— Зато можно выключить кондиционер, — пошутил Доктороу. — Реальная возможность сэкономить бензин…
На Тихвинском тракте укладывали асфальт, машины переваливались и прыгали по обочине. «Патриот» трясло, приборы на приборной доске то потухали, то загорались. Это послужило последней каплей — Тамара Павловна как-то вдруг поняла, что очень устала. Когда впереди весьма кстати показалась заправка «Лукойл», она решительно щёлкнула поворотником.
— Привал, — объявила она англичанам, паркуясь у красно-белого домика. — Чай, бутерброды, ватерклозет.
И первая с независимым видом толкнула дверь с надписью «WC».
На заправке имелся буфет, предлагавший выпечку и салаты, но Тамара Павловна придорожным заведениям традиционно не доверяла. Они с Васей привыкли иначе — термос с чаем, пакет с домашними бутербродами. «А то помрёшь и не будешь знать от чего!»
Гости по достоинству оценили импровизированный пикник. Во всяком случае, не каждый день такое бывает — на газетке, под птичий гомон, вприкуску с русским лесным воздухом… Тамара Павловна вытащила дорожный атлас, нашла значок «Лукойла», и настроение у неё поднялось. Ещё немного, ещё чуть-чуть! Каких-нибудь часа полтора, и они приедут в Пещёрку, найдут ту гостиницу в центре, а в ней — штаб Васиной экспедиции…
Ох, хочешь рассмешить Бога — расскажи Ему о своих планах!
— Ну что, джентльмены, в путь?
Она деловито устроилась в кресле, небрежно захлопнула дверцу, повернула в замке зажигания единый с иммобилайзером ключ…
И ничего не произошло. То есть реле щёлкнуло и стартёр закрутился, а вот двигатель — фиг вам, отзываться не захотел. Ни с первой попытки, ни со второй, ни с тридцать третьей.
— Чёрт! — закусила губу Тамара Павловна. — Ну что с тобой, «Патриотик»?
Мужчины переглянулись. О’Нил ездил на «Ягуаре». Робин Доктороу предпочитал «Бентли».
— Ладно, — Тамара Павловна вспомнила инструкцию, — будем разбираться.
Нащупала ручку открывания капота, как следует дёрнула… Вместо того чтобы слегка подпрыгнуть, крышка даже не шелохнулась.
Доктороу выбрался наружу и попробовал поддеть её пальцами. Ничего не получилось. Тамара Павловна снова потянула на себя ручку… Через несколько минут интернациональных усилий они выяснили, что одновременно с дёрганием капот надо было поддевать под левый угол. Это наконец помогло.
— Вы эксперт, миссис Наливайко? — с уважением спросил Доктороу.
— Нет, — честно ответила Тамара Павловна, и они одновременно рассмеялись.
Ну не плакать же было, в самом-то деле! Хотя слёзы на глаза, если честно, так и просились. В моторном отсеке оказалось жарко и воняло чем-то непонятным. Совсем не так, как должно пахнуть под капотом исправного автомобиля, уж это Тамара Павловна могла сказать и не являясь «экспертом». И ещё — там было неестественно влажно. Тамара Павловна провела пальцем и убедилась, что это в соответствии с прогнозом Альберта Палыча начало вытекать масло.
Вот только вызрели обещанные «ягодки» как-то слишком уж быстро…
До неё начал постепенно доходить весь ужас создавшегося положения. Они с забастовавшим «Патриотом» торчали, как выражаются англоязычные, «среди нигде», в полусотне километров от ближайшего населённого пункта — хорошо ещё, на круглосуточной заправке, а не на лесной поляне, которую обещала реклама. Подскажут ли заправщики, как тут вызвать помощь? И сколько эта самая помощь будет к ним добираться?..
Ко всему прочему, Тамара Павловна была не одна, а при двоих беспомощных иностранцах, имевших глупость довериться русской бабе и российскому «Патриоту». По крайней мере один из этих двух компонентов должен был явить стопроцентную надёжность. Иначе за державу будет обидно уже так, что хоть полезай в петлю.
Тамара Павловна вытерла руки и решительно зашагала в сторону шоссе. Рано или поздно в потоке машин мелькнёт белое с голубым. Она остановит гаишника, и тот как-нибудь поможет ей отправить британцев вперёд. Тогда она вызовет помощь и, может быть, останется здесь ночевать…
Чёрная Мамба. Дочь мадам Ленорман
Секретарь-квартерон[63] был писаный красавец. Элегантный, с закруглёнными полами пиджак, белоснежная манишка, шикарные, воронками расширяющиеся книзу штаны с чёрными шёлковыми лампасами. Из-под них виднелись каблуки в три пальца высотой, поперёк цветастого жилета пролегла золотая цепь шириной с палец. Чёрные блестящие волосы безукоризненно приглажены и так же безукоризненно разделены на пробор. А преданный взгляд вишнёвых глаз, а учтивая — ну кто ж тебе больше-то заплатит? — улыбка пухлых губ…
«Хорош, сукин сын!» — стрельнула на него глазами Мамба и с достоинством откинулась на спинку кресла.
— Значит, так. Скажи на кухне, чтобы подавали ужин. В приёмной скажи — пусть завтра приходят. Скажи, духи устали, духам нужно отдохнуть.
Мамба, естественно, далеко затмевала своего секретаря. Белое, с пышными воланами платье, дивно оттенявшее эбеновую кожу, квадратные носы модных туфель, круглая, играющая каменьями брошь величиной с блюдце… Это не считая тяжёлых золотых серёг, массивных браслетов, бесчисленных перстней и колец. А вы что думали — знаменитая провидица, внебрачная дочь самой Марии Ленорман должна в лохмотьях ходить?!
— Прошу прощения, мэм, но там пришёл мистер… этот. Тот самый. С палкой, в бордовом сюртуке… — Секретарь замялся, проглотил слюну. — Сказал, если не увидит вас, то сотворит надо мной такое, чего Содом с Гоморрой не делал. Ну пожалуйста, мэм…
Голос квартерона дрожал, но глаза улыбались. Мистер с палкой приходит не в первый раз и всегда говорит одно и то же. И всегда его вне очереди допускают пред хозяйские очи.
— Ладно, ладно… — смилостивилась Мамба. — Не бойся, малыш, я тебя в обиду не дам… Только сюда его не надо, веди его в сад. Пусть ждёт меня в беседке, я скоро приду. Да, насчёт ужина распорядиться смотри не забудь…
Проводила квартерона глазами, со вздохом поднялась и через боковую дверь и веранду направилась в сад. Там было славно, почти как дома. С той только разницей, что не со всеми местными растениями она на сегодняшний день умела договориться. А так — в кустах заливались птицы, входили в сок малина и земляника… На грядках — лакомые овощи, которые так нравились Мамбе.
«Молодец садовник! — Мамба перевела взгляд на клумбу с цветами, которые интересовали её куда менее редиски и репы. — Сюда бы ещё орхидеи… ну ничего, успеется…»
Извилистая, хрустящая белым песком аллейка привела её к беседке. Сплетение ползучих роз не давало стороннему глазу подсмотреть, что там делалось. Внутри Мамбу уже ждали. За белым столиком сидел усатый джентльмен в фетровой шляпе, бордовом сюртуке и высоких сапогах, на коленях у него лежала трость, вернее, самая настоящая дубинка, снабжённая ручным ремнём, украшенным кистями. Вдаришь такой — точно череп снесёт. Челюсти у джентльмена были как у бульдога, взгляд — как у некормленой ласки.
— Целую ручки, мэм, давно не виделись, — тронул он шляпу, почтительно вскакивая с плетёного стула. — Прошу прощения, что оторвал от важных дел. Нужда, знаете ли, нужда…
— Привет, Джонни, привет, — кивнула Мамба, устроилась напротив, оценивающе прищурила поблёскивающие глаза. — Ну, что на этот раз? Поезд или банк?.. А-а-а, вижу, поезд… Никак, Джонни, ты вздумал устроить Великую паровозную гонку[64]?
Пухлые губы негритянки раздвинулись, обнажая крепкие зубы. То ли смеётся, то ли скалится, то ли просто готовится вцепиться кому-то в глотку… Усатый джентльмен на таком фоне казался — да, хищником, но мелким и относительно безобидным.
— Ваша правда, мэм, вроде того. — Он нервно огляделся по сторонам. — И хотелось бы, знаете, чтобы всё прошло как в прошлый раз. И в позапрошлый. Чтобы, знаете, лишней пыли не поднимать. Чтоб никто ничего…
И он сделал неспешный, весьма красноречивый жест. Куда там древним римлянам, требовавшим: «Прикончи его!»
— Ладно, — выдержала паузу Мамба. — Я попрошу духов. Но им нужны жертвы. Как в тот раз…
— Да-да, конечно, всё как всегда. — Усатый кивнул, привстал и выложил на стол объёмистый кисет. — Вот, надеюсь, им понравится вкус двойных орлов[65].
— Надеюсь. — Мамба развязала кисет, заглянула внутрь, взвесила на руке. — Сколько у меня времени?
Печатные доллары она не признавала. Жалкие зелёные бумажки. Цвет золота куда приятнее глазу.
— Не более трёх дней. — Усатый поднялся уже окончательно, вновь тронул шляпу, стиснул в руке свою дубину-трость. — Приятно было, мэм, надеюсь, не в последний раз.
Печатные доллары она не признавала. Жалкие зелёные бумажки. Цвет золота куда приятнее глазу.
— Не более трёх дней. — Усатый поднялся уже окончательно, вновь тронул шляпу, стиснул в руке свою дубину-трость. — Приятно было, мэм, надеюсь, не в последний раз.
— Да, я тоже надеюсь, что не в последний, — улыбнулась Мамба, подождала, пока стихнут осторожные шаги, и отправилась к себе. Ей отчаянно хотелось есть.
В гостиной уже всё было готово: внимательная горничная, томящийся секретарь, стол, с лихвой накрытый на три прибора. Не хватало только хозяина дома, чёрт бы его трижды побрал.
— И что у нас сегодня? Надеюсь, не грицы[66]? — хмуро пошутила Мамба, посмотрела на часы, выругалась про себя, села. — Ну, спасибо Тебе, Господи, что напитал. От щедрот Твоих. Аминь. Ну, с Божьей помощью…
Ели по преимуществу молча, общий разговор не клеился — горничная подавала, секретарь смиренно жевал, Мамба смотрела то на пустое кресло, то на старинные часы, то в свою тарелку. Наконец после яблочного пирога и маисовых оладьев с клюквенным сиропом она скомкала салфетку и удалилась наверх, в свои личные апартаменты.
…Ну так и есть. Из-за дверей спальни раздавался оглушительный храп. Казалось, там околевала артиллерийская лошадь.
«Такую твою мать! — Мамба вошла, нахмурилась, качнула головой. — Ну вот опять. Верно говорят белые: горбатого только могила исправит…»
Выражаясь современным языком, это была картина маслом: дрыхнущий в одних подштанниках Абрам, разбросанная одежда, на комоде шприц, стекляшки, жгут, фетровая, с грязными полями шляпа. Как ни силён был сын Большой Пантеры, его вновь победил проклятый дух цветка. Победил уже в который раз.
— Эх ты, великий воин… — Мамба укрыла Абрама пледом, собрала с пола вещи, тяжело вздохнула. — И почему ты такой беспросветный дурак?..
И что, спрашивается, не сиделось ему, не жилось на зелёной Ямайке? Солнце — почти как дома, негры — сплошь из дружественных племён, законная жена — и сама на панель не идёт, и тебя от сахарной плантации избавила… Она провидица, она ворожея, она избавительница от всех напастей. Причём такая, что от клиентов отбоя нет. Повсюду уважение, радушие и почёт…
Так нет ведь, припёрло ему тащиться в Америку — плясать танец смерти плохим белым людям. Плясал отважно, дослужился до сержанта, получил медаль Почёта из рук самого генерала Гранта[67]. Однако в битве при Нэшвилле был нешуточно ранен, чудом сохранил ногу и в итоге привёз домой «солдатскую болезнь»[68]. Со всеми её скверными последствиями — пьянящий дух красного цветка прочно обосновался у Абрама в душе. Под действием морфина Мбилонгмо становился задиристым и драчливым, лез напролом и, не слушая доводов рассудка, принимался плясать танец смерти всем плохим белым. В такие дни его снедала мрачная злоба, он ненавидел буквально всех, кто его окружал, и лишь Мамба умела с ним совладать. Видят Боги, сколько раз она выручала его, отмазывала от тюрьмы, а может, и от суда Линча?.. Каждый раз, опамятовавшись, Мбилонгмо клялся — страшно, на крови, — что это в последний раз. Однако потом всё повторялось. Пока Мамба со скорбью не поняла, что могучего Мбилонгмо уложил на обе лопатки дурманный красный цветок. И с этим нужно было что-то делать. Делать решительно и скоро. Пока ещё не поздно…
— Ладно, спи, дурачок. — Она подоткнула Абраму одеяло, пошла было из комнаты, но в дверях задержалась и пообещала ему: — Я что-нибудь придумаю. Придумаю обязательно…
Тамара Павловна. Добрый волшебник
Ей не пришлось размахивать аварийным треугольником, постепенно терять веру в человечество и бросаться под колёса автомобилю ДПС. Боженька, явно пребывая в неплохом настроении, сотворил чудо.
Почти немедленно в автомобильной реке замигал поворотник и на обочину съехала беленькая «семёрка».
— Что случилось?
Из окна выглядывал человек, при взгляде на которого Тамара Павловна сразу вспомнила Чечню, а Робин Доктороу, содрогнувшись, подумал о теракте в лондонском метро. И их вполне можно было понять: человек в «Жигулях» оказался смуглокожим, черноволосым, бородатым и горбоносым. Классическое «лицо кавказской национальности».
— О, сам вижу, — присмотрелся он к раскляченному «Патриоту», а потом вдруг улыбнулся, и его лицо словно озарил внутренний свет. — Ну что, не хочет? Не едет?
— Да, — виновато кивнула Тамара Павловна. — Не заводится, хоть ты тресни. А ведь совсем новенький, не поверите, вчера только купила…
И с чего она взяла, будто лицо кавказской национальности — это либо террорист, либо аферист, либо «апельсин» — фальшивый вор в законе? На худой конец, спекулянт с рынка? Меньше, наверное, надо в Первопрестольную ездить…
— Ай, нехорошо, — снова улыбнулся бородач, окончательно припарковал «Жигули» и занялся зловредным «УАЗом». — Ну что, машинка, зачем капризничаешь? Судьба это твоя — ехать. А от судьбы не уйдёшь. — Похлопал «Патриота» по крылу и негромко попросил Тамару Павловну: — Пожалуйста, попробуйте ещё разок.
— Пожалуйста…
Она забралась в кабину, и стартёр бесплодно застрекотал. Тем не менее Тамара Павловна почему-то успокоилась. Сейчас всё наладится. Всё будет хорошо.
— Не вылезайте, оставайтесь за рулем. — Бородач нырнул под капот, запустил руки в маслянистые недра, немного покопался и снова велел пускать. — Вай, искры нет! — обрадованно сообщил он Тамаре Павловне, и она улыбнулась в ответ. Добрый самаритянин принёс из «Жигулей» пробник и принялся решать техническую загадку, ласково, как напроказившему ребёнку, выговаривая «Патриоту»: — Да, брат, с искрой у тебя какие-то нелады… Так, напряжение есть… и здесь есть… Странно. Куда же ты искру, брат, подевал? Это что ещё за гадость? А, блокирующая цепь… Так, теперь всё понятно. — Он с силой рванул что-то рукой, словно выдирая сорняк, и неспешно разогнул спину. — Ну что, уважаемая, пускаем движок?
— Да? — недоверчиво («Что?.. Уже?.. Не может быть! Техпомощь, эвакуатор, ночёвка…») покосилась Тамара Павловна, повернула ключ и даже вздрогнула от неожиданности — двигатель послушно загрохотал.
Незнакомец прихлопнул капот, заполировал рукавом пятнышко, оставленное масляными руками, и подошёл к водительской дверце:
— Ну вот, уважаемая, летите. Машина — зверь!
У него были миндалевидные южные глаза, большие, карие, очень красивые. И вообще он отчётливо напоминал падишаха в изгнании. И смотрел, как положено благородному падишаху, мудро и с состраданием.
— Ох, спасибо. — Запасливая Тамара Павловна выхватила из коробки рулончик бумажных полотенец. — Вот, возьмите… А что там было-то? До Пещёрки доеду?
— Доедете. Блок сигнализации накрылся, всего-то делов, теперь будете машинку ключиком запирать. — Незнакомец тщательно вытирал пальцы, длинные, сильные, удивительно изящные. С такими пальцами не под грязным капотом возиться, а гладить красавца-коня, ласкать драгоценную рукоять сабли. — А накрывшись, заблокировал цепь зажигания. Один провод, и всё.
Вот тебе и хвалёный отечественный «Трезор». Неизвестно ещё, как бы он устоял против жуликов, позарившихся на «Патриот». Зато самого «Патриота» взял мёртвой хваткой за глотку. Во всю стригущую челюсть, клыками с бритвенной кромкой[69]. Ну да у нас на любую хитрую гайку найдётся болтик с резьбой…
— Ещё раз спасибо. — Тамара Павловна вновь почувствовала себя на пороге той пещёрской гостиницы. — Как мне вас отблагодарить?
И потянулась к сумочке, где лежал кошелёк.
— Да ладно вам. — Лицо бородача вновь озарило тёплое черноморское солнце. — Вы бы разве за деньги меня из канавы тянули? Езжайте себе с миром. Будет небу угодно, может, ещё свидимся…
Из песни слова не выкинешь! Тамару Павловну посетила кощунственная мысль дать ему свою визитную карточку, но она тут же поняла неошибающимся профессиональным чутьём: незнакомцу её услуги отнюдь не нужны и в ближайшие сорок лет навряд ли понадобятся. Ну просто не может мужчина так улыбаться, если дома его не ждёт прекрасная женщина. Прекрасная и любимая…
— Ну тогда огромное-преогромное спасибо. От всей души! — И Тамара Павловна сделала знак джентльменам, стоявшим в сторонке. — Поехали!
И «Патриот» бодро зашуршал гравием. Не «Бентли», не «Ягуар» — и не надо, главное, катился вперёд и больше останавливаться не собирался! Исчез в зеркале красно-белый комплекс заправки, уплыли за поворот припаркованные «Жигули»…
Тамара Павловна и англичане Неожиданная встреча
Впереди с просёлка вырулил большой самосвал и потащился по дороге, точно на похороны, почти со скоростью пешехода. Тамара Павловна с ужасом задумалась о перспективе обгона, но тотчас спохватилась и даже обрадовалась — увидела сплошную осевую, пересекать которую себе позволяют только безбашенные лихачи. Ну и ещё депутаты, генералы, олигархи, федералы, ответственные работники госаппарата… и прочие обладатели «непроверяек». Вскоре на шоссе образовалась колонна, которую возглавлял труженик-самосвал. Его кузов был до краёв наполнен тяжко колыхавшейся массой. Вот так наша голь, которая на выдумки хитра, порою перевозит бетон. Его густо смешали с гравием и попросту вылили в ржавую трёхкубовую ёмкость. Такой вот современный вариант таскания воды решетом. Ещё спасибо водителю, изо всех сил державшему плавный ход, иначе на асфальт, на ехавшие сзади машины не время от времени плескало бы, а натурально лилось. Зрелище этого, в общем-то невинного, российского разгильдяйства так поразило английских джентльменов, что они подавленно вжались в кресла. Правду говорили им близкие, напуганные перспективой этой поездки, — Тартария, Сибирия, those Russians…