Конференция с участием Якова Ароновича была назначена на пятницу, а в среду меня вызвал полковник Кафаров.
— Судя по отзывам, появившимся в Интернете, к нам прилетят сразу несколько ведущих литературоведов, — сказал он, положив на стол возможный список гостей.
— Верно. Наш институт уже разослал всем приглашения, — подтвердила я.
— И прибавил нам работы, — заметил Микаил Алиевич, — теперь мы обязаны проверять каждого прибывающего. Не забывай, что до начала «Евровидения» осталось чуть больше месяца.
— Вы не возражали против этой конференции, — напомнила я ему.
— Конечно, не возражал. Иначе трудно будет объяснить присутствие Гольдфарба в нашей стране столь длительное время. Даже если поверить, что он изучает рукописи в наших архивах. Нужно было его каким-то образом «легализовать». Но надо помнить, что среди приехавших тоже может оказаться человек с двойным дном. Или вообще подставное лицо, что крайне нежелательно в такой ответственный период. Поговори с Яковом Ароновичем, пусть проверяет каждого из тех, кого пригласили. Ведь почти всех он обязан знать в лицо.
— Он лично просматривал списки, — подтвердила я, — и там будут даже литературный критик из Японии и член Нобелевского комитета по литературным премиям. Нам показалось важным пригласить и его.
— Интересно, кого вы еще выдвинете на Нобелевскую премию? — буркнул Кафаров. — Или у вас есть конкретные претенденты?
— Насколько я знаю, пока нет, — улыбнулась я, — но группа преподавателей Славянского университета отправила письмо в Стокгольм с просьбой дать эту премию их ректору. Говорят, что оттуда уже пришло письмо с подтверждением его номинирования.
— Неужели они верят, что подобным образом могут дать премию? Там ведь сохраняют в тайне, кого именно выдвигают и кто номинирован на премию в течение пятидесяти лет.
— Ректор — хороший человек. И у него есть несколько приличных вещей, — возразила я, — а насчет конкретных претендентов всегда бывает сложно. Слишком много людей искренне считают, что именно они должны быть выдвинуты на эту премию.
— Мы проверим списки прибывших, — повторил Кафаров, — и не забудь, что тебе нужно все время быть рядом с нашим гостем. Возможно, уже через некоторое время сюда прибудет еще большая группа их специалистов. И по нашим сведениям, это очень нервирует наших южных соседей. Но у нас просто нет другого выхода. Мы обязаны обеспечить безопасность этого конкурса. К нам будет приковано внимание всей Европы, всего мира. Это просто не тот случай, когда мы можем допустить ошибку.
— Вас что-то беспокоит? — Кажется, я начала чувствовать состояние людей, с которыми разговариваю. Даже если моим собеседником был человек, умеющий скрывать свои мысли. Кафаров внимательно посмотрел на меня. Нет, он не удивился. Ведь он столько лет меня готовил. Он просто более внимательно ко мне пригляделся, словно спрашивая, созрела ли я полностью для участия в его играх.
— Меня беспокоит все, что относится к проведению нашего конкурса, — сказал полковник, — и меня очень волнует, что погиб один из членов вашей группы, а мы до сих пор ничего не знаем о его возможных убийцах.
Я молчала. Словно чувствуя, что именно он скажет. И он продолжил:
— Мне не совсем нравится, когда двое офицеров вашей группы пытаются скрыть свои отношения от остальных, — сказал он, глядя мне в глаза.
Рано или поздно это должно было случиться. Он все равно бы нас вычислил. Интересно, что нужно говорить в подобных случаях? Оправдываться глупо. Отмалчиваться еще глупее. Отрицать очевидное просто идиотизм. И поэтому я молчу.
— Вы встречаетесь уже достаточно давно, — безжалостно продолжает полковник, — и пока мы работали в самом городе, я сознательно закрывал на это глаза. Но все изменилось. Сейчас у нас будет самая важная проверка за все время работы вашей группы. Возможно, вообще самая важная проверка для всего нашего министерства и для всех наших сотрудников. И в этих условиях я должен требовать от сотрудников специальной группы оставить все личные страсти и эмоции в стороне…
Он смотрит на меня, ожидая ответа. Нужно что-то ответить. Мое молчание становится просто неприличным.
— Да, — говорю я своему наставнику, — да, мы встречаемся.
— В твоих словах есть вызов, — замечает Кафаров, — как будто я тебя укоряю, а ты бросаешь мне вызов. Но это глупо и непродуктивно. Я не твой отец и не ревнующий тебя старый начальник к более молодому сотруднику. Я всего лишь напоминаю о том, что ситуация изменилась и от каждого из вас может понадобиться предельная личная беспристрастность…
— Наши отношения никого не касаются, — попыталась возразить я полковнику.
— Не касались до сегодняшнего дня, — жестко прерывает меня Кафаров, — а теперь очень касаются. Повторяю. Речь идет и о вашей безопасности. Мы до сих пор не знаем, кто и почему убил Шамиля Тушиева. Но если произошло самое худшее и каким-то образом они сумели узнать про вашу группу, то положение гораздо хуже, чем мы могли себе представить. Гораздо хуже, Кеклик. Они могли вычислить кого-то из офицеров, но когда убивают нашего информатора — все гораздо хуже. Это означает, что среди наших есть предатель. Есть человек, который выдал им Шамиля Тушиева. Который мог знать о том, что машина нашего товарища находится в ремонте и в этот день он обязательно выйдет из дома, чтобы отправиться в гости к своей сестре. Они ждали его на улице почти три часа. Значит, были уверены, что он выйдет. Более того. Точно знали, что он обязательно появится на улице один и без машины.
— Вы подозреваете кого-то из нас? — наконец доходит до меня.
— Вы уже в неполном составе, — вместо ответа говорит Кафаров, — из оставшихся троих двое связаны друг с другом неформальными связями. И это мне не нравится. Теперь поняла?
— Да. Но мы с Арифом не предатели. Вы ведь нас знаете уже много лет.
— Шамиля я тоже знал много лет. Но его убили. В нашей работе нет места личным пристрастиям. Я не устаю повторять тебе это столько лет подряд.
— Я помню ваши слова. Но они не имеют отношения к нам.
— Имеют, — как-то устало и очень тихо произнес полковник.
Я смотрю на него. И с ужасом вспоминаю, что он сказал из оставшихся «троих». Как это троих? Нас осталось четверо. Четверо из пятерых. Он что-то путает. Он явно ошибся. Господи. Я ведь прекрасно знаю, что он никогда не ошибается. Полковник внимательно следит за моими глазами.
— В таком случае тебе надо знать, что пропал еще один член вашей группы, — сообщает мне Кафаров.
— Кто? — Даже в этот момент я была не офицером нашей группы, а прежде всего женщиной. И более всего на свете боялась, что он назовет имя Арифа. Этим я тоже себя выдавала. Ведь если бы я так не волновалась, то могла здраво рассуждать и понять, что нас с Арифом это непосредственно не касается. Ведь полковник сказал, что из оставшихся троих двое связаны друг с другом. Значит, пропавшим был точно не Ариф. И Кафаров, услышав мои мысли, назвал другое имя. И оно поразило меня…
— Пропала Люда Борисенко, — сообщил полковник, — она вчера не вернулась домой. Ее мобильный телефон отключен. Ее супруг тщетно ожидал ее до глубокой ночи. Потом начал звонить в полицию. Она до сих пор не вернулась домой, и никто не знает, где именно она находится.
Я хотела задать какой-то глупый вопрос. И закрыла рот. Лучше ничего не спрашивать.
— Может, несчастный случай? Нужно проверить больницы, — предложила я.
— Уже проверяем. Мы узнали об исчезновении только сегодня утром. Случайно узнали, она должна была приехать ко мне. Но ее нет. Ни дома, ни на работе. Вчера вечером она вышла с работы в восемь часов и исчезла. Сегодня весь день мы пытаемся найти хоть какие-нибудь ее следы. Но пока все безрезультатно.
— Мобильный телефон, — напомнила я, хотя понимала, что в первую очередь будут проверять именно его.
— Проверили. Судя по всему, он на дне Каспийского моря, — пояснил полковник, — возможно, вместе с Людой.
Ей было только тридцать девять. Она была старше меня всего на три года. Хорошо, что у них с мужем не было детей… Как будет вести себя моя дочка, если узнает, что я погибла? Что с ней будет? Хорошо, что жива моя мама, которая сумеет ее воспитать. И зачем я думаю о таких страшных вещах? Но кто и почему убрал Люду? Или она еще жива? Второй случай подряд. Неужели совпадение? Или ее тоже убили? Кому могла помешать очаровательная женщина из престижного салона? У нее не было любовников и сомнительных знакомых. В этом салоне бывали первые дамы нашего государства, жены министров и депутатов, сотрудников президентского аппарата и кабинета министров, послов и представителей зарубежных компаний. И все они были достаточно болтливы. Информация, которую поставляла Люда, всегда вызывала больший интерес даже не у нас, а у других органов — таможни, налоговой службы, прокуратуры. Но мы, конечно, не делились своей информацией с ними. Ведь они сами могут добывать нужную информацию. И если кто-то может ввезти груз без таможенного оформления, не заплатить вовремя налоги и вообще провести мошенническую операцию с отмыванием денег в сомнительном банке, то это нас не касается. Хотя двух дамочек из салона удалось завербовать нашим органам именно благодаря информации Люды. Ее информацию тогда использовали для того, чтобы шантажировать этих женщин. Одна, не стесняясь, призналась, что изменяет своему мужу и содержит любовника на его деньги. А вторая вообще призналась, что родила ребенка совсем от другого человека и все время боится, что муж обнаружит их поразительное несходство. Как видите, наши эмансипированные женщины иногда бывают слишком эмансипированными. Но подобная информация позволяет шантажировать женщин и вынуждать их работать на спецслужбы.
Может, Люде просто кто-то отомстил? Нет. Никто не мог знать, что именно ее информация помогла завербовать двух женщин. Но тогда кто и почему? Неужели все это связано с предстоящим конкурсом «Евровидения»? Чем больше я думала, тем больше сомневалась. Кафаров прав. Все слишком запуталось. И второй случай подряд — это уже более чем опасно. Нужно предупредить Арифа. Нужно немедленно ему позвонить, подумала я. И предупредить Самира Бехбудова.
— Они скоро приедут, — опять словно прочитав мои мысли, сообщает Кафаров, — я подумал, что будет правильно предупредить всех троих о возможной опасности.
— Полиция ее ищет? — Я все еще не хочу поверить в самое худшее.
— И не только полиция. Мы задействовали две специальные группы нашего министерства, подключили сотрудников контрразведки. Пока никаких следов.
— Получается, что она вышла и пропала. Но там людное место, всегда много людей. Куда она могла пойти?
— Обычно шла к станции метро, чтобы приехать домой. В метро она не заходила. Мы проверяли по видеокамерам, установленным на станции метро. Значит, она пропала примерно на участке между своим салоном и станцией метро.
— Две самые оживленные улицы, — задумчиво произнесла я, — и в восемь вечера там полно людей. И улицы хорошо освещены. Там должно быть много камер наблюдения. Неужели ничего нет?
— Наши специалисты просматривают все камеры, установленные на улицах по очереди. Но пока ничего не обнаружили.
— Может, я поеду к ним домой как ее подруга? — У меня иногда появляются такие бредовые мысли.
— И сразу себя разоблачишь, чтобы подставить под очередной удар. На другой стороне только и ждут, чтобы мы совершили подобную ошибку, — говорит полковник, — не делай глупостей, Кеклик. Не забывай, что ты офицер в отличие от той же Люды Борисенко, которая была всего лишь информатором вашей группы. Пусть и очень ценным информатором.
— Я бывала несколько раз в салоне, — напоминаю я полковнику, — никто меня не заподозрит, если я снова туда поеду. Может, мне удастся что-то выяснить.
— Это неправильно, — хмурится Кафаров, впервые показывая некое подобие эмоций, — но ты можешь попробовать. Если узнаешь любые подробности или новости, сразу перезвони мне. Хотя я думаю, что все это бесполезно. Мы имеем дело с серьезными людьми, чтобы они так глупо подставились.
— Вы разрешили мне попробовать.
— Поезжай. И учти, что твоя главная задача теперь — обеспечение безопасности нашего израильского гостя. Самая главная и самая важная. Он дает очень ценные советы, и его рекомендации нам крайне необходимы. Не забывай, что мы пытаемся уговорить израильтян выслать сюда целую группу их психологов и охранников во время проведения конкурса.
— Не забуду.
— С сегодняшнего дня рядом с вами постоянно будут дежурить два офицера охраны, — сообщил полковник, — так нужно для безопасности нашего гостя.
— Это я понимаю.
— И еще одно напоминание, — чуть морщится Кафаров, — никаких встреч с Арифом Салимовым. Никаких, абсолютно, ты меня понимаешь? Это очень опасно. Вас осталось трое. И я не могу исключить, что один из вас мог быть информатором другой стороны.
— Я знаю наших ребят, — нервно говорю я полковнику, — ни один из них не способен…
— Без громких фраз, — просит полковник, — я знаю их еще лучше тебя. Дело не в них самих. Дело в том, насколько мы готовы к тому, что здесь будет происходить. И Яков Аронович нам очень поможет.
— Вы разрешите ему все рассказать?
— Нет, пока рано.
— В таком случае я буду ждать вашего решения.
Я выходила от полковника в очень плохом настроении. Перед глазами стояла Люда Борисенко, наша Людочка. Выйдя из дома, я поймала такси и сразу поехала в салон. Разумеется, там все говорили об исчезновении Людочки и выдвигали самые разные версии — от инопланетного похищения до ссоры с мужем. Все-таки женщины любят сплетни даже больше самих новостей, с отвращением подумала я. С таким удовольствием они перемалывали косточки несчастной молодой женщине, придумывая разнообразные и дикие версии ее исчезновения. Конечно, я ничего не узнала. Да и не могла узнать. Они гадали, куда и зачем могла пропасть их коллега. Кто-то, самый бессовестный и самый глупый, решил, что таким образом она ушла от нелюбимого мужа. Я слушала, не вмешиваясь. Но так ничего и не узнала. А потом были следующие дни и ночи, еще более опасные и тревожные. Ночью позвонил Ариф. Я слышала его прерывистое дыхание и знала, что звонит именно он. Но он молчал, не решаясь ничего говорить. И я тоже молчала, чтобы не выдать себя случайным вопросом. Так мы и промолчали почти двадцать минут. Как много лет назад, когда познакомились и поняли, что нравимся друг другу.
Глава 14
Меня проверяли еще несколько месяцев, прежде чем допустить к оперативной работе. И мне сразу объяснили, что я буду офицером и работать «под прикрытием». Я думала, что подобные шпионские страсти бывают только в кино. Или в старых шпионских романах времен «холодной войны». Но оказывается, что и в наше время практически все спецслужбы иностранных государств используют подобные методы работы. И в этом нет ничего удивительного. У каждой полицейской службы есть многочисленные осведомители и информаторы в среде криминального мира. И большинство преступлений во всем мире раскрывается не с помощью дедуктивных методов местных сыщиков, а именно с помощью криминальной агентуры. Разумеется, и другие спецслужбы, особенно разведка и контрразведка, обязаны иметь своих информаторов. Только несколько в другой среде. И среди тех, кто поставляет информацию, бывают и профессиональные офицеры, сотрудники спецслужб, внедренные в различные структуры. Иногда на всю жизнь. Не секрет, что среди сотрудников Министерства иностранных дел во всех странах мира бывает достаточное количество представителей других ведомств. Как и среди журналистов, работающих за рубежом, или военных атташе, которые не скрывают, что собирают информацию, в том числе и для военной разведки.
Кафаров познакомил меня с каждым членом нашей группы. Самир Бехбудов был тогда еще майором. Такой солидный, уверенный в себе усач, с уже наметившимся животиком. У него был живой, непосредственный характер. Люда Борисенко была тогда такой милой, очень худощавой блондинкой. Шамиля Тушиева я знала еще до того, как нас познакомил Кафаров. Я любила ходить в филармонию, особенно на концерты классической музыки. Шамиль неизменно присутствовал в филармонии на всех концертах. Он был просто обязательным атрибутом любого концерта, как привычный рояль в углу. Пятым членом группы был капитан Гариб Мамедов. Он показался мне неразговорчивым и не очень приветливым человеком. Позже я узнала, что еще в начале девяностых он был серьезно ранен и получил тяжелую контузию. Кафаров взял его в группу условно, но Ахмедов доказал, что является достаточно полезным сотрудником, несмотря на свое ранение.
Но он проработал с нами совсем недолго. Уже через несколько месяцев его командировали в Нахичеванскую республику, где он получил назначение в военную контрразведку. Наверное, ему было достаточно сложно работать с нами, и было принято решение о таком переводе. Вместо него к нам в группу пришел старший лейтенант Ариф Салимов, с которым меня тоже познакомил Кафаров. Салимов почти сразу получил капитана и стал моим негласным наставником. Сейчас я думаю, что полковник Кафаров уже тогда просчитал варианты и решил, что именно встреча двух молодых холостых людей, какими мы были вместе с Арифом, поможет нам не только стать хорошими коллегами, но и настоящими друзьями.
Я получила звание лейтенанта, и Ариф начал учить меня некоторым нюансам нашей работы. Должна сказать, что он мне сразу понравился. Высокий, симпатичный, гладко выбритый, всегда аккуратно постриженный. Конечно, я и подумать не могла, что у нас могут быть какие-то отношения, но я сразу поняла, что этот молодой капитан мне просто нравится.
Потом у меня были командировки в разные страны, о которых не принято рассказывать. А примерно через три года мне разрешили отправиться в первую туристическую поездку в Италию. Заодно попросили передать и небольшой пакет в наше посольство. Пакет я передала и с удовольствием осталась в Риме на несколько дней. Такие своеобразные «римские каникулы». Помните этот знаменитый фильм? Он всегда мне очень нравился. Причем оба героя по-своему. Грегори Пек, по-моему, воплотил просто идеал мужчины. Выдержанный, умный, тонкий, интеллигентный. Как идеально он себя повел, встретив на улице молодую, хорошо одетую женщину, которая цитировала классиков. Другой бы просто прошел мимо. А он привез ее к себе и даже не подумал приставать к такой красотке. Вы много встречали в жизни таких мужчин? А потом он не разрешит публиковать фотоснимки, которые могли сделать его богатым, и откажется от сенсационного репортажа ради спокойствия молодой женщины, с которой он больше никогда в жизни не увидится. Честное слово, если бы наши мужчины хотя бы иногда вспоминали о таком примере.