Может быть, это и есть то, что телевизор Пальцев называет «властью толпы»? Количество сметает запреты, уничтожает условности, забывает об уважении к чужим жизням.
5-й приказывает отступить, но все понимают, что уже слишком поздно.
103-й смотрит на приближающееся смертоносное облако.
Их миллиарды, и через несколько секунд они ударятся о землю. Тринадцать бел-о-канцев поднимают усики, заинтересованные и оробевшие.
Темная туча кружит в небе, словно хочет сначала поразить страхом всех, кто трепещет внизу. Воздушные потоки сворачивают массу в воронку, подобную ленте Мебиуса. Некоторые из разведчиков надеются, сами в это не веря, что они ошиблись, и перед ними всего-навсего облако пыли, просто очень крупной.
Темная туча вытягивается и выписывает в небе тайные знаки, предвещающие гибель.
Внизу все застыли. Все ждут. Прежде всего необычного решения от 103-го, столь богатого опытом.
У 103-го нет решения. Он проверяет запас муравьиной кислоты в брюшке и думает, сколько саранчи он поразит этим количеством.
Облако, клубясь водоворотом, медленно снижается. Все яснее слышен треск мириад жадных мандибул. Травы пригибаются, они инстинктивно понимают, что прожорливая саранча несет им смерть.
103-й замечает, что небо продолжает темнеть. Тринадцать муравьев образуют кружок, брюшки их нацелены и готовы стрелять.
Так и есть, подобно разведчикам-парашютистам огромной летучей армии, первые особи приземляются с неловкими прыжками. Но быстро утверждаются на лапках и начинают пожирать все, что видят вокруг.
Они едят и совокупляются.
Как только самка слетает вниз, самец прыгает на нее, чтобы совокупиться. Едва совокупление заканчивается, самка начинают нести яйца в землю с изумляющим и страшным обилием. Мощное оружие саранчи – ее способность к массовому распространению яиц.
Посильнее муравьиной кислоты и страшнее розовых кончиков Пальцев половые органы саранчи!
48. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА: шестимесячный зародыш с оформившимися членами уже человек? Если да, то человек ли трехмесячный зародыш? А едва оплодотворенная яйцеклетка – человек? Больной в коме, не приходивший в сознание шесть лет, с бьющимся сердцем и дышащими легкими, еще человек?
Человеческий мозг, живым помещенный в питательную среду, еще человек?
Компьютер, способный воспроизвести все механизмы человеческого мышления, достоин называться человеческим существом?
Робот, внешне подобный человеку и снабженный мозгом, подобным человеческому, человеческое существо?
Человеческий клон, сфабрикованный генетическими манипуляциями для пополнения запасов органов, надобность в которых может испытать его брат-близнец, человеческое существо?
Ничто не очевидно. В античные времена и вплоть до средних веков женщины, иностранцы и рабы не считались человеческими существами. Обычно только законодатели могут определить, кто является, а кто не является человеческим существом. Ему в помощь надо бы дать биологов, философов, программистов, генетиков, церковников, поэтов, физиков. Потому что, честно говоря, понятие «человеческое существо» определить становится все труднее и труднее.
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том III.49. ПЕРЕХОД К РОКУ
Перед большой тяжелой дубовой дверью заднего входа в лицей Жюли сняла рюкзак. Она достала приготовленный ею «коктейль Молотова». Пощелкала зажигалкой, но вместо пламени разлетелись только искры: кремень стерся. Жюли долго рылась в рюкзаке и наконец нашла спички. Теперь ничего не мешало ей разбить свой «коктейль Молотова» о дверь. Она зажгла спичку и посмотрела на маленький оранжевый огонек, с которого все и начнется.
– Ой, ты пришла, Жюли?
Она машинально спрятала зажигательную бомбу. Кто еще опять не дает ей спокойно все поджечь? Она обернулась. Снова Давид.
– В конце концов ты все-таки решилась прийти послушать нашу музыку? – таинственно спросил он.
К ним подходил заподозривший что-то сторож.
– Точно, – ответила она, засовывая бутылку в рюкзак поглубже.
– Тогда иди за мной.
Давид проводил Жюли в маленький зал под кафетерием, где «Семь Гномов» занимались своими делами. Кое-кто уже настраивал инструменты.
– Гм, к нам посетитель... – произнесла Франсина. Помещение было маленьким. В него едва влезла сцена, уставленная музыкальными инструментами. Стены были увешаны фотографиями группы, выступающей на днях рождения и на танцах.
Жи-вунг закрыл дверь, чтобы их никто не беспокоил.
– Мы боялись, что ты не придешь, – лукаво сказал Нарцисс Жюли.
– Я только хочу посмотреть, как вы играете, и все.
– Нечего тебе здесь делать. Нам туристы не нужны! – воскликнула Зое. – Мы – рок-группа, либо ты с нами играешь, либо уходишь.
То, что ее отвергали, вызвало в девушке со светло-серыми глазами желание остаться.
– Вам повезло, что вы нашли себе в лицее такой уголок, – вздохнула она.
– Нам где-то надо репетировать, – объяснил ей Давид. – И директор на этот раз действительно помог.
– Просто хотел показать, что в его лицее развивается культура, – добавил Поль.
– В классе думают, что вы отделиться от всех хотите, – сказала Жюли.
– Да мы знаем, – сказала Франсина. – Нас это не колышет. Чтобы жить счастливо, надо жить скрытно.
Зое подняла голову.
– Ты не поняла? – настойчиво сказала она. – Мы репетируем и хотим остаться одни. Тебе нечего здесь делать.
Жюли не сдвинулась с места. Жи-вунг миролюбиво вмешался.
– Ты на каком-нибудь инструменте играть умеешь? – спросил он.
– Нет. Но я училась пению.
– И что ты поешь?
– У меня сопрано. Я в основном пою арии из Перселла, Равеля, Шуберта, Форе, Сатье... А вы какую музыку играете?
– Рок.
– Просто рок ничего не значит. Какой рок? Поль заговорил:
– Мы восходим к «Genesis» начального периода, альбом «Nursery Crime», «Foxtrot», «The Lamb Lies Down On Broadway», вплоть до «A Trick of Tail»... Весь «Yes», особенно альбомы «Close to the Edge», «Tormato»... весь «Pink Floyd», в основном «Animals», «I Wish You Here», «The Wall».
Жюли кивнула головой, что поняла.
– Ах, вот что! Очень старый прогрессивный запыленный рок семидесятых!
Замечание ее никому не понравилась. Видимо, это была их любимая музыка. Давид выручил ее:
– Ты говоришь, пению училась. Может, попробуешь с нами спеть?
Жюли тряхнула темными волосами.
– Нет, спасибо. У меня с голосом проблемы. Была операция на связках, и врач посоветовал больше их не напрягать.
Она оглядела каждого из присутствующих. На самом деле Жюли очень хотелось спеть с ними, и они это поняли, но она так привыкла всегда говорить «нет», что инстинктивно теперь отвергала все предложения.
– Если ты не хочешь петь, мы тебя не задерживаем, – повторила Зое.
Давид не дал спору разгореться.
– Можно начать со старого блюза. Блюз, он же посередине между классической музыкой и прогрессивным роком. Импровизируй как хочешь, со словами. И голос не надо напрягать. Просто напевай.
Все, кроме скептически настроенной Зое, поддержали его.
Жи-вунг показал ей микрофон в центре сцены.
– Не беспокойся, – сказала Франсина. – У нас тоже классическое образование. У меня пять лет пианино, но мой учитель был таким консерватором, что мне быстро захотелось заняться джазом, а потом и роком, только чтобы ему досадить.
Все заняли свои места. Поль подошел к столу со звуковой аппаратурой и стал настраивать потенциометры.
Жи-вунг начал с двухтактовых ударов. Зое поддержала его повторяющимися и нетерпеливыми басами. Нарцисс задал обычные блюзовые аккорды: восемь ми, четыре ля, снова четыре ми, два си, два ля, два ми. Давид повторил арпеджио на электрической арфе, а Франсина – на синтезаторе. Музыкальный фон был готов. Не хватало только голоса.
Жюли медленно взяла микрофон. На мгновение время, казалось, остановилось, потом губы ее разомкнулись, подбородок расслабился, рот открылся, и она бросилась в омут.
На джазовый мотив она напела первые пришедшие ей в голову слова.
Сначала голос ее как будто был глуховат; на втором куплете, разогревшись, голосовые связки дали больше мощности. Жюли постепенно заменила все инструменты, а Полю не понадобилось даже трогать пульт аппаратуры. Больше не слышно было ни гитары, ни арфы, ни синтезатора, в маленькой комнате раздавался только голос Жюли на фоне ударных Жи-вунга.
Хрустящей улиткой всех угостиииииите.
Она закрыла глаза и вывела чистую ноту:
Ооооооооооооооо.
Поль попытался подстроить усилитель, но усиливать уже ничего не надо было. Голос вышел за пределы возможностей микрофона.
Жюли умолкла.
– Комната маленькая. Мне аппаратура не нужна. Она пропела ноту, и стены действительно зарезонировали. Жи-вунг и Давид были поражены, Франсина наигрывала фальшивя, Поль, как завороженный, смотрел на стрелки на часах. Голос Жюли занял все пространство, разошелся по комнате, влился в слуховые каналы, как поток свежей воды.
Жюли умолкла.
– Комната маленькая. Мне аппаратура не нужна. Она пропела ноту, и стены действительно зарезонировали. Жи-вунг и Давид были поражены, Франсина наигрывала фальшивя, Поль, как завороженный, смотрел на стрелки на часах. Голос Жюли занял все пространство, разошелся по комнате, влился в слуховые каналы, как поток свежей воды.
Наступило долгое молчание. Франсина первая бросила свою клавиатуру и зааплодировала, к ней присоединились остальные Семь Гномов.
– Это, конечно, не похоже на то, что мы играем обычно, но интересно, – заявил Нарцисс уже серьезно.
– Ты сдала вступительный экзамен, – объявил Давид. – Если хочешь, можешь остаться и вступить в группу.
До этого Жюли регулярно работала только с учителем. Но она очень хотела попробовать себя в группе.
Они повторили эксперимент и вместе грянули более сложный отрывок: «The Great Gig in the sky» «Pink Floyd». Жюли поднимала голос все выше и выше, пускалась в самые невероятные фиоритуры. Она не могла опомниться. Ее голос пробудился. Связки вернулись к ней.
«Здравствуйте, мои голосовые связки», – мысленно поприветствовала она их.
Семь Гномов спросили ее, как она научилась так владеть своим голосом.
– Все дело в технике. Надо много заниматься. У меня был превосходный преподаватель. Он научил меня, как быть полным хозяином своего звукового диапазона. Сажал меня в закрытую темную комнату, и я должна была издавать там звуки так, чтобы можно было определить ее размеры, то есть заполнять ее звучанием, но стараясь сдерживать его перед стенами, чтобы они не резонировали. Он заставлял меня петь то вниз головой, то под водой.
Жюли рассказала о том, что Янкелевич, ее учитель, иногда просил группу учеников попытаться достичь «Эгрегора», или иначе, унисона: все пели одну и ту же ноту до тех пор, пока не начинало казаться, что поет один человек.
Жюли предложила Семерым Гномам повторить опыт. Она вывела ноту, остальные, как могли, подтягивали и ей вторили. Получилось у них в результате не слишком согласно.
– В любом случае, мы тебя принимаем, – подчеркнул Жи-вунг. – Если тебе это по душе, будешь нашей постоянной вокалисткой.
– Но дело в том...
– Хватит кривляться, – шепнула Зое ей на ухо. – А то нам надоест.
– Ну... хорошо. Я согласна.
– Браво! – крикнул Давид.
Все поздравили ее, и каждый член группы был ей представлен.
– Высокий брюнет с узкими глазами за ударными – Жи-вунг. Среди Семи Гномов он, считай, Профессор. Умная голова. Невозмутим даже в самых сложных ситуациях. В случае нужды спрашивай у него совета.
– А ты – главный?
– У нас главного нет! – воскликнул Давид. – У нас самоуправляемая демократия.
– А что это, «самоуправляемая»?
– Каждый делает то, что ему нравится, если это не во вред другим.
Жюли отошла от микрофона и села на маленький табурет.
– И у вас получается?
– Нас сплотила музыка. Когда играешь вместе, приходится подстраиваться друг под друга. Я думаю, что секрет нашего согласия в том, что мы – настоящая рок-группа.
– И потом, нас не так уж много. Нетрудно организовать самоуправляемую демократию для семерых, – заметила Зое.
– Зое – на басах, она у нас Ворчун. Ну, Ворчунья... Плотная коротковолосая девушка, услышав свое прозвище, состроила гримасу.
– Зое сперва ворчит, потом объясняет, – сказал Жи-вунг.
Давид продолжил:
– Поль за пультом, наш Простак. Толстячок. Все время боится попасть впросак и всегда попадает. Все, что рядом лежит и похоже на еду, тянет в рот и пробует. Он считает, что окружающий мир лучше всего познавать языком.
Именуемый Полем насупился.
– Леопольд, флейтист, Скромняга. Говорят, он внук индейского вождя навахо, но так как он голубоглазый блондин, то это не сразу видно.
Лео постарался сохранить бесстрастный вид, свойственный его предкам.
– Он больше всего на свете интересуется домами. Выдастся свободная минута, и уже рисует идеальное жилище.
Представление продолжалось.
– Франсина, орган, это Греза. Она без конца мечтает. Много времени посвящает компьютерным играм, от этого глаза у нее постоянно красные.
Девушка со светлыми подстриженными волосами улыбнулась, зажгла сигарету с марихуаной и выдохнула голубой завиток дыма.
– За электрической гитарой Нарцисс, наш Весельчак. На вид – послушный мальчик, но ты быстро поймешь, что у него вечно наготове шутка или подковырка. Смеется надо всем. Сама видишь, он большой франт, всегда хорошо одет. Кстати, одежду себе шьет сам.
Женственный мальчик подмигнул Жюли и вступил:
– Ну и, наконец, электрическая арфа, Давид. Зовут его Ай-ай. Он вечно в тревоге, возможно, из-за своей болезни костей. Всегда обеспокоен, на грани паранойи, но нам удается его выносить.
– Теперь я понимаю, почему вас называют Семь Гномов, – сказала Жюли.
– Слово «гном» по-гречески значит «знание», – снова заговорил Давид. – Мы предоставляем каждому из нас жить в собственном мире и отлично друг друга дополняем. А ты кто будешь?
Она задумалась:
– Я... Ну, а я – Белоснежка, конечно.
– Для Белоснежки ты темновата, – заметил Нарцисс, кивая на ее черное одеяние.
– Я просто в трауре, – объяснила Жюли. – У меня отец недавно погиб. Он был директором юридической службы Вод и Лесов.
– А если бы не это?
– А если бы не это... я все равно черное ношу, – признала она с вызовом.
– А ты, как Белоснежка в сказке, ждешь принца, который тебя разбудит поцелуем? – спросил Поль.
– Это ты путаешь со Спящей красавицей, – возразила Жюли.
– Опять ты ошибся, Поль, – заметил Нарцисс.
– Как сказать. Во всех сказках есть сонливая девушка, ожидающая того, чтобы ее разбудил обожатель...
– Может, еще споем? – предложила Жюли, начинавшая входить во вкус.
Они выбирали все более трудные вещи. «And You and I», «The Wall» Pink Floyd, наконец «Super's Ready» «Genesis». Последний длился двадцать минут и позволил каждому отличиться в соло.
Жюли так владела теперь своим голосом, что сумела найти интересное исполнение для всех трех вещей, столь различных по стилю.
Наконец они решили расходиться по домам.
– Я с матерью поссорилась и не очень-то хочу сегодня возвращаться под семейный кров. Никто меня на эту ночь не приютит? – спросила Жюли.
– Давид, Зое, Леопольд и Жи-вунг – пансионеры и спят в лицее. Но Франсина, Нарцисс и я, мы – экстерны. Мы тебя по очереди пригласим, если тебе нужно. Сейчас пойдем ко мне, – отозвался Поль. – У нас есть комната для гостей.
Эта мысль не привела Жюли в восторг. Франсина поняла, что ей не хочется идти к мальчику, и позвала Жюли к себе. И на этот раз Жюли согласилась.
50. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
ДВИЖЕНИЕ ГЛАСНЫХ: во многих древних письменностях: египетской, иврите, финикийской, – нет гласных, только согласные. Гласные представляют голос. Если на письме словам дают голос, им дают и больше силы, слова тогда оживают.
Пословица говорит: «Если ты правильно напишешь слово „шкаф“, он свалится тебе на голову».
У китайцев тоже было такое ощущение. Во втором веке нашей эры самый великий художник своего времени, Ву Даоци, был призван императором, который попросил его нарисовать совершенного дракона. Художник нарисовал все, кроме глаз. «Почему ты забыл глаза?» – спросил император. «Потому что, если я нарисую глаза, дракон улетит», – ответил Ву Даоци. Император настоял на своем, художник нарисовал глаза, и, как гласит предание, дракон улетел.
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том III.51. ЭМИССАРЫ ТУЧ
103-й и его товарищи уже долгие минуты из последних сил сражаются с саранчой. Брюшная полость 103-го почти пуста. Старому муравью ничего не остается, как драться мандибулами, а это еще труднее.
Саранча, в общем-то, не дает отпора. Она даже не вступает в бой. Опасность в ее численности, она бесконечно падает с небес зловещими градинами с лапками и ненасытными мандибулами.
И нет конца этому тусклому дождю.
Земля, насколько хватает глаз, покрыта насекомыми, шестью или семью слоями толщиной в одну странствующую саранчу. 103-й запускает мандибулы в это месиво и бьет, бьет и бьет по телам, как молотилка. Неужели он преодолел столько препятствий на своем пути, чтобы спасовать перед существами, которые только и умеют что без конца плодиться?
У Пальцев, вспомнил 103-й, при перенаселении самки глотают гормоны, называемые пилюлями, чтобы уменьшить рождаемость. Вот бы что сделать: накормить агрессоров этими пилюлями до отвала. Что за доблесть смастерить двадцать детей там, где нужен один или двое? Где смысл выведения огромного потомства, когда точно известно, что ни вырастить, ни воспитать его ты не сможешь, что оно будет расти, паразитируя на других?
103-й отказывается подчиниться диктатуре неистовых несушек. Куски саранчи отлетают от него во все стороны. От бесконечной бойни его мандибулы сводит судорогой.