— Как — не нужны? Извольский грустно улыбнулся.
— Я подозревал об этом. С некоторых пор я это знаю. Ну и что? Неделю назад мне казалось, что если напечатать компромат про забастовку, в газете, то шахтеры в ужасе побегут с рельс. А если отдать его правительству, то правительство подымет вселенский крик и использует его как оправдание, чтобы прекратить забастовки.
Неделю назад это, быть может, и сработало. А сейчас шахтеров не прогонишь ничем, кроме танка. А правительство? Это куча импотентов. Они только испугаются таких бумаг. Эти бумаги доказывают, что пять лет наше реформаторское правительство кормило мафию по первому ее слову, и на фиг нашим героям из Белого Дома эти документы? Им бы лишь очко прикрыть да зоб набить.
Извольский встал с кресла и подошел к маленькому сейфу в углу. Когда он обернулся, в руках у него был пластиковый пакет. Пакет шлепнулся на стол — из него высыпались пачки денег.
— Так что бери свои пятьдесят штук и убирайся. Черяга не только не убрался, а напротив, опустился в кресло напротив директора.
— Скажите, — спросил он, — как я понимаю, 75 % акций завода принадлежат фирме «АМК- инвест?».
— Допустим.
— А фирма принадлежит вам?
— Это вас не касается.
— Отнюдь. Вы уже продали ее Премьеру или только собираетесь?
Извольский даже подскочил.
— Что? Кто вам сказал?
— Вы не ответили на мой вопрос.
Калягин беспокойно зашевелился в углу. «Лучше бы я не привозил сюда следака», — мелькнуло в голове. Следак говорил интересные вещи, но за такие вещи можно лишиться и яиц, и головы — как кому интересней покажется…
— Я вам расскажу, что с вами было, господин директор, — сказал Денис. — В один прекрасный день шахтеры Чернореченска объявили забастовку, и у вас возникли трудности с коксовыми батареями. Насколько я понимаю, запасов коксующегося угля у вас было мало, а если бы батареи остановились, то весь завод надо было выбрасывать на свалку. Вы были в понятном ужасе. Кроме как по железной дороге, угля вам взять неоткуда, а железная дорога перекрыта. И что не менее важно, — даже если на этот раз шахтеры договорятся с правительством, никто не гарантирует, что ее не перекроют еще раз, и еще раз, и еще раз. И вот в этой ситуации к вам приходит некто по кличке Премьер.
Вообще-то вы завод не криминальный. Вы содержите городскую милицию и прокуратуру, и когда у вас возникают проблемы на месте, большую их часть вы решаете с помощью милиции. Но, как и всякий завод эпохи неплатежей, вы вынуждены кое-когда выбивать деньги в других регионах у недобросовестных плательщиков, и для этого вам приходится содержать на побегушках некоторое количество бандитов. К вашей чести должен сказать, что до самого последнего времени вы, господин директор, о своих бандитов только что ноги не вытирали, и когда они входили к вам в кабинет, они предварительно причесывались и сморкались в платочек.
И вот Премьер приходит к вам и говорит, что он может решить проблему шахтеров просто и кардинально: напугав их до полусмерти. Вы думаете. Вы взвешиваете все «за» и «против». Вам не хочется зависеть от Премьера. Но вам еще меньше хочется, чтобы завод ваш ни с того ни с сего умер в результате очередного политического противостояния. Вы говорите «да».
Фактически вы заказали убийство, господин директор. По вашему требованию, по требованию хозяина Ахтарского металлургического комбината, были убиты мой брат и еще другой шахтер, Завражин.
Первоначально будущее рисовалось вам в чрезвычайно розовом свете. Шальная очередь по пикету, гранатометная болванка в окно профсоюзного босса…. И, конечно, статья. Непременная статья с использованием документов, которые должен был принести мой брат.
О том, что в них написано, вы не знали, и, думаю, максимум, о чем вы догадывались — это что они компрометируют господина Луханова, который слишком вольно распоряжается шахтерскими деньгами и имеет долю в кое-каких посреднических фирмах. Вслед за расстрелом пикета, свидетельствовавшем о серьезности ваших намерений, вы могли предъявить профсоюзному боссу документы из папки, которую обещал принести мой брат. И при наличии у вас такого компромата перед Лухановым встанет выбор: либо разогнать пикет, либо сесть за решетку.
Но тут случился первый прокол. Моего брата убили, папка застряла в пути, вы запаниковали, и вместо аккуратного звонка Луханов получил пулю в висок. Наверняка это было сделано по предложению Премьера. Вор уверял, что сразу после смерти Луханова мэр наложит в штаны и пошлет ОМОН разогнать пикет, вы тоже знали, что Курочкин трусливей зайца, и дали на акцию добро.
Но, странное дело, — вместо того, чтобы перепугаться и послать ОМОН разгонять демонстрацию, мэр взял и послал ОМОН ее охранять.
Вы стали предъявлять к Премьеру претензии и он объяснил вам, что он навел справки и, оказывается, Курочкин лично был заинтересован в забастовке. Точнее, в федеральных деньгах, которые придут в Чернореченск на помощь шахтерам. Потому что мэр контролирует большую часть чернореченских магазинов, и все деньги, которые получат шахтеры, будут в этих магазинах тут же потрачены. А какую-то часть денег можно будет просто украсть.
За усмирение мэра Премьер запросил совсем другие бабки.
Наверное, вы были готовы отказаться от продолжения игры. Но тут, на счастье воров, у вас начались неприятности. Вас чуть не расстреляли на территории собственного же завода, и оказалось, что заказчиком этого торопливого инцидента был мэр, насмерть перепуганный судьбой Луханова, но не желающий расставаться с выгодным бизнесом. Думаю, что если бы на вас не было настоящего покушения, Премьер изобразил бы какое-нибудь фальшивое. А так ему и стараться не пришлось. Вы велели Премьеру покончить с мэром Чернореченска и с забастовкой. Не знаю, сколько он у вас за это попросил, но вряд ли он просил деньги. Скорее всего, он хотел получить дольку от комбината. Небольшую. Не нарушающую вашей гегемонии. Вы слишком хотели отомстить, чтобы осторожничать. Вы согласились! Мэр был убит. Забастовка продолжалась.
Забастовка продолжалась потому, что она была мелкой самодеятельностью мэра. Это финансовая операция, которую раз за разом повторял Негатив. Смысл операции состоял в следующем: бандиты подуськивали шахтеров на забастовку и подкармливали во время ее. Это, знаете, ли, очень приятно бастовать, если пока ты работаешь, ты питаешься крысами, а когда ты сидишь на рельсах, тебе братва возит колбасу. Испуганная Москва выделяла деньги. Деньги поступали в банк, контролируемый Негативом, и там же и пропадали. Раньше этим банком был «Восточный», теперь — «Чернореченсксоцбанк». Часть денег шла на организацию новой забастовки против Москвы, которая преступно заныкала обещанные допрежь деньги.
Словом, Премьер рассчитывал запугать безоружную и беспомощную толпу — а нарвался на своих же коллег, только паразитирующих не на металлургах, а на угольщиках.
Премьер сказал, что отказывается работать на таких условиях. Негатив- вор крупнее его, и вдобавок, порушив бизнес Негатива, он уменьшит приток денег в общак. И Премьер и Негатив, — оба положенцы и законные воры, и Премьер слишком хорошо знает, что ждет человека, который нанесет урон бизнесу братков.
Вы были в безвыходном положении. Всю жизнь вы предпочитали кормить милицию, а не бандитов, но в нынешней ситуации милиция не могла вам помочь. Возможно, вы даже просили ее о помощи, но они отказались. Потому что приказ начальства для милиционера значит не меньше, чем деньги. Да, вы кормили и одевали ментов. Но подчинялись они не вам. Они подчинялись губернатору, который фактически потакает забастовщикам, — дай Бог, чтобы только из-за популистских соображений, — и Москве, которая бьется в припадке при мысли о любом решительном шаге.
И когда вы намекнули- уверен, только намекнули — начальнику РУВД о возможном физическом устранении Негатива или снятии шахтеров с рельс, он отказался категорически. Он объяснил, что максимум, на что вы можете рассчитывать — это дополнительный наряд ментовки у проходной завода, дабы разъяренный Негатив не залепил вам в окно из гранатомета. Наряд, разумеется, не бесплатный. И от Негативов, как показывает опыт, не спасающий.
Вы оказались в тупике. Ваши действия поссорили вас с самым крупным вором региона, которого вы лишили кормильца-мэра. Ваш завод стоял на грани краха. Премьер, загнавший вас в этот угол, умыл руки, и объяснил, что обещал помочь вам против российских шахтеров — но не против российских воров. Милиция не хотела помочь вам выбраться из той уголовщины, в которую вас толкнула беспомощность правительства и ваша собственная наглость.
И тогда Премьер намекнул, что да: может быть, он и согласен. Согласен спасти вас и завод, разобраться с Негативом и поссориться с ворами. Но — за соответствующую премию. Премию, которая не только с лихвой окупала риск борьбы с бандитом более авторитетным, чем он. Премию, которая давала возможность отстегнуть в общак больше, чем в него клал Негатив.
Такой премией может быть только одно — Ахтарский металлургический комбинат. По крайней мере, существенная его часть. Треть. Или четверть. Я прав?
Директор пожал плечами.
— Бред какой-то. Советую вам обратиться к психиатру.
— Я еще не кончил, Вячеслав Аркадьевич. Вы знаете, что такое развод с подставой?
— Нет и знать не желаю.
— Представьте себе, что бизнесмен А связан с бандитами, но не сильно, и они хотят поживиться с него или опустить его поглубже. Они выводят бизнесмена на некую фирму, контролируемую ими самими. Наш бизнесмен поставляет фирме товар, а фирме отказывается платить. Или наоборот, бизнесмен делает предоплату, а фирма отказывается поставить товар. Бизнесмену ничего не остается, как обратиться к бандитам с просьбой о выбивании долга. Бандиты уверяют бизнесмена, что они все сделают. «Забивают» стрелку. Привозят на нее бизнесмена. С великим криком отбирают у противной стороны деньги. Половину берут себе за труды. Бизнесмен в восторге. Правда, он лишился половины суммы, причитающейся по договору, зато он убедился в надежности и бесстрашии своей «крыши».
Проблема в том, что все это липа. Бандиты ни с кого не выбивали денег. Коммерсанта просто подставили: фирма, с которой он заключил договор, с самого начала контролировалась его «крышей».
— Меня не интересуют подробности жизни мелких коммерсантов, — сказал генеральный директор АМК.
— А жаль. Потому что история с шахтерами, Негативом и Премьером- это точно такой же развод с подставой. Только несомненно более громадного масштаба. И цель его — не получить сто штук зелеными, а завладеть вашим заводом. Отсюда и особая тщательность представления.
Директор судорожно вздохнул.
— Я… Этого не может быть!
— Подумайте внимательней: чем все закончилось? Тем, что Негатив с Премьером получили завод!
— Но… он обещает убрать Негатива!
— Никогда. Он знает, что после этого ему не жить. Забастовщиков разгонит сам Негатив. А после этого они пойдут к вам и разъяснят, что нашли общий язык и что пакетом, который вы им отдали, они будут владеть сообща.
— Но они потеряли деньги, погибли люди… мэр.
— Какие деньги они потеряли? Шахтерские? Подумайте внимательно, Вячеслав Аркадьевич! Бандиты умные люди, они знают, когда можно воровать, а когда нельзя. У них был сладкий маленький бизнес на забастовках. Но в один прекрасный момент большие парни в Москве решили сделать из этого бизнеса кое-что покрупнее. Наши местные бандиты довольствовались десятком миллионов долларов. Большим парням в Москве понадобилась «Роснефть» — как минимум, и вся Россия- как максимум. Им очень не хотелось крепкого рубля, политической стабильности и всех прочих штучек, из-за которых в Россию придет иностранный капитал, а сытое и довольное правительство сожмет их в кулак. Им хотелось, чтобы все стояли на голове, чтобы иностранные деньги не конкурировали с их деньгами при покупке российских компаний за гроши, и чтобы правительство пришло к ним с пеплом на голове и веревкой на шее и кончик этой веревки протянуло семи крупным банкам.
И когда они стали искать, чем бы таким устроить кавардак, то они сразу заметили шахтерское движение. Нет, они не опустились, как наши местные бандиты, до того, чтобы давать деньги шахтерам. Они просто показывали любой чих шахтера по телевизору, и дикторы любезно сообщали шахтерам по всей стране, где, как и когда они собираются бастовать. И братки, будучи людьми умными, поняли, что дело швах. Потому что разъяренное правительство, в поисках аргументов против олигархов, неминуемо начнет выяснять, куда девались и деваются шахтерские деньги. Все. Лавочка закрылась. Золотая жила кончилась. Надо спешно рубить концы — валить мэра, валить профсоюзного босса, который тоже знает выше крыши, — и перебираться на новое место. Вы понимаете, что с вами случилось? Бандиты заранее договорились между собой, кого и как убирать. Всю операцию по зачистке следов они повесили на вас, и в оплату потребовали ваш завод!
Денис замолчал.
Извольский не отвечал. Он сидел, неожиданно маленький в своей огромной гостиной, посеревший и какой-то осунувшийся.
— И что же мне делать? — как-то по-детски спросил директор.
— Как — что? — сказал Денис. — Володарчук еще не улетел?
— Нет, — вяло сказал Извольский, — он там с руководством областным совещается. Вроде в два у них вылет.
— Так езжайте к нему! — закричал Денис, — это же его шанс, понимаете! Он вечером выступает перед шахтерами! Завтра он вернется национальным героем! Разоблачителем мафии! И он имеет право принять жесткие меры — после таких документов!
Извольский медленно встал.
— Ну что ж, посмотрим, — промолвил он.
До здания городской администрации, где вице-премьер совещался с энергетиками и военными, они доехали за пятнадцать минут. Вел Калягин. Извольский полулежал на заднем сиденье, полузакрыв глаза и няньча сломанную при покушении руку.
Черяга помог директору выйти из машины: тот по-прежнему сильно хромал и морщился при каждом шаге.
Их пропустили без слов и провели в кабинет мэра Ахтарска, куда через десять минут, один, без свиты, вошел Володарчук.
— Ну что, одумались? — спросил вице-премьер.
Извольский швырнул папку на стол.
— Вот, — сказал он.
— Что — вот?
— Это документы, — сказал Извольский, — из которых следует, что забастовки шахтеров в Чернореченске организовывались мафией, а бюджетные деньги, выделяемые на шахтеров, шли в общак.
Володарчук без особого энтузиазма раскрыл папку.
— Это все? — осведомился московский чиновник.
— Нет, не все. Вы в шахте спрашивали, правда ли это, что я приказывал стрелять в шахтеров. Так вот — это правда. И бандиты, которым я приказал это сделать — в сговоре с другими бандитами, теми, о которых говорится в папке. И если вы не разгоните шахтеров, то завтра это сделает Премьер.
Брови Володарчука выгнулись.
— Не который Премьер-СВ, — пояснил Черяга, — а который Иван Фомичев по кличке Премьер.
— И?
— И в оплату я должен буду отдать ему завод, — сказал Извольский.
Володарчук поднял на директора спокойные глаза.
— Но ведь это очень хорошо, — сказал он, — шахтеров разгонят, а правительство здесь ни при чем. Может, даже урок остальным выйдет…
— Вы что, не понимаете? — заорал Извольский. — Мой завод будет принадлежать бандитам! Вам очень понравится, если пятый по величине в мире завод будет платить в общак?
— Правительство не волнует, будет ваш завод платить в общак или нет, спокойно сказал вице-премьер, — правительство волнует, будет ли он платить налоги. А он, кстати, этого не делает.
На Извольского было жалко смотреть. Тридцатичетырехлетний мужик схватился за сердце и выглядел так, словно его вот-вот хватит инфаркт.
— Но вы сейчас едете на рельсы, — заговорил Черяга, — вы можете рассказать всю правду шахтерам. Это покончит с забастовкой. А если нет, после этого правительство имеет полное моральное право применить силу!
— Вы это серьезно? — спросил вице-премьер. — Вы предлагаете мне сказать шахтерам, что они не получат денег? Да кто после этого за меня проголосует? На основании каких-то непроверенных бумаг вы хотите, чтобы я заявил на всю страну, что деньги из федерального бюджета идут в воровской общак?
— Из-за этих бумаг убили шестерых, — сказал Черяга, — в том числе моего брата.
Но вице-премьер обладал удивительной привычкой не слушать замечаний собеседника, если они не совпадали с его собственными мыслями. Он не дал Черяге договорить и продолжал:
— Как вообще к этому отнесутся наши западные партнеры? Нам что, после этого МВФ хоть один кредит даст? Новый вид займа введет- «на поддержку общака?» Вы соображаете, что говорите?
Извольский встал:
— Это из-за того, — спросил он в упор, — что я не продался «Ивеко»?
— Да как вы смеете! — завизжал вице-премьер.
Извольский потянул к себе папку.
— Оставьте бумаги! — приказал Володарчук. — Я разберусь.
— Перебьешься, — прошипел в лицо ему Извольский. Лицо его исказилось, и директор дико заорал:
— Передай своим московским дружкам, что хрен с маслом они получат, а не завод! Я лучше продам акции бандиту, чем банку! Потому что таких разводок, как ВЧК, мне бандиты не устраивали, ясно?
Хлопнул дверью и, хромая, заковылял прочь. Черяга выбежал за ним.
В машине с Извольским началась истерика. Он наорал на Черягу, который не пустил его за руль, потом закричал, что застрелит Премьера, а потом спрятал лицо в ладони и глухо, по-волчьи завыл.
Из машины его выволакивали вдвоем, Черяга на пару с Калягиным, гендиректор вцепился в рычаг переключения скоростей и порывался ехать обратно стреляться с Володарчуком, а потом вдруг как-то неожиданно быстро затих, дал раздеть себя и уложить в постель.