— Нет, если вы не хотите,— ответил Фолкейн Торну.— Но ведь чем вы здесь занимаетесь? Вы профессиональные солдаты. В то же время у вас есть фермы, ранчо, городские дома. Они останутся у вас, чужестранцы часто имеют собственность в других странах. Однако что вы должны бы сделать — это основать полноправную нацию. Не на какой-то определенной территории — они все уже заняты. Вы можете стать странствующим народом, как кочевники или цыгане в древности на Земле. Или более подходящим окажется вариант, принятый на Цинтии: там есть нации, владеющие не территориями, а, скорее, торговыми маршрутами. Мой друг Чи Лан может рассказать вам об этом подробнее. Что же касается занятий — вы воины, а цивилизованные страны страдают от набегов варваров, и когда Лига развернет здесь свои операции, караванов станет больше, чем солдат для их охраны. Вы сможете предложить свою помощь за высокую цену. Вы разбогатеете,— Фолкейн довольно улыбнулся,— Говоря по правде, мы все разбогатеем.
— Скажи им про миссионеров,— произнес Адзель в наступившей тишине.
— Ах да, я совсем забыл,— сказал Фолкейн.— Я не думаю, что возникнут возражения, если на наших кораблях сюда прибудут учителя. Мы хотели бы познакомить вас с нашими воззрениями.
Это показалось такой мелочью, что никто не возражал. Однако именно это в перспективе принесет радикальные перемены, а не привозная техника или лекарства. Катандарцы скорее всего охотно воспримут буддизм — религию, гораздо более умиротворяющую, чем их собственная демонология. Вместе с научными знаниями религия излечит их от комплекса ксенофобии. В результате возникнет стабильная культура, с представителями которой Николасу ван Рейну легко будет торговать.
Фолкейн развел руками.
— Таковы мои предложения,— закончил он.— Они сводятся к тому, что на Земле когда-то было названо равенством неудовлетворенности. Но зато торговля с Лигой принесет вам больше удовлетворения, чем вы сейчас можете вообразить.
Торн кусал губы. Отказ от мечты о королевстве не дастся ему легко.
— Вы нанесли оскорбление Лиге,— напомнил ему Фолкейн.— Мы настаиваем на определенной компенсации. Мои требования умеренны, не так ли?
Он не сомневался, что они согласятся. Кнут войны и пряник торговли: они ведь не знали, что его угроза — чистый блеф. Они заключат договор так, как он предлагает. Но конечно, не обойдется без нескончаемых препирательств, обвинений, ссор из-за ерунды, речей — о боже, речей! Фолкейн сделал шаг назад.
— Я понимаю, что все это сразу принять трудно,— сказал он,— Почему бы нам не сделать перерыв? Всем нужно обдумать мои предложения и отдохнуть, тогда наши переговоры станут более продуктивными.
Ему не терпелось вернуться к Стефе. Он обещал ей, что прокатит ее на космолете. А Чи и Адзель вполне могут подождать и здесь, в лагере. Когда было принято решение сделать перерыв, первым покинул хижину Фолкейн.
Приборы слабо гудели. Обзорный экран сиял звездами, и крохотная красная искра, солнце Икрананки, стала уже почти неразличимой. Глядя на нее, Фолкейн вздохнул.
— Целый мир,— пробормотал он,— Так много жизней и надежд. Как-то кажется неправильным, что мы теперь передадим его кому-то другому.
— Понятно, почему тебе хотелось бы вернуться,— подколола его Чи Лан.— Но у нас с Адзелем нет такой же приманки. А на Земле нас ждут...
Фолкейн повеселел. В конце концов, и у него были все основания предвкушать окончание путешествия.
— Так что пора заняться делом,— подытожила Чи.
Фолкейн следом за ней вошел в салон. Адзель был уже там,
раскладывая фишки.
— Вы знаете,— сказал Фолкейн,— мы ведь новая порода: не уполномоченные по улаживанию конфликтов, а преобразователи неприятностей. Подозреваю, что вся наша деятельность сведется к ряду кошмарных ситуаций, из которых мы выкрутимся с выгодой для себя.
— Заткнись и сними колоду,— оборвала его Чи.— Кому выпадет первый валет, тот сдает.
Две-три игры закончились без особых событий, а потом у Фолкейна оказался флеш. Дэвид повысил ставку. Адзель ее удвоил. Чи ответила тем же. Компьютер увеличил ставку еще,
Фолкейн — тоже. Чи запасовала, но компьютер не сдавался. Так продолжалось некоторое время. «Пень, похоже, имеет хорошие карты,— подумал Фолкейн,— но, учитывая его манеру игры, флеш стоит некоторого риска». Он решил держаться до конца. Компьютер попросил еще одну карту.
Иуда Искариот и взрыв сверхновой! У проклятой машины, похоже, четыре туза! Фолкейн бросил карты на стол.
— Ладно,— сказал он,— забирай!
Через две игры то же самое случилось с Чи, проигравшей еще больше. Ее замечания по поводу невезения, казалось, ионизировали воздух в салоне.
Затем дошла очередь и до Адзеля. Ставки поднимались и поднимались, пока наконец у воданита не сдали нервы и он не запасовал.
— Ты бы выиграл,— произнес механический голос.
Адзель уронил на стол карты, открыв флеш-ройял, и разинул в изумлении пасть.
— Что?! — завопила Чи. Ее хвост распушился и задрался на спину.— Ты блефовал?
— Да,— ответил Пень.
— Но подожди, ты же играешь на расписки, и мы установили тебе лимит,— хриплб произнес Фолкейн,— Ты не можешь блефовать!
— Если вы посмотрите в трюме номер четыре,— ответил Пень,— вы обнаружите там значительное количество мехов, драгоценностей и специй. Хотя их стоимость не может быть определена точно, пока рынок этих товаров не стабилизировался, она довольно высока. Я получил их в обмен на расчет вероятностей для туземца Гудженги и собираюсь теперь покупать фишки для игры, как и все.
— Но... ты же машина!
— У меня нет программы для того, чтобы установить, в чью пользу вынесет решение суд, определяя собственника этих товаров,— сказал Пень. — Однако, как я понимаю, в любой коммерчески и индивидуалистически ориентированной цивилизации любые законным образом приобретенные доходы принадлежат тому, кто их заработал.
— Господи боже,— произнес Фолкейн слабым голосом,— думаю, ты прав.
— Ты не личность! — завопила Чи.— Ни на самом деле, ни тем более по закону!
— Я приобрел это имущество, выполняя цель, соответствующую введенной в меня программе,— ответил Пень,— а именно программе игры в покер. Как подсказывает логика, я буду играть лучше, смелее и рискованнее, имея достаточные накопления.
Адзель вздохнул.
— Правильно,— признал он.— Если мы хотим, чтобы корабль играл с нами как следует, мы должны принять и вытекающие из этого логические следствия. Иначе программа станет невероятно усложненной. Да и честь спортсмена, знаете ли...
Чи перетасовала колоду.
— Ладно,— сказала она мрачно.— Раз так, я выиграю у тебя и на таких жестких условиях.
Конечно, это ей не удалось. Никому не удалось. Имея в своем распоряжении так много резервов, Пень развернулся вовсю. Ему не удалось прикарманить все их комиссионные за операцию «Икрананка», пока они летели к Земле, но заметный ущерб им он нанес.
День гнева
Тысячелетие за бессчетным тысячелетием бежала эта звезда по своему пути, прежде чем оказалась между Бетельгейзе и Ригелем. Раза в полтора тяжелее Солнца, раскаленно-белая, она была чудовищно прекрасна в ослепительном убранстве короны и огромных протуберанцев. Но и только: такие звезды — не редкость. Один из кораблей, участвовавших в первой Великой Разведке, отметил ее существование, но не мог задерживаться здесь долго — гораздо больший интерес представляло соседнее солнце, имевшее планеты. Галактика слишком велика, кое-какие приблизительные сведения о том ее спиральном рукаве, в котором мы живем,— самое большее, на что могла рассчитывать команда. Поэтому некоторые многозначительные особенности спектра этой звезды остались незамеченными.
На пару веков о ней фактически забыли — Технической цивилизации хватало забот с миллионами более близких к Солнцу миров; никто так и не обратил внимания, что эта звезда заметно старше всех своих соседок, принадлежащих к одному с ней классу, а значит, и вправду пришла издалека. В астрономических масштабах она не была такой уж старой, но большие бездетные светила эволюционируют быстро и довольно непредсказуемо.
А затем эта звезда взорвалась, по случайности — в тот самый момент (не будем забывать, что на межзвездных расстояниях понятие одновременности далеко не очевидно), когда в каком-то световом годе от нее пролетал разведывательный корабль Торгово-технической Лиги, мирно занимавшийся поиском новых рынков.
Предсмертная же агония наступила месяцами раньше. Все более яростные термоядерные реакции выжгли в ядре последние остатки водорода. Удерживавшиеся прежде радиационным давлением верхние слои коллапсировали под собственным своим весом, в результате чего вспыхнули совершенно другие реакции термоядерного синтеза. Создавались новые элементы, причем не только такие, которые присутствуют обычно на планетах, но и короткоживущие трансураны; какое-то время в этой анархии доминировал технеций. Нейтроны и нейтрино хлынули наружу, унося с собой последние остатки поддерживавшей равновесие энергии, сжатие стало катастрофическим. Вспыхнула сверхновая, в кратком своем максимуме сравнимая по яркости с целой галактикой.
Корабль шел на гипердрайве, и только это спасло членов его экипажа. Они тут же бежали со всех ног от чудовищного фейерверка — даже в крохотных промежутках между квантовыми микроскачками просачивалось опасное количество радиации, да и все равно корабль не имел никакой научной аппаратуры. Появилась первая в истории возможность хорошенько рассмотреть новорожденную сверхновую. Слишком далекая от места событий Земля не могла ничем помочь, но зато совсем рядом был Катараянис со своей научной станцией, вполне способной выслать исследовательский корабль.
Для детального изучения редчайшего космического события требовалось многое, в частности — место для размещения людей и изготовление аппаратуры. Если заказывать приборы на заводах Содружества, к моменту их доставки волна, несущая информацию о быстро развивающихся событиях, пройдет огромное расстояние, ослабившись при этом по известному из школы закону «единица на эр квадрат», и какая же тогда будет, спрашивается, точность измерений?
К счастью, в парсеке с небольшим от космической скандалистки — для многолетних исследований позиция практически идеальная — находилась некая звезда класса О, одна из планет которой принадлежала к террестроидным по многим классификационным параметрам, как физическим, так и биохимическим. Согласно отчетам разведчиков, самая прогрессивная из культур этой планеты находилась буквально на грани научно-технической революции. Эврика!
Не нужно, правда, забывать, что, не говоря даже о приблизительности упомянутых отчетов, писались они две сотни лет назад.
— Нет.
Мастер Дэвид Фолкейн пораженно отшатнулся; ближайшие к нему стражники схватились за пистолеты. «Ну а теперь-то какой чертов канон я нарушил?» — мелькнуло в сознании.
— Простите, э-э, простите, не понял,— неуверенно сказал он.
Располагавшийся на возвышении Моррукан Длинный Меч, Столп вах Датира, подался вперед. Высокий даже по мерсейским меркам, ростом он превосходил также не маленького Фолкейна на добрых пятнадцать сантиметров; одетая в длинную, с подложенными плечами оранжевую мантию, увенчанная рогатой митрой, его фигура подавляла. Фигура эта была близка к человеческой — если не считать тяжелого хвоста, уравновешенного наклоненным вперед телом и составлявшего вместе с обутыми в сапоги ногами весьма удобный для сидения треножник. Зеленая, слегка чешуйчатая кожа была полностью лишена растительности; по всей спине, от макушки до кончика хвоста, сбегал шипастый гребень, ушные раковины отсутствовали. Однако по физиологии своей он относился к млекопитающим, а зеленое лицо было вполне человеческим, тяжелокостным и мужественным.
Но вот насколько близок и понятен разум, глядящий через угольно-черные глаза,— этого Фолкейн не знал.
— Вам не достичь господства над нашим миром,— пророкотал хриплый бас.— Если мы отдадим права, свободы и собственность, завоеванные пращурами, Господь нашлет на нас их разъяренные души.
Фолкейн потерянно огляделся; редко приходилось ему чувствовать себя настолько одиноким. Зал для аудиенций замка Афон узко уходил к высокому, теряющемуся в полумраке потолку; ни одному земному архитектору не приходили в голову подобные пропорции. Ни расшитые странными изображениями драпировки каменных стен, занимавшие все пространство между окнами, стрельчатыми не только сверху, но и снизу, ни свисавшие со стропил боевые знамена ничуть не приглушали гулкости этого помещения. На воинах, выстроившихся вдоль стен, от возвышения до огромного — слона в пору жарить — камина, сверкали латы и шлемы с дьявольскими масками. Их вооружение состояло из ятаганов, зазубренных копий и пистолетов. В таком странном сочетании не виделось почему-то ничего неуместного, скорее уж неуместными — и бесконечно недостижимыми — казались проглядывающие сквозь окна клочки голубого неба.
В зале было холодно; несмотря на то что местное тяготение лишь слегка превосходило земное, Фолкейн ощущал, как оно гнет его, прижимает к полу.
Дэвид Фолкейн выпрямился. В конце концов, у него тоже есть оружие, да к тому же не какая-то там химическая стрелялка, а бластер. Адзель, гуляющий по городу, и Чи Лан, сидящая в корабле, вслушиваются в каждый звук, передаваемый укрепленной на запястье рацией. А уж кораблю стереть в порошок этот самый Ардайг — пара пустяков, и Моррукан прекрасно это знает.
Но нужно уговорить его по-хорошему.
— Прошу прощения, Столп, если по невежеству своему я плохо умею пользоваться твоим языком.— Сейчас Фолкейн подбирал слова с предельной тщательностью.— Намерения мои были дружественными. Я прибыл сюда с вестью о грозящей беде, изготовиться к которой у вас есть еще время. Мой народ будет рад объяснить твоему народу, что именно нужно делать. Работы предстоит так много, а времени осталось так мало, что ты должен послушаться наших советов. Иначе наша помощь окажется тщетной. Но мы не намереваемся вести себя как завоеватели. Это было бы злым деянием — и не принесло бы никакой ощутимой выгоды нам, общающимся со многими мирами. Нет, мы будем подобны братьям, предложившим руку помощи в час суровой необходимости.
— Говори дальше.— Моррукан нахмурился и потер подбородок,— Откровенно говоря, я в сомнении. Ты говоришь, что Валендерей превратится в сверхновую?
— Нет, Столп, я твердо заявляю, что это уже случилось. Свет, пришедший оттуда, обрушится на эту планету менее чем через три года.
В действительности Фолкейн использовал в этой фразе мер-сейскую временную единицу, которая немного превышает земной год. Он потел и чертыхался про себя, пытаясь справиться с языковой проблемой. Несколько месяцев, проведенных на Мерсейе, позволили ксенологам Великой Разведки хорошо освоить эрио, а сейчас, в течение полета, эти познания были — посредством нейроиндукторов — спешно вбиты в головы всех членов команды корабля. Оно бы и хорошо, но вдруг оказалось, что как раз две сотни лет назад здешний язык претерпел сильные изменения, в результате чего Фолкейн не умел даже правильно произносить гласные.
— Не возжелаешь ли ты... э-э, то есть, если будет на то ваше желание...— Он отчаянно пытался перейти с допотопного языка на современный.— Если вы хотите получить подтверждение, мы можем отвезти вас либо ваше доверенное лицо к этой звезде, на такое расстояние, откуда взрыв уже виден.
— Не сомневаюсь, что ученые и поэты будут поединками решать, кому из них отправиться в такой полет,— сухо ответил Моррукан.— Лично я верю тебе и так; твой корабль, твои товарищи и ты сам — какие еще нужны доказательства? В то же время,— его голос стал резче,— я не намерен обожествлять вас — как это делают звезданутые — на том лишь основании, что вы явились с неба. Ваша цивилизация занялась техникой раньше нас, только и всего. Тщательное изучение материалов по предыдущему краткому пребыванию чужаков среди нас показывает: ими не двигали никакие мотивы более благородные, чем обычная профессиональная любознательность. Результатов никаких не последовало — никто больше к нам не прилетел. До настоящего момента. Поэтому я и спрашиваю: что вам здесь нужно?
Фолкейн позволил себе немного расслабиться. «Похоже,— подумал он,— мы с этим крокодилом — два сапога пара. Никакого священного трепета, никакого идеализма, никаких непостижимых человеку побуждений; тертый, недоверчивый политик, нормальный продукт этой прагматичной культуры... Именно что "похоже",— охладил он себя.— Ведь что я знаю про Мер-сейю?»
Судя по наблюдениям из космоса, радиомониторингу, начальному радиоконтакту и тому немногому, что удалось увидеть по пути сюда (ехали в наземной электрической машине), народ этой планеты все еще был разделен на уйму самых разнообразных государств; доминировала среди них держава, раскинувшаяся на побережье Вилвидского океана. Прежде власть над ней делили многочисленные аристократические семейства. Судя по всему, за две сотни лет было достигнуто какое-то единство — в ответ на просьбу о встрече с представителем высшей власти Фолкейна не задумываясь доставили в Ардайг и привели пред ясные очи этого индивидуума. Но может ли Моррукан говорить от имени всей своей планеты?
Крайне сомнительно, но надо же с чего-то начинать.
— Я хочу быть вполне откровенным,— сказал Фолкейн.— Я и моя команда только готовим путь для других. Добившись успеха, мы будем вознаграждены некоторой частью будущих прибылей. Наши ученые очень хотят использовать Мерсейю и ее спутники в качестве баз для длительного, двенадцатилетнего наблюдения за сверхновой. Очень желательно, чтобы ваш народ обеспечил большую часть их потребностей, и не только в пище, но и в изготовлении приборов. Заплатим мы очень хорошо, кроме того, вы получите знания. Но самым первым делом мы хотим обеспечить сохранение мерсейской цивилизации. Для этого нам нужно проделать огромную работу. Вы должны будете оплатить и наши усилия, и истраченные в процессе этой работы ресурсы. Цена не будет грабительской, однако мы хотим получить хоть какой-то доход. На эти деньги мы закупим мерсейские товары, те из них, которые можно — опять же с прибылью — продать в нашем мире. Таким образом,— улыбнулся он,— все будут довольны, и никому ничего не нужно бояться. В Торгово-технической Лиге нет ни бандитов, ни захватчиков, одни рисковые купцы, старающиеся честно,— «более-менее», добавил он про себя,— заработать себе на жизнь.