Глава 48
— Ух! Привет, Наташ. Холодно сегодня. Ты чего такая грустная?
— Болею.
— Болеешь? Что с тобой?
— Да не бери в голову. Простудилась просто. Привезла?
— Простудилась? Температура какая?
— Блин, Сашка, не лезь! Нормальная у меня температура. Ты привезла?
— Да привезла, привезла. Точно нормальная? Дай потрогаю.
— Ох, Сашка, не лезь! Хрюша, ты куда? Тоже температуру мне мерить?
— Хрюша, отстань. Вроде нормальная. А чем ты лечишься?
— Вареньем. Как Карлсон. Доставай.
— Варенье — это хорошо. Это правильно. Ты скажи, если мало. Я привезу. Мама на зиму варенья навертела — хоть купайся в нём.
— Саш, ну не томи.
— А, да. Вот он. Этот козёл три цены взял за него. Представляешь? Я бы для себя ни за что не купила. Только тебе. Вот Деточкина на них нет, уродов.
— Я думаю, Саша, Деточкин не спасёт. Деточкин тут уже не поможет.
— Почему?
— Потому. Деточкин может одного козла на место поставить. А когда их тысячи… Деточкин — это Дон Кихот. Он не может выиграть. Он проиграл заранее. Нам нужен не Дон Кихот, а Ришелье. Или Берия, он ближе по времени. Вот у них шансы будут.
— Ришелье знаю. А кто такой Берия?
— Нарком НКВД при Сталине. Да ладно, не нужно сейчас. Показывай.
— Во.
— Ой! Я думала, он меньше. Чего здоровый такой?
— Не знаю. Наверное, нужно так. Это же для профессиональной студийной записи микрофон. Потому и дорогой такой. Да ещё за три цены. Как тебе денег не жалко?
— На деньги плевать. Деньги — пыль.
— Это потому, что ты сама не зарабатываешь. Папа даёт. Он вообще знает, на что ты деньги тратишь? Зачем тебе эта хреновина?
— Знает. Саш, с папой я сама разберусь. Ты вот мне скажи лучше, может… этот твой хмырь…
— Он не мой!
— Хорошо. Может этот вот не твой хмырь достать кассетный магнитофон? Лучше японский.
— Вот так и знала, что спросишь! Иначе зачем тебе микрофон? Нет. Нету у него кассетников. Зато есть катушечные. Говорит, очень хорошие, производства ГДР. И плёнка тоже есть для них гэдээровская.
— Сколько?
— Шестьсот пятьдесят.
— Сколько?!
— Шестьсот пятьдесят. А чему ты удивляешься?
— А… э-э-э…
— Не, не отдаст. И так, говорит, с руками оторвут. Дешевле не отдаст.
— Блин. У нас нет столько. Придётся с книжки снимать.
— Наташ, ты чего, серьёзно? Снимать с книжки? Да зачем тебе этот магнитофон упёрся?
— Нужен.
— Для чего? Ты ведь никого, кроме меня, никогда не приглашаешь, сама не ходишь ни на какие праздники. Только ко мне, да и то лишь если там парней не будет. Чего ты их боишься так, кстати? Они тебя не укусят. Поцелуют разве что. Так это только приятно.
— Кому как. У вас с Мишкой какие планы? Не изменилось ничего?
— Не, всё по-старому. В июне свадьба. А потом мы с ним в Крым на две недели съездим. Нам на заводе путёвку обещали как молодожёнам. Вернёмся — и Мишке через месяц в армию. А ты не передумала?
— Ты что, Саш? Как я брошу тебя? И не надейся. Я — твоя свидетельница. Без вопросов.
— Ага. Я букет постараюсь прямо в тебя бросить. А ты не зевай, лови. Давай следующим летом и твою свадьбу сыграем, а?
— Э-э-э… О! Сашка, а ведь Мишка твой на гитаре играть умеет, верно?
— Ну. Он здорово играет. И даже петь может.
— А может он сыграть новую, неизвестную мелодию, если ему голосом напеть?
— Не знаю. Не спрашивала. А зачем тебе?
— Да я песню сочинила. Спеть хочу, а играть сама не умею.
— Ладно, спрошу завтра. А про что песня? А мне спой сейчас.
— Нет. Вот приходи вместе с Мишкой, спою. Только пусть он гитару прихватит.
— Хорошо, я попрошу его. Когда приходить?
— Да вот хоть на 8 Марта. Мы же всё равно у меня праздновать будем. Вот и захвати с собой Мишку.
— Чего с тобой, Наташ? Ты ведь парней не приглашала никогда раньше на праздники.
— Мишка — исключение. Если он с тобой, конечно. Когда он с тобой, я его не боюсь.
— Странная ты, Наташка.
— Какая есть. А этому не твоему хмырю скажи, что я согласна. Пусть шестьсот пятьдесят. Беру. И плёнку беру. Две катушки…
Сашка гостила у меня до вечера. Мы с ней пообедали, поболтали. Сашка мне всё про каких-то парней рассказывала. То одного вспомнит, то другого. Мне кажется, она всерьёз задалась вопросом выдать меня замуж. Наивная. Не знает, что эта идея изначально обречена на провал. Но Сашка не сдаётся. Я понимаю, она хочет как лучше. Думает, я самостоятельно ни с кем не могу познакомиться, и пытается помочь мне.
Потом мы с Хрюшей провожали её до метро. На обратной дороге нас обогнали близнецы с клюшками — ходили в хоккей играть. Ребятам по десять лет уже. Ну как же быстро летит время! Вовка здорово в воротах стоит, я однажды ходил смотреть на их игру. Вообще-то это я его тренировал. Я ещё кое-что помню. После пары месяцев занятий со мной Вовка прочно занял место основного вратаря школьной сборной. И неважно, что он всего лишь в четвёртом классе учится. Он пугает нападающих противника одной лишь своей фамилией. Когда же игроки соперника спрашивают его, не родственник ли он Наташи Мальцевой, то Вовка честно отвечает правду. Родной брат. И сестра сама его тренировала.
Сегодня после ужина нужно с папой поговорить. Неудобно просить, конечно. Но нужно. Мне нужно ещё 700 рублей. Самое обидное, что этот несчастный магнитофон и нужен-то мне всего на один вечер. Потом я его заброшу. Хорошо бы в прокат взять, но в прокате магнитофонов не бывает. Придётся продавать. И вряд ли удастся отбить даже половину цены. Может, обратно тому спекулянту отдать, у кого Сашка его взять собирается? Пожалуй, мысль. Или сделать ещё хитрее. Купить с условием «деньги назад», если не понравится. А на следующий день сказать, что не понравился. Вот тебе, дядя, двадцать рублей за амортизацию, и всё. Любопытно. Осталось только придумать, где я её хранить буду столько лет. Кстати, а лента не испортится? Обязательно нужно поинтересоваться, сколько времени катушка с записью может храниться. И как её лучше хранить…
Глава 49
Огонь потушен. Большой флаг спущен. На стадион, уцепившись лапами за связку воздушных шаров, выплыл огромный Миша. Вот он взмахнул лапкой и начал плавно подыматься в воздух. Всё выше, выше. А над Лужниками разносится голос Льва Лещенко:
Возвращайся в свой сказочный лес.
Я стою с флагом СССР в руке и смотрю вслед улетающему Мишке. Многие люди вокруг меня начинают плакать. Тоже, что ли, поплакать? Нет, мне плакать лучше не надо. Я пока ещё знаменосец советской олимпийской делегации, от этой должности меня никто не освобождал. И конкретно меня вполне могут показать по телевидению крупным планом. Получится неудобно. Знаменосец СССР — и ревёт.
Знаменосцем я, похоже, с подачи Брежнева стал. Ильич не забыл меня, продолжает опекать свою любимицу. Хотя сначала вроде бы иная кандидатура рассматривалась, но буквально за неделю до открытия Олимпиады всё переиграли. Краем уха я слышал, что с самого верха поступило пожелание увидеть знаменосцем Мальцеву.
Новой встречи нам всем пожелай.
Так что в дополнение к моим комсомольским обязанностям на меня и знамя повесили. Я ведь ещё и секретарь ВЛКСМ делегации. Вот тут не знаю, помог мне Ильич или без него обошлось. В принципе меня и за собственные заслуги могли сюда сунуть. Я же сейчас в своём институте тоже секретарь ВЛКСМ. И хотя официально освобождённым секретарём не считаюсь, но по факту являюсь им. Во всяком случае, посещения занятий от меня никто не требует. Да и экзамены для меня — простая формальность. И это хорошо, так как ходить на лекции мне просто некогда. У секретаря ВЛКСМ института забот много больше, чем у председателя Совета пионерской дружины «Артека». Правда, и опыта у меня теперь заметно больше.
Что-то Ильич не приехал. А на церемонии открытия был. Может, заболел? Старенький он совсем стал. Говорит невнятно. Неделю назад звонил мне, с медалью поздравлял. Минут десять мы с Ильичом беседовали. Он интересовался, как настроение в сборной, нет ли нужды в чём. Конкретно мне обещал за победу заслуженного мастера спорта.
До свиданья, до новых встреч.
Остаётся в стихах и сердцах.
До свиданья, до новых встреч.
Остаётся в стихах и сердцах.
Теперь я олимпийский чемпион по стрельбе из пистолета на пятьдесят метров. И стать им было совсем не просто. У нас тут, блин, стрельба считается открытой дисциплиной. То есть мужчины и женщины соревнуются вместе. Такая вот засада. И Саша Мелентьев шёл буквально вплотную за мной. Всего на два очка я его в итоге обошёл. Перестрелял-таки действующего чемпиона СССР! А в прошлом году на чемпионате не смог. Я тогда всего лишь третье место занял. Впрочем, и третьего места мне хватило для того, чтобы войти в олимпийскую сборную.
Новой встречи друзьям пожелай.
Что ж, я чемпион. На шее висит золотая олимпийская медаль. И сегодня у нас воскресенье, 3 августа 1980 года. И мой путь близок к завершению. Осталось немного. Совсем немного. Совсем.
До свиданья, до новых встреч…
Глава 50
Холл метро «Комсомольская», утренний час пик. Вот она! Грузная женщина лет пятидесяти неспешно приближается с людским потоком к эскалатору. Я тут уже минут десять стою, жду её. Знаю, что она должна, как обычно, приехать на электричке в 8:20. Успел изучить её расписание. Целых две недели следил за ней, изучал её маршрут и выбирал место. Пора! Сегодня мне нужно сделать это. Вот прямо сейчас.
Я проталкиваюсь поближе к женщине и вместе с толпой двигаюсь прямо за её спиной. Простите меня. Простите меня, пожалуйста, Галина Сергеевна. Простите, если сможете. Но я должен! Надеюсь, вы не сильно пострадаете. На!!
Едва ступив на эскалатор, я неловко поскальзываюсь и падаю на женщину сзади. При этом левой ногой я цепляю её левую ногу, а руками сильно толкаю в спину и в правую руку. Рука срывается с поручня, и женщина летит по эскалатору вниз головой. Падение усугубляется тем фактом, что в левой руке женщина держала довольно тяжёлую сумку.
Шум, крики. Женщина, сбив по пути пару человек, вместе с ними приземляется лишь метрах в шести от меня. Дежурный экстренно останавливает эскалатор, а я смотрю на сбитую мной женщину. Та не подаёт признаков жизни и не пытается подняться на ноги. Неужели насмерть? А даже если и насмерть! Всё равно.
Поскольку я нахожусь на самом верху эскалатора, а тот остановлен, то я просто разворачиваюсь и поднимаюсь вверх. А затем, смешавшись с толпой, спускаюсь в метро по соседнему эскалатору. По-моему, никто не понял, что это был вовсе не несчастный случай, а нападение. Видеокамер же тут пока ещё нет. Операцию можно считать успешной. Несчастный случай Галине Сергеевне я организовал. Надеюсь, не смертельный…
— Чего-то ты сегодня рано, Мальцева.
— Просто время свободное появилось.
— Тебе как обычно?
— Да, давайте «ТТ» и пару коробок.
— Вот. Расписывайся.
— А Михалыч где?
— Не знаю, не пришёл что-то сегодня. Может, заболел? Я пока один тут.
— И не звонил?
— У него телефона нет дома. Если так и не придёт, вечером с работы пойду, загляну к нему, проведаю. А то мало ли что.
— Понятно. А вчера он вроде здоровый был. Мы с ним чай в каптёрке пили.
— Я видел.
— Сегодня как, много народу будет?
— Дык вроде как обычно. Минут через двадцать молодёжь со второй группы прийти должна. У них занятия сегодня. Да они тебе не помешают. Иди, стреляй.
— Угу, спасибо.
Но не успел я расстрелять и половины коробки, как ко мне подбежал взволнованный, запыхавшийся Кузьмич.
— Мальцева, выручай! — кричит он.
— Чего случилось?
— Галка моя в метро упала, расшиблась сильно! Мне из больницы звонили.
— Что с ней?
— Не знаю, там толком ничего не сказали. Руку вроде сломала.
— Я могу помочь чем?
— Так и я про то. Выручай, Наташ! Михалыч, чёрт старый, не пришёл, а мне к Галке надо. А на кого ж я тир-то оставлю? Тут же оружие! А сейчас пацаны со второй группы придут.
— Подменить, что ли?
— Ну! Ты ж всё тут знаешь. А я быстро, туда и назад. Узнаю только, как там Галка моя. Ох, беда так беда!
— Ладно, подменю. Мне не трудно. Беги, Кузьмич.
— Спасибо, Наташ! Выручила! Только смотри, записывай всё. И чтобы каждый расписался и за оружие, и за патроны.
— Да знаю, знаю. Не первый раз же!..
— Всё, держи ключи от оружейки. А я побег!
— Удачи! И жене передай от меня, чтоб выздоравливала!
— Спасибо!..
И Кузьмич убежал. Рад, что Галина Сергеевна ушиблась не до смерти. С Михалычем же ничего страшного не случилось. Просто он вчера немного переел слабительного. Ещё жаловался мне, что чай у него горчит малость, да всё сахар себе в стакан подкладывал. А как ему не горчить? Я же по два пакетика в каждый стакан ему сыпал.
Немного повертев в своих пальцах связку ключей, я с пистолетом и коробками патронов в руках неспешно направился в сторону оружейной комнаты…
Глава 51
Весна. Солнышко. Птички поют. Ещё март месяц, а уже так тепло. Мне в расстёгнутом плаще совсем не холодно. Или мне не холодно от страха? Я боюсь. Боюсь, что у меня не получится. Сегодня всё решится. Решится, пойдёт ли История по известному мне печальному варианту либо…
Четыре месяца назад умер Брежнев. Мне жаль его. В сущности, он был неплохим человеком. Хотя пять звёзд, конечно, перебор.
За пару недель до смерти Ильич снова вызывал меня к себе в Кремль. Вероятно, чувствовал и хотел попрощаться со мной. Он был уже совсем плох, едва сидел. И снова он принимал меня в уже знакомом мне кабинете со стеклянной пепельницей и лампой с зелёным абажуром на столе.
Меня опять угостили чаем, причём сам Ильич пить не стал. Поболтали. Брежнев даже поинтересовался моим мнением по Афганистану. Спросил, одобряю ли лично я ввод туда войск. А ещё спросил, что он может для меня сделать, пока он ещё…
На этот раз я не стал разыгрывать из себя скромницу и говорить, что мне совсем ничего не надо. Потому что время уже поджимало, а я всё ещё не придумал способа. Даже то, что я после окончания института всё же перешёл работать секретарём в московский горком ВЛКСМ и курировал там вопросы развития молодёжного спорта в Москве, даже это не помогало мне. А вот Брежнев помочь пока ещё вполне мог. И я озвучил ему свою просьбу. Ильич до крайности удивился такой моей просьбе, но обещал подумать и что-нибудь решить. Причём спокойно воспринял то, что я отказался говорить ему, для чего мне это понадобилось.
И то, что сегодня я в расстёгнутом плаще и в своей самой длинной юбке с каждым шагом приближаюсь к Московскому Кремлю, является прямым следствием той давней моей просьбы. По-видимому, Брежнев оставил что-то вроде завещания. Или какое-то отложенное распоряжение отдал. Потому что две недели назад мне в рабочий кабинет позвонили из секретариата Верховного Совета СССР и попросили подойти к ним по вопросу оформления на меня временного пропуска. А через два дня мне домой курьер принёс и отдал под роспись пакет. Меня приглашали на очередное совместное заседание обеих палат Верховного Совета, где я должен буду делать доклад. Тема доклада — развитие молодёжного спорта в СССР.
Ну, вот и он. Кремль. Над крышей Большого Кремлёвского дворца гордо реет на ветру красный флаг СССР. И от моих сегодняшних действий во многом будет зависеть, сменится ли он через несколько лет на трёхцветный флаг РФ, а потом и на чёрно-жёлтый флаг Республики Московия, как было в моей прошлой жизни. Всё, успокоились! Не дрожать! Сейчас для меня главное — пройти проверку на входе…
Какие доверчивые люди охраняют сейчас Кремль. Похоже, покушение на Брежнева ничему их не научило. Мои документы, пропуск и приглашение они изучали чуть ли не с микроскопом. А вот личного досмотра не было. Совсем. Может быть, потому, что охрана узнала меня? Всё-таки я был довольно популярной в стране личностью. Меня многие знали в лицо. Да и не было на контроле ни одной женщины. А если бы меня попытался обыскать мужик… ох, какую бы я тут им знатную истерику закатил!
И вот я почти у цели. Сижу в зале заседаний в специальном загончике для приглашённых. На коленях у меня небольшая красная папка с моим докладом. Кстати, доклад там действительно лежит. Правда, поскольку читать его я всё равно не собирался, то написана там полная фигня. Только для того, чтобы меня не поймали на том, что я явился на доклад в Верховный Совет без текста самого доклада.