— А что случилось? — спросил тот, — чего вы так — с ружьем?
— Дак мы думали, вы из этих, — объяснила старуха, — из рэкета. Дом отбирать.
— А что, отбирали?
— У всех отбирали, — сказал дедок, подходя, сначала съезжать велели, а потом по домам стали шастать. Грабить людей. Троих таких поймал а их на следующий день милиция выпустила.
— А потом? — спросил Черяга.
— А потом сгорели балки-то.
— Как сгорели?
— А вот так. Эти, которых поймали, прикатили сюда на джипе, и говорят: ладно, по доброму не понимаете, будем разговаривать по-плохому. А в ту же ночь все и загорелось, с четырех концов. Вон, памятник закоптили, памятник чистить деньги нашлись.
— А пожарные? — спросил Черяга.
— А пожарные часов через пять приехали, — объяснил старик, — им тут долго ехать, до пожарной части пешочком пятнадцать минут, вот они обождали по приказу сверху и приехали. Мы-то у воды стоим рядочком, мы уцелели, а все остальное выгорело, что твой Чернобыль.
— Жертвы были?
— Пятеро угорело. Колька Стахов угорел, в лежку пьяный был, а в шестом рядку дите сгорело двухмесячное.
— А компенсацию какую-нибудь выплатили? — спросил Черяга.
— Ага! Пять тыщ в зубы, и иди гуляй, покупай себе новый дом. Тем, которые сами уехали, кооператив хоть по десять тыщ платил.
— Какой кооператив?
— Ну, который тут дома эти строит. «Аркос» называется.
— Это не кооператив строит, а банк, — в разила старушка. Чернореченсксоцбанк.
— Нет кооператив строит, а банк ссуды дает, — со знанием дела сказал дедушка, — вот я бы тоже ссуду взял. Триста тыщ долларами. Так ведь не дадут, а, парень?
— Не дадут, — сказал Черяга.
Он думал о том, что, возможно, брат его тоже был в числе тех, кто угрожал жителям балков и жег «дите двухмесячное».
— А куда же люди делись? — спросил Черяга.
— А кто куда. Кому квартиру дали, кто в деревню уехал. Кто в Москву сдернул, пять тыщ все-таки, прожить можно!
— Вон, Колька-то Тарасов из Москвы вернулся пешком, — сказала бабка, — на рельсы пошел, а оттуда его погнали: ты, говорят, бомж, нас телевидение приедет снимать, а у тебя одна кроссовка желтая, а другая черная, и обе правые. На рельсах-то хоть кормят, я вчера пошла, настоящей колбасы дали. Я ее уж шесть лет не пробовала-то, этой колбасы. Многие на рельсы ходят, чтобы поесть.
— Ты вот москвич, значит умный, — спросил старик, — ты скажи, куда нам написать? Мы уже и Ельцину писали, и в обком…
— В какой обком? — спросил Черяга.
— Ну обком он и есть обком, — ответил старик, — мы всегда про безобразия в обком писали.
Задумался и добавил:
— Не реагирует чего-то обком. Надо в ЦК написать.
Черяга задумчиво глядел на старика.
— Тут комиссия приедет разбирать здешние безобразия, — сказал Черяга. Следователь, по фамилии Ахметов. Ему и напишите.
Рекламный щит, прикрепленный на памятнике, гласил: «„ЗАО Купрум“. Купим Cu, Al, цветные металлы. Снежинская, 20. Вход со двора».
Спустя десять минут Черяга остановил свой «мерс» на Снежинской, перед 5-й проходной бывшего завода подводных лодок. Ворота проходной были широко распахнуты, и надпись на воротах извещала, что ЗАО «Купрум» покупает у населения цветные металлы в неограниченных количествах.
В глубине двора, перед крыльцом конторы, стояли две иномарки: трехсотый «мерс» и «вольво», из раскрытого окошка конторы долетали возбужденные голоса.
У иномарок скучали двое громил характерной внешности. Вряд ли они приехали сюда продавать украденный из шахты провод.
Денис прошел мимо стриженых гоблинов внутрь. Склад, переделанный из бывшего штамповочного цеха, был огромен. Бетонный пол шириной с футбольное поле был завален мотками проволоки, деталями механизмов, и края его утопали в темноте, лишь слегка подсвечиваемой чахоточными лучами солнца, кое-как пробиравшимися сквозь запыленные прорези окон. Посреди цеха стояли огромные напольные весы и школьная парта. Около весов толклись четверо: круглолицый, живой толстяк в грязных белых брюках и белой же рубашке, подхваченный под руки парочкой внушительных троллей в камуфляже, что-то энергично доказывал безукоризненно одетому джентльмену.
Присмотревшись, Денис узнал в джентльмене главу охраны Чернореченсксоцбанка- господина Головатого.
— Да не несли ко мне кабеля! — кричал толстяк, трепыхаясь в объятиях громил, — у них что, в голове протекает, чтобы ко мне кабель потырить! Можете хоть все проверить, вон, журнал посмотрите!
Тут Головатый оглянулся и увидел фигуру Черяги, вырисовывающуюся на светлом прямоугольнике входа.
— Добрый день, Аркадий Петрович, — сказал Черяга, — что, кабель свой ищете?
Головатый оглядел важняка с головы до ног.
— Чего надо, того и ищем, — сказал он, — пошли, ребята.
Тролли отпустили свою жертву и двинулись к выходу. Спустя несколько секунд послышался визг покрышек, и обе иномарки с бешеной скоростью выкатились из ворот склада.
Толстяк энергично сплюнул на бетонный пол.
— Тьфу! Не, ну надо же — налоговой полицией грозились! Вы ко мне?
— Дим, не узнаешь?
— О черт! — пробормотал толстяк, — Дениска?
— Он самый.
— Ты откуда взялся?
— Из Москвы.
Взгляд Димы Лаптюка пропутешествовал вдаль и наконец остановился на темно-зеленом «мерсе» с московскими номерами, припаркованном около склада.
— Ого! — сказал Дима, — ты, я гляжу, хорошо приподнялся. С братаном связь держишь?
— А он что, у тебя был?
— Да недельку назад навещал.
— Зачем?
— Мордой об стол клал. На предмет нерегулярной выплаты дани. Ты-то этим занимаешься? Или чем?
— Да как тебе сказать, — рассеянно сказал Черяга, поглядывая на собственный «мерс», — так, кантуюсь помаленьку. А этот, который только что свалил — он правда налоговую может наслать?
— Он не он, а Негатива попросит. У них весь город в кулаке.
Димка задумался и вздохнул:
— Да мне если кто этот кабель принесет, я его сам повяжу и ребят позову. Уж если их так на этом кабеле заклинило…
Спустя двадцать минут Денис Черяга сидел в удобном кожаном кресле, в квартире Лаптюка, и хозяйка уже катила к обоим мужчинам столик на колесиках, полный всяческих закусок и напитков.
Квартира явно была куплена не на ту тысячу рублей, что выдавали городские власти в качестве компенсации за сгоревший балок: это была хорошая четырехкомнатная квартира с балконом, евроремонтом, красивой женой и собакой-ризеншнауцером, и в самом центре города.
— Что, — спросил Черяга, — на особняк-то еще не нажил?
— Да строимся, — сказал Лаптюк. — Вон, плитку фирма сдуру везла по рельсам. Стоит теперь их вагон в пятидесяти километрах и кукует.
— Я гляжу, прибыльное это дело — торговать металлоломом.
— А что? Шахтеры, как припрет; задешево несут.
— И что ты делаешь, когда к тебе шахтер высоковольтный провод тащит? Ты что, не знаешь, где он его взял?
? А по-твоему, А по-твоему, — усмехнулся Димка, — одни шахтеры этим занимаются? Знаешь, я когда еще начинал, как-то в газете объявление читаю: «Продаем магний. В треугольниках». Ну, у меня заказ на магний был, я созвонился и поехал. Правда, странно показалось — что значит «в треугольниках»? Ну, неважно. В треугольниках так в треугольниках. Хоть в октаэдрах. Может, форма такая. Приезжаю: стоит два вагона и все набиты стабилизаторами от баллистических ракет. А чего? Все правильно, треугольники.
Друзья еще выпили.
— И много ты Негативу платишь? — поинтересовался Денис.
— Сколько надо, столько и плачу.
— А в ментовку слабо пожаловаться?
— Ага! Чтобы Петраков эту жалобу тут же переправил вышестоящему начальству в лице Негатива?
— Так все схвачено?
— А что, плохо, что ли? Вон, в Ахтарске премьер с Чердаком год выясняли, кто главный, люди как в Чечне жили, целые подъезды на воздух взлетали, война шла до последнего уцелевшего «мерседеса». Что, лучше коммерсантам было?
— А почему такая альтернатива? Либо один бандит, либо много. А государству по-человечески платить не хочешь?
— Так с меня государство в три раза больше возьмет, чем Негатив. Спасибо, что есть бандиты, чтобы защитить меня от налоговой инспекции. У государства-то ум в жопе, они как даванут из меня налоги, тут же я им и останусь должен три шкуры. Негатив-то поумней, он знает, что если глушить рыбу динамитом, то в следующий раз рыбы не будет. Опять же — особых военных расходов у Негатива сейчас нет…
— А он откуда, Негатив?
— Положенец. У нас тут Нусик был, вор в законе, хороший был старичок, в девяносто третьем помер от старости. Ну, местные повоевали немного, Негатив вроде как сильней всех оказался. Съездил в Москву, благословение получил и совсем заматерел. Нормальный мужик, только ментов очень не любит.
— Да эта публика вся ментов не любит.
— У Негатива — особое отношение. Какая-то у него там заморочка с ментами на заре туманной юности вышла. Не то они его напрасно посадили, не то он так считает…
— А что мне тут рассказывали про сына Никишина, который в губернаторы баллотировался, — будто он сидел?
— А, было дело, — согласился Дима, — был у нас Миша Никишин кандидатом в губернаторы. Сколько денег выкинули — я прям не знаю! Все газеты скупали на корню, местные программы каждые пять минут рассказывали, как вот кандидат Никишин навестил свиноферму и поцеловал свинарок, как он навестил детский дом и каждому дитенку по конфете дал… Спичечная фабрика у нас есть — выпускали на спичках портреты Никишина и в гастрономах даром раздавали…
Какие люди приезжали! Какие артисты! Один московский политик, из числа будущих кандидатов в президенты, сюда прикатил, две недели тут сидел. Он-то, конечно, не за бабки работал. Ему было интересно создать сплошной фронт сибирских губернаторов. Рейтинг у Миши был что твоя Эйфелева башня.
И вдруг незадолго до выборов — хрясь! Одна газетка, «Выбор Сибири», тиснула статеечку насчет того, что сын угольного директора Миша Никишин в девятнадцать лет сел за изнасилование. Хорошую такую статеечку, доказательную. И положили эту газетку в каждый ящик. И вот смотрит вечером избиратель программу, в которой Миша Никишин лобызается с детишками на фоне подаренных им компьютеров, а перед избирателем на столе газетка с фотографиями. Ха-арошие фотографии. Из следственного дела.
— И что на фотографиях?
— А ты сам догадайся. Чтобы сын угольного генерала загремел за изнасилование, это чего же натворить надо, а? Девочка на фотографиях. Которую попользовали и придушили. Ну, да он там не один был, папаша было устроил, что он как бы и в стороне стоял, только вот не повезло парню — у него группа крови редкая. Резус отрицательный. Ну и у девочки этой, которую вшестером распечатывали, нашли сперму, принадлежащую человечку с отрицательным резус-фактором.
— И долго он сидел?
— Пустяковинку. Год сидел, а дальше досрочно-примерное. Того прокурора, который его посадил, потом из области выжили. Ну так я к выборам возвращаюсь. Как народ про эту девочку прочитал, так никишинскому рейтингу полный звиздец пришел. Одна звезда московская здесь гостила, ей тоже газетку положили, она, ни слова ни говоря, концерт в пользу кандидата отменила — и в Москву.
— И что, раньше в области не знали, что Никишин сидел?
— А откуда? Сел, — ты погоди, ты когда из области уехал?
— В восемьдесят третьем.
— Ну вот! А он в восемьдесят втором сел. Ты же ничего об этой истории не слышал, а? Тогда судебных репортеров еще не развелось, папа скандал замял. Ну, какие-то слухи, конечно, ходили, да и знакомые у Никишина были весьма специфические. Но ты же наш народ знаешь: ну, сидел человек. Ну и здорово! Я сам сидел, и батя мой сидел, и вон братан сидит. Никому же не было известно, за что он у хозяина парился. У нас за бандита всякий проголосует, а вот за насильника — навряд ли. А ты газетку эту, кстати, хочешь? У меня сохранилась.
— Давай, — сказал Черяга.
Дима принялся рыться по полкам и минут через пять вытащил пожелтевший, в половину газетного листа «Выбор Сибири».
— Держи.
Черяга медленно рассматривал газету.
— А кстати, — спросил Черяга, — ты сказал, что у Никишина денег немерено было. Чьи деньги-то были? Угольное лобби?
— Да может, и угольное. А я так слыхал, что общаковые деньги были. Во всяком случае, Негатив нам тут всем строго-настрого за Никишина велел голосовать.
Черяга даже поднял брови.
— Да ну? — сказал он недоверчиво, — это что бы воры насильника в губернаторы прочили? Он в лагере, часом, не чушкой был?
— Ну уж не паханом, это точно, — усмехнулся Дима, — а насчет воров ты не прав. Кого им губернатором ставить? Авторитета? Так ведь заборзеет немедленно. Ты представляешь себе — и менты под ним, и братва под ним? Шампунь и одеколон в одном флаконе. А Никишин — как раз человек удобный. Сызмальства привык под шконкой сидеть.
Черяга покачал головой.
— Да, веселая у вас была б жизнь. И кто же ворам сценарий испортил?
— А хрен его знает. Говорят, что Извольский.
— Это который директор Ахтарского металлургического?
— Ага. А может, и выше. Может, какой-нибудь другой кандидат в президенты не захотел единого фронта сибирских губернаторов. Лужков, например, или еще кто.
— Или ФСБ кандидат от воров не глянулся…
— Много чести, — сказал Дима, — я последний раз про ФСБ слышал, когда они одного моего приятеля приходили громить. Он, вишь, пейджинговую компанию соорудил, а телекоммуникации- это у нас делянка ФСБ. Так что за пейджинг они, конечно, удавятся, а вот губернатор от воров — это им по барабану.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ НАРОДНЫЙ ДЕПУТАТ НЕГАТИВ
Ресторан «Сирена» располагался в центре города, в двух кварталах от шахтоуправления. Каменные девы поддерживали вход, над которым странным ностальгическим воспоминанием сияла красноармейская пятиугольная звезда; в глубине ресторана царили роскошь и полумрак.
Бдительный швейцар, не пускавший в ресторан всякую шушеру, при виде новенького внедорожника с московскими номерами расслабился и бросился отворять перед Денисом тяжелую дверь.
Внутренность подвала была оформлена в виде огромной пещеры, и столики по бокам стояли в маленьких гротах для избранных. В дальнем конце пещеры возвышалась эстрада, а с эстрады лился настоящий ручеек, журчавший по скрепленным цементом камням и утекавший в сливное отверстие, замаскированное пластиковыми булыжниками.
Денис сел у стойки бара и заказал коктейль.
Публики в зале было еще не очень много: у самой эстрады сидела компания явно заезжих бизнесменов, да в самом углу глушил коньячок одутловатый мужичок лет сорока. У мужичка были каштановые волосы и приятное лицо с розовым носом, сильно напоминавшим пятачок, и странная, словно поролоновая улыбка. Это была та самая улыбка, которую Денис видел на плакатах, призывающих отдать свои голоса за Мишу Никишина.
Сквозь стеклянные двери был виден бильярдный зал. Несколько парней весьма характерной наружности и дежурный омоновец ходили с киями вокруг зеленого стола. Отношения между братками и омоновцем, судя по всему, были самые приятельские. Автомат омоновца стоял в углу.
Заурчала музыка, и на эстраду вышла девушка с точеной фигуркой и длинными льняными волосами. Кроме этих длинных волос, на ней были высокие сапожки и трусики весьма необычной конструкции: сверху резиночка, а снизу ничего. Судя по всему, единственным предназначением трусиков было удерживать на месте зеленые бумажки, заправленные в них веселыми посетителями.
Это была Ольга.
Номер продолжался долго, очень долго, и музыке аккомпанировал одобрительный свист, а Миша Никишин со своей поролоновой улыбочкой вскочил со стула и полез на сцену обниматься. По счастью, он был слишком пьян, чтобы одолеть метровое возвышение, и явившийся откуда-то сбоку охранник цепко взял Никишина за ручку и отвел на место.
Потом Ольга убежала, кланяясь на ходу и виляя белой попкой, и на сцену выскочили три полуобнаженные грации. Черяга опустил глаза и увидел, что коктейль, который он не допил, течет со стойки бара на пол, а стакан из-под коктейля раздавлен, и с ладони его капают крупные красные капли. Денис уплатил за стакан и ко коктейль и прошел боковой дверью за сцену.
— Где Ольга? — спросил он у первого подвернувшегося парнишки, и тот указал ему направо.
В крошечной комнатке на втором этаже было душно и накурено. Ольга застегивала на спине блестящее платье; другая девица, облаченная в трусики и бюстгальтер, деловито красила губы.
— Интересная у тебя работа, — сказал Черяга. Девушка обернулась и залилась густой краской. Потом встряхнула волосами.
— А тебе какое дело? Перепихнулся разок и уже права качаешь?
— А Вадим знал?
Глаза Ольги зло сощурились.
— Рассказать тебе, где я с Вадимом познакомилась? На субботнике. Что такое субботник, знаешь, москвич, или тебе рассказать? Это когда нас бесплатно заставляют работать, на «крышу». А Вадим…
— Я уже понял. Пошли отсюда. Денис взял девушку за руку и потащил к выходу.
В конце коридора путь ему заступил пухлый парень в пестрой рубашке, круглившейся на жирном теле.
— Ты куда?
— Дай пройти, — негромко сказал Денис.
— Заплати и проходи.
— Я за все, кажется заплатил, — сказал Денис, — и даже за выпивку, которую разбавляли водой из отстойника.
— За биксу заплати и проходи.
— Я брат Вадима.
— Но это не значит, что ты будешь спать с его девкой бесплатно.
Денис молча ударил парня в челюсть. Тот ударился спиной о стенку, сполз вниз и так и остался сидеть на заднице, растерянно хлопая глазами.