– Ага, теперь самое время для нового преступления, – сказал Грабли и отложил в сторону десертную ложку. Стина вытерла остатки шоколадного мусса с уголка рта, а Анна-Грета подалась вперед.
– Итак, все обстоит следующим образом. В одном из залов должна открыться новая экспозиция под названием «Last and Lust»[2], – продолжила Марта. – Нам удалось взглянуть на нее, и мы узнали, что она очень фривольная и эротическая, со множеством неприличных картин.
– Я готов стать сторожем там, – предложил Грабли.
– Рано утром в выставочных залах не так много народа, поэтому большинство охранников, конечно же, пойдут поглазеть на нее, – сказала Марта.
Остальные кивнули в знак согласия.
– Я думаю, именно тогда мы и нанесем удар. Мы сможем одурачить их всех, если будем работать единой командой.
Никаких возражений снова не последовало, и Марта увидела в этом подтверждение тому, что предыдущее преступление не прошло для них бесследно.
– Тебе, Анна-Грета, отводится ужасно важная роль. Я попрошу тебя отправиться в зал с голландскими мастерами. Ты возьмешь свою палку, встанешь перед картинами Рембрандта, наклонишься вперед и покажешь на одну из них так, что пересечешь луч сигнализации.
– Но моя палка скривилась из-за пара в бане.
– Именно такой она и должна быть.
– Но тогда сигнализация сработает.
– И хорошо, так и надо. Но послушайте, я не вдаюсь сейчас в каждую деталь. Моя задача рассказать все в общих чертах.
– И правильно, иначе наше совещание никогда не закончится, – заметила Стина, вспомнив, что она забыла накрасить ногти. Это ей требовалось успеть сделать перед сном.
– В музее много технических средств охраны, – продолжила Марта, – и у них есть камеры наблюдения в каждом зале. Но я заметила, что под той из них, которая находится в зале импрессионистов, стоит увлажнитель воздуха. Там можно встать и из баллончика забрызгать линзу черной краской. Ты, Стина, маленькая и круглая и справишься с такой задачей.
– Я?
– Да, или ты предпочитаешь упасть в обморок?
– Лучше упади в обморок, это проще, – сказал Грабли и взял ее руку под столом. – Я могу забрызгать линзу. Или можно, кстати, просто закрыть ее крышкой от камеры.
– С этим я справлюсь, – сказала Стина. – Ты понадобишься для более важных задач.
– Тогда так и договоримся, – подвела итог Марта. – Значит, если ты, Анна-Грета, заставишь сработать сигнализацию в зале Рембрандта, ты, Стина, сделаешь вид, что упала в обморок, когда я тебе скажу. А ты, Гений, перекусишь трос, на котором висят картины, пока я буду закрывать тебя. Так годится?
Тут все заговорили, перебивая друг друга, и получилась очень долгая дискуссия, прежде чем им удалось распределить обязанности. Когда же они наконец договорились обо всем, у них по-прежнему оставались нерешенными несколько важных проблем.
– Как мы вынесем краденое? – поинтересовался Гений. – Мы же не сможем бежать вниз по лестницам.
– Воспользуемся лифтом. Поскольку он маленький и тесный, нам надо нацеливаться на небольшие картины.
– Вдобавок без сигнализации, – сказала Стина, она уже начала думать как настоящий преступник. – Такие маленькие, чтобы мы смогли положить их на ролятор.
– Именно. Большие полотна Лильефорса или Рембрандта не для нас, – поддержала ее Марта.
– И вряд ли «Коронация Густава III» работы Пило, – сказала Анна-Грета, громко рассмеявшись на лошадиный манер. У ее отца, известного юриста, было полно дорогих картин дома в Юрсхольме, и еще ребенком она немного познакомилась с искусством. Потом, начиная со студенческой поры, ходила на вернисажи и художественные выставки, а выйдя на пенсию, углубила свои знания и изучала историю искусства в университете. Картина Пило с Густавом III… Боже праведный, она была метров пять в ширину и по меньшей мере два в высоту.
– Я видела, что у них есть, – продолжила Марта. – Небольшие полотна Стриндберга и Зорна, но они наверняка надежно защищены сигнализацией и хорошо прикреплены к стене. Зато некоторые другие просто охраняются камерой наблюдения и датчиками движения, а одна или две, вероятно, не имеют никакой сигнализации совсем.
– Чудесно, и это правда? – воскликнула Стина восторженно и уже начала планировать, какие приобретения ей сделать на вырученные деньги. Она имела привычку оставлять свою губную помаду и пилочки для ногтей повсюду, и ей нужна была косметичка, например фирмы «Титан» какого-нибудь изысканного цвета.
После ужина они пели у рояля и, отдохнув немного, сели играть в карты. Грабли расположился с пивом и предложил выбрать бридж и делать приличные ставки. Но тогда Анна-Грета напомнила ему о его пустом кошельке и сказала, что даже при их радужных перспективах на будущее требовалось жить сегодняшним днем. В результате вторая часть его предложения не прошла. И тогда Грабли помрачнел и прошептал что-то Стине на ухо. Они оба в юности порой проводили лето в Финляндии и немного знали финский язык, и у него вдруг возникло желание освежить свои знания. Поэтому, пока они играли в бридж, Грабли время от времени пел финские народные песни с хитрыми текстами, где он на самом деле рассказывал Стине, какие карты у него на руках.
– Я говорю на пяти языках, а вы поете по-фински. Не могли бы вы петь на турецком, греческом или каком-то другом языке, какой я знаю? – ворчал Гений.
Но Стина и Грабли объяснили ему, что как раз финский фольклор нельзя заменить ничем, и в течение всего вечера продолжали его петь и много выиграли. Только когда Грабли увидел свой приз (пакетик фисташкек, который Анна-Грета нашла в баре), он предложил взамен пойти в кино. В итоге все отправились в кинотеатр и наслаждались талантливо сделанным английским фильмом «Большое банковское ограбление», где все преступники вышли сухими из воды. И Марта с Гением старательно делали свои записи, тогда как Анна-Грета начала храпеть. Но, поскольку ее храп был сродни ее смеху-ржанию, она быстро проснулась, а потом все решили, что пора ложиться спать.
На тот момент блокнот Гения был исписан вдоль и поперек и, помимо полезной информации, содержал массу втиснутой между ней всякой ерунды, где также нашлось место обрывкам кроссворда и квадратам японской головоломки судоку.
– Если полиция увидит это, они ничего не поймут, – сказал он восторженно. – Я тоже научился запутывать следы.
И тогда Марте стало так хорошо и тепло на душе, что она улыбнулась.
Несколько часов спустя Гений проснулся. Первые лучи утреннего солнца пробивались сквозь гардины, и он почувствовал, что замерз. Это имело отношение к Граблям. Гений услышал его голос. Да, друг стоял перед дверью и громко орал. Гений встал и впустил его.
– Я промерз до костей, – сообщил Грабли и поинтересовался насчет теплого одеяла и грога. А получив от Гения порцию горячего напитка, поведал о своей беде. По его словам, он спал с открытым окном и, когда похолодало, залезал все дальше под одеяло с целью сохранить тепло. И в результате не заметил, как температура в комнате упала почти до нуля. Перед самой полуночью его батарея замерзла, а где-то в час дала течь, и, когда он проснулся, весь пол был залит водой.
– Мы тонем, тонем, все на палубу, заорал я в панике и бросился к двери, – сказал Грабли и опустошил свой стакан.
– Врешь, наверное, – ответил Гений.
– Нет, чистая правда! Я позвонил дежурной, но персонал не поверил мне. Точно как ты. Видел бы ты их лица, когда они обнаружили воду.
– Ты сам-то в это веришь? – спросил Гений и зевнул.
Грабли поставил стакан перед собой.
– Будь добр, налей мне еще немного и одолжи пару теплых носков.
– Нет, хватит. Сейчас уже достаточно. Нам надо спать.
– Ты же знаешь, действительность порой превосходит самую глупую ложь, – попытался уговорить друга Грабли и посмотрел на свой стакан. – Плесни еще чуть-чуть.
Гений покачал головой.
– Мы увидимся утром. Постарайся быть в форме. Дело касается нашей второй кражи.
– Конечно, я знаю. Поэтому и не могу спать. Но история с батареей была ведь не такая глупая, признай. Стоит грога, не так ли?
– Грабли, иди и сейчас же ложись!
– Извини за беспокойство. Я думал, ты тоже бодрствуешь.
– Совсем наоборот, это сейчас я не сплю.
– Да, да, извини, но история с батареей настоящая. Подобное случилось здесь в отеле где-то в девятнадцатом столетии.
– Грабли, иди спать.
Когда товарищ ушел, Гений посмотрел ему вслед. Решиться на кражу было не так легко. Даже если сам сделаешь все правильно, другие могут подвести. Он уже беспокоился за Стину. Сейчас, оказывается, ему требовалось приглядывать и за Граблями тоже.
20
Какое здание! Национальный музей излучал мощь и величие. Марта подняла глаза на высокую лестницу перед собой и почувствовала себя очень маленькой. Там была «Траурная процессия Карла XII» Седерстрема и большие картины Карла Ларссона, и по сравнению с ними она выглядела просто крошечной. Вдобавок ей сейчас предстояло осуществить крупнейшую кражу произведений искусства десятилетия, что никак не прибавляло спокойствия. В любом случае она ведь была учителем физкультуры всю свою сознательную жизнь, а не вором. И пусть они очень тщательно продумали каждый момент, на практике любая мелочь могла привести к катастрофе. Марта утешала себя тем, что они неоднократно репетировали кражу полотен у себя в номере. Сейчас требовалось просто ничего не забыть и держаться спокойно. Она подошла к кассе на входе и купила билеты. Музей только что открылся, и они единогласно выбрали это время, рассчитывая иметь меньше помех для выполнения своего замысла. И исходили из того, что охранники не будут начеку именно тогда, как сказала Стина.
20
Какое здание! Национальный музей излучал мощь и величие. Марта подняла глаза на высокую лестницу перед собой и почувствовала себя очень маленькой. Там была «Траурная процессия Карла XII» Седерстрема и большие картины Карла Ларссона, и по сравнению с ними она выглядела просто крошечной. Вдобавок ей сейчас предстояло осуществить крупнейшую кражу произведений искусства десятилетия, что никак не прибавляло спокойствия. В любом случае она ведь была учителем физкультуры всю свою сознательную жизнь, а не вором. И пусть они очень тщательно продумали каждый момент, на практике любая мелочь могла привести к катастрофе. Марта утешала себя тем, что они неоднократно репетировали кражу полотен у себя в номере. Сейчас требовалось просто ничего не забыть и держаться спокойно. Она подошла к кассе на входе и купила билеты. Музей только что открылся, и они единогласно выбрали это время, рассчитывая иметь меньше помех для выполнения своего замысла. И исходили из того, что охранники не будут начеку именно тогда, как сказала Стина.
– Добро пожаловать, мадам. Вам холодно? – поинтересовалась кассирша, заметив, что Марта не сняла перчаток.
– Ревматизм, – ответила Марта с улыбкой и повернулась к остальным.
Она снова оглядела лестницы. Боже праведный, ступеньки по своей высоте не уступали высоким пьедесталам, и зачем понадобилось размещать картины на верхних этажах? Хватало ведь и того, что их вешали высоко на стенах! Она раздала билеты своим друзьям, а потом, пропустив их через странное считывающее устройство, они направились к лифту.
– Интересно, мы влезем в него все вместе? – спросил Гений.
– Лучше первыми ехать тем, у кого роляторы, – посчитала Марта, которой не терпелось проверить, как все выглядит наверху.
Лифт был медленным, и прошла целая вечность, прежде чем он поднялся на два этажа и они смогли выйти наружу, закрыть его двери за собой и снова отправить вниз. Марта почувствовала, что напряжение возрастает. Только бы Грабли не забыл повесить табличку «НЕ РАБОТАЕТ» внизу, подумала она. Конечно, этот прием выглядел банальным, но он наверняка должен был сработать. Гений сделал саму надпись на компьютере, приклеил ее к куску картона, а потом проделал в нем два отверстия для шнура, чтобы ее повесить. В такой манере они продумали еще массу деталей, чем Марта очень гордилась. Граблям же выпало караулить внизу у лифта. Ему очень не понравилось такое задание, и только когда Марта объяснила, что фактически половина дела – отход с места преступления – сейчас зависела от него, он смягчился и уступил.
Когда Стина и Анна-Грета тоже поднялись наверх, они всей компанией направились в сторону экспозиций. На следующий день планировалось открытие сенсационного проекта «Last and Lust» в зале временных выставок, и Марта исходила из того, что большинство охранников наверняка застрянет там. Они же не могли упустить случая в тишине и покое насладиться таким зрелищем, прежде чем его откроют для публики. Или же проект назывался «Lust and Last»? Этого она точно не помнила. В любом случае он был неприличным.
Они пошли в сторону больших залов. Как и ожидалось, там еще никого не было, но очень скоро посетители могли добраться и до второго этажа. Поэтому действовать требовалось незамедлительно. Опираясь на свою палку, Анна-Грета повернула налево, к залу голландских мастеров, тогда как другие нацелились на французскую живопись XIX столетия. Они пытались идти спокойно и медленно, и Гений на всякий случай заранее смазал роляторы собственноручно приготовленной смесью рапсового масла с другими ингредиентами. Но неожиданно Стина резко остановилась.
– Я забыла свои таблетки, – сказала она.
– Они ведь не нужны тебе именно сейчас? Марта обеспокоенно посмотрела на нее.
– С их помощью я поднимаю давление, – сказала Стина и устыдилась своей оплошности.
– Тебе не стоит беспокоиться. Все пройдет быстро, и мы скоро вернемся в отель, – утешил ее Гений. – К тому же ты ведь должна упасть в обморок.
Марта шла сбоку немного позади Гения и время от времени косилась на его ролятор. Если память ей не изменяла, она уже интересовалась однажды относительно этого мощного сооружения и спрашивала, почему стальные трубы выступают так далеко в стороны. «Для моих инструментов, конечно», – ответил он тогда с улыбкой во все лицо. Сейчас ножницы для перекусывания троса поместились там очень хорошо. Немного спустя они добрались до импрессинистов и работ французских художников XIX столетия. И на короткое мгновение Марта забыла, зачем она здесь, поскольку интерес к искусству взял верх. Она испытывала особую слабость к Сезанну, Моне и Дега и с удовольствием стащила бы бронзовую статуэтку танцовщицы работы последнего и отдала ее Гению. Но, к сожалению, та была слишком тяжелой. Они пошли дальше и миновали двери в зал с эротической выставкой «Lust and Last» (или же она называлась «Страсть и великолепие»? Ой, сейчас у нее все снова перепуталось…) Изнутри слышались восторженные восклицания и громкий смех, и Марту удивило, чем могло так развеселить созерцание обнаженного тела. Но разве подобное имело какое-то значение, если они таким образом смогли избавиться от охраны.
Марта и Гений обменялись торопливыми взглядами и решительно направились к двум маленьким картинам Ренуара и Моне. Они притворялись, что любуются творениями французских импрессионистов, но незаметно изучали тросы, на которых висели картины. У них отсутствовала стальная оболочка, но они все равно были толстыми. Марта положила свое зимнее пальто на поднос ролятора и встала с правой стороны от Гения, в то время как Стина расположилась слева от него. Гений быстро открутил верхнюю часть своего ролятора и достал ножницы.
– Стина, закрой меня чуть лучше, пожалуйста, – прошептал он.
– Подожди, сначала линза, – ответила она и поспешила к камере наблюдения, но, подойдя к ней, обнаружила, что увлажнитель воздуха убрали и ей некуда встать. Зато она, к счастью, заметила идущий от камеры к розетке провод, быстро вырвала его и вернулась на свое место. Потом поднялась на носочки рядом с Гением и постаралась заслонить его как можно лучше.
– Теперь ждем, когда Анна-Грета запустит сигнализацию у голландцев, – прошептала Марта.
Стина и Гений приготовились, но им было трудно стоять неподвижно. Они облизывали губы и нервно перебирали пальцами. Ждали. Наконец взревела сигнализация, и Гений поднял ножницы к первому тросу. Но тогда Стина рухнула без сознания на пол, так что ее сумочка отлетела в сторону.
– Боже, она же не должна падать в обморок сейчас, – сказала Марта в недоумении. – Ей же надо закрывать тебя.
– Подними ей ноги, подобное обычно помогает, – ответил Гений, перекусывая трос.
– Но я должна перекрывать обзор другим камерам наблюдения, – возразила Марта, однако на всякий случай слегка потянула Стину за ноги. Ножницы лязгнули несколько раз, и «Разговор» Ренуара закачался и чуть не упал на пол, в последний момент им удалось поймать его и сунуть под пальто Марты. Сирена в другом зале сейчас ревела во всю мощь, и Марта обрадовалась, что среди импрессионистов пока царил относительный покой. В этом помещении даже при срабатывании тревоги сигнал уходил прямо в полицию, что Марта заметила еще во время рекогносцировки. И это дало им несколько крайне необходимых минут. Гений очень быстро прикрепил на место картины другую табличку, которую они также напечатали на принтере отеля и приклеили на картон. «НА ИНВЕНТАРИЗАЦИИ» – значилось на ней.
Тем самым они закончили с Ренуаром, и осталось только разобраться с красивым пейзажем устья Шельды кисти Клода Моне. Они сместились вправо, и Марта наблюдала, как Гений воевал с двумя тросами, прежде чем ему наконец удалось перерезать и их. Он быстро достал третью табличку, повесил ее на место картины, и теперь, поскольку он пребывал в стрессовом состоянии, его единственным желанием стало поскорее убраться восвояси. И хотя Марта хотела того же, она поняла, что им надо срочно взять себя в руки. Ведь сейчас двери зала открылись, и охранники приближались к ним. Поэтому она сразу же наклонилась над Стиной. Именно теперь той следовало упасть в обморок, только понарошку, а не на самом деле.
– Очнись, – взмолилась Марта и подняла ноги подруги в воздух, в то время как сотрудник охранной фирмы поспешил к ним.
– Помогите нам! Какой-то парень пытался украсть у нее сумочку. Он побежал туда, – сказала Марта и показала в сторону голландского зала. Охранник выглядел растерянным, но, когда Марта попыталась поднять приходящую в себя подругу, помог ей. Вместе они поставили Стину на ноги и прислонили к ролятору. Он также поднял ее сумочку и протянул хозяйке. И тогда та окончательно пришла в себя.
– Все закончилось? – поинтересовалась она.
– Поймайте, поймайте его, он побежал туда! – закричала Марта пронзительно и попыталась заглушить ее голос. – У него борода, длинные коричневые волосы, и от него плохо пахнет. – Марта снова показала в сторону зала голландских мастеров. Ролятор закачался, и она испугалась, что он в любой момент развалится на части. Гений в свое время рассчитал, какой вес он может выдержать. Но сейчас на него вдобавок давил человек со своими шестьюдесятью килограммами. Марта покосилась в сторону Гения и встретилась с ним взглядом.