— Воло! — снова позвал он.
Никто не ответил. Касдан с трудом поднялся с постели. Натянул спортивный свитер и открыл дверь. В квартире пусто. Русского и след простыл. Держась за скошенный потолок, Касдан осмотрел каждую комнату. Без кофе не обойтись.
Он вошел в кухню и замер.
К кофейнику скотчем была приклеена записка.
Отлепив сложенный листок, он опасливо развернул его.
Касдан!
Вы мерзавец, но и я не лучше. Я не пытаюсь вас понять. Только не это. Хотя, кажется, я вас все-таки чуточку понимаю…
Мы с вами оба знаем выход. Надо проникнуть в Колонию. Другой возможности нет. Вам нельзя туда соваться. Там уже знают вашу фашистскую морду. Так что я уже на пути в «Асунсьон». В начале года они нанимают батраков. Я выбрил голову, а в ваших тряпках выгляжу как придурок.
Когда мы с вами только решили объединиться, я сказал: «Уверен, что из нас двоих получится один сносный легавый». В итоге вышло иначе: из нас двоих получился один порядочный преступник…
Но дело надо довести до конца.
Не приближайтесь к Колонии. Я внутри. Я остановлю Зло, которое там творится. Положу конец убийствам и проникну в тайну «Мизерере». Я спасу детей.
Насколько мне известно, армяне празднуют Рождество в начале января. Уверен, несмотря ни на что, вы должны быть с ними. Так что вспоминайте обо мне под елкой. Целую вас.
Воло
P. S. Не ищите бокал врача из Колонии: я его забрал. Он станет ключом, чтобы проникнуть в логово зверя.
Касдан перечитал письмо. Он не верил своим глазам. Волокин бросился прямо в волчью пасть. Армянин ударил ногой по плите. Теперь им овладела одна мысль. Догнать мальчишку. Остановить его, пока не поздно.
Он бросился в спальню и распахнул гардероб, занимавший правую стену. Отодвинул пиджаки, рубашки, костюмы, открыв стенной сейф. Набрал шифр. Внутри хранились чемоданчики и чехлы из кордуры. Он выложил их на кровать и проверил содержимое.
В первом контейнере хранилась дальнобойная оптическая винтовка Тикка Т-3, о которой обычно говорят, что она принадлежит к особой категории — своей собственной. Разобранная винтовка, а также оптический прицел и обоймы тщательно уложены в специальные пористые гнезда.
Следующим шел чемоданчик с пружинными замками, в котором лежал полуавтоматический пистолет «глок 21» сорок пятого калибра системы «Safe Action». Великолепное оружие — подарок от сотрудников по случаю ухода в отставку, с тактическим фонарем и лазерным целеискателем, закрепленными на стволе.
Касдан заглянул в третий чехол. Там лежал пистолет «ЗигЗауэр Р226-Пара» девятимиллиметрового калибра. Изготовленный из стали и хрома, он отличался лаконичной красотой скульптуры Бранкузи и точностью современного оружия.
В последнем чехле его ждал револьвер «манурин» калибра ноль триста пятьдесят семь, с которым он не расставался больше двадцати лет.
Касдан дополнил снаряжение баллончиком слезоточивого газа с маркировкой «полиция» и телескопической дубинкой. Засунув весь арсенал в спортивную сумку, он стал обдумывать возможность преодолеть укрепления Колонии. Так или иначе, ему предстояло проникнуть в частное владение и вырвать молодого сумасброда из лап секты.
Сперва он подумывал предупредить спецназ. Своих коллег по ПСВР. Но на каком основании? Он действовал вне рамок закона и не располагал ни единым доказательством против Колонии. К тому же ее территория находится вне юрисдикции полицейских властей. Пришлось бы обращаться к жандармам, которые, в свою очередь, связались бы с группой вмешательства национальной жандармерии… Но даже этот шаг ничего бы не дал. «Асунсьон» защищена своим статусом. На самом деле только набережная Орсэ — МИД Франции — могла принять решение о вмешательстве.
Какое-то время он лелеял мысль связаться с ответственными за официальное расследование. С Маршелье из уголовки. С парнями из контрразведки и госбезопасности. С теми, кто поставил жучки в квартире Гетца. Как-никак, эти ребята должны быть в курсе. Но как бы провернуть это поскорее? Пока Касдан убедит их, насколько все серьезно, чокнутые врачи Comunidad успеют нарезать Волокина ломтиками.
Касдан вернулся к сейфу. Взял несколько коробок с боеприпасами. Когда он закрывал сумку, ему пришла в голову другая мысль. Пьер Роша. Мэр Арро. Косский ковбой, который тоже управляет своей затерянной в степях общиной. Крестьянами, скотоводами, фермерами — наследниками семидесятых, у которых, похоже, есть собственные счеты с Хартманном и его шайкой. Эти вооруженные люди стали бы бесценными союзниками в открытом бою. Касдан принял душ, побрился и тепло оделся. Белье из гортекса. Шерстяной свитер. Лыжные штаны. Уже подходя к двери, он остановился, заметив на письменном столе длинную бумажную ленту, вылезшую из факса.
Он не сразу сообразил, что это может быть.
Потом вспомнил. Список детей-певчих из «Асунсьона», присланный священником церкви Христа Спасителя в окрестностях Арля. Тот самый список, который он просил прислать две ночи тому назад…
Касдан доверял своему чутью. Он бы не сумел привести в пример дело, которое удалось раскрыть только благодаря интуиции, но все-таки он в нее верил. Словно внутренний голос подсказал ему взглянуть на эти списки певчих прошлых лет…
Он поставил сумку на пол и вернулся в кабинет.
68
Виктор Амьо
Поль Бабукшем
Тома Боннани
Флориан Брей
Луи Вернер
Седрик Волокин
Рафаэль Гайон
Франс Дюбуа
Дилан Зембо
Эммануэль Кантен
Энтони Кузма
Матье Леклер
Максим Муане
Люка Пеловски
Бертран Плянс
Гийом Пьера
Тео Раболь
Жак-Мари Тис
Жульен Шарве
Лоик Шрайк
Он заметил это с одного взгляда. Невероятное совпадение.
Список хора «Асунсьон» на первом концерте в церкви Христа Спасителя в 1989 году. Касдан покачал головой. Быть того не может. Слишком безумно. Слишком невероятно. Словом, это уж слишком.
Одно имя из этого списка было знакомо Касдану.
И именно его он ожидал увидеть в последнюю очередь: Седрик Волокин.
В одиннадцать лет Воло пел в этом проклятом хоре!
Стараясь не дышать и не думать, Касдан просмотрел остальные списки, перебирая дрожащими пальцами длинную бумажную ленту.
1990.
Седрик Волокин.
1991.
Седрика Волокина нет.
Выходит, парнишка прожил в секте два года. По меньшей мере. А потом он из нее вышел. Касдан выдохнул воздух, разрывавший его легкие, и рухнул на стул перед письменным столом. Человеческий ум способен разом усвоить лишь ограниченное количество истин. Уставившись на список; Касдан пытался свести воедино факты, о которых узнал благодаря этому имени на факсовой бумаге.
Стараясь в них разобраться.
В начале расследования Касдан собрал сведения о молодом легавом. Греши, начальник отдела по защите прав несовершеннолетних, предполагал, что в детстве Воло пережил какую-то травму. Поэтому дела, касавшиеся несовершеннолетних, задевали его за живое. За последние дни, проведенные вместе, Касдан не отказался от этого убеждения. У Воло были свои счеты с педофилами и вообще с теми, кто причинял зло детям.
Теперь Касдан знал, в чем заключалась травма.
В двух годах, проведенных в Колонии.
Что же с ним там сотворили? Каким пыткам и зверствам подвергли фанатики десятилетнего Седрика Волокина? Ответа не было. Касдан перешел к следующему вопросу. Как мальчишка оказался в «Асунсьоне»? Он попробовал сложить кусочки головоломки. В начале расследования он разговаривал с воспитательницей из приюта Эпине-сюр-Сен. Женщина упомянула, что дед Седрика получил право опеки над внуком, когда тому было около десяти лет. Она добавила, что вредный старикашка наверняка рассчитывал на социальное пособие.
Но возможно, было и другое объяснение.
Сектанты, искавшие маленьких певчих, приметили Седрика и его чудесный голос. Они связались с дедом и предложили ему сделку. Отдать им ребенка за деньги. Старый русский продал внука секте. Мальчишка провел два года в аду. Он следовал правилам общины. Пел в хоре. Потом его освободили. Может быть, после ломки. Или ему удалось сбежать. Как Милошу.
Но кое-что не сходилось. Судя по всему, в начале расследования Волокин слыхом не слыхивал о секте. Одно из двух: русский был настоящим артистом или он потерял память вследствие детской травмы. Касдан склонялся ко второму варианту. Травмированный ребенок забыл об «Асунсьоне», но душевная рана не заживала. И эта рана исподволь вызвала у него стремление защищать детей, подвергшихся насилию. Она же посадила его на иглу.
Касдан смял список. Он поклялся, что вытащит Волокина не только из этого осиного гнезда, но и из его невроза. К концу расследования русский освободится, как он сам избавился от своих наваждений.
При этой мысли его охватила паника.
Теперь он сознавал, что время почти истекло. Волокин не просто бросился в волчью пасть: волк неизбежно узнает его! Неужели русский полностью потерял память? Или он принял решение сознательно, идя на риск быть опознанным своими бывшими мучителями? Выходит, он решил в одиночку отомстить тем, кто изувечил его психику?
В своей записке он написал: «Я внутри. Дело надо довести до конца». Значит, правда в другом. Так или иначе, парнишка к концу расследования обрел память. Может быть, это и стало причиной позавчерашнего загадочного укола. Или наоборот, именно этот укол вернул ему память… В любом случае сейчас Волокин жаждал мести.
Армянин запихал скомканный факс в карман, вернулся в прихожую, рывком поднял сумку.
Он открыл дверь и замер на месте.
На пороге его поджидали трое мужчин.
Только один из них был ему знаком: Маршелье.
По прозвищу Маршал.
Рядом стояли еще двое в кожаных куртках.
Все трое были настроены весьма воинственно. Три мушкетера с оружием, выпячивавшимся из-под курток. Выглядели они устрашающе, но не настолько, чтобы испугать Касдана. С ледяной трезвостью он оценил иронию этого момента. Троица явилась к нему ни свет ни заря, чтобы потребовать отчета. И из-за них он потеряет кучу времени.
— Что-то ты плохо выглядишь, Дудук, — сказал Маршелье. — Может, хватит лезть на рожон?
— Что вам от меня надо?
— Ты нас не приглашаешь?
— Вообще-то я спешу.
Легавый из уголовки взглянул на его сумку:
— Куда-то собрался?
— Рождественские праздники. Слыхал о таких?
— Нет.
Маршелье, засунув руки в карманы, шагнул вперед.
— Я же сказал, что спешу! — возмутился Касдан.
Маршелье с улыбкой тряхнул головой. Лицо у него было узкое. Казалось, его черты сжались, чтобы выразить максимум враждебности на минимальном пространстве.
— Время — понятие растяжимое. Если захотеть, оно всегда найдется.
Втроем они занимали весь коридор. Маршелье бросил взгляд направо:
— Рен. Контрразведка.
Потом налево:
— Симони. Служба госбезопасности.
Молчание. Маршелье заговорил снова:
— Так что, угостишь нас кофе?
Касдан отступил, пропустив трех богатырей. Поскорее их выпроводить, и в путь.
69
Трое мужчин расположились в гостиной.
Первый, Рен, плюхнулся в кресло. В ушах у него были наушники от ай-пода, а плоскую светящуюся как фосфор коробочку он держал в руках.
Второй, Симони, прислонился к кухонной двери. Он без конца вертел на своей бритой голове бейсболку, держа ее двумя пальцами за козырек.
Маршелье, стоя перед окном, созерцал крыши церкви Святого Амвросия, страшно треща пальцами.
Касдан на кухне готовил кофе. На самом деле он просто взял ковшик с остатками кофе и разогрел в микроволновке. В голове у него невидимые часы оглушительно отбивали минуты. Вернувшись в гостиную с кофейником и кружками, он застал легавых в том же положении.
— Сахар есть?
Касдан снова сходил на кухню. Положил на низкий столик сахар и ложечки. Маршелье бросил в кружку кусочек сахара и вернулся с ней к окну.
Сказал, медленно размешивая кофе:
— Ты суешь нос в наши дела, приятель.
— Ты о чем?
— Вильгельм Гетц. Насер Как-его-там. Ален Манури. Режис Мазуайе. Четыре трупа меньше чем за неделю. Модус операнди везде один и тот же. В трех случаях увечья, кровавые цитаты. Все из одной и той же молитвы. В Париже творится бойня, а ты что себе вообразил? — Повернувшись, он уставился на Касдана. — Что мы тем временем лакомимся индейкой?
Будет труднее, чем он думал. И в то же время Касдан почувствовал облегчение — о генерале Пи речи не было. Он хранил молчание. Маршелье вынул ложечку, подержал над кружкой, чтобы стек кофе, и положил на стол. У него был массивный серебряный перстень с печаткой. Вернувшись к окну, он объявил:
— Ты держишь нас за дураков, Дудук. У тебя всегда был такой недостаток. Высокомерие.
— Не понимаю.
— По-твоему, мы что, не умеем читать протоколы вскрытия? Не способны сложить два и два? Провели Рождество под елкой?
Касдан промолчал. Отвечать было нечего.
— Вот уже неделя, как ты путаешься у нас под ногами.
— Допустим, я интересуюсь этим делом.
— Еще бы. Ты, кажется, принимаешь себя за всю уголовку.
— Я мешал расследованию?
— Об этом судить нам. А теперь пора поделиться информацией.
— Я не продвинулся. Было Рождество, и…
Маршелье расхохотался.
Симони повернул бейсболку.
Рен улыбнулся, не вынимая наушников.
— Я расскажу тебе, что ты сделал. Сначала ты расследовал убийство Вильгельма Гетца, потому что оно произошло в твоем приходе. Потом пустился по следам малыша Насера. Не знаю, видел ли ты его живым, но труп обнаружил ты. Потом ты узнал, что Гетц никакой не беженец, а бывший палач. Ты переворошил чилийскую коммуну Парижа, допрашивал всех подряд, пока не вышел на странную секту Ханса Вернера Хартманна…
Касдан досадливо бросил:
— Да, я сделал вашу работу.
— Эту работу мы сделали давным-давно. Присутствующий здесь Рен следил за Гетцем, а Симони давно уже присматривается к Колонии.
Армянин иронически развел руками:
— Выходит, вам все известно?
Лисья морда улыбнулась, отпив глоток кофе:
— Нет. Зато мы знаем то, чего ты не знаешь.
— Например?
— Все это, как говорится, касается высших интересов.
— Ты будешь мне рассказывать о государственных интересах?
— Точнее, о государственном перевороте. Потому что против «Асунсьона» мы бессильны.
Касдан подумал о бритоголовом Волокине, который сейчас разыгрывает из себя сельскохозяйственного рабочего в самом логове секты. А что, если он выбрал единственно возможное решение: убивать всех без разбору?
— Вы защищаете этих гадов?
Маршелье взглянул на Рена. Так и не вынув наушники, тот заговорил ненормально тихим голосом:
— Были приняты обязательства. В другое время. В другом контексте. При другом правительстве. Нам надо только следить, чтобы они не наделали глупостей.
— А как вы назовете четыре убийства меньше чем за неделю?
— Никто ни в чем не уверен. В таком деле предположения ничего не стоят.
— А похищенные дети? Выходит, все эти годы вы закрывали глаза на похищения и зверства, которые творит «Асунсьон»?
Рен помотал головой. Он выглядел измотанным. Казалось, только кожаные складки куртки помогают ему держаться прямо.
— Касдан, Колония — это другая страна. Суверенное государство. Это ты понял? Об обысках и расследованиях речи быть не может. Как и обо всем остальном.
— И чего вы дожидаетесь, чтобы камня на камне от них не оставить?
— Прямых доказательств. Чего-то вещественного.
Снова заговорил Маршелье:
— У тебя они есть?
— Нет.
Рен прыснул, за ним засмеялись двое других:
— Так мы и думали…
Маршелье отошел от окна и встал перед Касданом:
— Мы пришли по двум причинам. Во-первых, забрать твои материалы. Во-вторых, положить этому конец. Ты перебежал нам дорогу.
— Выходит, вы на переднем крае. Что-то я не часто встречал вас на своем пути.
— Потому что мы тебя намного опередили. Давай сюда досье, Касдан, и наслаждайся Рождеством.
— А вы-то что собираетесь делать?
— Уголовка занимается расследованием. — Он обернулся на своих товарищей. — А еще госбезопасность, финансовая инспекция, отдел по борьбе с изуверскими сектами. Так что поверь, в армянских старперах мы не нуждаемся. Не мешай нам делать нашу работу, черт тебя побери!
За сорок лет службы в полиции Касдан усвоил одну истину. Избыток наличных сил всегда вредит эффективности. Все эти отделы и службы, собранные вместе, означали одно: бумажную волокиту и накладки в обмене информацией.
Не считая главного. Колония — суверенное государство. Даже если убийцы будут разоблачены, придется требовать их экстрадиции, соблюдать все формальности, на которые уйдут недели, если не месяцы.
Зато он может действовать немедленно.
Он и его троянский конь — Волокин.
Армянин притворился, что сдается:
— Досье в соседней комнате. Там все, что я собрал.
Маршелье сделал знак Симони, тот вышел и тут же вернулся, нагруженный заметками, протоколами, фотографиями. Все трое уселись на диван и погрузились в документы.
Касдану казалось, что они роются у него в трусах, но это не имело значения. Собрать доказательства, следовать обычной процедуре — сейчас ему не до того. Надо ехать в Арро. Заручиться помощью Роша. Проникнуть в Колонию.
— О'кей, — бросил Маршелье, вставая. — Все это мы забираем.
— Желаю удачи. Не забудьте закрыть за собой дверь.
— Старик, ты не понял. Ты поедешь с нами.