– А если синтезировать репликант?
– Мы пытались. Не установлен механизм митохондриального рассеивания. Уйдет еще несколько месяцев – возможно, впустую.
– А тысячи госпиталей тем временем станут… – Халли задумалась, подыскивая подходящее слово, – лагерями смерти.
Она глубоко вздохнула, откинулась на спинку кресла, потерла глаза. Почти восемнадцать часов без сна, изнурительное возвращение из пещеры… Ей хотелось переодеться, поесть горячего, принять душ и лечь спать. Но другим куда хуже, чем ей… Сон подождет.
– Деваться некуда. Нужно снова ехать в Куэва-де-Луз. – Халли пристально посмотрела на Барнарда.
– Не представляешь, как я ждал от тебя этих слов.
Да, она произнесла эти слова, и самой стало страшно. Куэва-де-Луз – суперпещера глубиной в тысячи футов, протяженностью в многие мили, затерянная в лесистых горах на юге Мексики, полная невероятных и экзотических опасностей. «Путешествие к центру Земли», только наяву и гораздо страшнее.
– Теперь будет не так легко, как в прошлый раз, – мрачно произнес Барнард.
Халли в изумлении открыла рот.
– Легко?! Дон, это был кошмар! Я уже не надеялась, что хоть кому-то из нас удастся выбраться. Двое остались там, если помнишь.
– Знаю, та экспедиция была ужасной. Но сейчас есть дополнительные трудности.
– Например?
Лэйтроп взглянул на свои супертонкие золотые часы.
– Доктор Лиланд, мы введем вас в курс дела позже. Теперь же нам…
Халли пропустила мимо ушей эти слова и обратилась к Барнарду:
– Чтобы собрать команду, уйдет как минимум неделя.
Впервые за все время Лэйтроп улыбнулся:
– Уже собрали!
– Как? Где? Когда мы с ними встретимся?
– Прямо сейчас. Вы приехали последняя. Остальные ждут внизу.
Уже после девяти вечера они спустились вчетвером в лифте на подземный этаж 1 – первый из четырех засекреченных уровней в УПРБ. Лифт остановился. Барнард ввел на консоли буквенно-цифровой код, и они попали в камеру биопроверки с серыми стенами и бактерицидными ультрафиолетовыми лампами. Дверь за ними закрылась, с мягким шипением сработала герметизация. Послышались стрекотание и щелчки: встроенные датчики и анализаторы просканировали посетителей на наличие патогенных микроорганизмов, взрывчатых веществ, биологического материала. Вскоре на дальней стене камеры загорелись зеленые индикаторы, внутренняя дверь раздвинулась.
Ограничение доступа был принципиально важным, и Халли хорошо знала, почему. В январе 1989 года в исследовательском центре в Вашингтоне, на границе со штатом Мэриленд, вырвались из клеток инфицированные заирским штаммом вируса Эбола шимпанзе и заразили сотни своих сородичей. В скором времени весь комплекс превратился в питательную среду вируса. Животные стали неуправляемыми, свирепели в клетках, рвались на свободу.
Халли, хоть и не постоянно работала с шимпанзе, знала, что они в восемь раз сильнее человека и способны в десять секунд разорвать зубами лицо. В случае побега хотя бы одного из животных пандемия геморрагической лихорадки с показателем смертности девяносто процентов в отсутствие какого-либо известного лекарства за две недели полностью погубила бы население Вашингтона. Вся конституционная система государства была бы стерта, как мел с доски. Не осталось бы ни исполнительной, ни законодательной ветвей власти, ни военного командования. Вашингтон превратился бы в котел смерти.
Катастрофу предотвратили благодаря работе отважных людей и чистому везению, на которое человечество не вправе было рассчитывать. Однако «обезьянья история», как с тех пор стали называть тот случай, имела далеко идущие последствия. ЦКЗ ввел строжайшие меры безопасности, чтобы подобное не повторялось. Теперь патогенные организмы могли уничтожить массу сотрудников УПРБ, но никогда не вышли бы на других реципиентов. Жизнь персонала – такую цену готово было заплатить УПРБ за локализацию инфекций.
Посетители вышли в длинный, залитый ультрафиолетовым светом коридор с кремовыми стенами и желто-коричневым полом. Хотя этаж был в основном административным, здесь также велись некоторые исследовательские работы: в воздухе витали запахи спирта, формальдегида и дезинфицирующих веществ, ходили люди в белых халатах и в строгих костюмах; некоторые толкали перед собой тележки, другие переговаривались через беспроводную гарнитуру. Обстановка как в любом государственном учреждении, если не считать того, что почти в десять вечера никакого затишья здесь не наблюдалось – кругом кипела работа.
– Как тебе удалось добиться, чтобы меня сюда пустили? – Халли была немного удивлена: до чего приятно вновь оказаться там, где занимаются важным – и опасным – научным трудом!
– Благодаря высокопоставленным друзьям.
– После всего, что произошло?
– Тогда я не смог остановить процесс. – Каждый раз, когда дело касалось этой темы, Барнард со злостью выдавливал слова. – В нынешней ситуации убедить их оказалось куда проще.
– Значит, ты опять рисковал из-за меня своим положением?
– Для него не найти лучшего применения, Халли.
– Это точно. – Лу Кейси ободряюще похлопал ее по плечу.
Через не помеченную опознавательными знаками дверь они вошли в скромно обставленную приемную, где находилась еще одна дверь, охраняемая сержантом спецназа армии США в форме с иголочки и зеленом берете, с пистолетом-пулеметом «Хеклер и Кох».
Барнард, громко и четко проговаривая слоги, произнес свое имя, на панели перед сержантом загорелся зеленый индикатор.
– Добрый вечер. Мэм, господа. – Сержант кивнул каждому по очереди. – Пожалуйста, входите.
Через внутреннюю дверь они попали в прямоугольный конференц-зал. Белый потолок, бежевый ковер, большие мониторы с плоскими экранами на стенах небесно-голубого цвета. На длинном столе красного дерева – графины с водой, соком, кофе, тарелки с сэндвичами и печеньем. За столом – четверо мужчин, среди которых ее бывший коллега Элберт Канер.
– Халли! – Он вскочил, обошел стол и крепко обнял ее.
– Эл! Как я рада тебя видеть! – Она похлопала его по спине.
– Здорово, что ты здесь.
Они стояли и улыбались друг другу. Канер ничуть не изменился. Хотя, пожалуй, добавилось немного седины в редеющих волосах да круги под глазами стали темнее. В остальном – все тот же Эл в мятой синей рубашке с непослушным воротничком и тонким, вышедшим из моды лет десять назад галстуком. Он потрепал ее по плечу и вернулся на свое место.
Халли села на свободный стул и налила себе кофе. Дон Барнард стоял, прислонившись к стене.
Слово взял Лэйтроп:
– Знаю, что все вы проделали большой путь и, должно быть, устали. Поэтому позвольте мне сразу перейти к делу и кое-что пояснить. Меня зовут Дэвид Лэйтроп. Официально я работаю на ЦРУ, однако в данном случае непосредственно подчиняюсь министру внутренней безопасности Хантеру Мейсону. А он – непосредственно президенту. Оба они в курсе, что мы сейчас здесь.
Лэйтроп представил Барнарда и Кейси, затем вновь обратился к сидящим за столом:
– Спасибо каждому из вас за отклик на нашу просьбу, которая могла показаться, мягко говоря, странной. Мы безмерно вам признательны.
Халли обвела взглядом троих не знакомых ей мужчин. Мысленно она назвала их Светлый, Темный и Большой.
– Продолжим знакомство. – Лэйтроп сделал жест, указав на Светлого. – Доктор Хейт, врач из Теннесси. Специализируется на медицине катастроф. Опытный альпинист, спелеолог и водолаз.
Халли его лицо с самого начала показалось знакомым, и сейчас она поняла, почему.
– Вы Рон Хейт! В прошлом году ваша фотография была на обложке «Нэшнл джеографик». В статье вас еще называли «спасателем спелеологов»…
– Ну да. – Хейт, опустив глаза, усмехнулся и потряс головой.
– Доктор Хейт заслуженно носит звание спасателя, – вставил Лэйтроп.
– Прошу, зовите меня Рон. – Хейт явно ощущал неловкость от столь пристального внимания к своей персоне, чем расположил к себе Халли.
– Вы были весь грязный, в шлеме и маске. Я вас не сразу узнала.
– Да, трудно поверить, что такую мерзкую физиономию поместили на обложке шикарного журнала, – произнес Хейт с сильным южным акцентом, мягко и медленно проговаривая слова.
По мнению Халли, физиономия была что надо. Волосы, почти такие же светлые, как ее собственные, Хейт завязал в конский хвост. Брови высокие, темные – что для блондинов редкость, – вразлет, как вопросительные знаки в конце предложения, придавали его лицу выражение постоянного приятного удивления. Скуластое, открытое лицо. Рост невысокий, но телосложение человека, всерьез занимающегося альпинизмом: сплошные мускулы и процентов пять жировой ткани. Возраст – около тридцати.
– Для меня честь познакомиться с вами, доктор Хейт. То есть Рон, – сказала Халли. – Однажды вы спасли моих друзей.
Как истинный южанин, Хейт кивнул церемонно и элегантно, словно принцессе.
Лэйтроп повернулся к Темному.
– Доктор Рафаэль Аргуэльо, специалист в области палеоантропологии из университета Нью-Мексико, член индейского племени куикатеков из Оахаки, Мексика. Он говорит на нескольких языках, в частности – и это самое главное – на языке куикатек.
Аргуэльо – на вид лет на тридцать старше Хейта, – человек с высокими скулами, смуглой кожей, черными глазами и аккуратно подстриженными блестящими черными волосами. Небритые, словно запачканные углем, щеки. Помятый костюм и белая рубашка без галстука – профессора явно доставили сюда из Нью-Мексико на не ведомых ему доселе «крыльях власти».
– Доктор Аргуэльо занимался принципиально новым исследованием индейских шаманских практик. Лично прошел шаманскую подготовку и ритуал инициации. Служил экспертом по культурным связям в вооруженных силах Мексики. В качестве специалиста по палеоантропологии исследовал множество труднодоступных пещер.
– Признаюсь, мне чрезвычайно приятно со всеми познакомиться, – произнес Аргуэльо со странным акцентом, не испанским и не английским, а больше похожим на выговор команчей – их речь Халли слышала в Нью-Мексико, когда ездила туда со Стивеном Редхорсом.
Наконец, Лэйтроп приветствовал кивком Большого:
– Доктор Уил Боуман, состоит на государственной службе. Обладает всеми необходимыми навыками в подводном плавании, альпинизме, спелеологии. Плюс… э-э… опыт работы в органах безопасности.
Боуман в джинсах, кроссовках и поношенной красной футболке сидел прямо напротив Халли. Гора мускулов, под два метра ростом. Лицо – сплошные выступы и углы: огромные скулы, выдающийся подбородок, большой, искривленный неоднократными переломами нос. Соломенного цвета волосы подстрижены ежиком, одна из бровей рассечена шрамом на две части. Пронзительный взгляд немигающих глаз цвета синего льда. Тело атлета и лицо воина. Не красивое, но и в ресторане или на улице оно не ускользнуло бы от ее внимания. Возраст не так очевиден, как у остальных. Лет, наверное, под сорок.
Очередь дошла до Халли.
– Доктор Халли Лиланд, – представил ее Лэйтроп. – Получила степень бакалавра наук в области микробиологии в Джорджтаунском университете и доктора наук в университете Джонса Хопкинса. Специализируется на исследовании экстремофилов. Опытный альпинист, мастер подводного плавания. Исследовала множество пещер.
– Есть что-нибудь, чего вы не умеете? – Боуман смотрел на нее, подняв брови.
– Мыть посуду и стирать.
В глазах Уила мелькнуло нечто похожее на удивление.
Хейт громко рассмеялся, Канер хмыкнул, а Аргуэльо не издал ни звука. Глаза Боумана вновь стали непроницаемыми. Этого лучше не злить, подумала Халли.
9
Продолжить Лэйтроп не успел – в его кармане зазвонил мобильник. Он достал трубку, отвернулся.
– Да, сэр. Так точно, сэр. Понимаю. Да, сэр. Немедленно, сэр. – Закончив разговор, он вновь посмотрел на собравшихся. – Прошу прощения. Мой босс. – Зацепился большими пальцами за карманы жилета и вздохнул. – Доктора Канера я уже вам представлял, а с доктором Лиланд они знакомы. Перейдем к делу. О том, зачем вас сюда вызвали, вам кое-что известно, но не всё.
Лэйтроп изложил предысторию, которую Халли уже слышала от Барнарда. Не забыл упомянуть и комментарий президента о Перл-Харборе.
– Короче говоря, нам необходимо уничтожить этих микробов прежде, чем они уничтожат наши войска. Какими бы ни были ваши политические убеждения, представьте Соединенные Штаты без вооруженных сил. На свежатинку сбегутся твари со всего мира. «Аль-Каида» будет здесь уже через месяц, за ними – «Талибан»…
Это касается не только нас, думала Халли. Новая концепция «домино». Следом за Америкой попа́дают все остальные. Хлоп-хлоп-хлоп… Мир, где мужчины отрубают женщине голову за то, что та обнажила лодыжку.
– Что касается вас. Вы отобраны из сотен тысяч претендентов, включенных в базу данных, по следующим параметрам: возможность допуска к секретной информации, физическая подготовка и состояние здоровья, владение рядом особых навыков. Ну, и еще кое-что. Думайте о себе как о единственном ключе к очень сложному замку. – Он замолчал, посмотрел на Барнарда. – У меня всё. Дон?
Барнард отошел от стены, на которую опирался.
– Давайте кое-что вспомним. В прошлом СМИ уже употребляли термин «супермикробы», однако преждевременно. Те бактерии, хоть и с приобретенной резистентностью, были нам известны. АКБ – вот самый настоящий супермикроб. Совершенно новый вид. По всей вероятности, появился вследствие антигенного сдвига. За большинство эволюционных изменений отвечает антигенный дрейф, но этот процесс занимает целую вечность. Антигенный же сдвиг может произойти в считаные недели или дни. Или даже секунды, на микроскопическом уровне. Вирусы и бактерии обладают к этому исключительными способностями. Антигенный сдвиг вызвал пандемии гриппа в тысяча девятьсот восемнадцатом, пятьдесят седьмом и шестьдесят восьмом годах. Мы все знали, что он снова произойдет. Не знали только, когда. Чтобы уничтожить супербактерию, необходим суперантибиотик. В моем подразделении УПРБ над этим работают в лаборатории доктора Канера. Он сам вам расскажет. Эл?
Канер передернулся, провел рукой по редеющим волосам.
– Я… э-э… может, пусть объяснит Халли… то есть доктор Лиланд. Изначально это ее работа, а я… э-э… просто…
В отчаянии он смотрел на Халли. Та взглянула на Барнарда:
– Можно?
– Пожалуйста, Халли.
Отхлебнув крепкого кофе, она начала:
– Два года назад я была в экспедиции в пещере Куэва-де-Луз на юге Мексики. Это одна из самых глубоких пещер на земле. Может, и не самая глубокая; точно никто не знает… Группа состояла из двух гидрогеологов, палеонтолога и меня. На глубине пяти тысяч футов и расстоянии четырех миль я обнаружила уникального экстремофила.
– Куэва-де-Луз означает «пещера света», – заметил Хейт. – Почему она так называется? Никогда не видел света в пещерах.
– Не знаю. – Халли пожала плечами. – Возможно, доктор Аргуэльо в курсе.
Аргуэльо ответил не сразу. Казалось, он испытывал неловкость от прикованных к нему взглядов и уже открыл было рот, но вдруг отмахнулся:
– Точно не известно.
Знает больше, чем говорит, мелькнуло в голове у Халли.
– Доктор Лиланд… – Лэйтроп хотел вернуть разговор в заданное русло, однако Аргуэльо еще не закончил:
– Погодите. Я не понимаю этот термин – «экстремофил».
– Организмы, которые выживают в невероятных условиях, – пояснила Халли. – В геотермальных отверстиях в океане на глубине двадцати пяти тысяч футов, на арктических свалках, в кислотных озерах. И в пещерах. Некоторые тысячелетиями существуют в абсолютной темноте. Найденный мной экстремофил напоминал заплесневелый творог. Мы называли его «лунное молоко». Биолюминесцентный, как некоторые членистоногие. В результате испытаний обнаружились прежде неизвестные геномы. Однажды я случайно уронила часть биомассы на лоток с чашками Петри, в которых мы выращивали МЛТУБ – колонии туберкулезных бактерий с множественной лекарственной устойчивостью. Биозащитные костюмы ведь не способствуют тонкой моторике. Ничего не поделаешь, подумали мы. Посмотрим, что из этого выйдет. Изначально культура напоминала засохшие куски красно-зеленой рвотной массы. Через шесть часов некоторые участки побелели. А через трое суток чашки стали совсем белыми. МЛТУБ были полностью уничтожены. Можно десять жизней провести в лаборатории и никогда такого не увидеть. Должна признаться, я едва не упала в обморок. Материал явно из домена архей, но раньше ничего подобного нам не встречалось. Мы опробовали его на других лекарственно-устойчивых формах. Результат тот же.
– Так почему нам не дать этот… это лунное молоко солдатам немедленно? – с искренним недоумением спросил Аргуэльо.
– Потому что, – отозвался Боуман, – нельзя дать человеку биомассу в сыром состоянии. Это все равно что пичкать плесенью, из которой делают пенициллин. – Говорил он мягко, но в голосе едва уловимо звучали ноты то ли шутки, то ли угрозы. – К тому же биомасса кончится еще до того, как ее научатся воспроизводить.
Так откуда он знает? Халли присмотрелась внимательнее. Когда он в ответ не мигая уставился ей прямо в глаза, она физически ощутила легкую резь в животе.
– Почему не послать туда войска, чтобы добыть еще биомассы? – произнес Хейт, переводя вопросительный взгляд с Барнарда на Лэйтропа, затем на Кейси.
Впервые за все время холеный Лэйтроп смутился.