклу:
- Ты сделал её для Эммы?
- Угу, – гордо подтвердил он.
Реджина всё-таки не сумела сдержаться, и слёзы побежали по щекам. Эмоции, которые она сдерживала всё это время, смели стены, возведенные её отчаянием, ища выхода.
- Она будет в восторге, – всхлипнула брюнетка, вытирая слёзы.
Генри надулся:
- Тебе не нравится?
- Что ты, солнышко, конечно же мне нравится, – она притянула сына к себе и крепко обняла, всхлипывая и пытаясь собраться с мыслями.
- Почему ты плачешь?
Это безумие, но Реджина держала кукольную копию Эммы в руках и молила всех известных богов обратить её в настоящую Эмму. Это безумие, это невозможно, но это всё, чего она желала сейчас.
- Просто она мне очень нравится, милый. Давай, ты нарисуешь Эмме эту куклу, и мы сегодня пошлём ей письмо вечером?
Генри кивнул и побежал к столу. Притянув к себе коробку с карандашами и чистый лист, он принялся за рисунок, позабыв о матери, которая сиротливо смотрела на куклу, уже не пытаясь остановить слёзы, льющиеся из глаз. Блёстки еще не высохли и останутся на пальцах и пиджаке, но ей всё равно. Они с Генри тут, в безопасности, скучают по ней, шлют ей письма и рисунки, а Эмму там чуть не…
- Эй, – Тина наклонилась к ней и мягко потянула вверх, помогая подняться. Она повела Реджину в уголок, подальше от детских любопытных ушей. – Что с ней случилось?
- Ничего.
- Реджина, она и мой друг тоже. Что с ней?
Слёзы полились с новой силой, сопровождаемые придушенным рыданием, Реджина уже позабыла, что от слёз может трясти. Слава Богу, Генри занят рисунком. Она уткнулась в плечо подруги, Тина, успокаивая, обняла её.
- Эмма…? – осторожно спросила воспитательница.