***
Весна пришла поздно. Только к середине апреля снег с ревом потек от перевалов; лавины каждый день били в скалы. Снег теперь кипел на тех тропинках, по которым осенью ученики собирались к Вершине. Реки взбухали по часам, но свежая зелень обгоняла даже воду, неистово рвущуюся вверх по отвесным склонам узких русел-каньонов. Очистилось небо, и настал давно ожидаемый вечер, когда в закатном красном свечении прочертился черный пятиугольник - с далекого Крайнена шли первые почтовые грифоны. На двор прилетов кинулось множество народу: все, кто зимой подтянулся ближе к западу за новостями об ушедших родичах. По такому случаю маги зажгли несколько осветительных шариков и повесили их над высоким крыльцом Почтовой Службы: с него всю ночь будут выкрикивать список потерь. Все равно никто в городе не ляжет спать, не услышав подтверждения или опровержения своему отчаянию. Тишина в огромной разношерстной толпе становилась тем тяжелее, чем меньше времени оставалось до прилета почты. Наконец, грифоны снизились над крыльцом, сбросили тяжелые набрюшные сумки - и рухнули от усталости прямо на головы стоявшим. Ожидание, однако, настолько поглотило город, что никто и звука не произнес, пока курьеров уносили в комнаты, пока взрезывали, нетерпеливо рвали когтями и зубами черные мешки с почтой. Почты оказалось мало, это поначалу обрадовало - судя по длине списков, потери обещали быть невелики. Лес тогда еще не знал, что это не список потерь, а список уцелевших. После Ирбиссангина записать имена живых получилось вдвое быстрее, чем мертвых.
* * *
В знакомой полукруглой комнате народу в этот раз сидело побольше. Старательно прогретую лежанку вдоль и поперек исползал четырехмесячный внук волшебницы. Его мать сидела рядом, вполоборота к огню и следила, чтобы ребенок не хлопнулся на пол - с той стороны, где не было стен и урчащего холма медвежьей спины. Медведя разместили на полу вдоль длинного края лежанки именно как ограничитель ненужных поползновений. Теперь он глядел на огонь, и собирался с силами. Какие бы новости ни пришли с почтой, женщины будут плакать. Если хорошие - хорошо. Вмешиваться не придется. Если плохие... Медведь вздыхал, и по комнате разносился сладковатый грибной запах, обычный для лесных медведей-строителей. Горные медведи-металлурги пахли камнем и сухим жаром своих пещерных кузниц. Маг никак не мог понять, почему люди меняют свой запах, и какую красоту они в этом находят. Как всякий лесной житель, он привык, что обычаи бывают разнообразные, и умел притерпеться ко многому, но именно сейчас он бы не хотел иметь дело с парфюмерией. Все эти духи могут помешать ему в какой-нибудь важный момент уловить запах тревоги или опасности. Волшебницы в комнате не было. Она унеслась на двор прилетов сразу, как только бухнул почтовый колокол - первый раз за позднюю осень и зиму. Ну и понятно, нельзя было сказать, когда вернется. Наверное - когда узнает...
* * *
Утро на Вершине разгорелось уже настоящее, весеннее. В коридорах Магистерии деловито сновали туда и сюда выпускники, уходящие в первое свое лето. Попрощаться с Седыми - перволетним они уже не учителя, а почти друзья; получить мешок еды на дорогу - согласно традиции, один окорок, один широкий круглый хлеб, и одну большую флягу с выбранным напитком. Метнуться по тертым крутым ступеням в подвал, взять купленные загодя и давно отдыхающие на особой подставке сапоги. Завернуться в плащ - сколько предвкушения в этом жесте! И, наконец, из зеленоватого свечения левой, настоящей, части Лабиринта вынести под пронзительно-синее, почти совсем летнее небо легкий, надежный, прямой высокий посох. Маг! И в дорогу, в дорогу, вниз по склону легко шагается, да ветер нам друг сегодня - если холодный северо-западный, то попутный, а если в лицо, то теплый, юго-восточный. И только в воротах Истока оглянуться на высоко прилепившуюся Магистерию: чем-то заняты оставшиеся? Оглянуться и проститься по-последнему, и уже бесповоротно погрузиться в живой океан Леса, и только осенью вернуться и вспоминать - когда мы уходили, у них, наконец, появилось время заглянуть в те самые отчеты...
* * *
Отчеты свалены были грудою на низком столике. Их накопилось так много нечитанных, что листки, стопки и трубки уже скатывались и на каменный пол. Светло-палевый пергамент, яркая белая бумага, желтая змеиная кожа. Годовые отчеты. Только сегодня последний из них принесли в Магистерию. Принес маленький черный горный медведь, новый командир резерва корпуса "Токисса". Всеобщий язык Леса он знал плохо, и видно было, что ему здорово не по себе в перенасыщенных колдовством стенах. Произнося некоторые слова с третьего-четвертого раза, подолгу задумываясь, он сообщил, что в его отряде был маг из людей. Что накануне сражения он долго составлял бумаги. И потом, обратившись ко всем, просил, как бы дело не повернулось, передать их в Магистерию. И вот он передает его просьбу, неуклюже объяснял медведь. Он расстегнул кожаную трубку, в которую воины заворачивают свои доспехи, и оттуда посыпались хорошо промаслившиеся листки, штук пятьдесят. "А сам-то маг?" - на этот вопрос медведь сразу не ответил. Потом начал объяснение, из которого с напряжением удалось разобрать, что маг жив, но сильно помят и лежит в Крайнен-Нот-Рауме, лечится. Это Магистерия уже знала, потому что сегодня ночью с Почтового Крыльца имя ученика называли в числе живых. Медведя поблагодарили и он торопливо ушел. - Ну вот, - сказал Лохматый Маг, уже мелькавший в нашей повести, - С этого последнего отчета я и предлагаю начать. Никто из собравшихся не возразил ему. Вокруг овального столика с бумагами сидя, стоя, лежа - кому как удобнее - устроились двенадцать самых различных существ. Медведи всех трех видов - горный медведь-Соэрра, маленький, человеку до пояса, слева от него медведь Ур-Син, серый лесной гигант, в полтора-два средних человеческих роста, справа - Просто Медведь, внешне ничем не отличающийся от обычного, разве что глаза этой породы медведей каждый час меняют свой цвет. По обычаю, зверь не носит одежды, кроме собственной кожи и шерсти, и эта меховая трехголовая глыба из плотно стоящих медведей очень внушительно смотрелась на мозаичном полу зала. Далее по кругу - человек, Великий Маг, один из трех Великих, существующих сегодня в Лесу. Неподвижен в своем высоком кресле, и только прислоненный к подлокотнику посох искрится, выдает волнение. Рядом - грифон, совсем даже не маг, просто разведчик корпуса "Конхат", один из прошедших Ирбиссангин. Прилетел под утро с передовым отрядом, устал, забился в первое попавшееся окно, и лег поспать в Комнате-С-Бумагами, которая, как он думал, никому не понадобится, а тут, оказывается сегодня читают отчеты... Хотел уйти, но разобрал интерес - как оно со стороны? Глаза прикрыты, крылья сложены, готов слушать и вспоминать. Сунув голову в лапы, молча лежит крупный серый волк, он еще только ученик, но никому не запрещено слушать отчеты, вот он и пришел - все волки неравнодушны ко всем видам боя, когда создавали их расу, так и было задумано, и многое стерлось в генотипе с тех пор, но эта черта осталась. Волк пришел узнать новости из Ирбиссангина, а что первыми будут зачитывать отчеты именно оттуда, ясно каждому. Два ежа забрались вдвоем на второе высокое кресло. Ростом лесные ежи едва в локоть, и маги из них получаются редко. Так что эти двое среди своих диковинка - если вообще у ежей есть понятие удивления. Лесной кот, напротив, заполз глубоко под низкий столик, свернулся там в ногах у Великого Мага и притих, и нет его, и сказать-то о нем нечего. Потом опять человек, по южному обычаю, сидит на полу, на толстом мохнатом войлочном коврике, и одежда морская, и даже кажется, с полей просмоленной шляпы вот-вот потечет, - но не человек он вовсе, а из расы оборотней, которые и до сих пор не всегда охотно подчиняются Совету Леса, и что их вместе с прочими держит, для любого мудреца загадка не из последних. А сосед его человек, из восточных Следопытов, из тех мест, где и дома на ночь запирают, и оружие при руке держат. И во всякий час в домах кто-нибудь да не спит, за что болотистые урочища утренней окраины Леса и прозываются Бессонные Земли. Ну вот, все перечислены. Двенадцатый - Великий Маг Гронд, именуемый за роскошный белый мех Лохматым Магом. Голос у него звучный и ясный, и читать самое интересное вслух предстоит именно ему. И вот он поднимает и разглаживает первый из замасленных листов. Слышен шелест грубой бумаги, только потом вступает приятный низкий голос.
* * *
Когда последние строки отзвучали, уже глубокая ночь дышала в окна. В комнате отчетов оставались только грифон, Великие Маги - человек по имени Саккара и лесной медведь Гронд, оставался лесной кот, про которого все забыли, и еще Следопыт, сонно оперевшийся на подлокотник кресла, из которого где-то заполдень тихонько ушли ежи. Слова не шли. Не было слов. Казалось, все ясно и так; но и сказать вроде бы тоже что-то нужно. - Тут вот есть еще его комментарии... - извиняющимся тоном начал было Гронд, но лесной кот остановил его энергичным ударом лапы: не сейчас! Не рви впечатление. Дай помолчать. Что-то рождается. Многое надо пережить ученику, чтобы измениться до такого отчета. Чтобы само понятие "отчет", насквозь пропитанное регламентом, твердое, жесткое, окостеневшее... Ведь их учили писать именно - отчеты. Точно, подробно, спокойно. Ни прибавляя, ни убавляя. И в свою последнюю, как он думает, ночь на земле, маг пишет что? Сказку! Выдуманный мир и выдуманный рассказ. И он знает, кто и с какими лицами это прочтет. Это он, конечно, молодец. Но и сукин же сын - так обойтись с нашими ожиданиями. Великий Маг Саккара ворошил бумаги на столе. - Вот посмотрите, сколько тут отчетов, - удивленно произнес он, Хроники. Бесценные хроники. Наш мир переполнен правдой. Фактов всегда достаточно. Не хватает фантазии. Способны ли мы представить себе другой мир? - спросил он сам у себя, и сам же себе ответил: - Запросто! А сделать его, создать его непротиворечивым, подробным, насыщенным и полным, не хуже, чем Сап-Ковассенские Триады? Это посложнее, но ведь мы ни врага, ни работы не боимся! - Саккара глумливо засмеялся; никто, однако, не затыкал ему рта. - А вот ответить на вопрос - простой, в сущности, вопрос - а что такого будет в новом мире, чего у нас нету? Чего ради непременно новый мир? Не проще ли поправить этот? - Ты еще скажи "пропатчить" - поддел его Лохматый Маг. - А ты поперебивай, - огрызнулся Саккара, - Так я тебя и проарп... проапр... тьфу! - проапгрейдить не постесняюсь. - Ага, - вздохнул Следопыт, - Кое-что и я бы хотел знать заранее. - В задницу! - заявил Саккара, медведь и лесной кот поглядели на него недоуменно, - То есть, в смерть. Какой из него Седой. Он даже не Великий, а по-хорошему, так он, получается, не маг вовсе. Не подпишу отчет, и все! - Вот, с каким лицом он это узнает, - прищурился Гронд; насколько присутствующие понимали медвежью мимику, прищур вышел недобрый, - Сколько лет он мечтал магом стать... - Не колбасись, Маг - тихо произнес Следопыт, - Потому как Саккара прав, аж некуда дальше. Это парень создал новый вид искусства как таковой. Тут и мы, и магия, и что хочешь - только инструменты. Вот представь себе, что ты - все можешь... а, тьфу, извини, ты же можешь. На то ты Великий Маг. Ну, для примера так даже лучше. Вот, можешь ты все-все. И что ты сделаешь? Говоря грубо, каждому творцу миров нехудо бы иметь комплект чертежей. - А мозги, значит, необязательно? - Это ты Великий Маг, не я. Если, ты, значит, без мозгов обходишься, так тебе видней, можешь и не иметь. Да туман с ними, с мозгами - я хочу сказать, что этот парень, он-то как раз чертежи и делает. - Ну, он совсем-совсем не первый начинал, - возразил Саккара, Сап-Ковассен... - Сап-Ковассен наш же мир и описывал, только малость правленый. Видишь цвет заката? Почти такой же, только совсем зеленый. Компания засмеялась. Сперва тихо, неохотно - потом разобрало, заржали, что те кони... впрочем, куда коню до медведя! Отдельно смех, отдельно и грех. - Отчет ты подпишешь, - сказал разом успокоившийся Гронд, - Дашь ему не меньше Седого. Иначе он дергаться начнет. И дашь ему работу такую, чтоб голова болела от одной мысли об ее сложности, колени подгибались при первом воспоминании об ее тяжести, а даже мечта о победе в ней должна непременно дух захватывать. А то он на покое зажиреет, и ничего не произведет приличного. Мне, как Великому Магу, понимаешь, чертежи в руках охота иметь качественные. А где чего у нас править, это по его произведениям почти сразу станет видно. - Ну, вы горазды запрягать, - лесной кот фыркнул, - Все-то вы подгребете и используете. Медведь рыкнул: - Если б я умел чувства взвешивать, пошел бы в сказочники. - А так тебе больше власть нравится, - ехидно улыбнулся котяра, - Аль неприятно судьбы раскладывать? - Да и не в сказочники, - еще тише прежнего проворчал Следопыт, - Ты, Гронд, Строитель. Ты бы пошел кирпичи складывать. Да ты и сейчас это делаешь. Сильно ли ты жалеешь, что мы не все прямоугольные? Медведь ехидно оскалился: - А вот скажу, "Сильно жалею, давай-ка тебе нос пообтешем малость" - и что тогда? - По шее огребешь, - спокойно констатируя факт, отвечал Саккара. Он разыскал последний листок отчета и размашисто писал на нем обычную формулу посвящения: "Быть написавшему строки сии Седым Магом, покуда не станет Великим". Прикончив канцелярщину, Саккара убрал чернильницу в рукав, стальную иглу для письма растворил в воздухе. Обернулся к коту: - Вы ведь куда лучше нас понимаете, уважаемый Ерхсс, что наша подпись... да парень просто чихать на оную хотел. Будь он здесь, вы бы и убедились. Уважаемый Ерхсс еще раз фыркнул: - Прошедшие Ирбиссангин на что хошь начихают. Если, натурально, возжелают. - Не думаю, - зевнул Следопыт, - Таккат вот не пожелал, а? - Да он вообще своей дорогой прется! - рявкнул задетый за живое Гронд, Тоже мне, общий знаменатель выискали. - Если из двух магов один - Таккат, то у них на любой вопрос три разных ответа, - хихикнул Саккара, и тоже зевнул, - И все три правильные. Пошли спать, что ли? - А ваш главный вопрос, господин Великий Маг? - Следопыт, казалось, удивлялся будничному завершению: - Зачем он написал именно это, все-таки? Чего же ему не хватило, а? Поднимающиеся и выходящие в двери маги промолчали. Уважаемый Ерхсс устроился калачиком в одном из освободившихся нагретых кресел. Поднял глаза на растерянного Следопыта: - Ну, человек! Это ведь личный вопрос. Исключительно. Следопыт пожал плечами, снял со спинки кресла свой плащ, сделал жест "Пожелание Удачи" и вышел вон. Плащ он нес свернутым и перекинутым через левую руку, и под каблуками тихо звенели гладко пригнанные плиты коридора. Но у поворота Следопыту вдруг примерещилось: вокруг всхолмленное поле, свинцовые ноябрьские облака скребут землю, и оттого все сырым-сыро. Спина и плечи чувствуют холод мокрой одежды, а нижний край тяжелого от воды плаща приламывает торчащие стебли - из тех, что еще не сжаты.
* * *
Когда последние строки отзвучали, уже глубокая ночь дышала в окна. В комнате отчетов оставались только грифон, Великие Маги - человек по имени Саккара и лесной медведь Гронд, оставался лесной кот, про которого все забыли, и еще Следопыт, сонно оперевшийся на подлокотник кресла, из которого где-то заполдень тихонько ушли ежи. Слова не шли. Не было слов. Казалось, все ясно и так; но и сказать вроде бы тоже что-то нужно. - Тут вот есть еще его комментарии... - извиняющимся тоном начал было Гронд, но лесной кот остановил его энергичным ударом лапы: не сейчас! Не рви впечатление. Дай помолчать. Что-то рождается. Многое надо пережить ученику, чтобы измениться до такого отчета. Чтобы само понятие "отчет", насквозь пропитанное регламентом, твердое, жесткое, окостеневшее... Ведь их учили писать именно - отчеты. Точно, подробно, спокойно. Ни прибавляя, ни убавляя. И в свою последнюю, как он думает, ночь на земле, маг пишет что? Сказку! Выдуманный мир и выдуманный рассказ. И он знает, кто и с какими лицами это прочтет. Это он, конечно, молодец. Но и сукин же сын - так обойтись с нашими ожиданиями. Великий Маг Саккара ворошил бумаги на столе. - Вот посмотрите, сколько тут отчетов, - удивленно произнес он, Хроники. Бесценные хроники. Наш мир переполнен правдой. Фактов всегда достаточно. Не хватает фантазии. Способны ли мы представить себе другой мир? - спросил он сам у себя, и сам же себе ответил: - Запросто! А сделать его, создать его непротиворечивым, подробным, насыщенным и полным, не хуже, чем Сап-Ковассенские Триады? Это посложнее, но ведь мы ни врага, ни работы не боимся! - Саккара глумливо засмеялся; никто, однако, не затыкал ему рта. - А вот ответить на вопрос - простой, в сущности, вопрос - а что такого будет в новом мире, чего у нас нету? Чего ради непременно новый мир? Не проще ли поправить этот? - Ты еще скажи "пропатчить" - поддел его Лохматый Маг. - А ты поперебивай, - огрызнулся Саккара, - Так я тебя и проарп... проапр... тьфу! - проапгрейдить не постесняюсь. - Ага, - вздохнул Следопыт, - Кое-что и я бы хотел знать заранее. - В задницу! - заявил Саккара, медведь и лесной кот поглядели на него недоуменно, - То есть, в смерть. Какой из него Седой. Он даже не Великий, а по-хорошему, так он, получается, не маг вовсе. Не подпишу отчет, и все! - Вот, с каким лицом он это узнает, - прищурился Гронд; насколько присутствующие понимали медвежью мимику, прищур вышел недобрый, - Сколько лет он мечтал магом стать... - Не колбасись, Маг - тихо произнес Следопыт, - Потому как Саккара прав, аж некуда дальше. Это парень создал новый вид искусства как таковой. Тут и мы, и магия, и что хочешь - только инструменты. Вот представь себе, что ты - все можешь... а, тьфу, извини, ты же можешь. На то ты Великий Маг. Ну, для примера так даже лучше. Вот, можешь ты все-все. И что ты сделаешь? Говоря грубо, каждому творцу миров нехудо бы иметь комплект чертежей. - А мозги, значит, необязательно? - Это ты Великий Маг, не я. Если, ты, значит, без мозгов обходишься, так тебе видней, можешь и не иметь. Да туман с ними, с мозгами - я хочу сказать, что этот парень, он-то как раз чертежи и делает. - Ну, он совсем-совсем не первый начинал, - возразил Саккара, Сап-Ковассен... - Сап-Ковассен наш же мир и описывал, только малость правленый. Видишь цвет заката? Почти такой же, только совсем зеленый. Компания засмеялась. Сперва тихо, неохотно - потом разобрало, заржали, что те кони... впрочем, куда коню до медведя! Отдельно смех, отдельно и грех. - Отчет ты подпишешь, - сказал разом успокоившийся Гронд, - Дашь ему не меньше Седого. Иначе он дергаться начнет. И дашь ему работу такую, чтоб голова болела от одной мысли об ее сложности, колени подгибались при первом воспоминании об ее тяжести, а даже мечта о победе в ней должна непременно дух захватывать. А то он на покое зажиреет, и ничего не произведет приличного. Мне, как Великому Магу, понимаешь, чертежи в руках охота иметь качественные. А где чего у нас править, это по его произведениям почти сразу станет видно. - Ну, вы горазды запрягать, - лесной кот фыркнул, - Все-то вы подгребете и используете. Медведь рыкнул: - Если б я умел чувства взвешивать, пошел бы в сказочники. - А так тебе больше власть нравится, - ехидно улыбнулся котяра, - Аль неприятно судьбы раскладывать? - Да и не в сказочники, - еще тише прежнего проворчал Следопыт, - Ты, Гронд, Строитель. Ты бы пошел кирпичи складывать. Да ты и сейчас это делаешь. Сильно ли ты жалеешь, что мы не все прямоугольные? Медведь ехидно оскалился: - А вот скажу, "Сильно жалею, давай-ка тебе нос пообтешем малость" - и что тогда? - По шее огребешь, - спокойно констатируя факт, отвечал Саккара. Он разыскал последний листок отчета и размашисто писал на нем обычную формулу посвящения: "Быть написавшему строки сии Седым Магом, покуда не станет Великим". Прикончив канцелярщину, Саккара убрал чернильницу в рукав, стальную иглу для письма растворил в воздухе. Обернулся к коту: - Вы ведь куда лучше нас понимаете, уважаемый Ерхсс, что наша подпись... да парень просто чихать на оную хотел. Будь он здесь, вы бы и убедились. Уважаемый Ерхсс еще раз фыркнул: - Прошедшие Ирбиссангин на что хошь начихают. Если, натурально, возжелают. - Не думаю, - зевнул Следопыт, - Таккат вот не пожелал, а? - Да он вообще своей дорогой прется! - рявкнул задетый за живое Гронд, Тоже мне, общий знаменатель выискали. - Если из двух магов один - Таккат, то у них на любой вопрос три разных ответа, - хихикнул Саккара, и тоже зевнул, - И все три правильные. Пошли спать, что ли? - А ваш главный вопрос, господин Великий Маг? - Следопыт, казалось, удивлялся будничному завершению: - Зачем он написал именно это, все-таки? Чего же ему не хватило, а? Поднимающиеся и выходящие в двери маги промолчали. Уважаемый Ерхсс устроился калачиком в одном из освободившихся нагретых кресел. Поднял глаза на растерянного Следопыта: - Ну, человек! Это ведь личный вопрос. Исключительно. Следопыт пожал плечами, снял со спинки кресла свой плащ, сделал жест "Пожелание Удачи" и вышел вон. Плащ он нес свернутым и перекинутым через левую руку, и под каблуками тихо звенели гладко пригнанные плиты коридора. Но у поворота Следопыту вдруг примерещилось: вокруг всхолмленное поле, свинцовые ноябрьские облака скребут землю, и оттого все сырым-сыро. Спина и плечи чувствуют холод мокрой одежды, а нижний край тяжелого от воды плаща приламывает торчащие стебли - из тех, что еще не сжаты.
История седьмая
Серое утро.
Соул - застывшая молния. Откровение главного пути. Великая энергия солнца - не подарок, а поручение. Не ставьте ограничений - сейчас вы более свободны, чем всегда. "Руны - названия и толкования".
Неизвестный автор.
К этому утру лучше всего подходила музыка ДДТ. Не песня - ни одна из их песен; а музыка, проигрыш, кажущаяся бессмысленной музыкальная тема, создающая ощущение чего-то подкрадывающегося, страшного своей неизвестностью. Когда песня, наконец, начиналась - даже такая мутная и тяжелая, как "Мир номер ноль" - можно было вздыхать с облегчением. Вверх от вокзала по главной улице неспешно шагала какая-то женщина. Или мужчина - если он предпочитал носить тяжелые густые светло-каштановые волосы до пояса. На Отрогах ни мужчины, ни женщины не носили очень длинных волос. Будь на улицах горожане, на человека бы оборачивались или пытались бы украдкой заглянуть ему в лицо - под довольно неудобный брезентовый капюшон. Но утро только-только занималось; диву даваться было еще некому. Далеко сзади, на вокзале, завизжал сигнал отправки. Второй... Третий... Состав быстро оторвался от перрона и ушел вниз - в предгорья, а потом и в долины. Человек на утренней улице оглянулся, проводил лязгающие вагоны взглядом, сел прямо на брусчатку с чисто женской непосредственностью и искренностью, и разрыдался прямо посреди полосы. Словно в ответ на рыдания, из-за угла вышел мужчина в ярко-апельсиновом комбинезоне дорожного рабочего и какой-то ременной сбруе поверх. Он попытался помочь плачущей женщине встать, но сделать это было ничуть не легче, чем загонять в землю дождевых червей. Видимо, осознав бессмысленность уговоров, мужчина встряхнул рыдающую русалку за плечи. Это помогло. Опираясь на его руку, она выпрямилась и принялась утирать слезы. Утренняя сырость оседала на одежде обоих. С долин рвануло теплым ветром; ровным гулом отозвался черный еловый лес на склонах.
***
Кто придумал название профессии "специалист по истории религий", никто уже не знает, наверное. Впрочем, в инете наверняка нетрудно найти. Впрочем, где теперь тот инет! Впрочем, все по порядку. Когда ей рассказали, что Франт застал еще в Кавказских горах храм и местность, где крестились одним пальцем - а не двумя и не тремя - запахло статьей... даже, может быть, и в "Нейчур". Тогда она еще не очень обратила внимания на две вещи: Франт сказал буквально "Я был на Кавказе и вернулся живым"; а вторая - ее парень оказался специалистом только по знакомствам, и она это знала уже тогда. Но ей как раз такой и был нужен. Инженера она не хотела категорически насмотрелась на мамино мыканье; новоруса подцепить как-то было ей боязно, ну а с бандитами какая же дура будет связываться? Еще пристрелят за компанию. Так что когда по дороге домой к ней очевидно подъехал симпатичный Лешка с букетом огромных любимых белых роз... ладно, в любой момент можно послать его нахрен, если что-то пойдет не так. Вариант вырисовывался практически идеальный - парень был мажор, но мажор воспитанный и всегда готовый подшутить над своей мажорностью. И с некоторым даже достоинством; что, впрочем, ее тогда особенно не занимало. Честь, совесть - это все мужские заморочки. С мужчиной можно делать все что угодно, если умеючи. А она считала, что умеет. Поэтому поехать поискать храм рискнула. Тогда еще не воевали, грузины русским были друзья и братья, и в горах всерьез опасались только лавин. Когда же началась война, Лешка исчез. Изник из гостиницы в одну ночь, не оставив ни следу ни духу; говорили, что он вступил в наемники, она не очень поверила - тот еще мальчик. Спасибо хоть, что денег с собой не прихватил. Но теперь, Катерина Михайловна, что делать станешь? Не плакать же? И чего теперь больше бояться? Что в Турцию продадут, или что здесь разрежут на куски... вполне могли. Сердце у Кати было здоровое, крепкое... глаза красивые... Все-таки не вытерпела, разревелась первый раз в номере гостиницы "Южная". Утешала ее коридорная бабушка из Харькова родом. Почему-то запомнилось именно это. Простой билет купить было можно, но вот уехать! Из поезда задешево могли и высадить. К тому моменту они забрались за Сванскую область, идти через нее обратно знающие люди не советовали. Смотрели на Катю, морщились... и не советовали. "Одного-то тебя пропустили бы, что с тебя брать" - говорили Лешке. Он, видимо, и решил - один. А потом все было как обычно. Как в войнах тирольцев и швейцарцев в шестнадцатом веке, как в войне с Польшей в семнадцатом... "Специалист по истории религий", она поневоле узнала кое-что и о средневековой истории. Тем более, что феодализм на этой земле еще никуда не делся, и чуть что, показывал когти из-под цивилизационных струпьев. На фронте враги, а в тылу практически всегда - бандиты. Война отпускает на волю множество оружия. Зачем культура? Хватай и смывайся; власти нет. В старых книгах об этом говорилось красиво - время волка. А сидеть и ждать своей очереди? Несколько недель в начале зимы она просидела дома у сердобольной бабушки из Харькова. Что-то шила на продажу. Латала одежду. Она не хотела помнить, что именно, но шитья было много. Запомнился оверлок - маленький, настольный, с большим черным электромотором от промышленной швейной машины. Оверлок был белый, ткань ползла по нему, совсем как ритуальный узор по кельтской повязке. Ее очередь подошла довольно скоро. Какой-то из лидеров или авторитетов захотел добавить к своим женам красивую русскую. Кто у кого гостит, весь город прекрасно знал, а бежать - даже если бы ее и предупредили заранее было некуда. Только кто б ее стал предупреждать! Приехали за ней не кавказцы, и это ее напугало больше всего. Скорее всего, это были наемники, значит, к охране они подойдут серьезно.