Жертвоприношение тревожило и меня, но моя обеспокоенность была куда более практического свойства. Я знал, что достаточно одного неверного шага — и властители Толлана превратят наши с Цветком Пустыни жизни в сплошное мучение. Правда, благодаря вмешательству Звездочета и Дымящегося Щита нам удалось избежать клетки для рабов, но мне это избавление виделось лишь временным. Сейчас к нам благоволят, но это может измениться в любой миг — из-за какой-то случайности, каприза или причуды. Мне пришлось усвоить этот урок на своей шкуре, после кончины Огненных Очей, и я прекрасно понимал, что мы здесь находимся в полной зависимости от других людей. Опрометчивый шаг, слово, а то и просто перемена настроения, и мы окажемся поднимающимися по этой же лестнице, к жертвенному камню и обсидиановому ножу жреца. Да и в любом случае радужных иллюзий по поводу нашей участи я не питал.
— Это мы уже видели, — сказал наконец Звездочет. — Во дворце сейчас пиршество, а я проголодался. Идем.
— Мы идем во дворец? — удивилась Цветок Пустыни.
— А почему бы и нет? Там празднуют наше возвращение.
13
Путь во дворец пролегал через жреческий квартал, населенный служителями богов самого разного сана и их многочисленной челядью. На каждом шагу попадались всевозможные церемониальные объекты. В шатрах для покаяний верующие преклоняли колени, в то время как жрецы и их помощники отворяли им кровь на руках или ногах, дабы ублажить богов и смыть ею прегрешения. В молитвенных палатках разучивали песнопения, призванные задобрить небожителей и склонить их ниспослать молящимся солнце или дождь. Прорицатели и чародеи гадали по звездам, предсказывая судьбу, или предлагали улучшить ее с помощью магических заклинаний. В жертвенных шатрах жрецы умерщвляли плоть, раздирая кожу колючками, что должно было побудить богов благосклоннее принять предлагаемые им жертвы в виде крови и человеческих сердец. Явившись в такой шатер, любой мог предложить себя в жертву и обрести кончину на вершине пирамиды, но я таких добровольцев ни разу не видел. А видел лишь истощенных, изнуренных постом и страданиями жрецов.
Под одним из таких навесов, на ступенчатом помосте, были расставлены десятки жертвенных черепов, перед которыми, пав на колени, завывали одетые в черное, измазанные в запекшейся крови, с длинными спутанными и окровавленными волосами жрецы. Один из них, держа в руках ужасающего вида мертвую голову, то высоко поднимал ее, то опускал к самой земле, а скорбные стенания его помощников то возносились, то опадали в такт этим телодвижениям. Завывая на разные лады, они вонзали в руки и ноги шипы агавы и орошали помост своей кровью, которую жертвовали ради людей, вымаливая таким образом для соплеменников лишнюю каплю дождя, лишний погожий день, лишний день жизни.
Два человека в черных одеяниях извлекали из огромного горшка вырванные сердца и поднимали над головами, сопровождая это жуткими песнопениями, смысл которых был для меня столь же непостижим, как межзвездная тьма. Они падали с воем на колени и терзали свою кожу шипами агавы так, что земляной пол под навесом заливала кровь.
И к шатру покаяний, и к шатру жертвоприношений в очередь стояли люди, желавшие одарить жрецов щедрыми подношениями. Взамен служители богов обещали верующим свое заступничество перед лицом суровых и грозных небожителей.
Поскольку Цветок Пустыни все происходящее бросало в дрожь, я опять взял ее за руку.
Жрецы были повсюду, они выходили и выходили из каждого минуемого нами дома, и мы на всякий случай долго помалкивали.
— Много здесь жрецов, — произнесла наконец Цветок Пустыни.
— Это их квартал, — пояснил Звездочет. — Здесь все или жрецы, или их ученики и помощники, или слуги.
— Но почему их так много? — поинтересовался я.
— Они властвуют над сим миром, вместе с нашим правителем.
— Как же он им позволяет?
— Времена нынче засушливые, — проворчал старый созерцатель звезд. — И многие верят, что, если не приносить человеческих жертв, не вырезать сердца, не сбрасывать по склонам головы, не сливать по желобам кровь, будет еще хуже: солнце перестанет всходить, дожди прекратятся вообще, грядет вечная ночь и мир уподобится преисподней Миктлантекутли. Вы вот сами что об этом думаете?
— Что думаем мы с Цветком Пустыни, не имеет значения. Мы рабы.
Мы продолжили свой путь через заполненный тысячами служителей богов квартал, где было немало трехэтажных жилых строений, купален, помещений для писцов и школ. Когда мы проходили мимо десятка массивных, огромных, по сравнению с виденными мною раньше, зданий, я спросил Звездочета, что это такое.
— Продовольственные склады, — ответил он. — Хранилища зерна, бобов, тыкв и перца. А два из этих зданий служат арсеналами, там собраны копья, дротики, луки, стрелы, копьеметалки, ножи. Жрецы надзирают за разными складами по всему городу.
Тут нам на глаза попался еще один домина, больше всех прежних. При виде его Цветок Пустыни охнула.
— В жизни не видела такой громадины. Он вчетверо больше любого дома, встречавшегося нам раньше.
— А там что? — полюбопытствовал я.
— Общественная сокровищница, — ответил Звездочет.
— Ух ты! — восхитился я. — Там, наверное, и золото лежит, и драгоценные камни.
— Есть и то и другое, — подтвердил Звездочет. — Но еще и огромные запасы маиса, бобов, перца. Ткани, мотки канатов и веревок из волокон агавы, сандалии, и кожаные и плетенные из волокон, обсидиановые ножи, швейные иголки, сушеная рыба и мясо, звериные шкуры, плюмажи из перьев и многое другое, собранное нашим правителем с подданных в виде налогов.
— Похоже, жрецы тут контролируют все, — заметил я.
— Большую часть имеющихся в Толлане запасов провизии, утвари, оружия… Но главное их богатство — это людская вера. Она позволяет им властвовать и над нашей кровью.
— Они что, образуют свой мир внутри мира? — уточнил я, ежась при мысли об их ужасном обличье и кровавых деяниях. — Власть внутри власти?
— Во многих отношениях, — сказал Звездочет, — именно они и есть власть.
— Что ты говоришь?! — воскликнула Цветок Пустыни.
— Ты боишься черных балахонов?
— Было бы безумием их не бояться. И для меня, и для вас тоже.
— У них слишком много власти, — заявил я.
— Никогда не забывай об этом, мой юный друг, — посоветовал Звездочет. — И никогда с ними не ссорься.
Часть VI
14
Поднявшись на ноги, президент обратился к троим сидевшим перед ним людям:
— Брэд, поскольку вы пропустили предыдущее совещание, думаю, мне сейчас нужно вкратце повторить то, что доктор Кардифф и генерал Гегберг уже знают. Как вы, наверное, осведомлены, я служил под началом генерала Гегберга в Никарагуа и участвовал в операции «Буря в пустыне», прежде чем мне хватило ума сменить военную карьеру на путь менее тернистый. Но мало кто знает, что я угодил, как говорится, из огня да в полымя. Поступив в Беркли за счет военной страховки, я записался на семинар по глобальному катастрофизму, который вела доктор Кардифф, а это, скажу я вам, тяжелое испытание даже по сравнению с прохождением специальной подготовки в форте Брэгг.[9] Признаюсь, многие студенты сравнивали доктора Кардифф с любителями садистской муштры, о которой знали только понаслышке да по таким фильмам, как «Цельнометаллическая оболочка»[10] или «Офицер и джентльмен».[11] Она нас не просто учила, а можно сказать, ломала на дыбе. Доктор Торквемада — вот одно из ее прозвищ. С тех пор я поддерживал с ней контакт, и, когда четыре недели назад она связалась со мной по поводу своих последних научных изысканий, я собрал эту группу. Думаю, понятно, что я ей полностью доверяю — также, как вам, Брэд, и генералу Гегбергу. И дело не только в том, что каждый из вас способен предложить толковый совет: степень секретности обсуждаемого вопроса столь высока, что это вынудило меня ограничиться минимумом посвященных. Знаю по собственному опыту: вы во всем люди в высшей степени осмотрительные и наделенные высоким чувством ответственности, и это стало еще одним доводом в пользу сделанного мною выбора. А теперь, доктор Кардифф, я уступаю слово вам.
Доктор Кардифф встала.
— Спасибо, господин президент. На прошлой встрече я вкратце упоминала об этом кризисе, но главным предметом нашего обсуждения было соблюдение тайны, что, как я позволю себе снова указать, является первостепенным. Просочившиеся сведения способны обрушить фондовые рынки, а мировую экономику и без того лихорадит. Способны они дестабилизировать и ряд беспокойных регионов планеты. Следствием явится хаос, что лишит нас возможности даже попытаться решить проблему в рамках глобального сотрудничества. Впрочем, сепаратные действия могут оказаться оправданными и по другой причине. Как вы сами увидите, попытки многосторонних действий в связи с недавно обнаруженной угрозой катастрофы, скорее всего, обречены. И не только потому, что мировая экономика и без того летит к черту, переживая самый тяжелый в истории кризис, испытывая нехватку и продовольствия, и водных ресурсов, и энергии, и финансов. Все эти неустойчивые государства с их хищными соседями и жадными правителями не могли достигнуть взаимодействия в решении куда менее сложных геополитических проблем, что уж говорить о проблеме такого масштаба. Утечка информации не только подорвет усилия США по предупреждению и сведению к минимуму последствий надвигающейся катастрофы, она лишит нас способности действовать — если потребуется, сепаратно — в наших собственных интересах. То есть приведет к провалу всех и всяческих усилий по самосохранению. — Она раздала бумаги. — Я тут набросала кое-какие заметки. Прочтите их, не вынося отсюда, и верните мне для немедленного уничтожения.
15
Брэдфорд Чейз участвовал в четырех локальных войнах, и его тело было так нашпиговано шрапнелью, что на него реагировал любой металлоискатель. Его трудно было смутить, а тем более напугать, но по прочтении доклада Кардифф ему стало не по себе. По сравнению с изложенными ею перспективами все его военные операции казались событиями фильма «Ребекка с фермы Саннибрук».[12]
«Прежде чем вы ознакомитесь с результатами моих последних исследований, нам необходимо обозреть некоторые сопутствующие современные проблемы и оценить возможное воздействие этих факторов на приближающийся кризис. Одним из наиболее разрушительных и наименее обсуждаемых последствий глобального потепления является глобальная засуха. Необратимое превращение половины пригодных для возделывания и выпаса скота полей планеты в пустыню влечет за собой нехватку продовольствия и воды на территории большей, чем весь Китай. Уже сейчас это в той или иной степени ощущают два миллиарда человек. Индия, с населением в миллиард триста миллионов человек, официально является регионом, страдающим от обезвоживания, основные реки полуострова Индостан превратились в вонючие ручейки. Уже сейчас из-за водных ресурсов разворачиваются нешуточные конфликты в Малой Азии, на Ближнем Востоке и в Африке. Из пятидесяти одной страны Африки только двенадцать обеспечивают прокорм населения без помощи извне. Другое последствие изменения климата — повсеместное распространение лесных пожаров — усугубляет пагубное воздействие засух и ведет к еще большему опустыниванию. Особенно драматично порождающая пожары засуха проявилась в бассейне Амазонки. В настоящее время огонь в Бразилии ежегодно уничтожает большую площадь тропических лесов, чем лесорубы. Лесные пожары выбрасывают в атмосферу больше углекислого газа, чем все двигатели внутреннего сгорания, вместе взятые. Зона лесных пожаров расширяется с каждым годом, охватывая все новые площади с все большей частотой и все более разрушительными последствиями».
Первым из мегапожаров Кардифф назвала адское пламя Йеллоустона 1988 года, но с тех пор подобных пожаров вознеслось к небесам великое множество, что повлекло за собой целый ряд последствий.
Резкий рост выброса в атмосферу парниковых газов, увеличение площадей, поражаемых засухой, ускорение процесса опустынивания и снижение способности влажных тропических лесов перерабатывать углекислый и другие парниковые газы.
В наши дни мир переживает десятикратно большие по масштабу природные катаклизмы, чем когда-либо ранее. Еще десять лет назад пожар площадью в сто тысяч акров считался катастрофическим. Сейчас, по данным Кардифф, пожары в США происходят в пять раз чаще, и, если огнем охватывается впятеро большая площадь, это уже не считается исключительным явлением.
Репортажи о некоторых из упоминавшихся Кардифф пожарах Брэдфорд видел по телевизору. Это зрелище напомнило ему ночное зарево над Токио во время Второй мировой.
Страшные пожары постоянно пожирают тропические леса Амазонки: за один лишь прошедший год в этом ареале было зафиксировано, в том числе спутниковыми средствами, более 350 000 очагов возгорания. А ведь еще не так давно влажные тропические леса практически не были подвержены пожарам.
Засуха и пожары, указывала Кардифф, ведут к обмелению и высыханию ряда притоков Амазонки. Это разрушает транспортную систему зоны джунглей, отрезая множество располагавшихся по берегам рек поселений от большого мира и вынуждая ВВС Бразилии доставлять и сбрасывать в зону экологического бедствия тысячи тонн продовольствия и десятки тонн медикаментов.
Брэдфорд с ужасом подумал, что от последствий этих огненных бурь не избавлена даже Антарктика. Пожары выбрасывают в стратосферу огромное количество окиси азота и метана, а стратосферные воздушные потоки переносят эти высокореактивные газы к Южному полюсу, где из-за этого образуются колоссальные дыры в озоновом слое — незаменимом щите, вот уже почти миллиард лет прикрывающем все живое на Земле от смертоносного ультрафиолетового излучения.
«Тем временем сокращение на земле лесных площадей ведет к уменьшению масштаба переработки зелеными растениями углекислого и других парниковых газов, а стало быть, уменьшает степень очистки атмосферы и препятствует формированию над зоной тропических лесов дождевых облаков. А это, в свою очередь, усугубляет названные негативные процессы.
Многочисленные бедствия — сокращение посевных площадей, пандемические поджары, нехватка воды и продовольствия, обостренные сокращением энергетических ресурсов, — дестабилизируют регионы мира, и без того находящиеся в непростом положении, что особенно заметно на примере Индии, Пакистана, Китая, Африки и нефтедобывающих стран Ближнего Востока. Люди лишаются средств к существованию, массовое обнищание подпитывает терроризм, создавая благоприятные условия для всякого рода экстремизма. Все это легко может разрушить, например, государственность в Пакистане, превратив эту державу в центр наркоторговли и финансируемого наркомафией ядерного шантажа».
Кардифф подчеркнула, что основной причиной упадка и падения ряда цивилизаций, как то описывали такие светила, как Арнольд Тойнби, Освальд Шпенглер или Эдвард Гиббон[13], были имущественное неравенство, эксплуатация большинства меньшинством и нарастание инспирированной бедностью классовой борьбы. А в заключение, указав на необходимость четко классифицировать результаты ее исследований, подвела итоги, вкратце повторив основное из сказанного.
«Обрисованный мною кризис практически не оставляет надежды на результативные многосторонние усилия по противодействию чудовищным катаклизмам, которые нам предстоит рассмотреть. Увы, в нынешних условиях речь идет не о кооперации, а о неизбежности конфликта. В ходе этого нового кризиса США предстоит отказаться от привычки защищать всю планету и полностью сосредоточиться на самосохранении. Нам следует использовать малейшую возможность, чтобы предотвратить бедствие или хотя бы уменьшить его разрушительные последствия. Действовать при этом надлежит быстро, решительно, но тайно. Надвигающийся коллапс обострит все существующие конфликты. Нас ждет сущий кошмар, и при таких обстоятельствах США не приходится ждать ничего хорошего от резолюций ООН, многостороннего консенсуса или мирового общественного мнения. Мы должны понять, что нам нужно, и действовать без сомнений и колебаний».
«Вот оно, значит, как, — подумал Брэдфорд. — Надвигается последний кошмар Гольбейна, „война всех против всех“… порожденная всеми ужасами ада».
Перевернув страницу, он узрел этот самый ад — описание первого из предсказанных Кардифф катаклизмов.
16
От знакомства с первой из напастей Брэдфорду стало физически плохо.
В теории он и раньше знал, что под Йеллоустонским плато творится нечто жуткое. Он помнил, как посещал Национальный парк еще в детстве, помнил свое боязливое восхищение бьющими вверх фонтанами пара, ревущими гейзерами, лужами горячей грязи, дымящимися кратерами и постоянной дрожью земли.
Однако это место всегда казалось ему каким-то нереальным, чем-то вроде сюрреалистического природного Диснейленда, геологической сказкой, предназначенной, чтобы пугать детишек.
Теперь, благодаря Кардифф, Брэдфорд понял, что ошибался.
Откуда ему было раньше знать, что заповедник представляет собой огромную, площадью тысяча четыреста квадратных миль кальдеру[14], образованную гигантским вулканом, извержение которого произошло шестьсот сорок тысяч лет назад. Так же как и ныне, там дрожала земля, то здесь, то там вырывались на поверхность ревущие, жаркие фонтаны, давление возрастало, и наконец, когда запечатывавшая чудовищное жерло корка из застывших вулканических пород взорвалась, огромная гора разлетелась на куски с силой упавшего астероида или сотни тысяч водородных бомб. Окрестные горы смело, некоторые из них расплавились или провалились в открывшееся чрево — колоссальный котел вулканического кратера размером тридцать четыре на сорок пять миль. Сохранившаяся на его месте впадина и называется теперь Йеллоустонской кальдерой, или, для туристов, Йеллоустонским парком.
Посещая Йеллоустон в детстве, Брэдфорд не мог знать, что в свое время чудовищный вулканический взрыв извергнул в атмосферу огненный ад в тысячу кубических миль, который при падении засыпал всю Северную Америку двухметровым слоем дымящихся обломков. Не знал он и того, что это содрогание погубило на Земле многие формы жизни, погрузив планету в черную вулканическую зиму.
Было много такого, о чем Брэдфорд до прочтения доклада Кардифф не имел представления. Он не знал ничего про кальдеру Ла-Гарита в горах Сан-Хуан, штат Колорадо, сформировавшуюся двадцать семь миллионов восемьсот тысяч лет назад, когда тамошний исполинский вулкан извергнул пять тысяч кубических миль пепла, разнесенного по всей планете, или о гигантском вулканическом взрыве на месте озера Тоба в нынешней Индонезии, семьдесят пять тысяч лет назад выбросившем в воздух две тысячи восемьсот кубических миль дымящегося крошева и золы, и окутавшем всю планету непроницаемой черной завесой. Крупнейшее за почти два миллиона лет, это извержение повлекло за собой ледниковый период протяженностью в тысячу лет и погубило большую часть первобытного человечества, вынудив несколько тысяч выживших влачить жалкое существование посреди чуть ли не лунного ландшафта, в мире пепла, грязи и вечной ночи.